Святые грешники

VIII

Его тюнингованный черный «Мерседес» бесшумно проскользнул в открытые ворота усадьбы и въехал на территорию. Дубравин с заднего сиденья привычно отметил про себя опрятность и вежливость дежурного полицейского в новенькой форме. И стал разглядывать открывающийся из окон машины парк: аккуратно подстриженный кустарник, зеленые лужайки, красивая, с позолоченными куполами церковь.

«Мерседес», ведомый твердой рукой бывшего разведчика-десантника Виктора Палахова, въехал на просторную стоянку, где уже стояло несколько дорогих блестящих иномарок.

Когда-то здесь, вдали от городского шума, в лесном массиве, на берегу притока большой речки, стояла усадьба. Дворян выжили, но коммунисты оказались тоже не дураки. Устроили в этом чудном месте свое «лежбище». Под названием «Обкомовские дачи».

В девяносто первом коммунисты «перекрасились» в демократов. И дачи благополучно дожили до наших дней. Хотя сильно обветшали и пришли в полный упадок.

Милиционеры на воротах стали пускать на эту закрытую территорию кого попало. И уже пошли разговоры о том, что надо бы отнять у номенклатуры эту зону и богатеям построить свои дома. Но этого не случилось. Пришел новый губернатор. Из центра. И в Заречном началась новая жизнь. Закипели реставрационные работы – восстановление по старинным чертежам дореволюционной дворянской усадьбы. С храмом, домом, гостиницей и прочими прелестями современной жизни.

Восстановленная усадьба стала местом сбора новой губернской элиты, которую Рюриков решил объединить в общественной организации под названием «Первые».

Дубравин как раз и приехал на очередное заседание в этот клуб.

Не торопясь и любуясь зелеными лужайками, шагает он к месту сбора – красивому бело-розовому зданию с площадкой перед входом. Вдоль засаженного деревьями берега речки, где он проходит, стоят несколько вполне современных коттеджей. Это элитная гостиница.

«Все-таки наше представление о красоте и комфорте неподвластно времени и моде. Так же, как и наши предки, мы строим усадьбы на берегах рек, сажаем вокруг них сады и парки. Из века в век».

Массивная дубовая дверь не заперта. И он, толкнув ее, оказывается в аккуратной прихожей.

Откуда-то сбоку, из смежной залы по паркету скользнул ему навстречу стройный темноволосый человек в черном строгом костюме с явной офицерской выправкой. Это главный распорядитель приемов. Приветливо поздоровался:

– Здравствуйте, Александр Алексеевич! Ваши внизу, в соседнем зале.

«Ваши» – это комитет по организации Дня российского предпринимательства.

Дубравин проходит пару залов. Во внутренних помещениях, конечно, уже не было возможности восстановить все, как было до революции. Но видно, что реставраторы старались – собрали здесь старинные предметы, мебель, гравюры. Конечно, это не жилая усадьба. Это дом приемов. Но живой дом. Дышащий, теплый.

Как ни странно, в комнате, где они обычно собираются, еще никого нет. И Дубравин, пока народ где-то прохлаждается, принимается разглядывать развешенные на стенах портреты тех, кто когда-то жил в этих краях, участвовал в великих войнах, любил, страдал и боролся. Кроме портретов на стене висит гравюра с генеалогическим древом местных дворян. Дубравин с интересом рассматривает густые ветви, от каждой из которых идет по пять-шесть побегов.

Рассмотрев гравюру, он заглядывает в соседнюю комнату, которая, по-видимому, кода-то была то ли гладильной, то ли буфетной. Здесь лежат и стоят немногочисленные, но характерные предметы быта того времени: утюги, кастрюли, поварешки, посуда, комоды.

Пока он любуется причудливым кокошником хозяйки этого царства, в соседней комнате раздаются оживленные голоса. Собрались на заседание члены комитета по празднованию Дня российского предпринимательства. Возглавляет их молодая миловидная женщина – владелица аптечной сети и многодетная мать.

«Нынешние женщины более активны в общественных делах, чем мужчины. Раньше сидели себе, занимались своим маленьким бизнесом, рожали детей. А тут вот взялись и хотят играть ведущую роль. Одно слово – феномен века», – размышляет Дубравин.

Дело идет быстро. Мужское жюри согласно кивает на все предложения председателя, видимо, действуя по принципу «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало».

