Пропасть Искупления

Глава третья

Субсветовик «Гностическое восхождение», межзвездное пространство, год 2615-й

Любовница помогла ему выбраться из капсулы. Дрожа на койке в кабинете восстановительной терапии, Куэйхи, базово-линейный человек, боролся с головокружением и тошнотой; тем временем Морвенна отсоединяла от его тела многочисленные провода и шланги.

– Лежи спокойно, – сказала она.

– Я не слишком хорошо себя чувствую.

– А чего ты хотел? Эти сволочи разморозили тебя слишком быстро.

Ощущение было как при ударе в пах, с той разницей, что боль заполняла все тело. Хотелось съежиться, уменьшиться в объеме, завязаться крошечным узлом, сложиться в изящную фигурку оригами. Он подумал, что надо бы проблеваться, но это, наверное, потребовало бы чрезмерных усилий.

– Почему они так рисковали? – пробормотал он. – Она же знает, что я слишком ценен.

Он рыгнул: звук получился странный, словно слишком растянулся собачий взлай.

– Кажется, ты испытывал ее терпение чуть дольше дозволенного, – сказала Морвенна, протирая его кожу салфеткой с щиплющей целебной мазью.

– Но я ей нужен.

– Прежде она обходилась без тебя. Возможно, пришла к выводу, что и в дальнейшем ты не понадобишься.

Куэйхи повеселел:

– Наверное, возникла какая-то чрезвычайная ситуация.

– Разве что для тебя.

– Господи… Все, что мне сейчас нужно, – это сочувствие.

Он поморщился: в голове стрельнула боль, причем непростая – куда сильнее и целенаправленнее тупой саднящей боли, сопутствующей выходу из криосна.

– Не поминай имя Господа всуе, – назидательно сказала Морвенна. – От этого только хуже, ты же знаешь.

Он взглянул ей в лицо – для этого пришлось разлепить веки и впустить в глаз безжалостный свет кабинета восстановительной терапии.

– Ты на моей стороне или нет?

– Я пытаюсь помочь тебе. Лежи тихо, нужно вынуть еще одну трубку.

Последняя слабая вспышка боли в бедре, и шунт выскочил наружу, оставив после себя аккуратную ранку, похожую на глаз.

– Вот теперь все.

– До следующего раза, – вздохнул Куэйхи. – Если будет следующий раз.

Морвенна замолчала, словно к ней вдруг пришла догадка.

– Ты боишься?

– А ты на моем месте не боялась бы?

– Королева безумна, это всем известно. Но она достаточно практична, чтобы распознать ценный ресурс.

Морвенна говорила открыто, зная, что здесь, в кабинете оживления, у королевы нет прослушивающих устройств.

– Возьми, например, Грилье – ужас! Разве она терпела бы этого урода хоть минуту, не будь он ей полезен?

– Со мной то же самое, – вздохнул Куэйхи, погружаясь в омут отчаяния. – Как только кто-нибудь из нас становится ей не нужен…

Если бы Куэйхи мог шевелиться, он бы чиркнул себе по шее воображаемым ножом. Вместо этого он глухо захрипел, подражая человеку с перерезанным горлом.

– У тебя есть преимущество перед Грилье, – сказала Морвенна. – Это преимущество – я, союзник в команде. Кто есть у него?

– Ты права, – ответил Куэйхи, – как всегда.

С огромным усилием он приподнялся, протянул руку и взялся за стальную перчатку Морвенны.

Он не решился напомнить, что на борту корабля она теперь почти в такой же полной изоляции, как и он сам. Чтобы ультра подвергли остракизму одного из своих, ему достаточно вступить в близкие отношения с базово-линейным человеком. Морвенна притворялась, что ей все нипочем, но Куэйхи отлично знал: если попытается прибегнуть к ее помощи, королева и экипаж ополчатся против него и тогда ему конец.

– Можешь сесть? – спросила она.

– Попробую.

Неприятные ощущения постепенно отпускали. Куэйхи знал, что со временем все пройдет. Сейчас он уже, по крайней мере, мог пользоваться основными группами мышц, не крича от боли. Он сидел на койке, прижав колени к безволосой груди, пока Морвенна осторожно вынимала из его члена катетер. Куэйхи смотрел ей в лицо и слышал только позвякивание металла о металл. Он вспомнил, как было страшно, когда она впервые прикоснулась к нему там блестящими, как ножницы, руками. Заниматься с ней любовью – все равно что заниматься любовью с молотилкой. При этом Морвенна ни разу не причинила ему травмы, только сама случайно порезалась – там, где у нее живая плоть, а не металл.

