Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля?

Глава I
УРАЛЬСКИЙ САМОРОДОК

1.1. Суровое детство, бесшабашная юность

Мы все глядим в Наполеоны,

Двуногих тварей миллионы…

А. С. Пушкин

Борис Николаевич Ельцин родился 1 февраля 1931 года в селе Бутка Талицкого района Свердловской области в крестьянской семье. Отец его – Николай Игнатьевич Ельцин и мать – Клавдия Васильевна (в девичестве Старыгина), как и все их предки, были потомственными крестьянами. Борис был старшим ребенком. Позднее у него появился младший брат Михаил и сестра Валентина (они оба пережили Бориса Николаевича).

По свидетельству своего верного оруженосца – охранника Александра Коржакова, Ельцин тяготился своим крестьянским происхождением и «…любил напускать туману насчет своей родословной. При росте 186 сантиметров, нога у него была маленькая: 41-го размера. Это – он считал – признак аристократии, и полушуткой, полувсерьез рассказывал всем, что у него какие-то аристократические корни. Даже сравнивал себя с Петром Первым: у того нога тоже была 41-го размера.

Когда Ельцина стали называть «царем» – первым запустил это кремлевский завхоз Бородин – Борис Николаевич на полном серьезе принялся размышлять вслух: может, он и вправду потомок царской фамилии?

Но обувь он все равно старался носить большую. Специально покупал на два размера больше: чтобы казаться крупнее»^[1].

Когда Ельцин станет Первым Президентом России (ППР) многие биографы попытаются обнаружить в его генеалогическом древе аристократические корни, но чего не дано, того не дано. Однако эти исследования не пропали даром, поскольку позволили восстановить родословную ППР вплоть до начала XVIII века.

В первой половине XVIII века в селе Басмановское Буткинской волости Шадринского уезда Пермской области проживал государственный крестьянин Сергей Елцын, которого удалось идентифицировать в качестве предка Б. Н. Ельцина по отцовской линии.

А. Хинштейн, ссылаясь на историка Дмитрия Панова – наиболее удачного биографа ППР, пишет: «…род Елцыных попал на Урал в период освоения его выходцами из Великого Новгорода. Правда, утверждение это базируется на весьма шатких доказательствах: в писцовых книгах Сытинского погоста за 1495 год Панов якобы обнаружил некоего Елизарко Ельца, хотя по той же логике ельцинские корни можно приписать к древнему городу Ельцу.

Но одно историки установили несомненно: исконная фамилия нашего героя звучит совсем иначе – Елцын… Лишь в 1921 году в написании фамилии впервые появился мягкий знак. А трудно произносимая буква «ы» сменилась на доступное «и» еще позднее: отца будущего президента записывали уже как «Ельцин»^[2].

С легкой руки самого Б. Н. Ельцина отечественная историография связывает с деревней Бутка весь род Ельциных (Елцыных), поскольку в своих мемуарах он решительно утверждает: «Я родился 1 февраля 1931 года в селе Бутка Талицкого района Свердловской области, где жили почти все мои предки. Пахали землю, сеяли хлеб, в общем существовали, как и многие другие…»^[3] Однако это далеко не так, поскольку, начиная с XVIII века, Елцыны жили в селе Басмановском (Басманово), а в Бутке семья Ельциных оказалась уже в Советское время и далеко не по собственной воле.

До революции семья Ельциных (Елцыных) считалась зажиточной. Игнат Елцын – дед будущего президента – был церковным старостой и владел обширным хозяйством: водяная и ветреная мельницы, молотилка, жатка, пять лошадей и четыре коровы – то есть типичное хозяйство кулака. В 1930 году деда раскулачили, лишили гражданских прав и выслали в Сибирь. По другим источникам, «раскулаченный» дед Б. Ельцина «ушел в бега». «Бегал» от закона дед будущего президента РФ, очевидно, недолго, поскольку в своей книге ППР сообщает, что вскоре его родственники «вступили в колхоз», а в 35-м году Игнат Ельцин уже не скрывался^[4].