Эта мысль как бы защищает достоинство мужчин, великодушно дающих дамам возможность участвовать в делах. Заседание напоминает Дубравину школу, где девочки более успешны, активны, лучше учатся, но в конце концов остаются в жизни на вторых ролях.

Рядом в зале слышны новые голоса. По зеленым дорожкам парка, мимо цветочных клумб и декоративных растений, сходятся в просторный холл особняка разные люди. В массе своей хорошо одетые – в дорогие и строгие костюмы. Но без галстуков. Таков устав общества – приходить сюда, в клуб, без этого аксессуара.

Слышны чьи-то восклицания. Видны рукопожатия. Иногда объятия. Дубравин, который еще не стал здесь своим, многих не знает. Но все равно приветливо здоровается со всеми. Это люди одной крови с ним. Те, на чьих плечах, собственно говоря, и держится сейчас страна.

Они, конечно, не сахар. Многие со сложным характером. И все с непростой биографией. Но их объединяет одно. Они обладают повышенной энергетикой. Так называемой пассионарностью, которая и позволяет им работать в новой России.

С некоторыми из них он знаком по общим делам. С другими заседает в думе.

Вот на пороге появляется молодой подтянутый человек с по движным нахмуренным лицом. Евгений Махин начал свой бизнес с создания сети фитнес-клубов и вырос до крупнейшего в регионе застройщика. Пожимая его тонкую ладонь, Дубравин чувствует его горячий, нервный характер, характер человека, душой болеющего за дело. Его конек – современный менеджмент.

Следом появляется сосед по думе Иван Лапугин – интеллигентнейший человек, тонкий ценитель прекрасного. Он одновременно директор и владелец завода, на котором производится современное оборудование для газовых и нефтяных месторождений.

А вот еще интересный типаж – Геннадий Чешуйкин – всегда улыбающийся знаток йоги и восточных практик. Молодой, энергичный предприниматель, занимающийся производством мебели на всю страну.

В дверях появляется вихрасто-кучерявый, очень позитивный немец Штефан Бур. Приехал в Россию несколько лет назад. Начал дело с нескольких коров на личном подворье. А теперь владелец стада в несколько тысяч голов. Кучерявый и румяный Штефан ведет дело по-немецки аккуратно и педантично. И такой подход дает очень даже приличный доход.

Входит худощавый, с морщинками на щеках, но живыми и озорными глазами банкир с интереснейшей биографией. Начав трудовую жизнь начальником цеха на механическом заводе, он заканчивает ее директором крупнейшего банка.

Как говорится, пути Господни неисповедимы. Особенно в такой стране, как Россия.

Подтягиваются и другие капитаны «бизнес-флота». Кабельщик Михаил Сапожков – добродушный парень с интересным взглядом на мир. Мостостроитель Иванов – молодой мужчина, унаследовавший дело от отца. Владелец гостиничной сети…

Уже перед самым приездом губернатора начинают мелькать в толпе лица, приближенные к высшей власти.

Длинный, смуглый, носатый начальник внутренней политики. Известный улыбчивый интриган. Дубравин в первое время пытался выстроить с ним отношения, но вовремя понял, что им не по пути. Следом является его антипод. Шумный, веселый – душа нараспашку – вице-губернатор. Он уже добрых два десятка лет крутится на орбите власти. То поднимаясь в высшие эшелоны, то возвращаясь в бизнес. Человек он хороший, это бесспорно. Но сегодня недостаточно быть просто деловым и умным. Надо еще и правильно подать себя. Такие времена. Если тебя нет в медиа то, что бы ты ни делал хорошего, для общественного мнения тебя как бы и нет.

Холл, который Дубравин про себя называет накопителем, постепенно заполняется. Разговоры в кулуарах разные. Но особенно длинных никто не заводит. Все ждут прихода Рюрикова.

Минута в минуту (Дубравин отмечает: «Точность – вежливость королей») появляется и он. Невысокий, сухощавый, элегантный. Но вытянутое лицо выглядит устало, под глазами мешки.

Народ выстраивается вдоль стен. Губернатор здоровается с каждым, успевая на ходу сказать пару слов.

Ожидая своей очереди, Дубравин в который раз отмечает про себя какое-то врожденное благородство Рюрикова. Чем-то он отдаленно напоминает ему последнего российского императора. Такой же спокойный, невозмутимый.

Одно слово – человек федерального уровня.

