По следам «Диагностики кармы»

К автору

В кабинке телефонного переговорного пункта на другом конце провода мне снова отвечают, что Лазарев в офисе еще не появлялся. Это был уже третий мой звонок в Санкт-Петербург, и я опять выскакиваю в морозный туман под минус 50, окутавший зимний Якутск 1995-го года. А мне всего-то хотелось задать автору стремительно набиравшей популярность книги «Диагностика кармы» один-единственный вопрос: стоит ли мне переезжать на постоянное место жительства в Петербург? Каково мнение моего шестикрылого ангела судьбы на сей счёт? – ведь Лазарев может высчитать информацию из тонкого плана человека. Сознанием-то я готов был хоть завтра отчалить от родины, но вот что думает моя душа, а вдруг мне судьбой уготовано другое?

Нарезав очередные круги ожидания, я забегаю в «междугородку», бросаю в тарелочку деньги в окошке оператора и снова набираю питерский номер офиса «Академии парапсихологии». На предыдущие мои звонки отвечал бодрый, но безучастный голос молодого мужчины. Я догадываюсь по голосу, что это был тот самый крепко сбитый «качок», которого я заприметил вместе с седовласым мужчиной в качестве сопровождающих Сергея Николаевича на мартовском семинаре того же, 95-го, года в ДК имени Ильича в Москве. Я тогда протиснулся до самого Лазарева не без помощи этих двух персонажей, предварительно договорившись с ними о возможности встречи с автором.

Трубку на этот раз подняла девушка и на мой напористый голос вдруг ответила весьма неожиданно: «Вы думаете легко нам работать с ним? Он, поверьте, весьма тяжёлый человек, да и платит нам копейки». Я как-то сразу обмяк, не ожидал такой откровенности в лоб от незнакомки, промямлил ей в ответ, что само исследование для меня важнее личностных качеств ведущего…

С первых кадров появления Лазарева на российском телеэкране невозможно было не распознать его непростой характер. Исследователь невидимых полевых структур в ореоле мрачной таинственности сидел спиной к людям, тон его голоса выдавал еле сдерживаемую раздражительность, да и название то ли редакции, то ли конторы у него было какое-то трескуче-помпезное – «Академия парапсихологии».

Но я не унимался, и на следующий мой звонок в Питер отозвался тот самый седовласый «старик» и, сославшись на мнение руководителя в подобных ситуациях, напутственно изрёк: «Действуйте по ощущению».

В конце декабря 95-го года, наспех устроившись у новых питерских знакомых, я первым делом, конечно же, позвонил в «Академию» и записался на ближайший приём. Переехав в Санкт-Петербург, теперь я стал намного ближе к «своему» автору: поистине животрепещущая тема, доходчивый стиль подачи информации, моделирующий метод исследования – ну всё в «Диагностике кармы» было моим, мне предназначенным, ко мне обращённым, будто для меня написанным. Да, казалось, что только я мог вникнуть до мельчайших тонкостей в содержание текста. Даже мои ярые соратницы по «Диагностике» в Якутске, провожавшие меня тогда в аэропорту «на выезд из северов на материк», многие важные постулаты из книги воспринимали, на мой взгляд, несколько поверхностно. И разве вот такой фанат «Диагностики», каким я был в те годы, не мог не оказаться рядом со своим автором? Разумеется, главным для меня оставался сам предмет исследования: я чувствовал, что тема души человека в лазаревском методе «бурения» только начинает развиваться, ожидают своего освоения такие глубинные пласты миропонимания, что я просто обязан был находиться вблизи карьера разработки этих «полезных ископаемых».