Отца будущего президента России – Николая Игнатьевича и его младшего брата Андриана Игнатьевича выслали из родного села и определили им место проживания деревню Будку, что в пятнадцати верстах от Басманово, где они прожили всего-то около двух лет. В том, что братьев Ельциных не выслали вместе с отцом в Сибирь, нет ничего необычного. Уральских и сибирских кулаков, как правило, далеко от родимых мест не выселяли, все равно худших условий жизни не найти.

Именно здесь, в Бутке, и появился на свет будущий ППР, здесь же он был и крещен. С крещением младенца связан забавный, если не сказать большее, – трагический эпизод, в результате которого Россия вполне могла лишиться своего Первого Президента. Впрочем, слово самому Б. Н. Ельцину.

«Мне рассказывала мама, как меня крестили. Церквушка со священником была одна на всю округу, на несколько деревень. Рождаемость была довольно высокая, крестили один раз в месяц, поэтому этот день был для священника более чем напряженный: родителей, младенцев, народу – полным-полно. Крещение проводилось самым примитивным образом – существовала бадья с некоей святой жидкостью, то есть с водой и какими-то приправами, туда опускали ребенка с головой, потом визжавшего поднимали, крестили, нарекали именем и записывали в церковную книгу. Ну, и как принято в деревнях, священнику родители подносили стакан бражки, самогона, водки, кто что мог…

Учитывая, что очередь до меня дошла только ко второй половине дня, священник уже с трудом держался на ногах. Подали ему меня, священник опустил в эту бадью, а вынуть забыл, давай о чем-то с публикой рассуждать и спорить… Родители, Клавдия Васильевна и Николай Игнатьевич, были на расстоянии от этой купели, не поняли сначала, в чем дело. А когда поняли, мама, крича, подскочила и поймала меня на дне, вытащила. Откачали… Не хочу сказать, что после этого у меня сложилось какое-то определенное отношение к религии, конечно же, нет. Но тем не менее такой курьезный факт был. Кстати, батюшка сильно не расстроился. Сказал: «Ну, раз выдержал такие испытания, значит, самый крепкий и нарекается у нас Борисом». Так я и стал Борис Николаевич»^[5].

Борис – Борющийся (славянское). Обычно целеустремленны, оптимисты, любознательны, с образным мышлением. Иногда вспыльчивы, непредсказуемы. Судьба, бывает, испытывает их. В конце концов, тяготеют к дому, к семье. Малые дети им всегда в радость. В точку попал батюшка!

Работа в колхозе братьям Ельциным пришлась не по душе, и они двинулись на заработки. В 1932 году они осели в Казани, устроились плотниками на строительстве авиационного завода. Однако жизнь в Казани также не задалась. О трудностях, которые испытывала в этот период семья Ельциных, ППР в своих мемуарах написал достаточно красочно, «перепутав», однако, время и место действия описываемых событий.

«Мы жили бедновато. Домик небольшой, корова. Была лошадь, но она вскоре пала. Так что пахать было не на чем. Как и все – вступили в колхоз… В 1935 году, когда уже и корова сдохла и стало совсем невмоготу, дед, ему было уже где-то около шестидесяти, начал ходить по домам – класть печки. Он, кроме того, пахарем был, умел еще и столярничать, плотничать…

(Автор не уточняет, о каком деде идет речь, возможно по матери, тогда это дед Василий. Дед по отцовской линии – Игнат к этому времени либо откладывал ссылку в Сибирь, либо находился «в бегах».)

Отец тогда решил все-таки податься куда-нибудь на стройку, чтобы спасти семью. Это был так называемый период индустриализации. Он знал, что рядом, в Пермской области, на строительстве Бе резни ко вс ко го калийного комбината требуются строители – туда и поехали. Сами запряглись в телегу, побросали последние вещички, что были, – и на станцию, до которой шагать 32 километра.