– Все в порядке? – спросила она.

– Да, оклемался. Чтобы испортить день Хоррису Куэйхи, нужно нечто посерьезнее быстрого оживления.

– Вот это сила духа, – сказала она без особой уверенности и поцеловала его.

От нее пахло духами и озоном.

– Хорошо, что ты здесь, – сказал Куэйхи.

– Подожди, приготовлю тебе попить.

Телескопически распрямившись в полный рост, Морвенна отодвинулась от койки. Будучи все еще не в силах сосредоточить взгляд, Куэйхи наблюдал, как она скользит через комнату к нише, где были приготовлены различные укрепляющие смеси. Серо-стальные дреды Морвенны раскачивались при каждом качке ее длинноногого тела, приводимого в движение поршнями.

Морвенна уже возвращалась к нему, с бокалом в руках – шоколадный напиток с лекарственными препаратами, – когда дверь в камеру открылась, скользнув в сторону. В комнату вошли двое – мужчина и женщина. За ними, заложив в притворной застенчивости руки за спину, семенила невысокая, особенно рядом с ультра, фигурка генерал-полковника, как обычно в испачканном медицинском халате.

– Он пришел в себя? – спросил мужчина.

– Его счастье, что не умер, – резко ответила Морвенна.

– Поменьше мелодрамы, – отрезала женщина. – Никто еще не умирал от чуточку ускоренного разогрева.

– Вы объясните, чего Жасмина хочет от Куэйхи?

– Это касается только их с королевой, – ответила женщина.

Мужчина небрежно кинул простеганную серебристую одежду в сторону Куэйхи. Рука Морвенны обратилась в расплывчатое пятно и поймала на лету. Она подошла к Куэйхи и передала ему халат.

– Я хочу знать, что происходит, – буркнул Куэйхи.

– Одевайся, – приказала женщина. – Пойдешь с нами.

Куэйхи повернулся на койке и опустил ноги на холодный пол. Дискомфорт отступил, на его место пришел страх. Член сжался, съежился, забрался в пах, словно уже придумал собственный план спасения. Куэйхи оделся, завязал пояс. Потом, повернувшись к генерал-полковнику, спросил:

– Ты тоже участвуешь?

Грилье моргнул:

– Мой дорогой друг, все, что было в моих силах, – не допустить, чтобы тебя разогрели еще быстрее.

– Ну, ты дождешься, – сказал Куэйхи. – Помяни мое слово.

– Не понимаю, почему ты все время разговариваешь со мной в таком тоне. У нас много общего, Хоррис. Мы двое разумных гуманоидов на борту корабля ультра. Нам не стоит ругаться и соперничать из-за престижа и статуса. Напротив, необходимо действовать заодно. – Грилье вытер перчатки о халат, оставив на нем зловещее красное пятно. – Нам нужно дружить, Хоррис. Нужно держаться друг за друга, потому что впереди долгая дорога.

– Скорее ад замерзнет, – ответил Куэйхи.

Королева держала на коленях пегий человеческий череп, поглаживая его очень длинными пальцами с ногтями, выкрашенными черным лаком. Одета она была в кожаный жилет со шнуровкой на груди и короткую матерчатую юбку из такой же темной кожи. Волосы были убраны с высокого лба назад, оставлен лишь аккуратный маленький завиток.

Стоя перед королевой, Куэйхи было подумал, что она нанесла на лицо экзотический грим: вертикальные полосы, словно густой свечной воск, тянулись от глаз к изгибу верхней губы. И лишь потом понял, что она вырезала себе глаза.

Если отвлечься от ран, ее лицо отличалось своеобразной суровой красотой.

Он впервые видел королеву во плоти. До этой встречи все их переговоры проводились дистанционно, либо через виртуальные альфа-копии, либо через живых посредников вроде Грилье.

Когда-то он надеялся, что так будет всегда.

Куэйхи выждал несколько секунд, прислушиваясь к своему дыханию. Наконец спросил:

– Я подвел вас, мэм?

– Куэйхи, за кого вы меня принимаете? За капитана, который может возить бесполезный груз?

– Вижу, удача от меня отвернулась.

