2054: Код Путина

Предисловие к русскому изданию

Понять Россию! На протяжении многих столетий эту задачу ставят перед собой целые поколения исследователей, неизменно сталкиваясь с массой трудных вопросов. В чем уникальность и своеобразие России, ее принципиальные отличия и от Востока, и от Запада? Есть ли у нее свой особый путь? Предопределен ли он? И какое будущее в этой связи уготовано нашей стране? Вот лишь некоторые из вопросов, которые беспокоят всех тех, кто пытается заниматься изучением России. Ответов много, но они то противоречат друг другу, то ставят новые вопросы, то не выдерживают испытания временем.

Является ли специфическая русская ментальность следствием сочетания географических, исторических и иных факторов или она имманентно присуща нашему народу? Способна ли эта ментальность меняться в зависимости от ситуации или основа ее настолько устойчива, что воспроизводится в более или менее постоянном виде вновь и вновь? Отвечает ли наша ментальность только за славные победы и свершения русской нации или она же является причиной ее бед и несчастий? И возможно ли вообще понять нашу ментальность, будучи воспитанным в чужом «культурном коде»?

Чтобы понять Россию, на наш взгляд, недостаточно только изучения ее места и роли в мировых процессах, геополитике и геоэкономике, знания истории и культуры.

Необходимо с самого начала признать самобытность нашей великой страны и заставить себя взглянуть на нас «изнутри», став – а это вполне возможно, и тому есть немало примеров – хотя бы на малую толику русским. Это тем легче, что российская нация и вчера, и сегодня существует прежде всего как культурное, а не этническое единство, весьма открытое к новым и разнообразным влияниям извне.

Благодаря такому подходу многие вещи не просто становятся более понятными, но и начинают обретать свой истинный смысл.

Именно такой подход предлагает своим читателям немецкий политолог и международник Александр Рар, отправляя нас в увлекательный «квест» по страницам своей новой книги. Ее жанр заявлен как политический триллер, но в наше «гибридное» время правильнее определить ее как сплав исторического романа, политического детектива, автобиографической хроники и аналитического доклада. Во многом именно подобный микс жанров наряду с закрученным сюжетом делает ее чрезвычайно увлекательной даже для тех, кто принципиально предпочитает беллетристике – non-fiction.

В оригинальной, немецкой версии книга называется «2054 – Putin dekodiert: Politthriller» («2054 – код Путина: политический триллер»), в русскоязычном варианте название звучит несколько иначе: «2054 – код России: политический триллер».

Думаю, это не случайно: персоналии для социального исследователя очень важны, но еще более важны обстоятельства и ситуации, создающие персон, даже самых значительных, и позволяющие им сыграть свою роль в истории!

Уже с первых страниц вместо привычных названий глав перед нами возникают даты, заставляющие сразу задуматься о наличии секретного кода, «зашитого» в книге. Подобная историческая нумерология сохраняется на протяжении всего повествования, которое только на первый взгляд кажется довольно хаотичным.

Различные эпохи, проходящие перед нашими глазами, связываются оригинальным авторским решением – «вневременным рейсом», сверхъестественным явлением, которое позволяет пролить свет на одну из наиболее известных загадок истории – роковую точность предсказаний Нострадамуса.

Еще одна связка – особая семейная линия сюжета, показывающая смену эпох через смену поколений одной семьи. Это весьма необычная семья инсайдеров-аутсайдеров – то ли немцев, то ли русских, то ли не тех и не других.

Так, события начала 1990-х годов, чрезвычайно важные для понимания сегодняшней России, описаны глазами уже потомков эмигрантов, которые, несмотря на физическую оторванность от России, продолжают оставаться хотя бы отчасти русскими, искренне переживают за Россию, интересуются ею и стараются помочь своей прежней Родине.

Нам, современным россиянам, взгляд со стороны «не немца и не русского» полезен как минимум тем, что помогает понять особенности западного восприятия нас и нашей актуальной истории. Тем более что в этой книге мы имеем дело не с впечатлениями обывателя, а с глубоким и качественным анализом, вскрывающим подноготную завершившегося в конце двадцатого века геополитического соревнования двух сверхдержав на их главной – европейской арене.