***

На улице Розенштейна, в гиблом питерском квартале (сейчас он снесён и застроен вновь), в тёмной сырой квартире на втором этаже располагалась творческая мастерская, где и проходили личные приёмы автора «Диагностики кармы». Этажами выше была другая мастерская, оставленная Лазареву сбежавшим в неизвестность хозяином этих двух помещений. По мрачной квартире-«достоевщине» быстрыми шагами расхаживал распорядитель действа Иван Мовсесян, светленький, худощавый молодой мужчина, в заношенном свитере, с множеством родимых пятен на узком лице, ну и еще, пожалуй, немного чудаковатый.

Позже мне один из окружения Лазарева поведал, что это в квартире Вани Мовсесяна в центре Питера перед камином спиной сидел Сергей Николаевич в телепередаче «Бумеранг», и, оказывается, это о нём, о Ване, лектор в своих выступлениях рассказывал, как однажды некий молодой питерский художник влюбился, но будучи отвергнутым девушкой, дико расстроился. И в один недобрый час вдруг позвонили в дверь художника, он открывает и… на него с топором бросается некто. Далее, в луже крови с проломленной головой он пролежит довольно много времени, затем хирург-кавказец, приятель Лазарева, сделает молодому человеку несколько операций. Художник выживет, но не без некоторых утрат, судя по странноватому поведению Ивана. По всей видимости, именно того самого хирурга я позже видел в офисе на Шкапина: он как-то по-особенному, как врач с пациентом, разговаривал с Иваном и рассматривал его.

И вот, на третий день после переезда из Якутска в Петербург, я вхожу на личный приём к автору «Диагностики кармы». В комнате Лазарев сидит на застеленной тахте за небольшим столиком. На листе бумаги Сергей Николаевич рисует мне круги: вот материальное, вот духовное, а вот и божественное, как есть Бог-сын, Бог-дух и Бог-отец. «У тебя нет зацепки за материальное, но есть за духовное» – замечает мне автор вышедшей в начале 95-го года второй книги «Диагностики кармы», где, на мой взгляд, произошёл просто-таки революционный прорыв во всей эзотерической литературе: за Святой дух, то есть за духовность, оказывается, тоже можно зацепиться, и последствия подобной привязки, из-за масштабности уровня, могут быть просто-таки ужасающими. А ведь об этом никто не говорил и не писал, наоборот – все люди рады уцепиться за духовность, как за последнюю соломинку спасения! Помню своё эмоциональное впечатление от первой диагностики: фу, хорошо, что нет зацепки за материальное, ну а за духовность зацепиться – вроде как и не грех большой, чуть ли даже не горд этим был. Вот вам и непрошибаемая зацепка за духовность! Даже не осознаю смысл прозвучавшего только что диагноза от Лазарева о зацепке за духовность, хотя читал и принял вроде бы содержание второй книги «Диагностики» на сто процентов!

А всего-то несколько месяцев назад, будучи еще в Якутске, перевернув последнюю страницу второй книги, мне буквально на собственной шкуре пришлось испытать последствия пресловутой зацепки за духовный уровень. Я тогда организовал встречу почитателей книги «Диагностика кармы» в центральной библиотеке Якутска – для координации получения информации из Петербурга: в самом начале 90-х годов отношения между регионами в стране рушились вплоть до плохой работы телефонной связи и почтовых отправлений. К моему удивлению, в читальном зале библиотеки собралась совершенно неподготовленная аудитория, даже не видевшая в глаза обложку первой книги «Диагностики». Мне пришлось пересказывать содержание исследования, в конце победоносно призвав не обманываться дешёвой мистикой, а читать «реальное исследование о душе человека», то есть книги Сергея Николаевича Лазарева. Вечером того дня раздутая «зацепка за духовность», задобренная на воспетой мною рекламе исследований Лазарева, устроила в моей квартире бандитский шабаш: неожиданно заявившиеся в мою квартиру хулиганы исколошматили моё лицо (это произошло в первый день моего отпуска, а последние разводы от синяков исчезли в последний день летнего отпуска 95-го года).

