Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены. 1796—1917. Повседневная жизнь Российского императорского двора

Белая башня

В августе 1835 г. мастер Гамбс поставил в правый флигель, в комнаты великого князя Константина Николаевича, диван с двумя ящиками и 12 стульев. Напомним, что великий князь Константин Николаевич с 1833 г. жил в комнатах бельэтажа правого флигеля, за Концертным залом. Там же находились и комнаты наследника. Тогда же в левый флигель для Столовой великих княжон Гамбс поставил 12 стульев плетеных.

В 1835 г. у повзрослевших детей появилась новая забава – телескоп, который для них установили в Белой башне. 17-летний цесаревич записал в дневнике: «В 4 ч. мы пошли обедать к сестрицам и после бегали в горелки и ходили на башню, где устроили телескоп, чтобы смотреть на комету. После чая в залах и чтения в 9 ч. мы с сестрицами отправились на башню смотреть комету, но ничего не видели». Заметим, что в телескоп на звезды смотрела еще Екатерина II. Для его размещения над покоями императрицы, на крыше Фонарика в Зимнем дворце, устроили башенку, которую снесли по распоряжению Николая I в 1826 г.^[146] В феврале 1836 г. на императорскую половину Александровского дворца доставили из Петербурга четыре фарфоровые вазы голубого цвета и чуть позже от столярного мастера Карла Болгагена – диван «в почивальню наследника».

Вид из окна Белой башни

Осень 1836 г. (сентябрь-ноябрь) Николай I с семьей провел в Александровском дворце. Тогда он восстанавливался после перелома ключицы, случившегося во время очередной «командировки» императора по России. В октябре он писал И.Ф. Паскевичу:

«Мне, слава Богу, лучше; прихожу помаленьку в силы; рука еще слаба и с трудом сижу на лошади, ибо левой рукой не могу править, и на рысях плечу чувствительно. Здесь все тихо и смирно; сына занимаю командою малых отрядов на маневрах, и идет порядочно.

Жена моя тебе кланяется; целую ручки княгине, а тебя сердечно обнимаю. Прощай, любезный Иван Федорович, верь искренней неизменной моей дружбе».

Александровский дворец в 1837–1843 гг.

В феврале 1837 г., после почти 10-летнего перерыва, в Александровском дворце на императорской половине вновь были запланированы ремонтные работы. Предполагалось, во-первых, установить новые ватерклозеты и водопровод;^[147] во-вторых, несколько новых печей; в-третьих, провести ремонтные работы в парадных залах.

Императрица Александра Федоровна. Худ. К. Робертсон. 1840–1841 гг.

На работах в парадных залах остановимся подробнее, поскольку ремонт в них, судя по документам, не проводился с 1809 г. В 1837 г. ремонтные работы прошли только в «кумпольной комнате», где установили «бревенчатую перегородку, нижнюю часть глухую, а верхнюю светлую со стеклами». Также заменили двери, выходящие в парк, установив «одну светлую двухстворчатую и три одностворчатых филенчатых». Переделали заново печь, обогревавшую парадный зал, и сложили еще одну дополнительно. Кроме этого, устроили лестницу «из дубового дерева» на второй этаж. Завершающим штрихом в ремонте Полукруглого («кумпольного») зала стала переборка паркета.

В-четвертых, в трех комнатах на императорской половине провели косметический ремонт (стены оклеили новыми обоями); в-пятых, провели частичную перепланировку на императорской половине: «В коридоре, возле гостиной комнаты, дверь пробить и вновь обделать, тут же сделать вновь деревянную бревенчатую перегородку».

Строительная смета, вместе с работой и материалами, составила 15 527 руб.^[148] Любопытно, что деньги на эти работы выделили из статьи, определенной «на содержание Фермы». Видимо, денег не хватало, поэтому, когда начались работы, вместо оклейки обоями трех комнат оклеили только две. При этом, как подчеркивается в документах, для оклейки комнат были использованы вполне «бюджетные» обои Императорской обойной царскосельской фабрики.