Только у него могла родиться и воплотиться идея собирать в одном месте, в одной организации всю элиту губернии, чтобы совместно решать возникающие вопросы и проблемы. И решают!

Много лет стоял в центре города недостроенный кафедральный собор. Но только с приходом нового главы стройка сдвинулась с места. И теперь все ждут патриарха на его освящение.

Два десятилетия ждал решения своей судьбы старинный театр. Сносить или восстанавливать? Хотя как восстанавливать руины? Но напряглись, скинулись. И Новый год справляли уже в отреставрированном здании театра, можно сказать, в новеньком, с иголочки.

На глазах менялись городские дороги, на которые удалось получить приличные деньги из центра. Воспряли фермеры. Сельское хозяйство прекратили называть черной дырой, в которой исчезают миллиарды. Совковый аэропорт, который много десятилетий пугал своим туалетом впечатлительных путешественников, наконец-таки тоже начал реставрироваться. «Руку» губернатора Дубравин периодически обнаруживает в самых неожиданных местах. Как-то разговаривал с начальником железнодорожников и похвалил их за то, что они пустили дневной поезд до столицы. И к своему удивлению, узнал, что на этом настоял Рюриков.

Отздоровавшись, все чинно тянутся по лестнице на второй этаж, где есть зал для заседаний. По ходу дела, пока рассаживались на аккуратных стульчиках, Александр вспоминал, что говорил ему Рюриков при знакомстве: «Я сюда пришел на десять лет. Почему на десять? Да потому, что за такой срок человек может полностью воплотить в жизнь все свои идеи. А если сидеть и дальше, то начинается застой, безвременье, закисание. Глаз замыливается. И пришел я сюда – не бизнесом своим заниматься. Не деньги зарабатывать. Не карьеру делать. Я просто хочу, чтобы люди обо мне вспоминали по-хорошему. Был, мол, такой человек». В тот момент Дубравин, в сущности, все и понял. Что перед ним человек живой, творческий.

А в напичканном техникой зальчике в это время уже разворачивается привычное действо. Сначала им раздают отчет о деятельности организации. Отчет вкратце комментирует председатель собрания Борис Александрович – сухощавый, но чрезвычайно живой старик:

– Два миллиона потрачено на пять развернутых столовых для бедных, три – на реставрацию храма в селе Перечун. Еще шесть мы направили на обучение молодежи в бизнес-семинарах…

Пока идет эта рутинная процедура, Дубравин приглядывается к гостям собрания. Сегодня их двое. Это ученый, директор одного из институтов Российской академии наук. И знаменитый музыкант, которого пригласила выступить перед высоким собранием супруга губернатора.

Профессор Шапошников из славного российского города Суздаля – настоящий типаж российского ученого, каким его изображают в советских кинофильмах. Со слегка растрепанными русыми кудрями, аккуратной бородкой и в очках. Одет в поношенный костюмчик и слегка стоптанные туфли. Одно слово – провинциал. Но вот тема его выступления вполне серьезная: «Есть ли у современной России настоящие союзники?»

Через полчаса и для Дубравина, и для всего зала становится ясно, что настоящих, серьезных, а главное, честных союзников у страны нет. Белорусский хитромудрый батька только и делает, что тянет из России на содержание своего режима кредиты, преференции и разные прочие нерыночные дотации. За годы независимости минский режим получил от нас не менее двухсот миллиардов долларов. И вернул их убаюкивающими рассказами о вечном славянском братстве и взаимной любви. При этом сам «последний диктатор Европы» в любой момент готов переметнуться на сторону Запада. Правда, при одном условии – что там будут давать больше.

Старый союзник на востоке, Назарбаев, тоже не слишком надежен. Но по другой причине. Он в любой момент может отойти от дел. Серьезного, толкового наследника у него нет, потому что куча детей и родственников хотят дорваться до власти. И попытки как-то выстроить претендентов по ранжиру натыкаются на их амбиции, в общем, кончаются ничем.

Так что партнеры наши вовсе не партнеры, а халявщики. А посмотрите, что на «ридной неньке» творится?..

Для Александра идеи профессора не новость. Но даже не в этом главный вывод для всех русских. Им пришло время понять, что борьба за ресурсы шла всегда. И такой кусок, как Россия, вечно будет манить всех жаждущих поживиться за наш счет. Новым было другое. О чем и вещал бородатый профессор со своей трибуны:

– Конечно, сегодня нападать на Россию в открытую – это дело самоубийственное. Теперь вряд ли будет так, как в прошлые века, когда каждые как минимум сто лет мы переживали нашествие. То из степи, то с Запада…

Из зала раздался то ли вопрос, то ли реплика:

– Ну, про монголо-татарское иго все понятно. А европейцы где?

