Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России)

Выбор модели земшарной республики

При выработке плана образования Союза республик на месте бывшей царской России споры среди большевиков шли, в сущности, о начальной форме земшарной республики – будущего единства народов мира, которая могла бы стать первой из переходных форм сближения и слияния народов в мировой социалистической общности людей. Ленин требовал создания Союза ССР вместо предлагаемой Сталиным Российской республики не столько из-за опасений усиления централизма и русификаторства, сколько предвидя возможность вхождения в СССР других стран по мере успехов революции на Востоке и Западе^[97]. Во взглядах на первичную форму государственного единства социалистических наций Ленин в сентябре – декабре 1922 года перешел на позицию, близкую к той, которую Сталин занимал в июне 1920 года.

Тогда перед II конгрессом Коминтерна Ленин разослал «Первоначальный набросок тезисов по национальному и колониальному вопросам» целому ряду своих соратников, в том числе и Сталину, находившемуся в Харькове, в штабе Юго-Западного фронта, и просил сделать замечания по этому «наброску»^[98]. Сталин в своих замечаниях к тезисам предложил включить в них положение о конфедерации как об одной из переходных форм сближения трудящихся разных наций. Аргументируя предложение, он писал: «Для наций, входивших в состав старой России, наш (советский) тип федерации можно и нужно считать целесообразным как путь к интернациональному единству. Мотивы известны: эти национальности либо не имели в прошлом своей государственности, либо потеряли ее давно, ввиду чего советский (централизованный) тип федерации прививается к ним без особых трений»^[99]. Однако, полагал далее Сталин, этого нельзя сказать о национальностях, которые не входили в состав старой России, долгое время существовали как самостоятельные образования, развили свою собственную государственность и которые, если они станут советскими, вынуждены будут силою вещей стать в те или иные государственные отношения к Советской России. Например, будущие Советская Германия, Польша, Венгрия, Финляндия.

И. В. Сталин сомневался, что народы этих стран, став советскими, согласятся пойти сразу на федеративную связь с Советской Россией «типа башкирской или украинской». Советский тип федерации и вообще федерация были бы еще более неприемлемы, по мнению Сталина, для отсталых национальностей зарубежного Востока. Исходя из этих соображений, в ленинские тезисы о переходных формах сближения трудящихся разных наций и было предложено «внести (наряду с федерацией) конфедерацию. Такая постановка придала бы тезисам больше эластичности, обогатила бы их еще одной переходной формой сближения трудящихся разных наций и облегчила бы национальностям, не входящим ранее в состав России, государственное сближение с Советской Россией»^[100].

Вспоминая об этом своем предложении в защиту конфедерации, Сталин говорил 25 апреля 1923 года участникам заседания секции XII съезда партии по национальному вопросу: тогдашнее предложение Ленина сводилось к тому, что «мы, Коминтерн, будем добиваться федерирования национальностей и государств. Я тогда сказал… не пройдет это. Если Вы думаете, что Германия когда-либо войдет к Вам в федерацию на правах Украины, – ошибаетесь. Если Вы думаете, что даже Польша, которая сложилась в буржуазное государство со всеми атрибутами, войдет в состав Союза на правах Украины, – ошибаетесь. Это я говорил тогда. И товарищ Ленин прислал грозное письмо – это шовинизм, национализм, нам надо центральное мировое хозяйство, управляемое из одного органа»^[101].

Что же касается конечной формы государственного и национального социалистического единства, то она в первые годы революции никаких разногласий среди большевиков не вызывала. Азбучной истиной (по «Азбуке коммунизма» Н. И. Бухарина и Е. А. Преображенского, написанной в октябре 1919 г.) считалось, что со временем, когда Всемирный федеративный союз «окажется недостаточным для создания общего мирового хозяйства и огромное большинство на опыте осознает эту недостаточность, будет создана единая мировая социалистическая республика»^[102]. На языке поэта – «Земшарная Республика»^[103].

Троцкистские представления о путях утверждения социализма на планете Земля в наибольшей степени соответствовали ультрареволюционной ментальности первых лет советской власти и всех 1920-х годов. Л. Д. Троцкий в этом вопросе нисколько не противоречил В. И. Ленину, ключевая мысль теоретического наследия которого может быть выражена положением: наше дело «есть дело всемирной пролетарской революции, дело создания всемирной Советской республики»^[104]. Троцкий нисколько не противоречил и Конституции СССР 1924 года, объявлявшей образованное в конце 1922 года интернациональное государство открытым «всем социалистическим советским республикам, как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем»^[105].