Великая княжна Мария Николаевна. Худ. К. Брюллов. 1837 г.

Судя по всему, в ходе ремонта такие отступления от первоначального плана шли постоянно, что может объясняться не только нехваткой средств, но и, прежде всего, постоянным личным вмешательством императора. Например, по завершении ремонтных работ архитекторский помощник Черфолио составил «Реестр комнат в коих произведена вновь живописная и малярная работы». При этом в первоначальной смете ни о каких живописных и малярных работах и речи не было. Реестр довольно любопытен, поскольку наглядно иллюстрирует масштаб ремонтно-косметических работ на императорской половине.

Итак… «в Ванной комнате написаны вновь живопись по потолку и сделан на стене фриз согласно оной, также покрыты стены бирюзовым колером по 3 раза; возле Ванной – в комнате, где помещен бассейн, покрыты: потолок и стены палевым колером и выкрашена белилами на масле за три раза новая перегородка с дверью; в комнате, назначенной для Спальни, расписан потолок согласно поданному мне рисунку; в Гардеробе написана вновь по потолку живопись также устроенном в оной комнате нами расписан соответственно оной потолок; в существующей ныне Спальне – расписан потолок согласно данному мною рисунку; в чуланчике^[149] возле парадной спальни покрыты: потолок и стены колером, выкрашена вновь сделанная перегородка, белилами за три раза, где устроен ватерклозет и в проходной комнате написана по потолку под орнамент живопись».^[150] Кроме этого, живописные и малярные работы затронули также коридор первого этажа левого, императорского флигеля, Большой гардероб, переднюю комнату «на подъезде» и вновь сделанную дубовую лестницу.

В марте 1837 г. мастер Гамбс выполнил крайне ответственный заказ, доставив в опочивальню их величеств двуспальную кровать красного дерева с резьбой.

Большую часть ремонтных работ провели весной 1837 г., до приезда в Александровский дворец детей Николая I. Ольга Николаевна вспоминала, что весной и летом 1837 г. она, Адини и младшие братья оставались в Александровском дворце «под покровительством нашего маленького князя Голицына, этого милого старичка, который никогда не казался нам старым, а также некоей мадам Плещеевой, жившей обычно в Павловске… Постоянно осаждали мы обоих старичков расспросами о наших тетках, сестрах Папа, которые все пятеро были очень хороши собой. Мы рассматривали их портреты, просили рассказать нам об их характерах, манерах, появлении в свет. Сравнивали эти идеальные для нас существа с собой и находили себя очень посредственными в сравнении с ними.

Вообще же эта осень проходила спокойно и для нас была заполнена работой. Анна Алексеевна очень следила за моими науками: предполагалось, что я выйду замуж в шестнадцать лет. Я начала писать маслом. Наш учитель рисования Зауервейд устроил мне в Сашиной башне^[151] ателье, к которому вели сто ступенек. Оттуда можно было наблюдать за облаками и звездами.^[152] Он хотел научить меня быстрой и успешной манере писать. Я принялась за это с восторгом и была вскоре в состоянии с успехом копировать некоторые картины в Эрмитаже».

Весной 1838 г. главный вход в Александровский дворец со стороны колоннады по распоряжению Николая I украсили двумя статуями, отлитыми на Александровском литейном заводе из чугуна.

Первая из фигур – «Русский парень, играющий в бабки» – была выполнена по оригиналу (1836 г.) Н.С. Пименова. Вторая – «Игра в свайку» – выполнена по оригиналу А.В. Логановского (1836 г.).