Оказались в Березниках. Отец завербовался на стройку рабочим. Поселили нас в барак – типичный по тем временам, да и сохранившийся кое-где еще и сегодня, – деревянный, дощатый, продуваемый насквозь. Общий коридор и 20 комнатушек, никаких, конечно, удобств, туалет на улице, на улице же и вода из колодца. Дали нам кое-что из вещей, мы купили козу. Уже родился у меня брат, родилась младшая сестренка. Вот мы вшестером, вместе с козой, – все на полу, прижавшись друг к другу, и спали. С шести лет, собственно, домашнее хозяйство было на мне. И за младшими ребятишками ухаживать – одну в люльке качать, за другим следить, чтобы не нахулиганил, и по хозяйству – картошку сварить, посуду помыть, воды принести…»^[6]

По рассказу самого Ельцина получается, что семья переехала в Березники в 1935 году непосредственно из деревни Будка, а где же казанский период жизни? Почему Ельцин даже не упомянул об этом, утверждая, что в вышеупомянутом бараке они прожили десять лет?

На самом деле жизненные обстоятельства семьи Ельциных, после переезда ее в Казань, сложились весьма драматично, о чем будущему президенту вспоминать не хотелось, а возможно он кое-что из-за малости лет подзабыл, а потом перепутал даты и события.

В архиве УКГБ по Республике Татарстан (ныне УФСБ) сохранилась агентурная разработка «Односельчане», заведенная оперуполномоченным Татарского ОГПУ Исмагиловым на «группу кулаков в количестве 6 человек». Двое из этой группы были братья Ельцины – Николай Игнатьевич и Андриан Игнатьевич, которые трудились на строительстве Казанского авиационного завода. Вот выписка из разработки «Односельчане»:

«Имея тесную связь друг с другом, систематически проводят антисоветскую агитацию, распространяют провокационные слухи, разлагающие действуют на окружающую среду рабочих, используя в контрреволюционных целях недостатки в питании, зарплате и неполадках стройки, призывают рабочих к уходу со стройки…»^[7]

Конечно, братья Ельцины никакой контрреволюционной деятельностью не занимались и как могли трудились на стройке: Николай Игнатьевич был бригадиром плотников, а Андриан Игнатьевич работал в его бригаде. Жизнь была тяжелой и братья естественно жаловались на то, что людей плохо кормят, заставляют насильно подписываться на заем, а также жертвовать из своих скудных заработков на помощь мировому пролетариату.

В ночь с 27 на 28 апреля 1934 года братьев Ельциных вместе с другими фигурантами из разработки «Односельчане» арестовали. В обвинительном заключении по делу бывших кулаков говориться, что они «…проводили систематически антисоветскую агитацию среди рабочих, ставя своей целью разложение рабочего класса и внедрение недовольства существующим правопорядком. Используя имеющиеся трудности в питании и снабжении, пытались создать нездоровые настроения, распространяя при этом провокационные слухи о войне и скорой гибели Советской власти. Вели агитацию против займа, активно выступали против помощи австрийским рабочим – т. е. совершили деяние, предусмотренное статьей 58–10 УК»^[8].

Десятый пункт статьи 58 УК предусматривал наказание за «антисоветскую пропаганду и агитацию». Судебная «тройка» ГПУ Татарской АССР 23 мая 1934 года приговорила Николая Игнатьевича Ельцина и его брата к трем годам исправительных лагерей.

28 мая братья Ельцины вместе с их подельниками были этапированы в Дмитровский Исправительно-трудовой лагерь («Дмитлаг»), заключенные которого использовались при строительстве канала им. Москвы в районе подмосковного города Талдома. Семья поехала за отцом, жили в бараке. Вскоре, однако, семью Ельциных приютила в своем доме Нина Васильевна Петрова – жена заключенного Василия Петрова, с которым сдружился Ельцин-старший. Именно в доме Петровых в Талдоме родился младший брат Ельцина – Михаил.