Кстати, профессиональная идентичность героев книги играет не просто важную роль, а выступает, по сути, особой сюжетной линией в книге. Благодаря ей приоткрывается завеса над деятельностью западных «фабрик мысли», экспертного сообщества из числа бывших и нынешних «советологов» (многие из которых, несмотря на псевдонимы, вполне узнаваемы), демонстрируется механика использования инструментов информационной войны.

Россия у Рара – это страна, которая, несмотря на специфику исторического развития, цивилизационно неразрывно связана с Европой. Страна, ищущая понимания и уважения к себе, а не найдя его, пытающаяся идти своим собственным многотрудным путем. Страна, у которой есть силы и амбиции, а самое главное – есть будущее.

И дело тут вовсе не в предсказаниях Нострадамуса, а в реалистичном подходе к международной политике. Именно этот подход в конечном счете позволял России во все времена сохранять себя и двигаться дальше вперед.

Будучи профессиональным политологом, Александр Рар предлагает свое видение идеального пути развития для нашей страны. В его понимании она должна быть государством, сохранившим свою цивилизационную идентичность, но при этом став более рациональной – и в конечном счете понятной для мира, для Запада, для Европы. А понимание – это один из важных шагов к взаимодействию и взаимной помощи, а она очень нужна и нам, и им.

Ведь Европа, слишком увлекшаяся в последние десятилетия либеральным нарративом, предупреждает автор, рискует встать на путь самоуничтожения, утратить собственную идентичность, не выдержать давления со стороны неконтролируемой иммиграции, международного терроризма и других глобальных угроз.

Исторические параллели, которые пронизывают повествование, дают повод задуматься над тем, что многие современные политические реалии являются продуктами более ранних эпох. Это не только лишний раз наводит на мысль о цикличности истории, но и дает основание поблагодарить автора за попытку воссоздать глубинную, скрытую от внешнего взгляда логику политических явлений и процессов. Не говоря уже о том, что еще более закручивает сюжет, как и положено жанру политического триллера.

В этой книге каждый вдумчивый и внимательный читатель, уверен, найдет для себя то, что окажется ему интересным, необычным и достойным внимания и осмысления. Но открываются ли в ней настоящие тайны «российского кода»? Объясняет ли она суть и содержание ментальности нашего «глубинного народа»? Даже если и нет, то некоторые догадки и подсказки, и немаловажные, Александр Рар нам дает. Ищите – и обрящете!

Валерий Федоров,

генеральный директор АО «ВЦИОМ»

1961

Василий Орехов перекрестился и прошептал «Отче наш». Тихая молитва помогала ему во всех жизненных ситуациях. Давненько он не летал, а теперь вот наслаждался красочным видом средиземноморского побережья, над которым медленно снижался пассажирский самолет. Последний вираж, последнее покачивание, и вот уже самолет «Эйр Франс» уверенно коснулся взлетно-посадочной полосы. Чего же здесь от него хотят?

Шестнадцать лет, как закончилась та ужасная война. Слава богу, Орехов и его семья пережили ее более-менее благополучно. Сейчас ему было шестьдесят пять, и о своей беспокойной жизни он мог бы написать не одну книгу. Когда разразилась Первая мировая, он пошел добровольцем в царскую армию. Орехов происходил из патриотически настроенной дворянской семьи и, как тогда, так и сегодня, считал своим национальным долгом в трудные времена служить своему отечеству. После того как он практически в одиночку подавил немецкую зенитную батарею и был тяжело ранен во время своей героической операции, он был награжден почетным орденом. Но как же давно это было! Сегодня Орехов воевал на своей третьей войне – холодной – на невидимом фронте. Он жил поочередно то в Брюсселе, то в Париже – в зависимости от получаемых заданий. По такому тайному заданию он и прибыл сюда, в Перпиньян, на юг Франции.

Он с любопытством посмотрел в иллюминатор. Двое мускулистых рабочих осторожно подтаскивали трап к выходному люку. Пассажиры тут же повскакивали со своих мест и устремились к выходу. Орехов не торопился. Скорей всего, большинство из прилетевших были отпускниками, мечтавшими о своих летних домиках и залитом солнцем пляже. Орехов намеревался выйти последним; его ожидала сомнительная миссия. Из окна он увидел на летном поле английский чартерный туристический самолет. Англичанам неплохо жилось после войны в плане финансов, и английские туристы привозили деньги на французские набережные. Рядом он увидел огромный военный самолет. Какой разительный контраст!