Подчеркнем, что этот проект также плотно курировался императором, не только внимательно отслеживавшим процесс создания скульптур, но и неоднократно высказывавшим свои рекомендации. Например, в декабре 1836 г. император, через министра Императорского двора, высказал пожелание «обоим художникам вылепить драпировки в виде полотенца, прикрывающие “тайные части тела”, чтобы можно было эти драпировки приставлять и прикреплять к фигурам по надобности»^[153]. Как это («приставлять и прикреплять») должно было происходить, не очень понятно, так же как и когда наступала эта «надобность». Однако распоряжения Николая I не обсуждались, и в мае 1837 г. скульптуры с полотенцами на бедрах показали императору, который и распорядился отлить фигуры из чугуна. Также император лично определил, что фигуры следует установить «без пьедесталов, на постаментах среднего крыльца», что и было исполнено весной 1838 г.

Семья Николая I жила в Александровском дворце осенью в 1837, 1838 и 1839 гг., уезжая в Петербург только в конце ноября. Например, в дневнике А.И. Храповицкого (22 октября 1838 г.) упоминается о театральной постановке в Александровском дворце: «При сем спектакле присутствовала вся императорская фамилия с многочисленным двором. Во время французской пьесы^[154] аплодисментов почти не было, но в продолжение русской государь много аплодировал и смеялся. Потом всем было объявлено высочайшее благоволение».^[155]Но семья императора далеко не всегда собиралась в Александровском дворце в полном составе. Так, в 1838 г. императрица Александра Федоровна много месяцев провела за границей в сопровождении своего нового лечащего врача М.М. Мандта. Кроме этого, старшие дети выросли, и родители были озабочены их судьбой, подбирая мужей Марии и Ольге и невесту наследнику. Поэтому родители часто отправляли «на дачу» только маленьких детей в сопровождении их воспитателей.

Юноша, играющий в бабки

 
Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о колено
Бодро оперся, другой поднял меткую кость.
Вот уж прицелился… прочь! раздайся, народ любопытный,
Врозь расступись; не мешай русской удалой игре.
 

А.С. Пушкин. 1836 г.

Юноша, играющий в свайку

 
Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый,
Строен, легок и могуч, – тешится быстрой игрой!
Вот и товарищ тебе, дискобол! Он достоин, клянуся,
Дружно обнявшись с тобой, после игры отдыхать.
 

А.С. Пушкин. 1836 г.

Когда императрица осенью 1838 г. вернулась из-за границы в Царское Село, в Александровском дворце произошло очень важное событие – в октябре 1838 г. в резиденции состоялась первая официальная встреча герцога Максимилиана Лейхтенбергского с родителями его будущей жены, великой княжны Марии Николаевны. Максимилиан Лейхтенбергский побывал в России еще в 1837 г. и был тепло принят в Зимнем дворце, где и познакомился со старшей дочерью Николая I. 2 июля 1839 г. старшая дочь императора, великая княжна Мария Николаевна, вышла замуж, оставшись при этом в России.

Герцог Максимилиан Лейхтенбергский

Великая княжна Мария Николаевна

Эти приятные семейные хлопоты не прерывали непрерывный процесс наполнения комнат Александровского дворца разными вещами и милыми безделушками. Например, в сентябре 1839 г. в резиденцию, на половину императрицы, доставили целую коллекцию – 32 штуки разных фарфоровых фигур. В их числе – шесть обезьян «стоячих и сидящих, представляющих музыку». Надо сказать, в семье фарфор любили, что вылилось не только в коллекционирование декоративного фарфора, но и в целое направление, связанное с декорированием мебели и интерьеров фарфоровыми вставками.

Осенью 1839 г. повзрослевшая великая княжна Александра Николаевна блестяще проявила свои театральные способности, разыграв старшего брата, который совершенно не узнал юную младшую сестру в образе провинциальной офицерской жены «из Торжка». Воспитатель великого князя Ф.П. Литта описывает этот эпизод следующим образом: «В воскресенье на вечеру у императрицы была первая мистификация. Великая княжна Александра Николаевна вывела себе брови сажей, надела чепчик и палатин императрицы и принимается как М-m Максимович из Торжка. Шутка была для наследника, который совершенно и попался, говорил с ней долго, умирая со смеху над неловкостию и провинциальными манерами Максимовичевой. Он почти испугался, когда Александра Николаевна закрыла себе брови и показалась ему в настоящем виде».

