Волк с серебряными зубами

Из всех дней недели псеудмант Каурр более всего ненавидел четверг. В четверг ему приносили (и счастье еще, что не приходилось лично обивать пороги кабинетов!) – груду ведомственных бланков, листовок, справок, жалоб и нот протеста. Все это ныло, кричало, вопило и требовало пива и зрелищ. Пива в Утранте хватало; недостатка в зрелищах не было, но вопли и стоны обиженных и оскорбленных преследовали хрупкий рассудок псеудманта до глубокой ночи. Тогда, зашвырнув проклятую «корзину боли» в дальний угол, распахнув окно, открыв все чакры и хлебнув черного чаю на багряничнике – только тогда можно было вспомнить: я – Каурр. Ищейка Трех Башен. Я еще жив, и зло еще живо, и мы вполне стоим друг друга – я и зло.

Был четверг, была полночь, но желанного отдохновения не было и в помине.

Вздохнув, Каурр побарабанил пальцами по краю тарелки, где уныло отдавала концы крохотная курья ножка. Где-то наверху, на втором этаже, тихо подвывала торговка сластями. Невпопад псеудмант подумал, что неплохо было бы купить у несчастной пару пригоршней сахарного гороха: личный запас маны был израсходован больше чем наполовину, а приторные драже могли хотя бы частично восстановить потенциал крон-сосудов. К тому же, когда продаешь кому-то свой товар, довольно трудно рыдать, отчаиваться и портить окружающим остатки нервов – если, конечно, ты не коренной хюст, которому нагадить в башмак соседу – счастье первой величины. Торговка на хюсту не тянула: у северян-медведоедов все, как на подбор, худющие и злые, как горные пчелы. Впрочем, к Черным Стрижам всех хюстов и торговцев: надо было спасать таверну. Каурр умел, когда было очень нужно, видеть будущее на полчаса вперед. При полной выкладке – на час. И то, что открывалось в зеленоватой тягомотине полотна судеб, не устраивало «белого громилу» ни на йоту.

Совсем не устраивало – чего уж греха таить.

Каурр видел дождь. Яркий серебряный дождь падал с неба, заливая светлым землю, дома, траву и людей. Люди сгорали быстро, всего за пару мгновений. Сгорали изнутри – страшно и неотвратимо. Комок белого пламени зарождался где-то в груди, правее сердца, охватывал все тело – конец наступал почти сразу…