Год этот запомнился мне еще и первым крупным провалом исследователя Лазарева: на том самом московском семинаре в ДК Ильича 9-го марта Сергею Николаевичу в записке задали вопрос о внутреннем состоянии руководителя секты «Аум Синрикё» (запрещена в РФ), и он, начеркав на бумаге контуры внутреннего состояния исследуемого объекта, вынес вердикт: «Зацепок я не вижу, у него поле чистое». И вот это вот он заявляет после выхода собственноручно написанной второй книги, где описан уровень зацепки за духовность?!! А ведь даже далёкий от всякой эзотерики народ в те дни вовсю шумел, что все эти медитации японского сектанта на Красной площади и его братание с чиновниками из окружения президента страны вконец добьют растерзанную доморощенными и чужими проходимцами страну. И вскоре гром грянул: десять дней спустя после диагностики Лазаревым Сёко Асахара, то есть 20-го марта, секта «Аум синрикё» (запрещена в РФ) под руководством человека «с чистым полем» совершила газовую атаку в токийском метро. После случившегося теракта Сергей Николаевич на последующих своих выступлениях пытался разрулить очевидное фиаско своей диагностики. То, что «диагностика тонких полей» от Лазарева – вещь весьма относительная, дошло тогда до многих читателей и протрезвило их. Ну, а в наши дни тот эпизод из мартовского выступления, очевидно невыгодный для имиджа автора, давно подчищен – записи в его интернет-магазине не найти. Впрочем, как и многие «неудачные» моменты из творческих выступлений Сергея Николаевича Лазарева.

Покидая в конце декабря 1995 года мастерскую на Розенштейна после приёма, я подарил Сергею Николаевичу два бриллиантовых камушка, которые можно было бы вставить, например, в серьги. Он, кстати, тоже уходил из мастерской, закончив приём. У входной двери я спросил его о вариантах квартир, присмотренных мною накануне для покупки в Петербурге. Лазарев, натягивая рукав тяжёлой зимней куртки, как-то изловчился пальцами просмотреть ситуацию, и порекомендовал вариант квартиры в высотном доме на площади Победы. Честно говоря, я на 99% уже был настроен на него.

После того приёма, ночью у меня началась «агония». Температура подскочила под 42, на прикроватной стене в моём затуманенном сознании вдруг нарисовались очертания лиц двух монголоидных мальчиков. Вызывали «скорую», медбрат уколол жаропонижающее. А тем временем, в соседней комнате квартиры приятеля, у которого я остановился в Санкт-Петербурге после переезда из Якутска, вовсю гремела шумная вечеринка встречи нового 1996-го года. Страдать и болеть мне не впервой, потому наутро, будто вчера и не умирал, я перебрался во вновь приобретённое собственное жильё. Оттуда, разумеется, первым делом позвонил в «Академию».

Как ни странно, 1-го января в офисе на мой звонок отозвался «старик», и, известив сидевшего рядом Лазарева, что «пациент после твоего приёма чуть не умер», передал трубку ему. Тот без церемоний с ходу начал кричать: «Что вы хотите, это полевая диагностика, вся ваша грязь выплывает на поверхность!» И тут из телефонной трубки мне в нос шибануло запахом спиртного, да так ощутимо, что я резко отвернул голову в сторону. Усмехнувшись столь яркой материализации послезастольного состояния своего телефонного собеседника, я, как обычно успокаиваю своих подвыпивших приятелей, начал ласково утихомиривать Лазарева. Встречный шаг к разрядке напряжённости сделал своё дело, и я спокойно принялся излагать ему свои проблемы:

– Странно: я хоть и писал дипломную работу в университете по древним мифам о звёздном небе, тем не менее, не могу вживую смотреть на Млечный путь…

– Да, я вижу: галактика к тебе относится неважно, – диагностирует по телефону моё поле Сергей Николаевич.