Поскольку импровизация удалась, шутку решили повторить на вечере у императрицы. Великая княжна в роли жены офицера из Торжка, приехавшая в столицу определять своих детей, импровизировала подчеркнуто неловкие манеры и шепелявую речь перед членами царской семьи и придворными. Император, посвященный в секрет, подходил по очереди к разным лицам и рассказывал «о проказах молодости Максимовичевой». Придворные с трудом сдерживали смех, совершенно не подозревая, что их разыгрывают, и удивлялись лишь тому, как может императрица запросто принимать в свое общество такую смешную персону. Когда секрет раскрылся, недоумению и веселью присутствующих не было предела.^[156]

Великий князь Александр Николаевич.

Худ. Ф. Крюгер. 1840 г.

В 1840 г. в семье обозначились перспективы еще одного брака. Предполагалось, что наследник-цесаревич женится на принцессе Максимилиане Вильгельмине Августе Софии Марии Гессенской. Когда состоялась помолвка, Александра Федоровна приказала выгравировать дату «21 апр. 1840» на своем золотом кресте с четырьмя бриллиантами и шпинелью. Позже, когда состоялась помолвка Ольги Николаевны, на кресте появилась еще одна семейная дата «1 июля Ольга 1846». Дата свадьбы наследника и Марии Александровны отложилась на одной из брошей императрицы: «16 апреля 1841». После смерти Александры Федоровны золотой крест и брошь вошли в число коронных бриллиантов.

Отметим, что путь очередной немецкой невесты в Зимний дворец также начался через залы Александровского дворца. Работы по обустройству комнат для гессенской принцессы начались в Александровском дворце в начале августа 1840 г. Работы не предполагали ничего глобального, просто проводился очередной косметический ремонт: перетягивалась новой тканью старая мебель, приобреталось кое-какая новая для комнат принцессы, которые располагались на углу второго этажа левого флигеля (над Большим кабинетом). Весь ремонт обошелся в 23 598 руб. асс., или 6742 руб. сер.

Великая княгиня Мария Александровна. Худ. Кристина Робертсон. Около 1850 г.

В числе прочего, для комнат принцессы купили в английском магазине ковер (1250 руб.); братьям Гамбс выплатили за мебель 10 003 руб.; фортепианному мастеру Вирту – за фортепиано орехового дерева – 2000 руб. асс.; столярному мастеру Болгагену за устройство площадки (возвышения) в углу комнаты «за решеткою с плющем» – 6 руб. 21 коп. Кроме этого, в английском магазине купили новый ковер «для обивки пола в малом Кабинете Государыни Императрицы в Новом дворце» за 358 руб. 41 коп.^[157]

Дармштадская принцесса прибыла в Александровский дворец 3 сентября 1840 г. под проливным дождем, что было сочтено хорошей приметой, поскольку это, по народным верованиям, предполагало богатую жизнь. После нескольких дней отдыха, в сияющий солнечный день 8 сентября, невеста в окружении новых родственников торжественно въехала в Петербург: «Мама, Мари, Адини и я ехали в золотой карете с восемью зеркальными стеклами, все в русских платьях, мы, сестры, в розовом с серебром. От Чесменской богадельни до Зимнего дворца стояли войска, начиная с инвалидов и кончая кадетами у Александровской колонны».

Поскольку предполагалось, что весной 1841 г. молодые супруги выедут на жительство в Царское Село и проведут свой медовый месяц в Александровском дворце, для комнат левого флигеля Александровского дворца закупили очень много мебели. В числе прочего 24 сентября 1840 г. во дворец доставили «шкаф ясеневого дерева с полками»; 8 октября фортепианный мастер Вирт доставил в комнаты невесты еще одно «фортепиано орехового дерева», стоимостью 571 руб., и т. д.

