Читать книгу: «Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 5»

© Александр Атрошенко, 2024

ISBN 978-5-0060-9075-0 (т. 5)

ISBN 978-5-0060-8120-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Повествование разворачивает события истории России с позиции взаимоотношений человека с Богом. Автор приподнимает исторические факты, которые до сих пор не были раскрыты академической школой, анализирует их с точки зрения христианской философии. Например, образование Руси, имеющей два основания – духовное и политическое, крещение, произошедшее далеко не в привычной интерпретации современной исторической наукой, которое следует правильнее обозначить крещением в омоложение, чем в спасение, в справедливость, чем в милость, «сумасшествие» Ивана IV Грозного, который всей своей силой олицетворял это русское крещение, вылившееся затем все это в сумасшествие Смутного времени, реформатор Никон, искавший не новых начал, а старых взаимоотношений. Показывается, как русская система сопротивляется силе ее цивилизующей, впадая тем в состояние, точно сказанное классиком – «шаг вперед, и два назад» – в свою молодость, чему яркое подтверждение служит деспотичное и в то же время реформаторское правление Петра I, а затем развернувшаяся морально-политическая эпопея трилогии в лице Петра III, Екатерины II и Павла I. В представленной публикации приводится разбор появления материализма как закономерный итог увлечения сверхъестественным и анализ марксистского «Капитала», ставшее основанием наступившей в XX в. в Восточной Европе (России) «новой» эры – необычайной молодости высшей фазы общественной справедливости в идеальном воплощении состояния высокого достоинства кристаллизованного матриархата.

Продолжение царствования Екатерины II Алексеевны. И. Бецкой. Масонских дух. И. Мелиссино. «Бегунство». Присоединение Крыма. Раздел Польши. Кончина

Екатерина II свято верила в силу образования и просвещения. В июле 1782 г. она говорила А. В. Храповицкому: «В 60 лет все расколы исчезнут; коль скоро заведутся и утвердятся школы, то невежество истребится само собою: тут насилия не надобно»¹. Вместе с тем, грамотные и образованные люди требовались не только как оплот искоренения невежества (а отсюда подразумевалось и процветание государства) и обслуживания элиты, но и для удовлетворения растущего спроса во всех звеньях центрального и местного административного аппарата, в торговых и промышленных заведениях, даже в дворянских вотчинах, а также общего развития науки и культуры.

В конце XVIII в. в России существовало пять кадетных корпусов вместо одного в первой половине столетия. В 1792 г. на базе Морской академии открылся Морской шляхетный корпус. В 1762 г. Инженерная и Артиллерийская школа была преобразована в Артиллерийский и Инженерный шляхетные кадетский корпуса. Их выпускники направлялись во все сферы административной, гражданской, военной и придворной службы, чем дворянство еще более упрочило свое положение в стране. Главной задачей Шляхетского корпуса была подготовка офицеров (учащиеся старше 20 лет овладевшие семью предметами выпускались поручиками, пятью – подпоручиками), но и это не являлось обязательностью для всех. Если учащийся проявлял «природную склонность» к какому-либо предмету (музыке, танцам, географии, истории, риторики и иностранным языкам – то, что было в программе обучения), он, например, в Сухопутном шляхетном корпусе, мог вообще не изучать «к военному мастерству потребных наук», а целиком сосредоточиться на овладении избранной дисциплиной, затем, по выпуску, относительно изучавшегося предмета, определится на гражданскую службу.

Обнаружив в русском человеке преобладание давно отсталых взглядов и понятий, Екатерина задумала по-своему повлиять на его сознание. В отличие от Петра I, которому нужен был, прежде всего, профессионал, она решила заняться моральным воспитанием подрастающего поколения, совместив это с его образованием. В педагогической инструкции Екатерины Салтыкову настойчиво проводится мысль: «Когда добродетели и добронравие вкоренятся в душах детей, все прочее придет ко времени»². Еще до своего воцарения Екатерина скептически относилась к домашнему воспитанию дворянской молодежи: «Домашнее воспитание, – пишет она в своем дневнике, – пока лишь мутный ручей. Когда станет он потоком?»³