По воспоминаниям Нины Васильевны, Борис рос очень активным ребенком, а по причине отсутствия игрушек очень любил сооружать из поленьев всевозможные конструкции, дома, пирамиды. Возможно, эти сучковатые поленья и предопределили дальнейший жизненный путь будущего строителя, а затем и ППР.

В своих мемуарах Б. Н. Ельцин ни разу не упомянул имя своей спасительницы – Нины Петровой, возможно, эти детские эпизоды просто выпали из памяти. Если проанализировать все три «мемуара» Б. Н. Ельцина («Исповедь на заданную тему», «Записки президента» и «Президентский марафон»), таких провалов памяти набирается достаточно большое количество, что свидетельствует о серьезном заболевании сосудов головного мозга автора мемуаров.

Следуя А. Хинштейну, будем проводить краткий медицинский диагноз по тому или иному заболеванию ППР:

«Провалы памяти – выпадение из памяти конкретных отрезков времени или определенных событий, их место заполняется часто ложными воспоминаниями. Атеросклероз сосудов головного мозга ведет к расстройствам умственной деятельности»^[9].

Однако жена Ельцина, Наина Иосифовна нашла все-таки возможность отблагодарить семью Нины и Василия Петровых. Уже будучи первой леди России, она отыскала в Казани их дочь Нину Васильевну, которая в тридцатых годах, будучи совсем еще девочкой, заботилась о маленьком Борисе. На свои деньги президент Ельцин купил ей двухкомнатную квартиру^[10].

Однако «провалы памяти» у Б. Н. Ельцина имели одну характерную особенность – они носили заданно временной характер. В другое время и при других обстоятельствах «провалившиеся» в небытие эпизоды вдруг вспыхивали яркой звездой, и впору было кричать, уподобившись известному древнегреческому философу, – «Эврика!».

Так, о тюремных этапах отца Ельцин публично вспомнит лишь во второй своей книге, которая появиться уже в 1994 году, когда наличие репрессированных близких родственников перестанет считаться чем-то крамольным и никак не сможет повлиять на карьеру.

Вдруг ярко всплыл эпизод ареста отца, запечатлевшийся в сознании малыша немногим более трех лет от роду:

«Я до сих пор помню тот ужас и страх, – пишет Ельцин в «Записках президента». – Ночь, в барачную комнату входят люди, крик мамы, она плачет. Я просыпаюсь. И тоже плачу. Я плачу не от того, что уходит отец, я маленький, еще не понимаю, в чем дело. Я вижу, как плачет мама и как ей страшно. Ее страх и ее плач передаются мне. Отца уводят, мама бросается ко мне, обнимает, я успокаиваюсь и засыпаю»^[11].

Скрывал ли Ельцин неблагоприятные по тем временам некоторые обстоятельства своей биографии? Безусловно скрывал, и свидетельством тому старые анкеты, которые Борис Николаевич заполнял собственноручно. Один из свердловских исследователей биографии Ельцина внимательно изучил все анкеты советского периода, и ни в одной из них нет упоминания о том, что его родные были репрессированы^[12].

Однако, первая книга воспоминаний Ельцина «Исповедь на заданную тему» была написана в 1989 году, когда его отец уже был реабилитирован (15 июля 1989 года). Казалось бы, к чему наводить тень на плетень и не написать ту самую правду, о которой он «вспомнит» в 1994 году уже в новой книге: «Отец никогда об этом не говорил со мной, – неуклюже объяснит он свое первое умолчание. – Он вычеркнул из своей памяти этот кусок жизни, как будто его не было. Разговор на эту тему у нас в семье был запрещен».

То есть отец ничего не рассказывал, а сам Борис Николаевич, естественно, ничего не помнил по малости лет, хотя, как мы могли убедиться, он детально воспроизвел картину ареста отца.