Орехов с нетерпением наблюдал за оживленной суетой возле транспортного самолета. Сам он, будучи журналистом, с возрастающей озабоченностью следил за гражданской войной в Алжире. Он знал: здесь, на перевалочном пункте Перпиньян – Ривесальт, началась кровавая война, от которой территория самой Франции пока не пострадала. Отборные солдаты в тяжелом боевом снаряжении садились в самолет. С оглушительным воем моторов машина вырулила на взлетную полосу и поднялась над морем. Интересно, сколько времени еще понадобится великой державе Франции, чтобы победить восставших арабов? Орехофф не знал ответа на этот вопрос.

Изящная стюардесса прервала его размышления и попросила покинуть самолет. Он медленно спустился по трапу. Еще несколько часов тому назад он сражался с мерзопакостной дождливой погодой в Брюсселе. А теперь ему пришлось несладко на средиземноморской жаре. В небе над Перпиньяном кружил военный вертолет, а вот ни одного облачка видно не было. Любимая супруга умоляла его в последний момент отказаться от полета. Ему прислали лишь официальное приглашение от французского министерства обороны и билет на самолет – и никаких объяснений. Ей это показалось подозрительным. Но Орехову удалось переубедить жену, ведь семья жила в стесненных обстоятельствах, так что обещанный гонорар ему бы не помешал.

Орехов вновь погрузился в размышления. Что им руководило? Собственно говоря, он все еще считал себя беженцем от советского большевизма, вот уже более сорока лет деспотически тиранившего его родину. Эмигрировал он не добровольно, а был изгнан вместе с армией белых. Антикоммунистическое сопротивление поначалу собирало свои силы в братской православной Сербии, однако после окончательной победы красных в Гражданской войне белогвардейцы бежали дальше на Запад. В конце концов Орехов получил политическое убежище во Франции. Он был в вечном долгу перед французами. А вот проблему своей идентификации он по-прежнему таскал с собой. Еще до нападения немцев на Францию он в 1940 году перебрался в нейтральную Бельгию. Там его семье жилось спокойнее. Однако ни Франция, ни Бельгия не стали ему настоящей родиной. Да, большинство русских эмигрантов интегрировались на Западе, поменяли свои русские имена и фамилии на французские и повернулись к родине спиной. Орехов же все еще сидел на чемоданах, в любой момент готовый вернуться в освобожденную от коммунистов Россию. Каждое воскресенье он молил об этом Господа в православной церкви. Рано или поздно, он был убежден в этом, он или его дети будут снова жить в России.

Орехов считался чрезвычайно добросовестным, что соответствовало как его воспитанию, так и представлению о самом себе. Когда бы французское правительство ни обращалось к нему за советом, он неукоснительно следовал приглашению. И тем не менее, по его твердому убеждению, французы были наивны и далеки от реальности; они не поняли происходившего в Советском Союзе. В последней войне Франция и большевистская Россия даже были союзниками! Где только мог, он старался объяснить своим французским собеседникам истинные процессы, происходившие на его бывшей родине: там правила преступная банда, а русский народ был порабощен как еще никогда в своей истории, сотни тысяч невинных томились в ГУЛАГе, церковь и верующие преследовались, короче, Советский Союз – это не подлинная Россия, а извращенная, которая однажды освободится сама или же должна быть освобождена извне.

Орехофф встречался с французскими разведчиками всегда в одном и том же парижском кафе. На этот раз встреча неожиданным образом была перенесена на юг Франции. Почему? Как ни странно, причину ему не сообщили. Поначалу его охватило чувство тревоги. А что, если все это ловушка советских спецслужб? Перед войной НКВД то и дело прямо на улицах Парижа похищал русских эмигрантов. С чего бы его наследнику, КГБ, стать более нравственным? Он нащупал в правом кармане своей куртки газовый револьвер, который из осторожности взял с собой в поездку.

Весь в поту, раздираемый сомнениями, Орехов потерянно стоял под испепеляющим солнцем, судорожно вцепившись в чемодан. Неожиданно к нему приблизился молодой человек, до этого незаметно издалека наблюдавший за ним. Он снял темные очки и в приветствии протянул руку:

– Добро пожаловать в Восточные Пиренеи. Меня зовут Поль Ревэ, я работаю на SDECE, службу внешней документации и контрразведки. Следуйте за мной. – Не церемонясь, незнакомец подхватил его багаж и поспешил в сторону зала ожидания. Орехова неожиданно охватила жажда приключений. Он охотно погружался в туманный мир спецслужб, поскольку в итоге чаще всего узнавал вещи, скрытые от простых смертных.