Придя к власти, Екатерина с близким ей по духу человеком, Бецким, задумала вырастить в России новых людей – образованных и порядочных членов общества, людей, которым чужды грубость и невежество, нетерпимость и корыстолюбие, праздность и жестокость – словом, таких непохожих на многих их современников. Достичь этого, по мнению авторов, можно было только с помощью искусственных питомников, в закрытых воспитательно-образовательных учреждений, ограждающих своих подданных от влияния порочного мира. Образование нужно было начинать в 5-6-летнем возрасте и заканчивать в 18-20-летнем, и учить детей всех сословий. Предполагалось, что новые люди вырастут, создадут свои семьи и превратятся в «новых отцов и матерей, которые могли бы детям своим те же прямыя и основательныя воспитания правила в сердце вселить, какия получали они сами, и от них дети предали бы паки своим детям, и так следуя из родов в роды в будущие века»⁴ – писал в своем докладе Бецкой.

Другими словами Бецкой с Екатериной хотели вывести новую породу людей способом, который впоследствии, с высоты современных дней, будет назван лысенковщина, т.е. изменение содержания без непосредственного вмешательства из вне, по принципу саморазвития, когда система сама подстраивается и видоизменяется под изменившуюся среду, которая выступает первичным толчком к изменению, в данном случае это ограждение от пагубного влияния и культурное насаждение высокой морали, а затем ожидания передачи этого последующим поколениям и потому входившее в форму саморазвития оставшихся или привитых положительных качеств культуры, а вместе с ней взглядов и характера человека (или физиологии у растений и животных). То есть, идет вселенский спор, в примитивной форме который можно выразить так: мистики утверждают, что, например, картина, театр повышают культуру и духовность человека; Бог, через принцип благословения, говорит иное, – картина и культура появляются вследствие благословения, т.е. духовности человека, – а вызванные гуманистическим энтузиазмом, нацеленный на гармонию природы и в целом закон, а также любой иной религии не исповедавшую милость Бога через Его спасение, временные колебания не идут в саморазвивающийся рост, они гасятся вследствие фундаментальной апатичности, покойственности закона, или, поднимают волну реакционной темноты вследствие эгоистичности закона. Поэтому желание Екатерины II реформировать общество старыми путями – обучаемостью, было осуществлением в большей степени мистических принципов познания мира и, соответственно, приведения общества к природе ограниченности, поэтому способствовало лишь появлению вычислительной лаборатории мозга нации, осуществления принципов счетной машины гармонии (где 2×2 всегда равно 4) – самоизменения культуры общества (или – ее изменение от обожествления программы обучения): дух родительного эволюционизма уже находил себе поклонников, и особенно в верхах власти, постепенно окутывая Россию, что, в свою очередь, еще больше способствовали либеральные реформы, приведшие к расцвету в стране масонства, либерального по духу ко всем религиям, ко всем мистикам, ко всем атеистам вместе взятым…

В новом воспитательном процессе, по мнению его авторов, не должно было быть физических наказаний, лишь наставничество и положительные примеры. Образование должно было включать в себя науки, изящные искусства и физическое воспитание. Кроме того, нужно было развивать в детях склонность к трудолюбию и милосердию.

Первое воспитательное училище было устроено при Академии художеств, принимали туда мальчиков пяти-шести лет, как правило, небогатых и незнатных, но с художественными способностями. Сначала дети учились по общеобразовательным дисциплинам, а затем в специальных классах академии.

В сентябре 1763 г. вышел манифест об учреждении Императорского воспитательного дома в Москве – благотворительного закрытого учебно-воспитательного учреждения для сирот, подкидышей и беспризорников (по замыслу Бецкого, дети туда должны были поступать не старше чем в двухлетнем возрасте). Воспитательный дом строился на частные пожертвования, в том числе самой императрицы (она передала в фонд 100 тыс. руб. и еще обязалась ежегодно отчислять по 50 тыс.) и самого Бецкого. Еще одним щедрым жертвователем Воспитательного дома в Москве был эксцентричный миллионер Прокофий Акинфиевич Демидов, известнейший в свое время благотворитель. Вскоре при Воспитательном доме в Москве был организован роддом, женщинам, обратившимся туда за помощью, гарантировалась полная конфиденциальность. В 1770 г. по инициативе Бецкого такой же воспитательный дом был создан в Санкт-Петербурге.