Воззрения Л. Д. Троцкого на национальный вопрос в своей основе были близки к люксембургианству, имевшему немало сторонников в большевистской партии. В их числе были такие известные деятели, как Н. И. Бухарин, Г. Л. Пятаков и, как это ни покажется странным, едва ли не все члены коллегии Наркомнаца, исключая лишь председателя. «Открыто или полусознательно, – писал Троцкий в 1930 году, – они стояли на уже известной точке зрения Розы Люксембург: при капитализме национальное самоопределение невозможно, а при социализме оно излишне»^[106]. Будучи, по его же наблюдениям, русифицированными инородцами, они свой абстрактный интернационализм противопоставляли реальным потребностям развития угнетенных национальностей^[107]. Троцкий полагает, что тем самым они объективно возрождали старую традицию русификаторства и великодержавности, с чем трудно согласиться. Абстрактный интернационализм никак не мог соответствовать реальным потребностям также и русского народа. Можно сказать, русского – прежде всего. В Наркомнаце не случайно не видели никакой необходимости в русском комиссариате, в то время как другие народы таковые имели.

Стремление с помощью Наркомнаца решать национальные проблемы в стране без представительства и учета интересов русского народа находило свое выражение не только в отсутствии специального отдела, но и в том, что само участие русских в работе комиссариата считалось вовсе не обязательным, если не сказать – вредным. Характерен в этой связи ход мыслей С. С. Пестковского. Троцкий представлял его старым польским революционером, ближайшим помощником Сталина в первые двадцать месяцев советского режима^[108]. «Проэкзаменовав себя строго, – писал Пестковский в 1923 году о выборе им своего места в рядах борцов за социализм, – я пришел к убеждению, что после иностранных дел единственным ведомством, подходящим для меня, является комиссариат по делам национальностей. Я сам инородец, – рассуждал я, – следовательно, у меня не будет того великорусского национализма, который вреден для работы в этом комиссариате»^[109]. Решившись, он отправился к Сталину и заявил, ничтоже сумняшеся: «Я вам “сделаю” комиссариат», – с чем Сталин якобы и согласился^[110]. Этот весьма выразительный исторический эпизод говорит как раз о том, что если и другие «люксембургианцы-инородцы» думали так же, то вряд ли следует грешить на них как на «объективно великорусских» националистов. Неправильно понятый интернационализм легко смыкается и с местным национализмом, и с космополитизмом, и с русофобией, если сводить его к борьбе или другим формам противостояния с «великой» государствообразующей нацией. Само по себе великодержавие не предполагает несправедливости в отношениях между государствообразующей нацией и другими, союзными с ней и дружественными «инородными» национальностями.

Генуэзская конференция 1922 года и идея автономизации СССР

Большевики с дореволюционных времен были известны как сторонники централистского государства. Прогресс в государственном развитии представлялся как переход от разного типа союзных государств к единой республике, а от нее – к безгосударственному общественному самоуправлению. «Пока и поскольку разные нации составляют единое государство, – писал Ленин в 1913 году, – марксисты ни в коем случае не будут проповедовать ни федеративного принципа, ни децентрализации»^[111]. В 1918 году российская власть взяла курс на федерализм как новую форму государственного устройства для всей бывшей территории Российской империи, однако при этом неизменно подчеркивала стратегическую временность этой формы. «Принудительный централистский унитаризм» считалось целесообразным заменить федерализмом добровольным, для того чтобы со временем он уступил место, как и в Америке и Швейцарии, добровольному «социалистическому унитаризму»^[112].

На начальных этапах этого пути численно преобладающему русскому народу было предназначено оказать помощь в социально-экономическом и культурном развитии отсталым и угнетенным в прошлом народам России. Такая политика усиливала факторы, способствующие их объединению в едином государстве: общность исторических судеб; сложившуюся на основе разделения труда между территориями единую хозяйственную систему и единый общероссийский рынок; общую транспортную сеть, почтово-телеграфную службу; исторически сформированную перемешанность полиэтничного населения; налаженные культурные, языковые и другие контакты; союзы между советскими республиками, оформившиеся, в основном, в последние годы и после Гражданской войны.