Про себя же я рассуждал так: дело здесь, наверное, в антагонизме мировоззрений: наша галактика – женщина, то есть запад, а к нему у меня из прошлой жизни идут претензии. С детства интуитивно знаю: я уже несколько жизней подряд воплощаюсь на востоке. То есть, размышляю я далее, если в Млечном пути сменится «власть», как и на Земле отравляющий всё человечество западный, евроатлантический менталитет уйдёт со сцены, и люди наконец-то почувствуют гармонию, тогда и мои отношения с Млечным путем придут, наверное, в норму.

В ходе той новогодней телефонной беседы с автором «Диагностики» я прощупывал свой тайный замысел просочиться в команду «Академии» – хотелось стать, если не участником, то хотя бы близким наблюдателем этого уникального процесса проникновения в глубинные слои человеческого «я».

На Шкапина, 2

Очередным телефонным звонком я попал-таки в офис «Академии парапсихологии» на улице Шкапина, 2, адрес которого лазаревские сотрудники пытались скрыть от докучавших почитателей системы. В выходных данных первого издания «Диагностики» значился адрес на Сапёрном переулке (формальный юридический адрес) – люди шли туда и понимали, что получили заведомо ложный ориентир. В отличие от пахнущей гнилой сыростью мастерской на Розенштейна, здесь – в добротной «сталинке» на Шкапина – было светло и просторно: в трёхкомнатной квартире на четвёртом этаже была рабочая комната с компьютерами, кухня, зал с диваном и картинами Сергея Николаевича на стенах. Разве что комнатка справа при входе была взаперти. «Бардачная, хлам всякий лежит» – быстро отмахивались на мой вопрос.

Я представился присутствующей компании: «Алексей, по отчеству, извините, Петрович». Морячок Андрюха сдавленно захихикал – от комического несоответствия простого русского имени с азиатской внешностью гостя. Сергей Николаевич что-то чертил на бумаге, затем выдал:

– Имя на тебя работает как унижение.

– Да уж, всем якутам такое унижение дарено… Спасительное, надо полагать. А вот интересно, цыгане почему не могут ассимилироваться с другими народами, и таким образом хоть как-то попытаться преодолеть свои внутренние проблемы?

– Давай посмотрим, так, – быстро водя ручкой по бумаге, Сергей Николаевич погружается в историческую хронологию, – примерно 900 лет назад в северной Индии эта группа людей получила уникальные способности, соответственно подскочила гордыня, и спустя двести лет они рассеялись по миру. Ну, они, понимаешь, как евреи, для них смешаться с кем-то – потерять всё.

Я вспомнил мультфильм «Прежде мы были птицами» Гарри Бардина по мотивам цыганской притчи о получении ими дара с небес, утрате и расселении в чужих краях. В диагностике Лазарева мне понравилась хронологическая датировка истории кочевого народа: у научных версий становления данного этноса есть сильный разброс во времени, а по легендам самих цыган, они на своей древней родине чудесами промышляли и вовсе 2 тысячи лет назад.

После официального знакомства, я направился на кухню, где с капустными кочанами возился Ваня Мовсесян – пыхтел, ругался. Я предложил свою помощь, по всей видимости, весьма кстати – бросив мне нож, он мигом исчез из кухни. Капуста резалась, оказывается, для квашения. Быстрым шагом, почти всполошившись, входит Сергей Николаевич и делает замечание на мою медлительность. Я отвечаю, что, мол, хочу всё делать качественно, без халтуры. На что он бросает: «Делать надо главное!», то есть резать больше, а как – это уже вторично. И нагнувшись ко мне задом, стал перемешивать в большой кастрюле на полу нашинкованную капусту с солью. Про себя отмечаю, что в моей жизни лазаревский северокавказский типаж вплоть до схожести черт лица попадался дважды: во всероссийском пионерском лагере «Орлёнок» был похожий мальчик из Чувашии, затем другой паренёк опять же в пионерском лагере, но уже в Якутии. Их лица я помню до сих пор, и усмехаюсь, сравнивая их с лицом Сергея Николаевича – надо же, как судьба задолго олицетворяла предстоящие знаковые встречи! Вечно несправедливо обиженные, эти ребята постоянно были притесняемы другими ровесниками буквально за всё. Я передал Лазареву эти свои ощущения, а он, видать, к тому времени был уже сыт по горло рассказами о своих двойниках и всяких «предвестниках» – только нервно ухмыльнулся.