Профессор, не останавливаясь и не сбиваясь, ответил:

– Первая попытка – в тысяча шестьсот двенадцатом году. Великая смута. Поляки хотели подчинить нас себе. Вторая – в тысяча семьсот девятом году. Поход Карла Двенадцатого. Третья – в тысяча восемьсот двенадцатом – вся Европа во главе с Наполеоном двинулась на Россию. Отбились. В тысяча девятьсот четырнадцатом опять половина Европы попыталась нас расчленить и уничтожить. И снова не вышло. С огромными потерями, но устояли. И тогда европейцы повторили попытку в тысяча девятьсот сорок первом. Дурак тот, кто сваливает все на Гитлера. За Гитлером и его ударными частями стояли все европейские страны. Одних итальянцев под Сталинградом и Воронежем мы уложили двести тысяч. А сколько было еще румын, венгров, поляков! Даже канадцы отметились. Даже братушки наши пёрли с немцами в надежде отхватить от России кусок. Попытки эти не кончились, и сейчас, в начале нового века, вполне возможен следующий накат. Но теперь они умнее и осторожнее. Как-никак у нас ядерных бомб на складах больше всех в мире… Думаю, они это понимают. И будут стараться действовать, как в девяностые. Снова вести информационные войны. Снова пытаться нас самих, дураков, побудить развалить собственную страну, которую мы с таким трудом на этот раз удержали… Поэтому в покое нас не оставят, постепенно шаг за шагом оттяпывая куски в виде ненадежных союзников и продажных друзей. Расчленить нас, раздробить, чтобы потом превратить в колонию и эксплуатировать наши богатства – вот вековая мечта наших соседей. И для них неважно, какой у нас общественный строй. Он для них всегда будет плох. Потому что единая Россия не устраивает никого.

Профессор сделал многозначительную паузу и продолжил:

– Я вот еще несколько лет назад был на одной конференции в Киеве. После заседаний мы с коллегами, чего уж греха таить, неплохо выпили и разговорились по душам. И я спросил украинцев: «Мы, мол, вам столько предлагали, чтобы вы вошли в Таможенный союз. Только что не готовы были назвать себя Украиной. А вы отказывались. Почему?» А они в ответ откровенно: «Да скоро вы распадетесь! И мы с европейцами придем и все даром у вас заберем». Вот такая вот картина маслом. Такие вот мечты у наших «братьев». И это новая реальность. Может быть, главное открытие для нас самих…

«Да! – подумал Дубравин. – Поневоле тут вспомнишь Александра Третьего, который говорил, что у России только два союзника. Ее армия и флот…»

После официальной части все двинулись вниз. К фуршетным столам. И как-то так получилось, что Дубравин оказался на этом пути рядом с Рюриковым. И они, как обычно, перекинулись парой слов:

– Ну как дела, Александр Алексеевич?

На что Дубравин коротко обрисовал состояние дел:

– Работаем, Петр Андреевич. Готовим очередную акцию.

– Привет тебе от отца Фотия. Я недавно был в Москве, с ним виделся.

– Ну и как он там?

– Процветает. Занят сейчас подготовкой выставки в московском Манеже. Выставка по истории России. Будет касаться царской династии…

– Надо взглянуть, когда откроется!

В этот момент уже вниз, в зал для фуршета, начал подтягиваться остальной народ. И к губернатору по делам подошли другие участники «пленэра». Дубравин понял, что у Рюрикова идет работа и здесь, и отошел к большому столу, где уже были разложены привычные закуски. Набор их был известен и почти не менялся – ни в зависимости от времени года, ни от места, где проходили собрания. Была фаршированная рыба, креветки на шпажках, рыбные котлеты, разного рода фрукты, овощи.

Появился вышколенный черно-белый официант. На руке у него балансировал целый поднос самых разнообразных благородных напитков. Дубравин уже давно прошел через искушения и слабости, встречающиеся на пути достаточно обеспеченного человека, и от молодого здорового питья водки в армейскую и корреспондентскую молодость он сначала перешел на якобы полезные красные вина. А теперь находился на стадии «бокальчик белого сухого», но каждый раз, поднимая этот самый бокальчик с белым, он с сожалением думал: «Если бы молодость знала».