Цесаревич Александр Николаевич и великая княгиня Мария Александровна

5 декабря 1840 г. немецкая принцесса приняла православие с именем Мария Александровна, а 16 апреля 1841 г. в Зимнем дворце состоялась свадьба. После свадьбы планы на медовый месяц поменялись, и родители решили предоставить молодоженам совсем отдельный Зубовский флигель Екатерининского дворца, где Александр Николаевич и Мария Александровна прожили всю свою последующую «царскосельскую жизнь». В результате весной 1841 г. в Екатерининском дворце Царского Села обосновались две молодые семьи: семья наследника и семья Лейхтенбергских.

Великая княгиня Мария Николаевна и герцог Максимилиан Лейхтенбергский

О том, как прошло это лето, наследник писал в сентябре 1841 г. своему другу, будущему министру Императорского двора А.В. Адлербергу: «С тех пор что мы в Царском Селе, мы ведем жизнь довольно однообразную, сначала нас забавляли скачки… Первая наша скачка очень хорошо удалась, а на последней бедный наш Барятинский, скакавший через барьер с Теттенборном, с своей рыжей лошадью; она осталась на месте, а его подняли без чувств, тут же кровь пустили и мы за него очень боялись, ибо он ударился со всего размаха головой, т. е. левым виском. меня лошадь лягнула в правую ляжку, так сильно, что должны были пиявки поставить, и я теперь еще чувствую последствия; к счастию это попало в мягкое, а не в колено.

Пешие и конные офицеры лейб-гвардии Гусарского полка на плузе Александровского дворца. Худ. К. Пиратский. 1868 г.

Вчера по случаю рождения Кости был детский бал; 30 числа был спектакль в театре; 31… бал, равно и 6 сентября… Кавалергардов привезли сюда по железной дороге и церковный парад происходил на плузе перед Александровским дворцом».^[158] Можно предположить, что детский бал для Константина Николаевича был проведен в Концертном зале Александровского дворца, поблизости от его комнат.

Максимилиан Лейхтенбергский с супругой, великой княгиней Марией Николаевной, поселился в покоях, которые в 1796 г. занимала императрица Мария Федоровна. В этих покоях, где когда-то родился Николай I, у молодых в октябре 1840 г. родилась первая дочка. Конечно, молодые пары регулярно посещали Александровский дворец, где жили Николай I и Александра Федоровна.

Бильярдная зала. Худ. Л.О. Премацци. 1854 г.

Поскольку молодые семьи обустроились в Екатерининском дворце, в Александровском дворце в 1841 г. больших изменений не произошло, за исключением того, что для Бильярдной залы купили два длинных кия и для «покрывания цветов в кабинете императрицы покрывало стеклянное большое». Видимо, тогда же, в 1841 г., у двери Бильярдной залы появились парные портреты, хорошо видные на акварели Л.О. Премацци. С одной стороны – портрет Александры Федоровны, с другой – английской королевы Виктории. Появление портрета английской королевы – след мимолетной взаимной симпатии наследника и Виктории, возникшей во время визита Александра Николаевича в Англию в 1839 г. Тогда флигель-адъютант наследника князь В.А. Долгорукий от его имени заказал целых три картины, «изображающие коронование Ея Величества Королевы Виктории» художнику Бакстеру.^[159] К 1841 г. эта романтическая история забылась, да и наследник уже был женат, но из Англии напомнили, что российский наследник должен за заказанные картины 36 фунтов 7 шиллингов и 6 пенсов (около 900 руб.).^[160] Сам наследник, когда ему в ноябре 1841 г. доложили об этой истории, «отозвался запамятованием сего дела». Тем не менее картины выкупили и одну из них поместили у двери в Бильярдной зале. Рядом, видимо, по «смысловой» симметрии, разместили портрет Александры Федоровны.

Общество императора Николая I за игрой в карты в Бильярдной зале. Худ. А.Ф. Чернышев. 1848 г.