Были и факторы, препятствующие объединению: память о русификаторской политике старого режима; стеснение прав отдельных национальностей и боязнь повторения такой политики в новом виде; немалый вкус к независимой власти, приобретенный национальными элитами окраинных народов в период революционной смуты. Большевистская власть акцентировала внимание на так называемом праве наций на самоопределение. Реализация этого права в условиях Гражданской войны превратила Россию в совокупность различных национально-государственных образований. Финляндия, Польша, Тува, Литва, Эстония, Латвия силой обстоятельств были отделены от России. Украина, Белоруссия стали независимыми советскими республиками. В Средней Азии существовали Хорезмская (с февраля 1920 г.) и Бухарская (с октября 1920 г.) народные советские республики. На Дальнем Востоке в 1920 году образована «буферная» ДВР, в составе которой с 1921 года находилась Бурят-Монгольская автономная область (АО). Советизированные республики Закавказья (Азербайджан, апрель 1920 г.; Армения, ноябрь 1920 г.; Грузия, февраль 1921 г.) в марте 1922 года образовали конфедеративный союз закавказских республик, преобразованный в декабре 1922 года в Закавказскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику (ЗСФСР).

В составе РСФСР на протяжении 1918–1922 годов возникло множество автономных образований. Первыми из них были Туркестанская АССР (апрель 1918 г.), Трудовая коммуна немцев Поволжья (октябрь 1918 г.), Башкирская АССР (март 1919 г.). В 1920 году созданы Татарская АССР, Карельская трудовая коммуна, Чувашская АО, Киргизская (с 1925 г. – Казахская) АССР, Вотская (с 1932 г. – Удмуртская) АО, Марийская и Калмыцкая АО, Дагестанская и Горская АССР; в 1921 году – Коми (Зырянская) АО, Кабардинская АО, Крымская АССР; в 1922 году – Карачаево-Черкесская АО, Монголо-Бурятская АО, Кабардино-Балкарская АО, Якутская АССР, Ойротская (с 1948 г. – Горно-Алтайская) АО, Черкесская (Адыгейская) АО, Чеченская АО. В Закавказье образованы: на территории Азербайджана – Нахичеванская Советская Республика (1920), на территории Грузии – Аджарская АССР (1921) и Юго-Осетинская АО (1922); в 1921 году создана Абхазская ССР^[113].

Потенциал возникновения новых национально-государственных образований на территории бывшей царской России был весьма значителен. По переписи 1926 года насчитывалось 185 наций и народностей – лишь 30 из них в той или иной форме обрели государственность к концу 1922 года. Основная масса малых национальностей была индифферентна к федеративному строительству и спокойно существовала в рамках прежнего статуса. К моменту создания СССР национальные образования далеко не покрывали всей территории страны, наравне с ними продолжали существовать административно-территориальные единицы, сохранявшие преемственную связь с дореволюционным губернским, областным, уездным и волостным делением.

Вопрос об укреплении государственного единства страны со множеством советизированных независимых и автономных образований, возникавших в годы революционной смуты, появился сразу же, едва забрезжила победа в Гражданской войне. Уже в середине 1919 года заместитель председателя Реввоенсовета республики Э. М. Склянский официально предлагал объединить все независимые советские республики в единое государство путем их включения в РСФСР^[114]. Это была одна из первых формулировок «плана автономизации» после победы Октября. На X съезде РКП(б) (март 1921 г.) говорилось, что «живым воплощением» искомой формы федерации всех советских республик является РСФСР – федерация, основанная на автономизации ее субъектов^[115]. План автономизации приобрел чрезвычайную актуальность в начале 1922 года в связи с подготовкой к международной конференции в Генуе, где предстояло обсуждать судьбу долгов царского и Временного правительств и иностранной собственности в Советской России.

Наркомат иностранных дел полагал неразумным участие в конференции всех республик, образованных на месте царской России. «Если мы на конференции заключим договоры как девять параллельных государств, это положение дел будет юридически надолго закреплено, и из этой путаницы возникнут многочисленные затруднения для нас в наших сношениях с Западом», – писал Г. В. Чичерин в ЦК. Избежать международных осложнений предлагалось включением «братских республик» в РСФСР^[116].

Идея «поставить державы перед свершившимся фактом» уже на открытии конференции в апреле 1922 года была весьма привлекательна. Но и на этот раз она оказалась неосуществленной. И. В. Сталин в связи с предложением НКИД сожалел, что «нам нужно быть готовыми уже через месяц», а месяца недостаточно для проведения этой очень крупной меры^[117]. Полное дипломатическое единство советских республик было обеспечено подписанным 22 февраля протоколом о предоставлении Российской Федерации полномочий защищать в Генуе права Украины, Белоруссии, Грузии, Армении, Азербайджана, Бухары, Хорезма, ДВР и подписывать от их имени выработанные на конференции акты, договоры и соглашения^[118].

К «плану автономизации» вернулись в августе 1922 года, когда приступила к работе комиссия Оргбюро ЦК РКП(б) по подготовке вопроса о взаимоотношениях РСФСР и независимых республик к предстоящему пленуму ЦК партии. И. В. Сталин, возглавивший подготовку соответствующей резолюции, вряд ли долго над ней размышлял. Проект резолюции предусматривал необходимость «признать целесообразным формальное вступление независимых Советских республик: Украины, Белоруссии, Азербайджана, Грузии и Армении в состав РСФСР, оставив вопрос о Бухаре, Хорезме и ДВР открытым и ограничившись принятием договоров с ними по таможенному делу, внешней торговле, иностранным и военным делам и прочее»^[119]. План, получивший громкий резонанс после 1956 года^[120] и возведенный после разоблачения культа личности в разряд едва ли не «трагедии партии и народа»^[121], был лишь очередным выражением высказанного на Х съезде партии убеждения, что «живым воплощением» искомой формы федерации всех советских республик «является РСФСР»^[122].

Принятый комиссией документ был разослан руководству Украины, Белоруссии и Закавказья, однако не встретил единодушной поддержки. Не ставя под сомнение необходимость сохранения «диктатуры пролетариата» (иначе говоря, права на власть в государстве коммунистической партии) и подчиненность этому «права наций на самоопределение», местное партийное и государственное руководство разделилось на сторонников «жестких» и «мягких» форм федерации.

Сторонники первого варианта (Ф. Э. Дзержинский, С. М. Киров, В. В. Куйбышев, В. М. Молотов и др.) соглашались с предложениями Сталина, реализация которых позволила бы ликвидировать «отсутствие всякого порядка и полный хаос» в отношениях между центром и окраинами, дала бы возможность создать «действительное объединение советских республик в одно хозяйственное целое», обеспечивая при этом реальную автономию республик в области языка, культуры, юстиции, внутренних дел, земледелия и пр. Примиренческую позицию по отношению к этому варианту занимали Л. Б. Каменев (первый заместитель Ленина в Совнаркоме и СТО, председатель Моссовета) и Г. Е. Зиновьев (председатель Исполкома Коммунистического Интернационала, председатель исполкома Петроградского Совета).

Влиятельные сторонники второго варианта (на Украине Х. Г. Раковский, Н. А. Скрыпник; в Грузии – Ф. И. Махарадзе, П. Г. Мдивани; в Центре – Н. И. Бухарин, Л. Д. Троцкий и др.) полагали необходимым сохранить за союзными республиками «атрибуты национальной независимости», считали, что они будут в большей мере способствовать хозяйственному возрождению республик, отвечать интересам свободного развития наций и оказывать «максимум революционного эффекта на всех окраинах, а также за границей»^[123].

22 сентября 1922 года Сталин направил Ленину письмо, в котором обращал внимание на заявления азербайджанского и армянского партийного руководства «о желательности автономизации», а также ЦК КП Грузии «о желательности сохранения формальной независимости»^[124]. Познакомившись с письмом и другими материалами, Ленин 25 сентября обсудил их с наркомом Г. Я. Сокольниковым, сторонником включения в РСФСР не только независимых советских республик, но и Хивы, Бухары. 26 сентября он имел продолжительную беседу со Сталиным и в тот же день направил письмо Л. Б. Каменеву (копии – всем членам Политбюро), из которого следовало, что «Сталин немного имеет устремление торопиться» в решении «архиважного» вопроса. Ленин полагал, что вместо «вступления» независимых республик в РСФСР нужно вести речь о «формальном объединении» всех независимых республик в новый союз, в рамках которого «мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию, “Союз Советских республик Европы и Азии”»^[125].

Каменев тут же откликнулся запиской, рекомендуя «провести Союз так, чтобы максимально сохранить формальную независимость» и обязательно зафиксировать в договоре о Союзе пункты о праве одностороннего выхода из Союза и разграничении областей ведения Союза и республик. К записке была приложена в виде схемы «Развернутая форма Союза Советских Республик»^[126]. Так 26 сентября 1922 года возник в противовес сталинскому ленинско-каменевский план образования СССР.

Ленин продолжал обсуждать новый план объединения республик на личных встречах с председателем Совнаркома Грузии П. Г. Мдивани (27 сентября), Г. К. Орджоникидзе (28 сентября), членами ЦК Компартии Грузии М. С. Окуджавой, Л. Е. Думбадзе, К. М. Цинцадзе, с председателем Совнаркома Армении А. Ф. Мясниковым (29 сентября). В результате проект резолюции предстоящего пленума ЦК был исправлен. В новом проекте значилось: «Признать необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией Закавказских Республик и РСФСР об объединении их в “Союз Социалистических Советских республик” с оставлением за каждой из них права свободного выхода из состава Союза»^[127].

Исправленная резолюция означала рождение знаменитой аббревиатуры «СССР» и окончательные похороны «плана автономизации», так как Ленин неожиданно для многих встал на сторону «независимцев» Грузии и Украины. Сталин не нашел нужным противиться «национал-либерализму», поскольку не вполне устраивавший его ленинско-каменевский проект образования СССР не исключал установления отношений подчиненности во всех главных вопросах окраин Центру.

В отношении к устройству Союза Ленин и Сталин осенью 1922 года заняли позиции, прямо противоположные тем, которые каждый из них занимал в июне 1920 года, когда Ленин работал над тезисами ко II конгрессу Коминтерна по национальному и колониальному вопросам. Сталинский план, решительно отвергнутый Лениным летом 1920 года как чрезмерная уступка возможному национализму европейских народов, в сентябре 1922 года был найден вполне подходящим в качестве уступки национализму «независимцев» Грузии и Украины.

Явное раздражение Сталина либерализмом, который проявили Ленин и его соратники при выработке проекта образования СССР, вызывалось его демонстративной избирательностью и усугублением несправедливости, закладываемой в основание Союза. Декларация прав народов России на заре советской власти обещала равенство, суверенность, право на свободное самоопределение и развитие всем без исключения народам страны. Теперь же оказывалось, что к созданию Союза ССР «вместе и наравне» допускались народы лишь четырех субъектов федерации. Все остальные оказывались в явно неравноправном положении. Сталина смущало, что, отвергая план автономизации как основы устройства СССР, Ленин и другие члены высшего политического руководства не видели необходимости что-либо менять в автономизации как основе РСФСР, на которую приходились 90 % площади и 72 % населения создаваемого Союза^[128].

Пытаясь отстаивать свою позицию, Сталин обращал внимание членов Политбюро на нелогичность образования единого государства как союза национальных республик по принципу «вместе и наравне», но без русской республики. 27 сентября 1922 года в письме членам Политбюро Сталин предостерегал, что «решение в смысле поправки т. Ленина должно повести к обязательному созданию русского ЦИКа», исключению из РСФСР восьми автономных республик и их переводу (вместе с возникающей русской республикой) в разряд независимых^[129]. Федеральная постройка, возводимая на фундаменте с очевидным изъяном, заведомо не могла обладать должной прочностью.

Тем не менее Сталину, вынужденному согласиться с ленинской идеей, впоследствии «по долгу службы» приходилось не раз и не очень убедительно отстаивать решение октябрьского пленума ЦК. Уже на X Всероссийском съезде Советов член коллегии Наркомнаца М. Х. Султан-Галиев отметил, что с образованием нового союза происходило разделение народов СССР «на национальности, которые имеют право вхождения в союзный ЦИК, и на национальности, которые не имеют этого права, разделение на пасынков и на настоящих сыновей. Это положение, безусловно… является ненормальным»^[130].

Исправленный под диктовку «национал-независимцев» проект резолюции октябрьского (1922) пленума ЦК вдохновил их на дальнейшие притязания. Уже после отказа Центра от плана автономизации Х. Г. Раковский поставил вопрос о сохранении независимости Украины. Управляющий делами Совнаркома Украины П. К. Солодуб полагал, что «будущий союз республик будет не чем иным, как конфедерацией стран, ибо субъектами союза являются не области и автономные республики, а суверенные государства»^[131].