У столика была привычная компания: директор атомной станции, владелец гостиничной сети, глава большого агрохолдинга.

Какое-то время ели и выпивали молча. Пока у Дубравина, которого прямо-таки трясло от полученного утром известия, не вырвалось:

– Вот гниды эти чиновники! Я уже год не могу передать имущество из одного предприятия в другое. Чтобы упорядочить их деятельность и прекратить перекрестное финансирование…

Все стоящие за фуршетным столиком слегка потупились и смутились. Привыкли, что разговоры в усадьбе идут благообразные, спокойные, как бы ни о чем. А он нарушил традицию.

Но Александр уже закипел, как самовар:

– А главное, все по закону. Документы в полном порядке. И отказ. Подаю в суд. Суд принимает решение – зарегистрировать. А они – снова отказ. Им закон не писан. Находят смехо творный предлог – нотариус не там запятую поставил! Они просто издеваются над нами и здравым смыслом. И что мне делать в таком случае?..

Владелец гостиничной сети, видимо, тоже задетый за живое, вещал, правда, о своих проблемах более дипломатично:

– Да что говорить! Сделали мы новую гостиницу. С эмче эсом договорились. Они тоже подписали, почти с первого раза. Наши пожарники мурыжили полгода и подписали.

Он огляделся по сторонам виноватым взглядом – не подслушивает ли кто. И добавил с некоторой долей отчаянности в голосе:

– Просто так, думаете, подписали? Нет. Дал взятку. Договорились с их начальством. Ну, мол, все. Три года, как полагается, по закону никто к вам не придет. И что же? Генерал уехал в отпуск. И позавчера приползает ко мне проверяющий. Я ему говорю: вы по закону не имеете права меня три года проверять. А он мне показывает письмо «трудящихся». Мол, по сигналу пришли. Пенсионерка написала, что в нашей гостинице нарушаются правила пожарной безопасности…

– Да они сами такие письма сочиняют! – вступил в разговор немецкий фермер.

– Это потому, что это государство – наш враг! – хорошо принявший на грудь очередной бокал Дубравин, как говорится, вставил «доброе слово». И помолчав, опять заговорил о своем, наболевшем:

– Вот что мне делать? Пойти взять ружье? Отправиться в эту налоговую и пристрелить эту собаку, которая мне мешает жить и работать?!

От соседнего столика, услышав столь резкое высказывание и шум, к ним подошел председатель собрания – хитрющий промышленник старого закала, занимающийся всем на свете – от строительства гостиниц до производства ракетных компонентов. Сухой, чтобы не сказать тощий, и в свои семьдесят лет выглядевший бойким живчиком. Он принялся тушить разгорающийся и грозящий нарушить благочинность разговор:

– Что вы? Что вы? Зачем так громко?! Никого не надо стрелять! Давайте лучше нальем еще по бокальчику. И выпьем за губернатора, который столько делает для области. Видно, нам его Бог послал, что после стольких бесславных лет наконец-то нам повезло и появился такой человек.

Что ж, тут, как говорится, ничего не попишешь! Это действительно правда. И все дружно зазвенели бокалами над фуршетным столиком, застланным белой скатертью.

* * *

Возвращаясь домой, Дубравин вспоминал давнишний разговор с губернатором. Разговор о подборе кадров. Исходили из того, что толковых людей мало. И непонятно как комплектовать команду. Рюриков считал:

– Надо находить достойных, а главное, порядочных людей. И эти люди, пусть они даже непрофессионалы, поведут дело по-новому, по-человечески. Они в свою очередь найдут себе достойных и порядочных товарищей. Так будут создаваться команды…

«В сущности, от такого подхода несет толстовщиной, – думал Александр. – О чем-то похожем писал в “Войне и мире” Лев Николаевич. Если, мол, люди гадкие и подлые собираются в кучу и составляют силу, то людям хорошим надо делать то же самое! Но увы и ах! Даже самые порядочные и достойные вряд ли могут сломать сложившуюся за века систему. Да к тому же в той зачумленной атмосфере, в которой живет госаппарат, и самые достойные люди меняются».

Так что по этому пункту у Дубравина было особое мнение. Он считал, что на чиновничество можно воздействовать только страхом. «Чтобы дерьмо не застывало, его надо как можно чаще мешать! Проводить ротации. Засидевшихся гнать в шею с должности».