Главным событием в 1842 г. в жизни Александровского дворца стала рыцарская карусель, устроенная на плацу перед резиденцией, в честь серебряной свадьбы Николая I и Александры Федоровны. Великая княгиня Ольга Николаевна, описывая события 1842 г., вспоминала: «Начались приготовления к серебряной свадьбе наших Родителей. Уже в июне прибыли дядя Вильгельм Прусский, кузен Генрих Нидерландский и наша горячо любимая тетя Луиза со своим мужем. Они все жили в недавно выстроенных готических домах, которые были расположены между Летним дворцом и Большим дворцом и которые назывались Готическими. Приехали еще герцоги Евгений и Адам Вюртембергские, друзья юности Папа, а также эрцгерцог Карл Фердинанд. Наконец накануне 13 июля орудия Кронштадта возвестили прибытие короля Фридриха Вильгельма IV, визит которого ожидался, но не было уверенности в том, что он состоится». Все эти европейские родственники должны были увидеть галантное зрелище рыцарской карусели.

Так называемые рыцарские карусели устраивались при российском Императорском дворе еще при Екатерине II, в частности и на Дворцовом лугу у Зимнего дворца. Это аристократическое развлечение, связанное с постановкой «танцев на лошадях», требовало тщательной подготовки и высокой квалификации участников.

От всадников требовались безупречная техника выездки и умение естественно чувствовать себя в средневековых костюмах. Отметим, что ни при Павле I, ни при Александре I рыцарские карусели не устраивались, отчасти и потому, что их семейные обстоятельства были далеки от воплощения культа прекрасной дамы.

В отличие от отца и старшего брата, Николай I всячески поддерживал дома культ своей прекрасной дамы – императрицы Александры Федоровны. Поэтому он счел возможным и необходимым организовать несколько рыцарских каруселей. Например, такие карусели были проведены 9 и 12 апреля 1834 г. и 18 марта 1835 г. в Петербурге в Манеже гвардейской Берейторской школы. В первом случае участвовало 19 конных пар во главе с императором и императрицей. Среди мужчин значатся юный наследник Александр Николаевич, великий князь Михаил Павлович, принц Ольденбургский, шеф III Отделения – А.Х. Бенкендорф.^[161] Здесь же встречаются фамилии фрейлин Е. Тизенгаузен и А.П. Фредерикс. Во втором случае приняли участие 17 конных пар. Участники были почти те же, но появились и новые фамилии – флигель-адъютант А.Ф. Львов, автор русского национального гимна (1833 г.), и флигель-адъютант Н.И. Крузенштерн, полковник Конногвардейского полка.^[162]

В 1842 г. рыцарскую карусель провели на фоне Александровского дворца, окруженного парковыми павильонами в готическом стиле. Для карусели использовали подлинные рыцарские доспехи, хранившиеся в личной коллекции императора в Царскосельском Арсенале.

Техническая подготовка к рыцарской карусели началась за два месяца до ее проведения. Был определен круг участников. Конечно, главными действующими лицами были сам Николай Павлович и Александра Федоровна. При этом сценарий царскосельской карусели был выстроен по мотивам знаменитой потсдамской карусели «Праздник Белой Розы», устроенной в 1829 г. ко дню рождения императрицы Александры Федоровны ее германскими родственниками.^[163]

Во время Великого поста 1842 г. в Петербурге, в Михайловском манеже, провели репетиции, сшили платья и подогнали максимили-ановские доспехи, доставленные из Царскосельского Арсенала. Михайловский манеж к этому времени был привычным местом для проведения каруселей. Так, В.А. Жуковский в одном из писем упоминает о карусели, состоявшейся в Михайловском манеже 2 апреля 1828 г.: «Был два раза карусель, т. е. 16 пар дам и мужчин верхами в Михайловском манеже. Видеть это было очень приятно. Дамы были одеты в обыкновенном суконном верховом платье; все почти в черном, с белыми кавалергардскими фуражками на головах. Царица была лучше всех, она удивительно ловка верхом».^[164]

Рыцарская карусель 1842 г. прошла в два этапа. В конце апреля 1842 г. в Михайловском манеже, «для своих», под контролем Николая I провели генеральную репетицию карусели. Она прошла без исторических костюмов и доспехов, в отсутствие главного действующего лица – императрицы Александры Федоровны.