Однако не надо забывать, что первая книга воспоминаний хотя и вышла на закате Советской власти, но именно в 1989 году Ельцин вел решительную борьбу за свою политическую реабилитацию в качестве кандидата в народные депутаты Верховного Совета СССР. Борьба шла за каждый голос, он хотел нравиться всем без исключения, а упоминание об отце-антисоветчике и деде-кулаке могло лишить его какого-то количества избирателей.

Другое дело, почему наличие репрессированных близких родственников не помешало простому инженеру-строителю впоследствии стремительно продвигаться по ступеням руководящей хозяйственной, а затем партийной лестницы? «Как же наши чекисты его пропустили?» – изумлялся впоследствии его «крестный отец» Яков Петрович Рябов, порекомендовавший Ельцина на пост Первого секретаря Свердловского обкома КПСС. Не зря изумлялся Яков Петрович. По строго заведенному правилу при рассмотрении кандидатур на высокие руководящие должности, и на любые должности в системе КГБ СССР, «компетентными органами» тщательно изучалась родословная кандидата, как минимум, до третьего колена. При наличии репрессированных родственников, несмотря на самые блестящие характеристики деловых и идейно-политических качеств, «компетентные органы» накладывали вето, причем это делалось, как бы это ни звучало парадоксально, в интересах самого кандидата. В будущем такому «выдвиженцу» могут стать доступным следственные дела своих родственников, изучение которых может отравить всю его последующую жизнь и отрицательно сказаться на исполнении порученного дела, чему есть немало примеров.

Детство Б. Ельцина было безрадостным: беспросветная нужда, недоедание, свирепость обиженного на весь белый свет отца, хорошо помнившего зажиточную жизнь в семье кулака и холодные нары «Дмитлага». Вернувшись из лагеря в сентябре 1936 года, Николай Ельцин вместе с семьей возвратился на Урал, в захолустный город Березники, где нанялся работать строителем Березниковского калийного комбината. Живут бедно, в том самом дощатом бараке, который уже описан выше со слов самого Б. Ельцина. К этому следует добавить следующие воспоминания будущего Президента России:

«Может, потому мне так ненавистны эти бараки, что до сих пор помню, как тяжело нам жилось. Особенно зимой, когда негде было спрятаться от мороза, – одежды не было, спасала коза. Помню, к ней прижмешься – она теплая, как печка. Она нас спасала и во время всей войны. Все-таки жирное молоко, хотя и давала меньше литра в день, но детям хватало, чтобы выжить. Ну, и конечно, уже тогда подрабатывали. Мы с мамой каждое лето уезжали в какой-нибудь ближайший совхоз: брали несколько гектаров лугов и косили траву, скирдовали, в общем, заготавливали сено: половину колхозу (или совхозу? – Л. К.), половину себе. А свою половину продавали, чтобы потом за 100–150 рублей, а то и за 200, купить буханку хлеба.

Вот, собственно, так детство и прошло. Довольно безрадостное, ни о каких, конечно, сладостях, деликатесах или о чем-нибудь вроде этого и речи не шло – только бы выжить, выжить, выжить и выжить»^[13].

Клавдия Васильевна – мать Б. Н. Ельцина вспоминала, как впервые у ее малолетнего сына появился протест против социальной несправедливости. Очень рано будущий «непримиримый борец» со спецпайками и спецмагазинами для партийной элиты понял, что не все живут в такой ужасной бедности, как их семья: «В каком-то магазине, куда пришли они с малолетним Борисом Николаевичем, пытливый ребенок обнаружил особый отдел – для избранных. Он даже пролез туда, обалдел от представленного ассортимента – сыр, пшеничный хлеб, американская тушенка – словом, все то, чего и на картинках люди тогда не видывали.

На расспросы сына мать объяснила: это, Боречка, специальная секция, для начальников, нам отовариваться там не положено.

Интересна реакция дошкольника: «Мама, – заявил он в ответ, – несмотря ни на что, я буду начальником».