К вопросу о духовных «двойниках и братьях» стоит вспомнить один интересный случай. До переезда в Петербург, весной того же 95-го года при моем появлении с мартовского московского семинара Лазарева наш руководитель эзотерической группы в Якутске, основанной на рериховском учении «Агни Йога», Любовь Артуровна Андреева прямо с порога вдруг ткнула указательным пальцем в мою сторону: «Он предал нас!» Я обомлел – о каком-таком предательстве говорит уважаемая мною учительница тайных знаний? Под её началом мы ходили по битым стёклам, гнули вилки словно пластилин, созерцали на небе дивные рисунки из облаков, её лекции по учению Елены Рерих завораживали неописуемой притягательностью. Скажите, пожалуйста, когда и как я умудрился предать её? И тут доходит до меня: на том самом мартовском семинаре, протиснувшись к Сергею Николаевичу, я поведал ему о даме со сверхспособностями из моего города, которая, между прочим, заявила о своём неземном родстве с Лазаревым: «Он мой брат на тонком плане». На что автор «Диагностики», зная о расплодившихся после выхода первой книги «ментальных братьях и сёстрах», вяло усмехнулся. И вот теперь получается, что Артуровна сочла сей эпизод из моего диалога с Лазаревым, о котором я никому еще не успел поведать, за раскрытие духовной тайны, то есть за предательство. А ведь узнала же, но как?!

Возвращаясь к шинкованию капусты, стоит отметить кулинарные способности основателя «Академии»: заквашенная им капуста с размятым отварным картофелем была наивкуснейшей пищей. Все в офисе закатывали от удовольствия глаза, вкушая эту простую на первый взгляд еду. Я отваривал малопривлекательную «колхозную» картошку из ближайшего магазина, затем присутствующие в офисе разминали её вилкой, добавляли растительное масло, и примешивали туда квашеную Лазаревым капусту – и «пища богов» готова!

Ел Сергей Николаевич в те годы много и с азартом. Бедный офисный холодильник трясся осиновым листком при шумном появлении хозяина; в утробе холодильника частенько лежала шикарная рыбина на засолку, батарея банок с красной икрой появлялась и исчезала с полок. Вторым нападающим на содержимое холодильника был вечно голодный амбал Андрей Митриков, подвизавшийся в «Академии» из команды моряков, с которыми Лазарев имел в одно время общение.

Андрюха – видный, крепкий парень приезжал в офис из пригородного Сестрорецка. Находясь в вынужденном длительном отрыве от своего моряцкого дела, он исполнял поручения «старика»: таскал кипы книг по адресам, отвозил коробки видеокассет заказчикам, ограждал Лазарева от натиска поклонников на выступлениях, солил ему рыбу, разнимал распалившихся сотрапезников на загородных гулянках шефа, сидел на офисном телефоне.

Стариком же оказался Владимир Васильевич Шмонин, бывший боцман Санкт-Петербургского морского торгового пароходства, балагур, весельчак, рассказчик сальных мужицких анекдотов – душа команды моряков. Это, оказывается, о нём рассказывал Лазарев: как-то один друг умирал в индийском порту, шансов не было никаких. Но Сергей Николаевич, находясь на тот момент в Питере, энергетическими усилиями дистанционно вытянул его из предсмертного состояния. И не таким уж и старым оказался Шмонин – папаша не так давно родившегося младшего сына. Поседел он, как сам объяснял, «когда Серёга начал эксперименты со временем проводить». И жена его – Валентина Александровна Шмонина – тоже в офис «Академии» была вхожа – сидела на телефоне. Но после тех экспериментов она перестала там появляться; поседели и Шмонин, и сам Лазарев, а лицо Валентины покрылось красными волдырями.