Промежуточным подарком императрице Александре Федоровне стало приглашение в Александровский дворец Ф. Листа, который на концерте 13 мая 1842 г., по свидетельству присутствующих, «сам себя превзошел».

Главное представление рыцарской карусели состоялось в 7 часов вечера 23 мая 1842 г. в Царском Селе, на площадке перед Александровским дворцом. Здесь все действо строилось вокруг императрицы, которая в костюме средневековой дамы восседала в седле. Кавалеры, окружавшие императрицу, были в подлинных максимилиановских доспехах средневековых рыцарей.

Всего в карусели участвовало 16 пар, которые сначала проехали торжественным маршем, а затем составили «кадрили», «шены» и прочие танцевальные фигуры. Все мероприятие продолжалось полтора часа: с семи часов вечера до половины девятого. Зрителей было очень мало, только родственники участвующих в карусели лиц.^[165] На картине неизвестного художника, старательно запечатлевшего необычный праздник, немногочисленные зрители просматриваются перед колоннадой Александровского дворца.

Примечательно, что пафосная по задумке карусель, неожиданно превратилась в смешной семейный праздник. Дело в том, что хотя все мужчины и были прекрасными наездниками, но рыцарские доспехи оказались многим маловаты, и, кроме того, они даже вечером нагрелись на майском солнце, так что участникам карусели было некомфортно и душно. Поэтому лошади нервничали, спотыкались, какие-то плохо пригнанные части доспехов отваливались, а сам Николай Павлович ни как не мог справиться с забралом шлема, который все время закрывался. Императору было душно, и он пытался откидывать забрало, дергая головой. В результате пафосная рыцарская карусель превратилась в некую пародию, но именно это и обеспечило ей теплые воспоминания всех ее участников, поскольку зрители буквально «лежали» от смеха, наблюдая, как закованные в железо участники карусели пытаются сохранить лицо. В результате дамы подарили свои платки тем «рыцарям», которые больше всего их рассмешили.

Мемуарные оценки произошедшего несколько разнятся. Например, императрица Александра Федоровна признавалась, что никогда так не смеялась, как на этой карусели. Николай Павлович еще в ходе «тренировок» обронил: «Нет, такие проделки нашим старым костям не под силу, десять часов на маневрах меньше меня утомляют». Юная поросль императорской семьи, также участвовавшая в действе, но без рыцарских доспехов, откровенно по-мальчишески развлекалась. Великий князь Константин Николаевич в тот день записал в дневнике: «Был карусель, мущины в латах, дамы в костюмах. Мы пажами. Все в восхищении». Его младший брат, 9-летний великий князь Михаил Николаевич, зафиксировал: «Когда кончился карусель, то поехали к Арсеналу, и мне было ужасно весело».

Самую пространную запись оставил в дневнике воспитатель великого князя Константина Николаевича, моряк Ф.П. Литке: «Кавалерам латы даны были из Арсенала. Все это прибрать и пригнать в неделю, дамам сшить себе костюмы. С ног все сбились. Но это еще не главное: надо было видеть этих несчастных, когда они влезли в железные футляры, не на них сшитые, совершенные мученики, и в этом состоянии управлять лошадью. Кавалеристы записные признавались, что они совсем не покойны, тем более что и лошади не привыкли к таким фигурам. Государь, примеряя шлем свой, чуть не задохся. С его расположением к притечению крови к голове. Словом тоска наполняла душу, пока все не кончилось!.. Между тем все-таки факт любопытный и стоит сохранить его в памяти. Было 16 пар… Все это собралось в Арсенале, где кавалеры и одевались. Дамы одели своих кавалеров шарфами, все сели на коней, и поезд двинулся. Впереди С.А. Юрьевич в костюме герольда, с булавой в деснице – совершеннейшее когда-либо виданное олицетворение Санчо-Панса; за ним хор трубачей, в латах и шлемах, потом взвод черкес в полном орнате и кольчугах… Поезд шел от Арсенала, мимо башни к Александровскому дворцу, перед которым на площади достаточное пространство устроено было глубоко песком. Тут объехав раза два кругом, императрица остановилась перед крыльцом с своим рыцарем, пажи по сторонам, а кортеж… начал делать фигуры… Художники постараются сохранить напоминание – Зауервейд уже пишет, Орас Верне, только что приехавший, смотрел из окна государева кабинета… Спору нет, зрелище недурное, да стоит нам слишком дорого».^[166]

Что касается пафоса, то упомянутый в дневниковой записи Литке французский художник Орас Верне написал групповой семейный парадный портрет, ныне украшающий один из залов Александровского дворца. В центре картины мы видим в образе Прекрасной дамы императрицу Александру Федоровну, одетую в средневековое платье из золотой парчи и синего бархата, на белоснежном коне, рядом – ее верный рыцарь Николай Павлович в доспехах с поднятым забралом. Возле императора – наследник, 24-летний великий князь Александр Николаевич; за его спиной – Максимилиан Лейхтенбергский, зять Николая I, муж его старшей дочери, Марии Николаевны. За спиной императрицы художник расположил верхами двух милых, тогда еще незамужних дочерей императорской четы – Ольгу и Александру. На коне справа – молодой великий князь Константин Николаевич. В образе маленьких пажей – великие князья Николай и Михаил Николаевичи. В левом верхнем углу картины просматривается силуэт здания Арсенала, от которого и началось торжественное шествие.

Царскосельская карусель. Худ. О. Верне. 1843 г.

Возвращаясь к прозе жизни, упомянем, что в 1842 г. в комнатах Николая I установили душевую кабину, или, как ее тогда называли, «шкаф дождевой». К весне 1842 г. с разрешения Николая I на втором этаже левого флигеля в комнате великих князей Николая и Михаила, по ходатайству их воспитателя А.И. Философова,^[167] провели перепланировку. Тогда сняли продольную перегородку, уничтожили антресоль и сделали один большой альков между двумя дверьми, из которых одна вела к ватерклозету, а другая – в отгороженное альковом пространство, в котором поставили шкафы с «дождевыми ваннами».^{[168] [169]} Эти душевые кабины сделали тогда же, но поскольку их возили вслед за великим князьями из Царского Села в Гатчину, то к весне 1845 г. для мальчиков в их комнате сделали две стационарные «дождевые ванны с прибором из ясеневого дерева», так же как и учебную доску из липового дерева.^[170]

К той же прозе жизни отнесем и вскрывшиеся серьезные проблемы, связанные с состоянием перекрытий Александровского дворца. Как следует из рапорта архитекторского помощника Черфолио от февраля 1842 г., «в Царскосельском Новом дворце во втором этаже над Официантскими комнатами, при проводе в стене вновь дымовой трубы для делаемого теплого шкафа к разогреванию кушаньев, оказалось, что концы двух балок вделанные в стену до того сгнили, что при ударе ломом оный проходит на сквозь».^[171] Поскольку при дальнейшем исследовании оказалось, что «у многих балок остающихся закрытыми концы сгнили», то было принято решение об их «непременном исправлении».

Но сначала на протяжении весны 1842 г. предполагалось провести детальную диагностику состояния всех несущих балок Александровского дворца. Напомним, что потолочные балки уже менялись во время ремонта 1809 г., то есть чуть больше 30 лет назад, что является непозволительно малым сроком для такого важного конструктивного элемента.

Как указывается в рапорте архитектора Ефимова, предполагалось «вскрывать полы для освидетельствования по частям». Чем закончилась эта диагностика балок, из документов неясно, поскольку крупных счетов на эту серьезную работу по замене межэтажных перекрытий в 1842 г. не проходило.