Он исполнит свое детское обещание матери. Еще при жизни Клавдии Васильевны он, пройдя суровую школу «борьбы» со спецраспределителями для прежней партийной и государственной элиты Советского Союза, превратит в «спецраспределитель» для своей семьи и «семьи» всю Россию со всеми ее несметными богатствами.

Детские впечатления и привязанности – самые крепкие, а детские страхи – самые живучие. Недаром заметил в свое время французский писатель де Сент-Экзюпери, что все мы родом из детства. Что, кроме ощущения постоянного чувства голода на всю жизнь запечатлелось в сознании, да и в подсознании, Б. Н. Ельцина? Это чувство страха перед неминуемым наказанием со стороны властного, невежественного и сильно пьющего отца за любую провинность, с одной стороны, и чувство обиды за нанесенные оскорбления, а также чувство мести, откладываемой на более благоприятные времена, с другой. Действительно, Б. Ельцин на всю жизнь запомнил тяжелую руку отца – домашнего деспота, обладающего неуравновешенной психикой. Припадки бешенства возникали у отца столь часто, что ребенок воспринимал экзекуции, как неотъемлемую часть самого себя. Он даже не задумывался о том, что могут быть иные «педагогические» приемы воспитания, и стоически, без криков и слез, сносил отцовские измывательства, плотно стиснув зубы, отчего пьяный родитель распалялся еще сильнее.

Эти экзекуции продолжались вплоть до самого окончания школы, где Ельцин был неформальным лидером.

«Своей активностью, напористостью я выделялся среди ребят, и так получалось, что с первого класса и до последнего, хотя учился я в разных школах, всегда меня избирали старостой класса, – вспоминал впоследствии Б. Н. Ельцин. – С учебой всегда было все в порядке – одни пятерки, а вот с поведением – тут похвалиться мне труднее, не один раз я был на грани того, что со школой придется распрощаться. Все годы был заводила, что-нибудь да придумывал»^[14].

Порой «придумки» юного классного лидера граничили с ЧП: то всем классом выпрыгнут через окна со второго этажа перед началом урока немецкого языка, преподавателя которого люто ненавидели. То этой же учительнице воткнут в стул патефонные иголки острием вверх и садистски наслаждались, когда она с криком вскакивала со стула. То затевали опасные игры на реке Зырянке, по которой в весенний паводок сплавляли лес. Забава заключалась в том, чтобы как можно скорее перебежать по плывущим бревнам с одного берега на другой. Нередко эти «забавы» заканчивались скандалами, вызовами «лидера» на педсовет, а его родителей к директору школы. Конечным итогом этих разборок были домашние экзекуции, во время которых лихой предводитель дерзких «операций» вновь становился безответным, бессловесным ребенком.

А еще в юности Борис Ельцин любил подраться. В этих драках, порой по сценарию «стенка на стенку», обязательно до крови, а порой до серьезных травм он с мазохистским наслаждением вымещал на других злобу, копившуюся у него на ненавистного отца. Вот как азартно дрались под руководством своего «предводителя» его однокашники:

«Еще у нас бои проходили – район на район: человек по 60-100 дрались. Я всегда участвовал в этих боях, хотя и попадало порядочно – вспоминает в своих мемуарах уже «политический драчун» – Б. Ельцин. – Когда стенка на стенку, какой бы ловкий и сильный ни был, все равно, в конце концов, по голове перепадет. У меня переносица до сих пор как у боксера – оглоблей саданули. Упал, думал, конец, все потемнело в глазах. Но ничего, все-таки очухался, пришел в себя, дотащили меня до дома. До смертельных исходов дело не доходило, мы хоть и с азартом дрались, но все-таки некие рамки соблюдались. Скорее, это было спортивное состязание, но на очень жестких условиях»^[15].

Бойцовский характер у Ельцина сохранился на всю жизнь. Правда, оглоблей его больше не били, но доставалось ему изрядно, пожалуй, больше, чем любому другому политическому деятелю его поколения, взять хотя бы «знаменитое» падение в речку с моста 25-метровой высоты.