– Поздновато вы это увидели. Сколько остановок, Куэйхи, мы сделали с тех пор, как вы присоединились к нам? Пять, не так ли? И какую прибыль принесли эти пять остановок?

Куэйхи открыл рот, собираясь ответить, как вдруг заметил резной скафандр, почти скрытый в тени позади трона. Эта вещь появилась здесь не случайно.

Резной скафандр походил на мумию, на кокон, изготовленный из мягкой стали или похожего промышленного металла. Был оснащен разъемами для подключения всевозможных устройств. На месте визора перед лицом темнела прямоугольная решетка. Там, где детали резного скафандра подверглись ремонту или замене, виднелись выступы и бугорки – следы пайки и сварки. Местами блестели новые металлические заплатки.

Бо́льшую часть скафандра покрывала невероятно сложная резьба, она навязчиво притягивала взор, заставляла до боли напрягать глаза. Каждый квадратный сантиметр был испещрен тончайшими деталями, которые сложно разобрать сразу. Но под взглядом Куэйхи скафандр словно бы увеличился, и вот уже видны диковинные космические чудовища со змеиными шеями, до крайности похожие на фаллос звездолеты, лица вопящих людей и демонов, сцены совокуплений и расправ. Тут были спирали хроник, выделенные крупно поучительные истории, описания удачных торговых сделок. Проглядывали циферблаты аналоговых часов и псалмы. Строки текста на неизвестных Куэйхи языках, музыкальные лады и даже столбцы аккуратно, с любовью выгравированных вычислений. Последовательность цифрового кода ДНК. Ангелы и херувимы. Змеи. Множество змей.

От одного взгляда на эту штуковину у Куэйхи заболела голова.

Саркофаг пестрел язвинками от ударов микрометеоритов, темными пятнами ожогов космического излучения; его серо-стальная поверхность тут и там зеленела бронзовой патиной химических окислов. Хватало и бороздок, оставленных сверхтяжелыми частицами при попаданиях по касательной. В довершение по всему периметру скафандра тянулся темный шов, по которому раскрывались и заваривались половинки брони.

Этот легендарный скафандр, предназначенный для наказания, считался не более чем плодом фантазий. Считался – до сего момента.

В скафандре человек некоторое время мог жить, получая сенсорную информацию. Броня защищала от космической радиации в межзвездном перелете, который длился иногда многие годы. Наказанный их проводил, будучи вмурован в защитную ледяную оболочку звездолета.

Счастливчиком считался умерший прежде, чем его доставали из саркофага.

Куэйхи заговорил, стараясь, чтобы голос не дрожал:

– Если смотреть под другим углом, наши дела… вовсе не так уж плохи… во всех отношениях. Корабль цел и невредим, команда здорова, в пути никто не погиб и не получил тяжелого ранения. Не было инфекционных заболеваний. Обошлось и без непредвиденных расходов…

Он замолчал, с надеждой глядя на Жасмину.

– И этим вы пытаетесь оправдаться? Куэйхи, ваша задача – в эти трудные времена поправить наши дела, благотворно повлиять на торговлю посредством вашего непревзойденного очарования, а также знания планетарной психологии и ландшафтов. Вас брали на роль курочки, несущей золотые яйца.

Куэйхи неловко переступил с ноги на ногу:

– Но все пять систем, которые мы посетили, оказались просто помойками.

– Это вы выбирали системы, не я. И не я виновата, что там не нашлось ничего стоящего. – Королева с горечью покачала головой. – Нет, Куэйхи, боюсь, легко вы не отделаетесь. Видите ли, месяц назад мы кое-что перехватили. Это была двухсторонняя связь, торговые переговоры между колонией людей на Чалупеке и субсветовиком «Зыбкая память о Хокусае». Говорит это вам о чем-нибудь?

– Едва ли.

Но он вспомнил.

– «Зыбкая память о Хокусае» вошла в систему Глизе 664, как только мы ее покинули. Я говорю о второй планетной системе, куда вы нас привели. В своем отчете вы сообщили… – Королева резко подняла череп и приложила его к голове, прислушиваясь к дробному стуку челюстей. – Давайте проверим… На Крылатом Грифоне и трех других пригодных для обитания планетах не нашлось ничего ценного, если не считать остатков брошенной технологии на спутниках, с пятого по восьмой, гиганта Всплывающий… Во внутренних астероидных полях тоже ничего, как и в роях астероидов D-типа, троянских точках или крупных образованиях типа пояса Койпера…

Куэйхи уже понял, к чему клонит королева.