Орехов усмехнулся, увидев, как перед зданием аэропорта Ревэ подошел к черному «Ситроену ds» и открыл дверцы машины. Он и сам не отказался бы от такого автомобиля, однако скудная зарплата редактора эмигрантского журнала не позволяла подобную роскошь. Наконец-то он мог удобно устроиться на сиденье рядом с водительским. В салоне приятно пахло новой кожей. «Ситроен» тронулся с места.

Ревэ направил машину не в сторону центра города, как предполагал Орехов, а обогнул местность по шоссе, ведущему в Сен-Назер. Оттуда «Ситроен» повернул на юго-восток к Средиземному морю и через час доехал до курорта Сен-Сиприен. На вытянутых белых пляжах Аржелес-Сюр-Мер уютная часть поездки закончилась. Дальше машины стояли в пробке бампер к бамперу и двигались еле-еле. Они начали взбираться вверх вдоль крутого скалистого побережья в направлении Пор-Вандр. Несмотря на резкие повороты, Ревэ пытался на высокой скорости обогнать слишком медленно ползущие вверх машины. От Орехова не укрылось, что он постоянно косил глазами в зеркало заднего вида.

Орехов взглянул на крутой каменистый склон с левой стороны дороги. На спокойной голубой поверхности моря ему предстала идиллическая картина. На легком ветерке покачивались парусные яхты богачей. Как мирно все было, как хорошо, что он смог вырваться из суматохи большого города. Это было 13 августа 1961 года. Этот день не должен был стать обычным, как любой другой, а, скорее, весьма судьбоносным. Но о том, что в это время как раз происходило в мире, он не имел ни малейшего понятия.

Нарушив тишину, Орехов спросил, куда они, собственно, едут. Ревэ ничего не ответил, однако остановился возле небольшой лавчонки и вышел, чтобы позвонить. Вероятно, он должен был доложить начальству о благополучном прибытии гостя. Тем временем Орехов внимательно наблюдал из машины за движением. Белый кабриолет проехал мимо «Ситроена». Мужчина и женщина с развевающимися на ветру темными волосами взглянули на него. Красивая дама даже помахала ему. Как ни странно, проехав несколько метров, кабриолет остановился у края дороги. Парочка начала страстно обниматься и жадно целоваться. От такой сцены Орехов остолбенел, и у него закралось смутное подозрение, что пассажиры кабриолета маскировались и на самом деле следили за ним. Его рука нащупала спрятанный револьвер.

Через десять минут поспешно вернулся его водитель. Он предложил Орехову сигарету, и оба закурили. Спутник Орехова почему-то явно нервничал.

– Вы слышали страшную новость? – неожиданно спросил он. Орехов опешил. Что имел в виду его собеседник? Действительно, в последнее время заголовки прессы пестрели новостью, от которой русскому эмигранту было не по себе: Советский Союз значительно опережал Запад в гонке по освоению космоса.

В апреле 1961-го, то есть четыре месяца тому назад, Советы запустили в космос первого человека. Русский Юрий Гагарин, а вовсе не какой-нибудь американец, открыл новую страницу в истории человечества. Несколько дней тому назад Советы отправили еще одного человека на околоземную орбиту. Какой-то советский инженер конструировал более пригодные к полетам ракеты, чем превозносимый немецкий американец Вернер фон Браун. В космической гонке лидировали Советы, они еще, пожалуй, первыми и на Луне окажутся. Американцам пока удались лишь два непримечательных запуска астронавтов на высоту 200 километров, и никаких полетов вокруг Земли.

Западный мир все еще находился в шоке от запуска русских спутников. В октябре 1957-го Советы впервые отправили в космос спутник, который неоднократно облетел Землю, и над территорией Штатов пронесся, между прочим. А это значило, что отныне СССР был способен запускать с одного континента на другой ракеты, оснащенные атомным оружием.