Но вот этот «боец» возвращается с очередного ристалища домой и здесь получает очередную порцию унизительной порки от отца.

Первый раз юный Ельцин взбунтовался лишь в четырнадцать лет, по окончании семилетки, когда вместо аттестата принес домой, по его собственному выражению, «волчий билет», свидетельствующий о том, что ученик Ельцин прослушал курс школьной программы без права поступления в 8-й класс на всей территории страны. Вот так описывает обстоятельства получения «волчьего билета» сам Б. Н. Ельцин:

«Однажды меня из школы все-таки выгнали. Это произошло после окончания семилетки. В зале собрались родители, преподаватели, школьники, настроение веселое, приподнятое. Каждому торжественно вручают свидетельство. Все шло по привычному сценарию… И тут вдруг я попросил слово. Почти как на Октябрьском Пленуме ЦК. Ни у кого не было сомнений, что я выйду и скажу слова благодарности и все такое прочее, все-таки экзамены сдал отлично, в аттестате одни пятерки, поэтому меня сразу пустили на сцену. Я, конечно, сказал добрые слова тем учителям, которые действительно дали нам немало полезного в жизни, развивали привычку думать, читать. Ну, а дальше я заявляю, что наш классный руководитель не имеет право быть учителем, воспитателем детей – она их калечит. Учительница была кошмарная. Она могла ударить тяжелой линейкой, могла поставить в угол, могла унизить парня перед девочкой, и наоборот. Заставляла у себя дома прибираться. Для ее поросенка по всей округе класс должен был искать пищевые отбросы, ну и так далее… Я этого, конечно, никак не мог стерпеть. Ребята отказывались ей подчиняться, но некоторые все-таки поддавались.

Короче, на этом торжественном собрании я рассказал, как она издевалась над учениками, топтала достоинства ребят, делала все, чтобы унизить любого ученика – сильного, слабого, среднего и с довольно яркими примерами, очень резко обрушился на нее. Скандал, переполох. Все мероприятие было сорвано.

На следующий день педсовет, вызвали отца, сказали ему, что свидетельство у меня отнимают, а вручают мне так называемый «волчий билет» – это такой беленький листочек бумажки, где сверху написано, что прослушал семилетку, а внизу – «без права поступления в восьмой класс на территории страны». Отец пришел домой злой, взялся, как это не редко бывало, за ремень, – и вот тут-то я и схватил его за руку. Первый раз. И сказал: «Все!

Дальше я буду воспитывать себя сам». И больше уже никогда я ни в углу не стоял целыми ночами, и ремнем по мне не ходили»^[16].

О реакции отца на протестное заявление вдруг повзрослевшего сына в мемуарах ничего не говориться. Надо полагать, Ельцин-старший от такого поворота событий оторопел, но было поздно. Послушный ребенок в одночасье сделался взрослым и постоянных унижений со стороны деспотичного отца больше уже терпеть не желал.

Эти качества, приобретенные в детстве, – умение стиснув зубы, упрямо ждать своего часа – в последующей жизни пригодятся ему не один раз. Именно благодаря этим качествам он и станет тем самым Ельциным, который за обиды, нанесенные ему партийной номенклатурой в конце 1987 года, сполна рассчитался с ней, картинно подписав, после неудавшегося путча 1991 года, указ о запрете деятельности КПСС.

Даже трудно себе вообразить, как сложилась бы новейшая история нашей страны, если бы не отцовский ремень, или, скажем, если бы отец погиб на фронте Великой Отечественной войны. Стоп! Какой фронт? И почему здоровый мужчина, в расцвете лет (в начале войны ему было 36 лет) не был призван в армию? Об этом в мемуарах Б. Ельцина ни слова. В то же время измывательства над ребенком не могли не привести к стойким психологическим отклонениям в характере уже взрослого человека:

«Насилие над детьми непременно наносит психологическую или физическую травму ребенку. Психологическое насилие выражается в длительном неадекватном поведении взрослых, подавляющем личность ребенка, его творческий и интеллектуальный потенциал. Садистские наклонности родителей обычно формируют у детей мазохистские наклонности.