Позже Лазарев рассказывал мне о несколько иной природе этих наваждений на супругов Шмониных. У Валентины, уроженки Украины, были способности к видению тонких планов. Я замечал, что даже после её ухода из «Академии» люди звонили в офис и просили к телефону именно Валентину Александровну – видать, она умела впечатлить своими консультациями. Со слов Сергея Николаевича, пока она была в офисе, и он был рядом с ней, последствия проникновений в тонкие планы сходили с неё «как с гуся вода». Но шеф стал выбираться из Питера в более дальние поездки всё чаще, а Валентина надолго оставалась одна в офисе, без «страховки» и… накапливала себе проблемы. В общем, к моему приходу супруга Владимира Васильевича сидела уже дома и по телефону поддерживала только своего супруга: прихватит Базилича, как его называли иностранцы на заморских причалах, то сердце или давление подскочит – он звонит жене домой, и та на невидимом плане выправляет энергетическое поле супруга.

Принять меня на работу в офис уговорил Лазарева Базилич: «Башковитый парень, в офисной работе такой пригодится». Наверняка, глава «Академии» не обошёлся тогда без диагностики моей персоны. Но, выходить на работу в лазаревском офисе сразу после переезда из Якутска, где жил с комфортом и работал в престижной организации, я почему-то не торопился (будто чувствовал, чем это обернётся!). Попросил Базилича подождать до февраля, а пока хотелось осмотреться в новом городе, обустроиться в недавно купленной квартире.

«Академия парапсихологии»

К моему приходу в офисе «Академии» шло вызревание третьей книги «Диагностики кармы»: Сергей Николаевич диктовал стенографисту свою информацию, затем рукописный текст набирали в компьютере и отвозили распечатки редактору. В редакции «Академии» регулярно появлялись бухгалтер, стенографист, редактор и просто подвизавшиеся, вплоть до бандитов. Ни разу не встречал среди них соратников автора по теме исследования или людей, имеющих уникальные способности – в центре внимания находился сам Сергей Николаевич, и все вокруг обращались к нему с хозяйственно-бытовыми вопросами. Брат жены Лазарева – Паша Григорьев – занимался развозкой товара на машине. Как только темнело на улице, в офис заглядывал паренёк с потерянным видом – мой ровесник, привязавшийся к Сергею Николаевичу с его нижегородского турне: Денис, некогда шедший на «красный» диплом в университете, на последнем курсе заглянул на лекцию прибывшего в Нижний Новгород Лазарева и, как часто случается с читателями его книг, непонятным образом провалил выпускной экзамен. Причём, по французскому языку, в котором равных ему на курсе не было. Вслед за автором книги Денис потянулся в Питер. И вот теперь он безрадостно «косил» от армии, скрываясь днём от милицейской проверки в людных местах, а в темноте вечерних часов разносил пачки книг «Диагностики» по книжным развалам города на реализацию. Тем и жил.

В определённые дни недели приходила бухгалтер Наталья Петровна – тихая, маленькая женщина средних лет, основная работа которой находилась в хозяйственной части Института коммуникаций имени Бонч-Бруевича, где в маленьком кабинетике («котельной», как выражался Шмонин) она сидела вместе с супругой Лазарева – Ольгой Марсовной. По всему было видно, что Наталья Петровна тяготилась обществом Шмонина в «Академии»: Владимир Васильевич фактически единовластно заправлял административными и финансовыми вопросами, а Лазарев, изредка появляясь в офисе между поездками в разные города и страны, раскинувшись султаном на диване, выслушивал отчёт своего «визиря», затем резко вскакивал и устремлялся к выходу, насовав на бегу пачки денег – выручку фирмы – по карманам, и снова исчезал надолго.