Однако Ревэ имел в виду совсем другое событие. Он только что узнал по телефону, что в советской зоне Восточной Германии начали строить непроходимое ограждение в черте Берлина, изолировав Западный Берлин. Таким образом коммунистический режим хотел воспрепятствовать бегству собственного народа в сектора союзников. В разгаре была вторая блокада Берлина, намного опаснее, чем та, первая, тринадцатилетней давности. Голос Ревэ почти срывался:

– Людей, которые еще пытаются вырваться на свободу, расстреливают!

Взгляд Орехова упал на смятый авиабилет Париж – Перпиньян. Слава богу, он был в безопасности, далеко от трагических событий, под охраной французских спецслужб. Он сидел в лимузине и ехал вдоль живописного средиземноморского побережья, в то время как в центре Европы начиналась третья мировая война. Штаты не допустят такую провокацию. Рано или поздно, он это всегда предсказывал, решающее сражение неминуемо. Иначе человеконенавистнический большевизм никогда не отступится от своих планов завоевать весь мир.

Ревэ, похоже, прочитал его мысли. Нет, третьей мировой не будет, объяснил он, это нереально:

– Обе сверхдержавы обладают одинаковым потенциалом массового уничтожения: водородные бомбы, атомное оружие, химическое, биологическое оружие, а вскоре и боевые спутники появятся.

Орехов вытер платком пот со лба. Угораздило же его потерять где-то темные очки. Палящее полуденное солнце становилось невыносимым. Столь же невыносимым, как и невозмутимое спокойствие Ревэ по отношению к террору в Берлине. Орехов прикусил язык и ничего не ответил. Собственно говоря, он считал, что Штатам следовало заставить Советский Союз уйти из Восточной Европы и из Восточной Азии, пустив в ход «мать всех бомб». Но произнести сейчас это вслух в такой обстановке было бы совсем не к месту. Орехов недоверчиво наблюдал за Ревэ. Он давно уже подозревал, что французский лидер генерал Шарль де Голль, невзирая на противостояние в холодной войне, симпатизировал Советскому Союзу. Франция не хотела американского превосходства в Европе, надеясь на взаимопонимание с восточным исполином.

Спустя некоторое время им открылся потрясающий вид на горный массив Испанских Пиренеев. Только Ревэ пошел на обгон, как ему пришлось резко затормозить – навстречу неожиданно выскочил белый кабриолет. На горизонте появилась горная крепость.

– Вечерняя встреча состоится там – в Форт Беар, – объявил Ревэ и добавил: – Чтобы это не явилось для вас неожиданностью: знаменитый Жан Кокто примет участие в беседе. – От неожиданности Орехов чуть не поперхнулся. Это имя пробудило в нем смутное предчувствие.

Кокто был одним из самых знаменитых французов своего времени, писатель и художник, ему сейчас было за семьдесят. Для Орехова мировосприятие Кокто было чужим миром, далеким от его собственного добровольно выбранного, изолированного эмигрантского существования. Орехов отвергал ассимиляцию с доминирующей французской культурой, оставался русским, читал исключительно русскую эмигрантскую литературу, общался только с единомышленниками, а выходные проводил в русской православной церкви на рю Дарю в Париже или на авеню де Фре в Брюсселе.

В душе, однако, Орехов завидовал признанию, которым пользовался этот бонвиван, эта икона бисексуальной культуры, которая объявила кампанию против гомофобии во Франции. Литературный корифей был своим человеком в русских дворянских салонах в Париже, куда самому Орехову вход был заказан. К тому же Кокто называл знаменитого русского композитора Игоря Стравинского своим другом и поддерживал отношения с авангардистским балетом. Произведения самого Кокто ставились в Америке, а его фильмы выигрывали все премии. Тщеславный художник охотно хвастал своим состоянием. Орехов испытывал почти физические страдания от того, что этому хлыщу удалось еще и соблазнить русскую красавицу и икону моды Наталью Палей, принцессу из дома Романовых, которую обожала вся диаспора.

Орехов закрыл глаза и попытался точно вспомнить их встречу. Очевидно, это было лет за десять до начала войны. Он никогда не забудет тот дождливый день, его парижскую мансарду в старом доме. Капли неумолимо барабанили по крыше. Франция, как и вся Европа, оказалась едва ли не в самом чудовищном экономическом кризисе за всю свою историю. Нью-Йоркский биржевой крах октября 1929 года вверг все население в драматическое обнищание. Еще молодые гражданские демократии оказались перед лицом серьезных угроз: с одной стороны, большевизм на Востоке, с другой – фашизм в Южной Европе. Никто и представить себе не мог, какая катастрофа вскоре разразится, после того как Адольф Гитлер проложил себе путь к власти. В Европе, Орехов это хорошо помнил, царило агрессивное, фаталистическое, упадническое настроение. От Версальского договора, который в принципе должен был обуздать Европу после Первой мировой войны, уже ничего не осталось.