Следствием перенесенного насилия является повышенная конфликтность, легко возбудимость, сохраняющаяся и во взрослом возрасте. Сформировавшийся в детстве комплекс неполноценности требует постоянной самореализации путем унижения окружающих, демонстрации различных успехов, стремления к достижению поставленных перед собой амбициозных целей»^[17].

Да, сложный был характер у Ельцина-старшего, но Ельцин-младший был тоже не подарок. Отец и сын – они стоили друг друга, яблочко от яблоньки! Очень трудным был этот сорви-голова, он вечно откуда-то падал, лихо дрался, постоянно ходил в синяках и ссадинах – один проломленный нос чего стоил, а искалеченная левая рука? Однако судьба, на беду всей России, словно хранила его: он и в огне не горел, и в воде не тонул. Все это действительно так, начиная с купели во время крещения и кончая неоднократными «купаниями» в ледяной воде во время акробатического преодоления реки по скользким бревнам. В огне тоже не сгорел, хотя и в переносном смысле. Однажды, уже будучи учеником старших классов, он едва не угорел в бане, но в последний момент был вытащен на воздух одним из одноклассников, о чем тот впоследствии не раз сожалел.

А разве не мифическая сила отвела его от верной гибели, когда в руках любопытствующего подростка Ельцина взорвался запал боевой гранаты. Впрочем, дадим слово самому Б. Ельцину.

«А с потерей дух пальцев (на левой руке… – А. К.) случилась вот такая история.

Война, все ребята стремились на фронт, но нас, естественно не пускали. Делали пистолеты, ружья, даже пушку. Решили найти гранаты и разобрать их, чтобы изучить и понять, что там внутри. Я взялся проникнуть в церковь (там находился склад военный). Ночью пролез через три полосы колючей проволоки и, пока часовой находился на другой стороне, пропилил решетку в окне, забрался внутрь, взял две гранаты РГД-33 с запалами и, к счастью, благополучно (часовой стрелял бы без предупреждения) выбрался обратно. Уехали километров за 60 в лес, решили гранаты разобрать. Ребят все же догадался уговорить отойти метров за сто: бил молотком, стоя на коленях, а гранату положил на камень. А вот запал не вынул, не знал. Взрыв… и пальцев нет. Ребят не тронуло. Пока добирался до города, несколько раз терял сознание. В больнице под расписку отца (началась гангрена) сделали операцию, пальцы отрезали, в школе я появился с перевязанной белой рукой»^[18].

В этом бойком рассказе не хватает одного – юридической оценки содеянного подростком Ельциным. А ведь было совершено тягчайшее преступление – хищение боеприпасов с охраняемого военного склада, да еще совершенного в военное время, что является отягчающим обстоятельством!

Даже по нормам ныне действующего Уголовного кодекса в соответствии со ст. 226 (Хищение или вымогательство оружия, боеприпасов взрывчатых веществ и взрывных устройств) деяние, совершенное Ельциным наказывается лишением свободы от трех до семи лет. Учитывая, что фактически хищение гранат совершалось по предварительному сговору группой лиц, то срок увеличивается: от пяти до двенадцати лет. Однако лихие подростки подпадали еще и под ст. 223 (Незаконное изготовление оружия), поскольку «мемуарист» вспоминает: «Делали пистолеты, ружья, даже пушку». Насчет пушки он, пожалуй, как бы помягче сказать, сильно преувеличил, а вот самодельные пистолеты и ружья-обрезы – это вполне возможно: вот вам еще «от двух до четырех лет»!

И это все по ныне действующему УК и в мирное время. По законам военного времени тут и вышкой пахнет. Но о последствиях своего дерзкого рейда в военный арсенал в мемуарах ни слова. Молчат и биографы о столь серьезном преступлении. Уж не придумал ли все это новоявленный Мюнхгаузен?