В 1764 г. Бецкой стал инициатором самого известного своего проекта – Воспитательного общества благородных девиц при Воскресенском Новодевичьем Смольном монастыре (позже он получил название Смольного института Благородных девиц), первого женского образовательного учреждения России. Первыми смолянками стали около 200 девочек от 6 до 18 лет из, как сказали бы сегодня, неблагополучных дворянских семейств. Девочки росли в условиях жесткой дисциплины, приучались к труду, получали всестороннее образование – и в науках и в искусстве, а лучшие ученицы при выпуске определялись на придворную службу.

Через полгода появляется устав воспитательного училища при Академии Художеств, в следующем году по образу последнего создано воспитательное отделение при Академии наук. В этом же 1765 г. при Воспитательном обществе благородных девиц открывается и утверждается устав училища для девочек мещанского звания. В мещанском училище обучались 200 дочерей солдат и унтер-офицеров гвардии, придворных служителей, мещан и купцов. В их образовании больше делался упор на предметы «домоводства», т.к. они должны были уметь прислуживать аристократии и чинов высшей бюрократии.

В сентябре 1766 г. появляется новый устав сухопутного шляхетского корпуса, в августе 1767 г. – генеральный план Московского воспитательного дома. Школы носили общеобразовательный характер. Они были резко сословные. Организуя первые школы, Екатерина выступала энергичной защитницей женского образования: для той поры образование девушки всецело оставалось в пределах семьи. Публицист князь М. М. Щербатов писал, что из тех же «смолянок» «ни ученых, ни благородных девиц не вышло, как толико, поелику природа их сим снабдила; и воспитание более состояло играть комедии, нежели сердце, нравы и разум исправлять»⁵, оставаясь той же «породы», что и их родители. Вместе с тем, обучение смолянок танцам, музыке и другим хорошим манерам благотворно влияло на смягчение их нравов.

Параллельно с этой деятельностью шла иная разработка – «Генеральный план гимназий, или государственных училищ», представленный в конце 1766 г. Все гимназии, как и первые школы, планировались быть строго закрытыми, но иметь различные типы: 1) училища для ученых людей, 2) военные 3) гражданские 4) купеческие. Все школы прикреплялись к непосредственному заведыванию над ними духовенства и местных магистратов. Содержание школ падало на местных жителей, которые за каждого ученика ежегодно вносили «не больше полтины». Обучение в них должно быть обязательным, неисполняющие же родители подлежали высокому штрафу. Школы предназначались для детей мещан и ремесленников. Работы «Комиссии об училищах и призрения требующих» остались незаконченными.

Новым типом учебного заведения для дворян стали благородные пансионы. В 1776 г. по инициативе М. М. Хераскова при Московском университете был открыт дворянский Благородный пансион. Его питомцы учились в университете или гимназии, но жили в отдельном «пансионе». В 1783 г. Благородный пансион обрел самостоятельность. Стал общеобразовательным заведением с шестилетним обучением, куда принимались дети дворян от 6 до 14 лет. При изучении различных многих предметов обязательным и главным было лишь «основательное познание христианского закона», с единственной целью стать «оплотом против безверия Вольтеров, Дидеротов и Даламберов». Среди питомцев были – А. С. Грибоедов, М. Ю. Лермонтов, М. П. Бестужев-Рюмин, П. Г. Каховский, Н. М. Муравьев, И. Д. Якушкин, Н. И. Тургенев, В. Ф. Раевский и другие. В пансионе учащиеся общались с передовыми профессорами, находились в среде разночинного студенчества, уже пронизанного духом неприятия официального самодержавия и крепостничества.

Распространенной формой обучения, главным образом, в Москве и Санкт-Петербурге стали частные пансионы, где обучались лишь дети дворян среднего достатка и чиновников невысокого ранга. Их открывали иностранцы часто с низким уровнем знаний. Обеспокоенное этим обстоятельством, Главное училищное правление в 1787 г. обязало желающих открыть частный пансион представлять дипломы на право преподавания или сдавать экзамены в специально созданных комиссиях, что привело к улучшению качества обучения. В 1801 г. в стране насчитывалось 48 пансионатов со 169 учителями и 1125 учениками.

Другой путь получения образования было домашнее воспитание с приглашенными учителями, гувернерами и гувернантками. Здесь особенность заключалась в состоятельности приглашаемого, и, поэтому, обучение детей низших слоев дворянства осуществлялось на крайне низком уровне. Все же, несмотря на все несовершенства домашнего образования и не всегда качественного обучения в пансионах, в стране шло постепенное сокращение числа неграмотных дворян, привлечение их к книгам и журналам.