Орехов отчетливо помнил, как из своего маленького чердачного оконца смотрел вниз на уличное движение на рю де Мадемуазель. Насквозь промокшие пешеходы торопливо пересекали перекресток, проходя мимо гудящих автомобилей. Вдруг он увидел подъехавший лимузин, из которого кто-то вышел. Через несколько секунд в его дверь громко постучали. Сколько раз он спустя годы с упреком спрашивал себя, почему жена пустила тогда незнакомца в квартиру. Чужак переступил порог. Его лицо было весьма загорелым, над выступающим лбом виднелись редкие, зачесанные назад волосы. На вид ему было лет тридцать.

Одет странный гость был как американский денди. На нем были белый пиджак, белые брюки и белая шляпа. Свои мокрые сапоги он без всякого стеснения вытер об ковер. Не дожидаясь приглашения, Кокто уселся на единственный свободный стул в рабочем кабинете, предварительно скинув с него несколько пыльных книг. Не успел Орехов, довольно плохо еще говоривший тогда по-французски, издать хотя бы один удивленный звук, как художник изложил свое дело.

В свое время Кокто работал над новым романом на основе оккультных трактатов. Он считал, что нашел доказательство того, что история человечества повторяется определенными циклами. Постоянное дежавю войны и мира. От древнеегипетских символов уроборос – змеи, поглощающей саму себя, через индуистский концепт йоги до круговорота основных законов по Полибию и Макиавелли – следует точный вывод: ключевые моменты универсальной истории повторяются примерно каждые 800 лет по одинаковому образцу.

В прокуренном кабинете возникла пауза. Орехов удивленно внимал непрошеному гостю и не понимал ни слова. А тот откинулся на стуле и поменял тему. Он заговорил о России и стал рассказывать, как некоторое время тому назад смог посетить знаменитого поэта и художника Максимилиана Волошина в его пристанище в Крыму благодаря визе советского посольства. С этим первопроходцем Серебряного века поэзии в России он ночами напролет, вглядываясь в темное Черное море, спорил о метафизических причинах Октябрьской революции.

Кокто продолжил, скользя по своему визави странным взглядом:

– Меня преследует неодолимое желание продолжить теперь эту дискуссию с вами. Вы важный очевидец событий и один из умнейших политических умов здешней русской диаспоры. Надеюсь, не такой предубежденный, как старые белые генералы, возлагающие вину за Октябрьскую революцию исключительно на красных! – Кокто поправил свой жилет, вынул из кожаной сумки какое-то техническое устройство, ранее не виденное Ореховым. Это был магнитофон из пластика, произведенный в Германии на Баденской анилиновой и содовой фабрике – BASF. Пока француз искал розетку, Орехов схватил чайник, чтобы обслужить гостя. Огромная катушка магнитофона начала вращаться. Аппарат загудел, все больше и больше нервируя Орехова.

Кокто вынул из сумки пожелтевший листок бумаги:

– Это текст одного пророчества, которое Волошин перевел с французского на русский. Ему 400 лет, а может, и больше. Сенсационным образом вы узнаете в нем наше настоящее.

Орехов взял в руки листок и посмотрел на кириллические буквы. Его любопытство росло.

Этому предшествовать будет весьма странное солнечное затмение, самое темное и мрачное с времен творения мира до страстей и смерти Иисуса Христа и до сегодняшнего дня. Это произойдет в октябре месяце, когда случится большой переворот, таким образом, что можно будет подумать, что Земля потеряла свое натуральное движение и была выброшена в вечную тьму. Этому предшествовать будут весной и впоследствии громадные перемены и смены правительств; они будут сопровождаться большим замлетрясением и загрязнением нового Вавилона, мерзкой дочерью, которая будет возвышена из-за зверств первого холокоста, которая не продержится дольше 73 лет и 7 месяцев.