– И что же «Зыбкая память о Хокусае»?

– Я слушала ее торговые переговоры с необычайным интересом. Судя по всему, что было сказано, «Зыбкая память о Хокусае» обнаружила подземный тайник с пригодными для продажи артефактами. Им около ста лет – они довоенные, дочумные. Очень ценные вещи: не просто старая техника, а предметы искусства и культуры, по большей части уникальные. За них выручили достаточно, чтобы заказать новый слой корпусной брони. – Королева выжидательно посмотрела на Куэйхи. – Что скажете?

– Мой отчет абсолютно правдив, – ответил Куэйхи. – Наверное, «Зыбкой памяти о Хокусае» просто повезло. Послушайте, дайте мне еще один шанс. Мы на подлете к новой системе?

Королева улыбнулась:

– Мы всегда на подлете к новой системе. Эта называется Сто Седьмой Рыб, но, по правде сказать, издалека она выглядит не слишком многообещающе. Почему вы решили, что на этот раз от вас будет польза?

– Позвольте мне взять «Доминатрикс», – взмолился Куэйхи, складывая руки на груди. – Я проверю эту систему.

Королева молчала долго. Куэйхи слышал собственное дыхание, изредка прерываемое слабым писком насекомого или крысы, сгорающей в электрической ловушке. За зеленоватым стеклом полусферы, встроенной в одну из двенадцати стен зала, угадывались чьи-то неторопливые движения. Он почувствовал, что за ним наблюдает еще кто-то, помимо безглазой женщины. Никто никогда не говорил ему об этом, но он догадался – нечто за стеклом и есть подлинная королева, а искалеченное тело на троне просто кукла, временное обиталище для чужого разума. Значит, все дошедшие до него слухи правдивы. И про солипсизм королевы, и про ее пристрастие к самой невероятной боли, служащей якорем, связью с реальностью, и про огромный запас клонированных тел, которые она содержит только для этой цели.

– Вы закончили, Куэйхи? Это все, что вы можете предложить?

Он вздохнул:

– Пожалуй, все.

По-видимому, королева безмолвно отдала приказ. В ту же секунду двери зала вновь распахнулись. Холодный ветерок овеял затылок, и Куэйхи быстро обернулся. В зал вошли двое ультра, которые привели его из кабинета восстановительной терапии, и генерал-полковник медицинской службы.

– Я закончила с ним, – сказала королева.

– И что вы решили? – спросил Грилье.

Жасмина покусала ноготь.

– Я осталась при прежнем мнении. Положите его в резной скафандр.

Глава четвертая

Арарат, год 2675-й

Скорпиону было хорошо известно: не следует беспокоить Клавэйна, когда тот что-то обдумывает. Сколько времени прошло с тех пор, как свинья сказал старику про свалившийся с неба предмет (если только этот предмет действительно свалился оттуда)? Пять минут или больше? Все это время Клавэйн стоял точно статуя, с мрачной сосредоточенностью устремив взгляд к горизонту.

Когда Скорпион уже забеспокоился, в своем ли уме его друг, Клавэйн заговорил.

– И давно? – спросил он. – Что бы ни представляла собой эта штуковина, я хочу знать, когда она упала.

– Вероятно, на прошлой неделе, – ответил Скорпион. – Мы нашли ее два дня назад.

На этот раз тревожная пауза продлилась не более минуты. Вода плескалась о камни и вихрилась в приливных лужицах.

– И что же это?

– Трудно сказать наверняка. Какая-то капсула. Изготовленная людьми. Похоже на спасательный модуль – устройство, способное входить в атмосферу. Мы думаем, что капсула упала в океан, а потом всплыла.

Клавэйн кивнул с таким видом, будто счел эту новость малоинтересной:

– Ты уверен, что не Галиана ее оставила?

Он легко произнес это имя, но Скорпион догадывался, какую боль оно причиняло старику. Особенно сейчас, когда тот смотрел на океан, означающий для него и надежду, и самую жестокую из потерь. В минуту откровенности, незадолго до того, как Клавэйн уединился на острове, он сказал: «Они обе ушли. Океан уже ничего не сможет для меня сделать». – «Они по-прежнему тут, – возразил Скорпион. – Не исчезли бесследно. По крайней мере, здесь для них безопаснее, чем где бы то ни было в мире».

Как будто Клавэйн сам этого не понимал.

– Нет, – продолжил Скорпион, вернувшись мыслями в сегодняшний день. – Вряд ли ее оставила Галиана.

– Я вот думаю: что, если там весточка от нее? – проговорил Клавэйн. – А впрочем, ерунда. Не может быть никаких вестей. Ни от Галианы, ни от Фелки.

– Сочувствую, – вздохнул Скорпион.

– Не стоит, – отмахнулся Клавэйн. – Так устроена жизнь.

То, что Скорпион знал о прошлом Клавэйна, отчасти основывалось на слухах; кое-что старик рассказал ему сам. Воспоминания всегда были ненадежной материей, а в нынешние времена вообще обрели податливость глины. Иные события из собственного прошлого виделись Клавэйну весьма расплывчато.

Но кое в чем он был вполне уверен. Когда-то Клавэйн любил женщину по имени Галиана; их связь началась много веков назад. Было известно, что они родили дочь – или создали некое существо по имени Фелка, столь же могущественное, сколь и ущербное; ее любили и боялись в равной мере.

Всякий раз, когда Клавэйн заговаривал о тех временах, в его голосе звучала радость, хоть и с толикой горечи – от того, что произошло потом.

Галиана, посвятившая себя науке, была одержима идеей расширения человеческого сознания. Ее любопытство не знало предела. Она хотела получить самую тесную связь с реальностью на самом глубинном уровне. Эксперименты с нейронами представляли собой лишь одну из необходимых частей процесса. Галиана не сомневалась, что следующим этапом должны стать физические исследования и рывок в космос. Она мечтала выйти за неровные границы закартированного пространства. Все ранее найденные следы существования инопланетных цивилизаций представляют собой руины и окаменелости, но кто знает, что скрывается в дальних галактических далях?

К этому времени человеческие поселения заполнили сферу в два десятка световых лет; Галиана же собиралась пройти путь в сто с лишним световых лет и вернуться.

И добилась своего. Сочленители отправили три корабля, движущиеся чуть медленнее света, в экспедицию за дальние окраины исследованного межзвездного пространства. Экспедиция должна была растянуться по меньшей мере на полтора века; не менее жадные до новых ощущений Клавэйн и Фелка улетели вместе с Галианой. Полет проходил в соответствии с планом: Галиана и ее спутники посетили много солнечных систем, и хотя им нигде не удалось найти неоспоримых признаков существования активной инопланетной цивилизации, тем не менее они обнаружили и каталогизировали множество явлений и, конечно же, нашли новые руины. Потом пришла весть (уже запоздалая) о развитии конфликта между сочленителями и их бывшими союзниками-демархистами. Клавэйну необходимо было вернуться и оказать тактическую поддержку оставшимся сочленителям.

Галиана сочла, что для нее важнее продолжить экспедицию; они мирно распрощались в глубинах космоса, и один корабль отправился к дому, унося на борту Клавэйна и Фелку, а два других продолжали выписывать петли, уходя все дальше и дальше по плоскости Галактики.

Они намеревались воссоединиться, но, когда корабль Галианы вернулся в Материнское Гнездо, им управлял автопилот, а сам субсветовик был поврежден, его команда мертва. Где-то в дальней части Галактики экспедиция подверглась атаке механических паразитов, и один из кораблей оказался разрушен. После этого черные машины прогрызли себе путь внутрь корабля Галианы и подвергли его команду систематическому анатомированию. Один за другим члены экипажа погибли, в живых осталась только Галиана. Черные машины проникли в ее череп, заполнили собой пустоты в мозгу. Это было ужасно, но она все еще жила, хотя утратила способность к самостоятельным действиям. Превратилась в марионетку инопланетных машин.

С разрешения Клавэйна сочленители заморозили Галиану до лучших времен, когда можно будет без вреда изгнать паразитов из ее тела. Рано или поздно такая возможность появилась бы, но вскоре среди сочленителей наметился раскол: начался тот самый кризис, который со временем вынудил Клавэйна отправиться к Ресургему и в конце концов оказаться на Арарате. Во время конфликта замороженное тело Галианы было уничтожено.

Горе Клавэйна было неизмеримым, оно иссушало душу. Боль потери, вероятно, убила бы его, думал Скорпион, не будь рядом людей, отчаянно нуждавшихся в старом воине и его руководстве. Выживание колонии на Ресургеме стало для Клавэйна сверхзадачей, которая отвлекла его от тоски по погибшей Галиане. И эта новая цель помогла ему сохранить рассудок.

Не Галиана привела их на Арарат. Но Арарат оказался одной из планет, которые она посетила, уже расставшись с Клавэйном и Фелкой. Эта планета привлекла ее внимание тем, что местные океаны были населены разумными организмами, а главное, почти все, что попадало в эти океаны, оказывалось накрепко запечатлено в коллективной памяти жонглеров образами.

На многих мирах жонглеры создали такую же природную систему, как на Арарате. Исследования и споры о том, вполне разумны эти инопланетные организмы или нет, велись уже многие годы. Было ясно одно: эти существа трепетно относятся к любому разуму и готовы бережно сохранять и опекать его.

Всякий раз, когда в гидросферу планеты жонглеров образами попадал носитель разума, микроскопические организмы внедрялись в его нервную систему. Этот процесс был совершенно безопасным и существенно отличался от того, что случилось с Галианой на борту ее корабля. Микроорганизмы преследовали единственную цель – скопировать нейронную сеть пловца и, выполнив свою задачу, оставляли его в покое. Копия личности оставалась в океане, сам же пловец выходил на сушу, чувствуя себя совершенно нормально.

Обычно пловцы не ощущали в себе никаких перемен. Некоторым океан оставлял небольшой подарок, чуть изменяя архитектуру нейронной сети, и тогда у человека появлялось внутреннее зрение или он обретал небывалые познания. Обычно такой дар сохранялся лишь несколько часов и в очень редких случаях оставался насовсем.

Невозможно сказать, получила ли Галиана такой дар, искупавшись в океане Арарата, но ее сознание наверняка было скопировано. Она по-прежнему тут, в этих водах, – быть может, дожидается вселения в тело какого-нибудь пловца.

Клавэйн думал об этом, но не он первый попытался вступить в контакт с Галианой. Эта честь выпала Фелке. Двадцать лет она каждый день купалась в океане, погружаясь в воспоминания и прохладное сознание своей матери. К тому времени Клавэйн сам перестал плавать, опасаясь того, что, столкнувшись с сознанием Галианы, найдет его измененным, ее память незнакомой и ошибочной по отношению к тому, чем она была на самом деле. С годами его сомнения забылись, но он так больше и не решился войти в океан Арарата. В отличие от него Фелка, всегда готовая пережить всю палитру ощущений, предоставляемых океаном, плавала регулярно и часто делилась впечатлениями с Клавэйном. Так, через дочь, старик стал вновь общаться с Галианой, и до поры до времени, покуда он не решился погрузиться в океан сам, этого ему было достаточно.

Но два года назад море забрало Фелку, и она больше не вернулась.

Об этом сейчас думал Скорпион, с особой тщательностью подбирая слова:

– Невил, я понимаю, для тебя это очень сложно, но пойми и ты: эта капсула, чем бы она ни была, представляет огромную проблему для колонии.

– Я понял, Скорп.

– И все равно океан для тебя важнее?

– По-моему, никто из нас не знает, что для него в этой жизни важнее.

– Может быть. Что касается меня, я о глобальных вопросах не думаю. Никогда не был в этом силен.

– Скорп, глобальные вопросы – это все, что нам осталось.

– То есть ты полагаешь, что во Вселенной миллионам… миллиардам людей предстоит погибнуть? Людей, которых мы никогда не встретим, которые не приблизятся к нам хотя бы на световой год?

– Примерно так.

– Извини, но моя голова устроена иначе. Она просто не способна вместить угрозу такого масштаба. Массовое истребление – вне моей компетенции. Куда больше меня занимают местные проблемы. И сейчас я столкнулся с одной из них.

– Ты о чем?

– Я вынужден заботиться о ста семидесяти тысячах человек. Их много, а проблем еще больше – просто голова кругом. И когда что-то вдруг падает с неба, я лишаюсь покоя и сна.

– Разве ты видел, как что-то упало с неба? – Клавэйн не стал дожидаться ответа. – Окружающее Арарат пространство нашпиговано всевозможными пассивными датчиками из нашего арсенала. Разве мы могли проморгать капсулу, способную опуститься на планету, а тем более не заметить доставивший ее корабль?

– Не знаю, – ответил Скорпион.

То ли у него вышли аргументы, то ли просто хотелось втянуть Клавэйна в спор о чем-нибудь конкретном – не о пропавших без вести, не о грядущем массовом истреблении.

– Что бы это ни было, оно наверняка появилось здесь недавно. Ничего общего с другими артефактами, которые мы выловили из океана. Они успели наполовину раствориться в морской воде, даже те, что лежали на дне, где меньше микроорганизмов. А эта штуковина явно провела в море считаные дни.

Клавэйн наконец отвернулся от океана, и Скорпион счел это добрым знаком. Старый сочленитель двинулся медленным, экономным шагом, не глядя под ноги, но с наработанной уверенностью огибая приливные лужицы и иные препятствия.

Они шли обратно к палатке.

– Скорпион, я много наблюдал за небом, – сказал Клавэйн. – По ночам, когда не было облаков. И кое-что видел в последнее время. Вспышки. Какое-то движение. Признаки чего-то огромного, словно там на секунду отодвигали занавес. Теперь ты точно сочтешь меня выжившим из ума.

Скорпион не знал, что и думать.

– Один, да на необитаемом острове – тут любому начнет мерещиться.

– Но вчера не было туч, – продолжал Клавэйн. – И позавчера. И я ничего не видел. Никаких признаков появления нового корабля на орбите.

– Мы тоже ничего не заметили.

– Как насчет радиопереговоров? Лазерных сигналов?

– Эфир совершенно пуст. Ты прав, нет смысла ломать над этим голову. Но, нравится нам это или нет, у нас есть капсула, и она никуда не денется. Мне бы хотелось, чтобы ты сам на нее взглянул.

Клавэйн убрал волосы с глаз. Морщины превратились в расселины и овраги – не лицо, а поверхность планеты, изуродованная эрозией. Скорпион подумал, что за полгода, проведенные на острове, сочленитель состарился лет на десять, а то и двадцать.

– Ты сказал, внутри кто-то есть.

Пока шел разговор, в облачном ковре образовались прорехи. Проглядывавшее в них чистое небо имело сходство с глазом галки – бледная, в прожилках, голубизна.

– Этого пока никто не знает, – ответил Скорпион. – Вообще, о найденной капсуле пока известно лишь нескольким людям в колонии. Поэтому я и приплыл сюда на лодке. Добираться шаттлом было бы легче, но это привлекло бы внимание. Узнав о твоем возвращении, все решили бы, что возникла серьезная проблема. Кроме того, никто не знает, что ты живешь так близко. Многие верят, что ты перебрался на другое полушарие.

– И ты поддерживаешь это заблуждение?

– По-твоему, что лучше для общественного спокойствия: распустить слух, будто ты отправился в экспедицию – возможно, очень опасную, – или сообщить, что Клавэйн предпочитает сидеть сиднем на острове и обдумывать способы самоубийства?

– Эти люди через такое прошли… Они бы приняли правду.

– Да, им крепко досталось, – кивнул Скорпион. – Именно поэтому я решил, что правду им лучше не знать.

– Как бы то ни было, самоубийства я не замышляю. – Старик остановился и снова повернулся к морю. – Я знаю, что она там, со своей матерью. Скорпион, не выпытывай, как я это выяснил. Просто чувствую: она все еще там. Я читал, на других планетах жонглеров случалось нечто подобное. Время от времени океан забирает пловца, полностью растворяет его тело и встраивает в свою органическую матрицу. Никто не ведает зачем. Пловцы, которые потом входили в океан, говорили, что иногда чувствовали присутствие исчезнувших ранее. И ощущение бывает гораздо сильнее, чем при контакте с записанной памятью или виртуальной личностью. По их словам, это напоминает диалог.

Скорпион сдержал тяжелый вздох. Он уже слышал такие речи полгода назад, перед тем как старик решил перебраться на остров. Одиночество нисколько не поколебало уверенности Клавэйна в том, что Фелка не просто утонула.

– Тогда нырни и разберись во всем сам, – сказал свинья.

– Я бы так и сделал, но боюсь.

– Боишься, что океан заберет тебя?

– Нет. – Клавэйн снова повернулся к Скорпиону. Он не казался оскорбленным, лишь удивленным. – Нет. Конечно же нет. Я боюсь совсем другого: что океан не обратит на меня внимания.