Вторая половина эпохи Екатерины II связана с открытием бессословных школ. Последним толчком для реализации давно назревшей проблемы стало открытие в 1777 г. в Санкт-Петербурге Н. И. Новиковым двух начальных школ для детей обоего пола на средства, полученные от журнальной деятельности и пожертвований. Екатерина II расценила этот шаг как личный вызов, поэтому вскоре она открыла одно начальное училище. К концу 1781 г. в столице действовало семь начальных школ, где обучались почти 500 учеников. Но то было в столице и под присмотром Екатерины II. Императрица понимала необходимость кардинальной реформы в масштабах страны.

За основу была взята Австрийская система образования, как наиболее соответствующая реальным нуждам России. В 1782 г. в Россию был приглашен директор иллирийских школ, ученый серб Фёдор Иванович Янкович (де Мириево). Не занимая официального положения до 1797 г. Янкович был наиболее компетентным и деятельным работником по организации русской школы.

Возглавить комиссию по разработке «Плана к установлению народных училищ в Российской империи» было поручено бывшему фавориту Екатерины II сенатору П. В. Завадовскому. По «Плану» школы должны быть всесословными и содержаться за государственный счет. 5 августа 1786 г. Екатерина II утвердила «Устав народных училищ». По нему в каждом губернском городе учреждались четырехклассные народные училища, в уездных городах двухклассные малые народные училища. Прием в училища проводился дважды в год (ранее в других учреждениях было круглогодично), в классе мальчики и девочки сидели отдельно. Телесные наказания запрещались. В первом классе изучается – чтение, письмо, начало арифметики. Во втором – грамматика, арифметика, чистописание, рисование. В третьем – арифметика, грамматика, синтаксис, всеобщая история, география, «землеописание Российского государства». В четвертом – грамматика, сочинение, русская история, география, геометрия, механика, физика, естественная история, начало гражданской архитектуры. Обучение было необязательным, что в дальнейшем выразилось в нехватке учителей для низшей школы.

В самом деле, лишь при одном главном училище в Санкт-Петербурге была организована одна учительская семинария на страну, которая к тому же сделалась худшим элементом духовных семинарий. Духовное начальство ревниво относилось к новым светским школам и неохотно, под большим давлением сверху, жертвовала своими воспитанниками в интересах таких школ, посылая в Санкт-Петербург тех, кто «к высшим наукам безнадежен». Понятно, что эта учительская семинария кое-как влачила свое существование, выпуская сомнительных, бездарных деятелей народного просвещения. Число учащихся таяло, а в течение двух лет (1792—1794) преподавание в ней и совсем замерло. За двадцатилетний период своей жизни эта семинария смогла подготовить лишь 425 учителей.

Претворение Устава народных училищ, несмотря на все трудности (материальные, финансовые, нехватки учителей) обеспечило резкое увеличение числа народных школ. В 1782 г. в стране насчитывалось всего 8 школ с 518 учащимися, в 1786 г. школ было уже 165 с 11.088 учащимися, а в конце столетия – 288 школ с 22.220 учениками. Однако, несмотря на кажущуюся впечатляемость последних цифр при соотношении их с общей численностью населения России их вес тает. Причина тому: 1 – по-прежнему закрыт путь в школу крепостным крестьянам; 2 – государство жалело средств для открытия школ в сельской местности для свободных крестьян. Крестьяне, живущие в городах, еще могли попасть в школу, но остальная громадная их масса отстраняется от образования. Ревизия 1788 г. показала, что во всех главных училищах «число учащихся в третьих и четвертых классов весьма мало и что учащиеся во вторых классов обыкновенно не желают продолжения учения в третьем разряде»⁶. Это явление происходило по нескольким причинам: вследствие постепенного отхода от разработанных Янковичем методов обучения, низким уровнем знания самих преподавателей (в основном воспитанники духовных семинарий), стремление властей содержать школы «без отягощения казны», ученики, получив элементарное образование, готовы были прямо поступать на службу, не видя реальной пользы от остальных наук.

К концу XVIII в. в России образование стало складываться как система. Появилась начальная, средняя, высшая школа; налажена подготовка кадров для всех типов школ; по всем дисциплинам написаны издания, отечественные учебники; создана научная и научно-техническая терминология на русском языке, отметавшая, на этот счет, сомнения «немцев»; сословный характер образования закрепил право на образование как сословную привилегию дворянства и духовенства, доступ в среднюю и особенно в высшую школу выходцам из непривилегированных сословий теперь предельно затруднен.

Школы также создавались у народов Поволжья и Сибири. Они скорее носили миссионерский характер, являлись орудием христианизации местного населения. Давая минимум общеобразовательных знаний, основной упор делался на изучение русского языка. Наибольшего распространения просвещение достигло у татар. Их школы содержались за счет населения, поэтому они были платными и доступными только для зажиточных. В Лифляндии и Эстляндии существовали церковно-приходские школы, где обучали детей крестьян умению читать. На Украине сеть школ не развивалась, а наоборот, сокращалась. В середине столетия там существовали приходские и казачьи школы. В 80-х годах в связи с закрепощением украинских крестьян происходило и свертывание их деятельности.

Всего к началу XIX в. в стране существовало около 500 различных учебных заведений, светского характера, с 45—48 тыс. учащихся и 66 духовных семинарий и школ с более чем 20 тыс. семинаристов.

При вступлении на престол Екатерина II обещала духовенству не отбирать их имения, обвинив бывшего супруга, что он «начал помышлять о разорении церквей», объявила секуляризацию мерой «непорядочной и бесполезной». 12 августа 1762 г. императрица ликвидировала Коллегию экономии и вернула вотчины духовенству. Однако после временной тактической меры, уже в конце этого года Екатерина вновь поручает рассмотреть судьбу церковных имений специальной комиссии. Укомплектованная сторонниками секуляризации комиссия подготовила императрице угодный доклад, который 26 февраля 1764 г. был утвержден – недвижимое и движимое имение черного и белого духовенства подлежало секуляризации. На спор светской и духовной власти повлияли настроения самих монастырских крестьян, отказавшиеся повиноваться монастырским властям, что более укрепило позицию Екатерины.

При Екатерине II в истории церкви произошло два знаменательных события: секуляризация владений духовенства и провозглашение веротерпимости. Против секуляризации открыто выступил лишь Ростовский митрополит Арсений Мацеевич, принадлежавший к числу подвижников патриарха Никона и протопопа Аввакума. 6 марта Мацкевич отправил Синоду донесение с напоминанием об обещании императрицы, с заявлением, что даже при татарском иге церковное землевладение оставалось неприкосновенным. Протестовал он и против навязываемой государством обязанности монастырям содержать «всякие науки»: философию, богословие, астрономию, математику – лишь соглашался на содержание монастырями начальных школ. Синод не захотел ссориться с императрицей и направил ей доклад с осуждением донесения Арсения, подметив, что его доклад «клонится к оскорблению ее императорского величества». Екатерина II, стремясь прослыть гуманной, поручила определение наказания Синоду. Тот распорядился доставить Арсения в Москву, где над ним состоялся суд. Приговор гласил: «архиерейства и клобука его лишить и сослать в отдаленный монастырь под крепкое смотрение и ни бумаги ни чернил не давать там»⁷. Арсения определили сначала в Ферапонтов, а затем в более отдаленный карельский монастырь Архангелогородской губернии. Однако в монастыре вместо смирения Мацеевич проявлял непослушание, «равнял себя в претерпении Златоусту, стараясь возбудить ропот и неудовольствие на правительство, в коварных затеях не разбирал способа: ибо и лжи клеветы и пророчества и молитвы и слова Божии он не усовестился употреблять всуе»⁸, и после доноса на него протодиакона Иосифа Лебедева Арсения лишили монашеского звания и переправили в Ревель, стали содержать под охраной солдат, не знавших русского языка. Императрица даже изменила ему имя – «одеть в мужскую одежду и переименовать а Андрея Враля»⁹.

Манифест о секуляризации церковных владений от 26 февраля 1764 г. решил вековой спор о судьбах церковных вотчин. От церковных учреждений в казну перешло 910.866 душ м.п., получивших название экономических. Они были освобождены от вотчиной юрисдикции: суда монастырских властей, истязаний и т. д. (церковные крепостные также были фактически на положении рабов). Сама работа, на монастырской барщине, была заменена на денежный оброк, что в меньшей мере регламентировала хозяйственную деятельность крестьян, развязывала руки. Вместе с тем, отныне каждый монастырь имел утвержденные правительством штаты, на содержание которых отпускалась строго установленная сумма. Таким образом, духовенство оказалось в полной зависимости от государства, как в экономическом, так в административном отношении.

В соответствии с идеями Просвещения Екатерина придерживалась и относительно веротерпимости. При Елизавете Петровне со старообрядцев продолжали взимать подушную подать в двойном размере, отлучали от церкви, т.е. предпринималось давление для возвращения их в «лоно истинного православия». Уже Пётр III разрешил старообрядцам свободное богослужение. А Екатерина II пошла еще дальше, в 1763 г. она упразднила Раскольническую контору, учрежденную в 1725 г. для сбора двойной подушной подати и налога с бород и с 1764 г. старообрядцы, не отрицавшие «таинств церковных от православных священников», освобождались от двойной подушной. Эта мера привела к экономическому процветанию старообрядческих центров. Веротерпимость проявлялась и в прекращении ущемления прав мусульман. Татарам разрешалось сооружать мечети и открывать школы-медресе, готовившие кадры мусульманского духовенства.

В царствование Екатерины II следует остановиться на одном примечательном факте. Желая в церковной сфере провести существенные реформы в 1765 г. последовало назначение обер-прокурором Ивана Ивановича Мелиссино, окончившего сухопутный кадетский корпус, бывшего директора московского университета. Человек незаурядного мышления, он составил «Пункты» для разработки проекта нового Уложения церковных правил. Пункт 3, например, гласил: «в рассуждении Св. Писания» ослабить и сократить посты…

5) Очистить церковь от суеверий и «притворных» чудес и суеверий касательно мощей и икон. А для разбора этого дела составить особую комиссию «из разных неослепленных предрассудками особ»…

7) Нечто убавить из «продолжительных церковных обрядов», «для избежания в молитве языческого многоглаголания», «отменить множества в поздные времена сочиненных стихир, канонов, тропарей и пр.», «отменить многие излишние праздничные дни; вместо вечерен и всенощных назначить краткие молебны с полезными (!) поучениями народу».

8) Прекратить содержание монахам… Монашества не было в древней церкви…

10) Разрешить духовенству ношение «более приличного платья» (!).

11) Не благоразумнее ли совершенно отменить обычай поминовения усопших? Подобный обычай только доставляет духовенству лишний повод к различным вымогательствам…»¹⁰

Православие перестало бы быть православием, если бы предложенные Мелиссино «Пункты» были бы воплощены, и на защиту его встали все мистифициронные силы русской старины. Историк русской церкви А. Н. Карташев о происшедшем свидетельствует: «Характерно, что в делах Синода не осталось ни строки о каком-либо официальном рассмотрении этого сенсационного предложения обер-прокурора. Очевидно, члены Синода отложили официальное рассмотрение всего проекта, как они поступили бы в том случае, если бы „стряпчий по делам государственным“ внезапно сошел с ума при исполнении своих обязанностей… Вскоре (24.Х.1768 г.) Мелиссино был уволен»¹¹. P.S.: Россия обожествлялась

Со времени религиозной реформы Петра I официальная церковь окончательно застывает в одних и тех же рамках мысли и организации. Духовно под ней тяготеет неподвижная утонченная схоластика семинарий и академий: все, что ищет живой мысли, не укладывается в прокрустово ложе апологетических рассуждений, уходит из кругов клира в светские круги, переходит от схоластики к светской науке. Такова была судьба Ломоносова и многих его товарищей, ушедших из Заиконоспасской бурсы (духовная семинария при монастыре) в Санкт-Петербургскую академию, такова была судьба многих других семинаристов и академиков, ушедших с церковного поприща на светскую службу.

Религиозные искания и церковные новообразования с начала XVIII в. сосредотачиваются исключительно в диссидентских кругах, среди старообрядчества и сектантства. Великая религиозная и церковная борьба конца XVII в. создала аморфную и еще более хаотичную массу церковных отщепенцев. Проклятые клятвами собора 1667 г. пошли «раскольники» в изгнание, в лесные пустыни и степи родной страны и за польский и за турецкий рубеж. В изгнании началась дифференциация и кристаллизация различных направлений раскола, сообразно двум главным социальным слоям, на которых раскол базировался: из посадских элементов раскола сложились чисто буржуазные организации, из крестьянских выработались разнообразные формы, и чисто старообрядческие, и так называемые сектантские. Эти последние сливаются с потоком крестьянской «реформацией», – притом реформацией особенного свойства, русского, реформаторского нонсенства, направленного в язычество, – не только не прекратившимся в XVIII в., но получившим еще новую силу под влиянием усиления крестьянского ига. Под казенными неблагозвучными кличками, которыми синодальные миссионеры окрестили различные старообрядческие и сектантские толки, скрывается отнюдь не мертвечина, но необыкновенное богатство народной религиозной мысли и разнообразие церковных форм.

Проще всего и яснее всего стоит вопрос о так называемой поповщине – так называется в официальных документах та ветвь старообрядчества, которая ни одной минуты не могла себе представить, как можно существовать без регулярно совершаемого культа и его квалифицированных отравителей. Старообрядческие общины, придерживающиеся таких взглядов, состояли почти исключительно из посадских элементов. Первая община такого рода и сложилась из двенадцати купеческих семейств, выселившихся из Москвы в Стародубье под предводительством попа Кузьмы от церкви Всех Святых на Кулишках. Но в Стародубье эмигранты остались недолго, т.к. московское правительство не оставило их в покое; вскоре они перешли через польский рубеж и поселились на пустынном острове Ветке посредине р. Сожа (неподалеку от современного Гомеля). Вслед за ними на Ветку переселился целый ряд других купеческих семейств. В колонии переселенцы занимались тем же, чем и в митрополии, и захватили в свои руки нити торговли между левобережной Украиной и Белоруссией. Однако разлагавшееся польское государство не могло охранять вятковских переселенцев от русского правительства: Ветка двукратно подвергалась разорению русскими войсками, и, в конце концов, при Екатерине II прекратила свое существование. Но колонисты Ветки остались теми же купцами и промышленниками и на новых местах, куда пришлось вновь переселиться. Большинство из них подались обратно в Стародубье; там сразу появились торговые слободы и суконная мануфактура.

Другие ячейки «поповщины» находились на Керженце, левый приток Волги. Здесь в пустынной, болотистой и лесистой местности, образовалось 77 раскольничьих скитов, переполненных беглыми попами и монахами. Керженские скиты, находившиеся по соседству с такой важной торговой артерией, как Волга и соседняя Кама, естественно, стали опорным пунктом восточной старообрядческой колонизации. Эмигранты из центра шли на Керженец; крестьяне оставались там, пробиваясь охотой и подсеками, а купцы, захватив с собой попов, шли дальше и постепенно образовали ряд общин по берегам Волги вплоть до Самары. Все речное судостроение и вся хлебная торговля оказались вскоре в руках старообрядцев. С Волги волна старообрядчества пошла по Каме на Урал, там они захватили на заводах торговлю «всеми харчами» и умели проникать на должности ответственных заводских приказчиков.

«Великие промыслы и торги» старообрядческой буржуазии, российской и зарубежной, не оставались, конечно, тайной для Санкт-Петербургского правительства. Но оно не могло продолжать попросту уничтожать буржуазное старообрядчество, поскольку в его кошельке могли оказаться богатые ресурсы для казны. При Екатерине II последовал ряд мер, облегчавших положение русских старообрядцев, а зарубежным было дозволено вернуться, прочим были отведены земли в Саратовском Заволжье, по р. Иргиз. Старообрядческая буржуазия всемерно пользовалась новыми льготами. Пустынные берега Иргиза застраивались торговыми старообрядческими монастырями и слободами, тянувшимися к монастырям: средства дали московские и волжские старообрядцы. Московская поповщинская община, до тех пор вынужденная «таиться», в 1771 г. организовалась легально. Москву посетила в этот год чума. Воспользовавшись ею, московские поповцы выпросили разрешение построить за Рогожской заставой чумный карантин и кладбище; на кладбище был выстроен храм, поставлены богадельни и жилые дома. Окруженное каменной стеной, оно было как бы особым мирком, старообрядческой Москвой рядом с синодской Москвой. Улицы, примыкавшие к Рогожской заставе, начиная от Таганки, сплошь были застроены домами старообрядцев. Здесь скопилось наиболее влиятельное и наиболее богатое старообрядчество; тут была и торговая биржа, устанавливавшая цены на хлеб и на мануфактуру, и своего рода старообрядческая «курия», указаниям которой беспрекословно подчинялись все русские поповщинские общины: «что положат на Рогоже, на том станет Городец, и на чем Городец – на том и Керженец», говорили на Волге, а с Иргиза подтверждали: «на Рогожской дохнут – на Иргизе попа дадут».