Орехов сморщил нос. Что за тарабарщина? Мистик Волошин его не больно-то интересовал. Интеллектуалы, оставшиеся в коммунистической России, как известно, не имели права свободно мыслить, они служили большевистскому государству. К тому же Волошин не скрывал, что он масон – наверняка и он, и Кокто принадлежали к одной и той же ложе. Орехов содрогнулся от омерзения. Разве не еврейские масоны отвечали за свержение царя? По крайней мере, такие слухи ходили среди тех, кому удалось бежать от Гражданской войны. Мнимые гуманисты, на самом деле боровшиеся с христианством. Орехов незаметно ущипнул себя за руку. Нужно было быть начеку, чтобы не сболтнуть ничего лишнего.

Несмотря на все свое самообладание, Кокто заметил недовольство Орехова. Однако его восторг перед пророчеством оставался непоколебимым, он был словно в трансе:

– В этой рукописи однозначно идет речь об Октябрьской революции. Под солнечным затмением и потерей силы земного притяжения подразумевается именно это. Поймите, Октябрьская революция ввергла человечество в новый разрушительный цикл.

Орехов вновь пробежал глазами листок. Ему хотелось предстать вежливым перед своим гостем, однако смысл предсказания все еще не открывался ему. Он был воцерковленным человеком, сведущим в религиозных вопросах, и, безусловно, был чуток к религиозным текстам. Написанное на листке при ближайшем рассмотрении напомнило ему стиль пророческой книги Апокалипсис. Значит, плагиат! Волошин набрался смелости списать у Иоанна Богослова и истолковать на свой лад предсказания любимого апостола Христа. Но, с другой стороны, Кокто был прав. Октябрьская революция была эпохальным, апокалиптическим событием – ее потрясения были настолько сильны, что она вполне могла приблизить все человечество к Страшному суду.

– Вам это ни о чем не говорит? – Кокто указал пальцем на то место в тексте, где смена правителей предсказывалась весной – перед октябрьскими событиями. Орехов побледнел. Неужели здесь действительно имеется в виду Февральская революция? Он прочел пророчество в третий раз. А что означает «Предшествовать сему будет…»? И какое еще эпохальное событие следовало непосредственно за Октябрьской революцией? Текст был чересчур загадочным. Кокто не спускал глаз со своего визави. Какой холокост, то есть какое всесожжение привело бы в итоге к возвеличиванию библейской «вавилонской блудницы»?

– Подразумевается Советский Союз, – объявил поэт. – Иначе отсылка к Октябрьской революции не имеет смысла. – Он блаженно понюхал свою табакерку. Его голос задрожал: – Октябрьская революция – всего лишь увертюра к новой, ужасной войне. Мир после этого станет иным. Вы это испытаете.

Орехов усомнился в душевном здоровье посетителя. Что за фантазии?

Всю свою жизнь Орехов был убежден в том, что – вернее, надеялся на то, что – Октябрьская революция была не чем иным, как неудачным промахом в великой истории России. И своим потомкам он внушил бы эту мысль. Перед Первой мировой войной Россия уже почти нагнала Запад в экономическом развитии, попытался разъяснить он своему гостю. Если бы Россия выиграла эту войну, она сейчас была бы мощнее, чем западная ось. В случае победы над кайзеровской Германией древний Константинополь вместе со славянскими государствами Восточной Европы отошли бы к России, мы унаследовали бы Османскую империю. Победа во всех отношениях.

Кокто резко оборвал его рассуждения:

– Следующая мировая война полностью поработит Европу. Победители придут извне. – Надежду Орехова на восстановление монархии в России француз холодно отверг: – Ваша старая Россия была отсталой, в отличие от нее коммунистическая Россия прогрессивна, она принесла миру универсальный культурный прорыв и социальную справедливость.

Эти слова взбесили хозяина. Поэт со своей лукавой усмешкой на губах довел его до белого каления:

– Вы, белые, справедливо проиграли красным, потому что у большевиков лозунги были лучше: образование для всех, земля крестьянам, права для женщин. У царя руки были в крови. Запад не допустит возрождения дореволюционной России.

Лицо Орехова залилось краской от возмущения. Как посмел этот самонадеянный злодей, только что благоговейно внимавший его размышлениям, так оскорбить его в его собственном доме?! Он знал, что в Париже даже отрекшиеся от родины интеллектуалы мечтали о закате капитализма в мировом экономическом кризисе. Их салонная болтовня вызывала у него отвращение. Он перешел на патетику: