Спартанец

7

Утром Ксантипп построил войско и произнёс короткую речь.

– Мы выступаем. Наша задача – победить и вернуться!

Отряды мерной поступью, бряцая доспехами, направились к выходу из лагеря. С гиканьем пронеслась конница. Завершали шествие слоны. Именно слонам Ксантипп уготовил роль пробивающей всё силы. Впервые Ксантипп увидел слонов во время своего пребывания в Египте и Сирии. С одним слоном у него сложилось что-то вроде дружеских отношений. Это был индийский слон – здоровенный, умный, отличавшийся горячим характером. К себе он подпускал только погонщика, но потом как-то подпустил к себе Ксантиппа. Позднее Ксантиппу неоднократно доводилось ездить на этом слоне. Сейчас он жалел, что этот слон остался в Египте.

Наёмники, проходя мимо, громко выкрикивали имя Ксантиппа. Он же невозмутимо смотрел на воинство, которое теперь подчинялось ему.

Он не сомневался в успехе. И уверенности в этом ему добавляла самоуверенность римлян, которые, узнав о непокорности карфагенского города, поспешили сразиться.

«Хоть не придётся штурмовать город и тратить время на осаду!» – ободрил свои легионы консул Марк.

Легионеры чувствовали себя уверенно, череда побед уже настроила их на благоприятный исход всей военной компании.

Вот он – Карфаген! Главный враг! Ещё чуть-чуть, и он падёт к их ногам!

Римляне торопились. Их несколько смутило грамотное перемещение карфагенского войска.

– Клянусь Юпитером, этот сброд начал напоминать настоящих солдат! – покачав головой, с долей удивления произнёс видавший виды центурион.

Но основная масса легионеров не придала этому серьёзного значения. Настораживало присутствие слонов, но консул Марк надеялся на лучников, которые должны были засыпать стрелами эти «танки древности». Когорты выстроились более глубоко, увеличив фронт. Центурион Гай Марций располагался поблизости от консула Марка.

– Сейчас пунийцы двинут слонов! – сказал консул, посылая лёгкую пехоту вперёд, чтобы сдержать движение слонов.

Но Ксантипп вместо слонов бросил в атаку конницу. Малочисленная римская конница попыталась защитить пехоту, но была сметена в один миг, после чего конница карфагенян врезалась в ряды пехоты. Лучники бросились бежать. Сражение только началось, но Ксантиппу удалось сразу лишить римлян лёгкой пехоты и всадников. Оставалась, конечно, дисциплинированная и многочисленная тяжёлая пехота – её железные когорты и центурии. И вот на них-то Ксантипп и двинул слонов. Лучников для обстрела боевых гигантов уже не было.

Консул Марк попытался исправить положение, послав в атаку когорты легионеров. Но атака получилась неровной, так как легионеры пытались наступать, избегая столкновения со слонами. Те же, кто не смог избежать этого столкновения, не смог им противостоять, погибал под ударами бивней и под тяжестью слоновьих ног. Позади слонов на пегом жеребце, не торопясь, ехал Ксантипп. Сам он не вступал в схватки. Рядом с ним находились Дорией, Дианек и Никандр, остальные командовали различными отрядами.

Кто бы мог подумать, что на подготовку столь слаженных действий ушло всего несколько недель! В атаку пошла фаланга, управляемая спартанцами. Она двигалась неторопливо, выдерживая ритм. По спартанской традиции несколько илотов и периэков с флейтами играли музыку для атаки. Разорванные слонами когорты не смогли противостоять монолиту фаланги, выстроенной по спартанскому образцу. Те, кто пытался сопротивляться, сметался с пути.

Паника охватила римлян. Строй окончательно рассыпался. Уверенность в победе сменилась у римлян ужасом. Центурион Гай Марций увидел Ксантиппа и вспомнил, как, будучи послом, разговаривал с этим спартиатом.

Кровь вспыхнула в нём. Честь легионера, гордость мужественного римлянина бросили его навстречу командующему карфагенским войском. Он желал только одного – отомстить.

Ксантипп тоже заметил центуриона и коротко приказал своим воинам, чтобы тому не мешали. Он тоже хотел сразиться с римлянином.

– Пора и мне размяться! – воскликнул Ксантипп. – Нам надо завершить разговор!

Центурион заметил, что перед ним расступаются, никто не стремится нанести ему удар. Вначале он даже подумал, что это его яростный вид распугивает противника, но потом понял, что так захотел спартанец. Это взбесило его еще больше.

– Сейчас ты об этом пожалеешь! – сказал он, но его слов Ксантипп не услышал, так как уши закрывал коринфского типа шлем.

Спартанец дождался, когда центурион подъехал, размахивая мечом, и громко предложил:

– Сразимся пешими!

Центурион согласился. Лошади пугались находящихся рядом слонов, поэтому плохо слушались поводьев. А спартиат Ксантипп, служивший гоплитом^[11] в тяжелой пехоте, не достаточно хорошо управлялся с лошадью.

И римлянин, и Ксантипп соскочили с коней одновременно. Гай Марций тут же метнул пиллум, Ксантипп увернулся.

Оба противника были без щитов. Гай Марций обнажил меч, его клинок был почти в два раза больше короткого спартанского меча Ксантиппа.

– Коротковат мечик! – усмехнулся центурион.

– Но до врагов доставать умеет! – ответил Ксантипп.

Гай Марций самоуверенно взмахнул мечом, стремясь обрушить его на голову спартанца. Но боя, как такового, не получилось. Ксантипп перехватил руку римлянина, крутанул, и меч покинул своего хозяина, а сам центурион ткнулся лицом в серый песок. Ксантипп придавил его коленом.

– Ты помнишь, римлянин, я обещал, что ты не забудешь моего имени до конца жизни?

– Помню! – еле выдавил сквозь зубы Гай Марций.

– Так я тебе ещё раз напомню – меня зовут Ксантипп из Спарты! Но сейчас я тебя убивать не буду, чтобы ты подольше помнил мое имя! Не хочу сокращать и упрощать твою жизнь, – после чего встал и сказал товарищам: – Это мой пленник! Доставьте его в наш лагерь!

Разгром римлян был полный.

Спастись сумели не более пятисот воинов из всей армии. В плен попал и сам консул Марк Регулл.

Ксантипп не мог знать, что историк Полибий, который не любил спартанцев как своих врагов, признал его заслуги и написал: «…Один человек и один совет его сокрушили полчища, которые казались и испытанными, и неодолимыми, превознесли государство, которое со всей очевидностью повергнуто было во прах, и подняли упавший дух воинов…»

Сражение окончилось. А наша история, наоборот, только начинается. Как начинается и история Ксантиппа, о которой гадали самые известные историки, не ведая, что же произошло на самом деле после того, как он победил римлян.

8

Победители шумно отмечали победу над римлянами. Вино и пиво лились рекой. В общем, как обычно после великой победы. Даже родители её – спартанцы во главе с Ксантиппом – расслабились. Вино на этот раз разбавлялось слабо, поэтому в головах шумело.

Наёмники всех национальностей орали: «Слава Ксантиппу!». Эти крики заставляли морщиться карфагенских сенаторов и военачальников.

А затем произошло то, что должно было случиться.

Пунийцы не отличались чувством благородной благодарности. Римляне были разбиты, консул захвачен в плен, и теперь популярность победителя становилась вредной и опасной. А что, если Ксантипп возжелает повести наёмников против Карфагена и взять власть в свои руки? Хватит ли сил у правителей Карфагена противостоять победоносному спартанцу, за которым может пойти не только наёмное войско, любящее удачливых командиров, но и карфагенская беднота, совсем не обожающая своих господ?

Об этом задумались оба карфагенских суфета – Ганон и Магон, вскоре озаботив этой мыслью и большинство членов Совета.

– А если он захочет стать тираном? – полушёпотом говорил Магон почти с каждым из Совета, – спартанцы крайне честолюбивы! Вспомните Павсания^[12], Лисандра^[13], Клеарха!^[14]

В этот период в Карфагене начинался сезон празднований в честь Мелькарта и ряда своеобразных, развратных богинь, которые активно поддерживали свободные сексуальные взаимоотношения. Им прислуживали особые жрицы, а иногда и свободные женщины. Это, впрочем, мало волновало спартанцев. У каждого государства свои обычаи. И не им их осуждать. Скорее, подобный обычай в данный момент наемникам из Лакедемона даже нравился. И они собирались им воспользоваться. Но были и значительно более мерзкие и совсем страшные культы. А самыми противными и жуткими среди них были церемонии человеческих жертвоприношений. Если обычные жертвоприношения животных были привычны для эллинов, а спартанские войска приносили в жертву птиц перед каждым боем, то человеческие жертвоприношения вызывали отвращение и ужас.

В этот вечер спартанцы решили навестить жриц любви храма Аштарты^[15]. Если уж есть такой религиозный культ, то почему бы им не воспользоваться? Говорили, что жрицы храма Аштарты преуспели в любовных утехах. А для героев недавней победы они уж наверняка постараются! Спартанцы пошли почти все, даже верный Орест увязался за Ксантиппом.

Их узнавали, со всех сторон звучали приветственные возгласы. Спартанцы шли спокойно, улыбаясь, иногда отвечая на приветствия. Но судьбе было угодно, чтобы они в тот день так и не добрались до храма Аштарты и не вкусили плодов любви. А виноваты во всём мрачные и суровые обычаи с жертвоприношениями, так распространённые среди карфагенян. Причём богатые карфагеняне с этой целью покупали детей бедняков, усыновляли или удочеряли, а потом этих, как бы своих детей, жертвовали Богу. Чаще всего эти жуткие жертвоприношения осуществлялись через сожжение заживо. А приношение в жертву своих детей считалось угодным Мелькарту, поэтому и старались богачи таким путём заполучить милость Бога. Страшный, противный бог был у карфагенян!

Легенды о слабых и больных детях, которых якобы сбрасывали в ущелье в Спарте, чтобы сохранить породу, на самом деле имеют под собой очень слабую почву. Во-первых, дети в основном рождались сильными и здоровыми, так как их родители были такими. Во-вторых, могли избавляться от детей с сильно выраженными генетическими уродствами. Но тогда почему эта легенда столь распространена, хотя в неё слабо верится? Почему стоит сомневаться в этом спартанском обычае? Да очень просто. Знаменитый царь и полководец Спарты, про которого так много писали Ксенофонт, Плутарх и другие, прозываемый Агесилаем, был маленького роста и хромой с детства. (Его можно сравнить с другим знаменитым полководцем – Суворовым.) Агесилай сам закалил себя тренировками. И вот этот маленький и хромой спартанец чуть не победил Персию на много лет раньше, чем Александр Македонский. Если бы не страх перед гегемонией Спарты и не предательство других городов Эллады, глядишь, так бы и произошло! Как видите, никто его ни с какой скалы не сбросил! Вспомните, как часто из недоношенных детей вырастают крепкие и сильные люди! Ну, если уж сильно выраженное уродство налицо, то тогда другое дело! Времена жестокие!

Но мы отвлеклись. Вернёмся в Карфаген, где по людным улицам шло с дюжину спартанцев и несколько их слуг из илотов и периэков. Сначала никто не обратил внимания на две роскошные колесницы. В них ехали важные господа с солидными матронами вместе с детьми. Детям было от двух до пяти лет, в ручках они держали фрукты. Колесницы подъехали к мрачному зданию, похожему на храм.

Вслед за господами из колесниц вышли дети: две девочки и три мальчика. Какая-то старушка в лохмотьях всплеснула руками и воскликнула:

– Опять сердешных на жертву привезли! Бедные детишки!

Краем уха Ксантипп услышал её слова и посмотрел в сторону детей. И этого оказалось достаточно.

Одна девочка напомнила ему младшую сестрёнку (говорят, у него и самого где-то такая же дочка бегает). Может, что-то подобное почудилось и его соратникам. Им бы пройти мимо, посетовав на жёсткие порядки Карфагена, но эти упрямые спартанцы опять нарушили чужие обычаи! Уж очень они им не по душе пришлись.

Здание, к которому привезли детей, было храмом Ваала. Это то ли второе воплощение Мелькарта, то ли его приятель. Страшный бог, если высеченную его фигуру у входа сопоставить с истинным обликом, жаждущим детских душ!

Спартанцы во главе с Ксантиппом уже шли к колесницам, расталкивая служителей храма и господских слуг.

Сопротивление им оказывали слабо, слишком решительно выглядели спартанцы, и слишком громкая слава распространилась о них! Победители римлян!

Ксантипп поймал пробегавшего мимо горожанина и, тряхнув за плечо, спросил:

– Как здесь приносят жертву?

– Сжигают в специальной печи! – ответил тот быстро, не желая, чтобы его ещё раз трясли.

– Живьём?

– Ага! – осторожно ответил горожанин.

И тут же поспешил убраться подальше, так как услышал много нелестного и лаконичного в адрес правителей Карфагена из уст спартанцев.

По счастью, у спартанцев хватило благоразумия никого не убить и не покалечить. Раздав несколько оплеух важным господам, их слугам и служителям культа Ваала, они подхватили детей на руки и вернулись к себе в лагерь. Сегодня им уже было не до жриц любви!

Собрались в штабной палатке в мрачном настроении. Ксантипп понимал, что подобная дерзость может им многого стоить. Необходимо было подготовиться к реакции правителей Карфагена. Пересилит ли их слава спасителей Карфагена нарушение местных религиозных обычаев? Это был культ местных богачей, так нелюбимый простым людом Карфагена и окрестностей. Не воспользоваться ли поддержкой бедноты?

Ксантипп прикидывал разные варианты.

Полувеком позднее Клеомен и Набис, пытаясь возродить былую славу Спарты, прибегнут к помощи простого народа против олигархов Ахейского союза и Македонии, чем произведут большой переполох. А Набис впоследствии будет успешно сопротивляться даже самому Риму. Недаром римляне так уважали Спарту, считая спартанцев одними из своих предков. А совсем уж захиревшая Спарта номинально оставалась независимым союзником Рима вплоть до падения Римской империи. А одного спартанца в период расцвета Рима, который очень дерзко вел себя в сенате, за что любой другой был бы казнен, пощадили только за то, что он был потомком великого Брасида. Заметьте, что Брасид не был царем, а был просто обычным спартанским воином, добившимся славы только своими копьем и мечом, ну и, конечно, разумной головой и благородством. Он до сих пор остается образцом настоящего воина. Философы проводили параллель между ним и Ахиллом. Об этом можно прочитать и у Платона.

Но вернемся в Карфаген, в шатер спартанцев-наемников.

– И что ты собираешься делать с детьми? – спросил практичный Орест, взволнованный, как всегда, больше всех. – Не с собой же по всей Ойкумене таскать?

– Зря я, что ли, разбив римлян, заработал столько денег? – усмехнулся Ксантипп, быстро успев продумать, как поступить.

– То есть? – не понял Орест.

– Найду добрую, бедную, но честную семью и отдам туда на воспитание детей. Пока они будут приглядывать за детьми, будут получать деньги. Сразу я им всё не отдам, а то закончатся, глядишь, и интерес к детям пропадёт. В Карфагене банков много, через один из них деньги и будут регулярно выплачиваться. Если за детьми будут хорошо следить, то и хорошие деньги получать будут. И жить безбедно. Понятно тебе?

– Может, тогда лучше я за детьми послежу? – пошутил Орест.

– Можешь и ты. Но неужели ты оставишь своего хозяина странствовать в одиночку? Тем более, когда в моем кошельке завелись деньги?

– Пожалуй, не оставлю. А то вы без меня пропадёте. И деньги тоже потеряете. Я-то вас знаю! Ни поесть, ни отдохнуть по-нормальному. Во всём, что не касается войны, вы беспомощны.

– Преувеличивать-то не надо! – возмутился Ксантипп, хотя в душе он прощал Оресту все подобные высказывания.

А тем временем скандал с оскорблением бога Ваала и его жрецов вместе со знатными горожанами нарастал.

Жрецы побежали в Совет с жалобами на оскорбителей. Знатные горожане предпочли не рисковать. Кто этих спартанцев знает? Пусть жрецы со всем этим разбираются.

В Совете успели прослышать про святотатство и готовились принять действенные меры. И тут выяснилось, что этими оскорбителями являются никто иные, как прославившиеся в недавнем сражении спартиаты, которые, как ни крути, спасли Карфаген от римлян.

– Удачное стечение обстоятельств! – узнав о происшедшем, прошептал Магон. – Теперь у нас есть законные обстоятельства, чтобы избавиться от этих опасных гордецов!

9

– Мы, разумеется, очень благодарны вам за помощь при защите от римлян, – начал свою речь Магон перед спартанцами, во главе которых, скрестив руки на груди, стоял Ксантипп.

Вместе с Магоном на скамьях расположились Ганон, Озмилк и Газдрубал. Гамилькара, как излишне симпатизировавшего спартанцам, пригласить на беседу «забыли».

– Однако ваше оскорбление бога Ваала и его жрецов не может пройти безнаказанно, – встрял, стараясь говорить как можно более грозно, Озмилк. – Жречество и знать взволнованы, возмущены произошедшим, мы стараемся скрыть, кто во всем виноват, но так долго продолжаться не может!

– У нас принято защищать детей! – ответил Ксантипп одной фразой.

– В трудное положение вы нас поставили, – Магон старался изображать сочувствие к спартанцам. Мол, я за вас, вот только жрецы и проклятый Озмилк давят.

В глубине души он жалел о выплаченных спартанцам деньгах и с удовольствием отобрал бы их обратно. Но, понимая, какие настроения царят в армии и среди простого народа, опасался серьезных волнений, а то и мятежа. Безопасней было спровадить спартанцев по-хорошему.

– И что вы хотите предложить, чтобы успокоить жрецов Ваала? – спросил Ксантипп.

Он чувствовал себя спокойно, так как дети уже были пристроены в одной хорошей доброй семье в пригородном селе, а угрозы непосредственно для себя он не опасался. Чем можно напугать одинокого воина? Ксантипп понимал, что командовать карфагенской армией ему больше не дадут. Задача выполнена – римляне разбиты, Карфагену более ничего не угрожает. Остаётся либо воспользоваться популярностью среди наёмных войск и простолюдинов и захватить власть в городе, либо успокоиться, получить вознаграждение и отправиться на родину, чтобы жить спокойно и богато. Или, может, ещё какой вариант появится? Ксантипп уже предполагал, что ему скажет Магон.

– Мы пока затянем расследование со святотатством в храме, – начал излагать Магон. – А вас мы побыстрее со всеми почестями торжественно проводим из страны, отблагодарив за всё совершённое. Все оставшиеся деньги вы получите полностью.

Спартанцы переглянулись. Этого им было достаточно, чтобы принять решение. К другим вариантам они были не готовы.

– Пусть будет так! – ответил Дианек.

На этот раз Ксантипп уступил право решать своим товарищам. Он терял больше, поэтому здраво рассуждать ему было сложнее. По давней традиции, высказывать мнение должен самый рассудительный. А у них в товариществе самым рассудительным считался Дианек, который спокойным благородством, честностью и исполнительностью пошёл в своего достойного предка – героя Фермопильского сражения.

– Вот и хорошо! – сказал Магон. – Мы подготовим торжественные проводы, дадим вам корабль, который доставит вас туда, куда вы пожелаете! Остатки денег из обещанного вознаграждения мы завтра же выплатим. Вам остаётся только подготовиться к отплытию, а нам – подготовить торжественные проводы. Но все должно произойти непременно завтра! Тогда святотатцев просто не найдут, и никто не узнает о вашей причастности к этому. И вам хорошо, и нам спокойно!

Ксантипп тем временем размышлял, и, надо признать, что его мысли были грешны. А именно: он думал о том, что стоит или нет попытаться взять в свои руки власть в Карфагене? Уже были спартанцы, захватывавшие власть в отдельных городах, но никто не пытался овладеть столь могущественным и крупным городом, как Карфаген. Этот город не был для Ксантиппа родным, поэтому захватить его было бы вполне нормальным делом, тем более, что простолюдины были на его стороне. Их замучили думающие только о себе богатые управители города. Наемные войска после славной победы с радостью его поддержат. Тот же Мейлик со своими ливийцами.

Конечно, подобные мысли в голове Ксантиппа появились от скрытой обиды. Он надеялся, что его оставят во главе армии! Слава Александра Македонского или хотя бы Агесилая влекла любого воина. В том числе и его. А тут от него спешили избавиться! И повод для этого он предоставил сам, но было видно, как за него поспешили ухватиться правители Карфагена. При внешней спартанской выдержке и невозмутимости Ксантипп совсем не был лишён честолюбия. Ну, а авантюризм у наёмников в крови! Иначе – какой из тебя искатель приключений?

Однако желания не всегда властны над судьбой.

Ксантипп здраво рассудил, что за столь короткий промежуток к захвату власти не подготовиться. Всего один день в запасе! После победы на поле боя стать неудачником на ниве мятежа не очень хотелось. Оставалось только откланяться и отплыть от этих берегов тратить заработанные богатства.

Ксантипп с друзьями, не проявляя внешне никаких эмоций, поблагодарили Совет Карфагена, больше говорить было не о чем.

Но тут вмешался Ганон:

– Вы можете отплыть, но те, кто не участвовал в нападении на жрецов, могут остаться на службе в карфагенской армии. Хорошие офицеры нам нужны, а платить обещаем достойно!

Из всех спартанцев только четверо не участвовали в спасении детей от жрецов Ваала. Они переглянулись с Ксантиппом и Дианеком, затем трое сказали:

– В случае достойной оплаты мы готовы остаться служить Карфагену. Нам нечего делать в Спарте, имений давно нет, родных почти не осталось. Мы неплохо заработали, но в отличие от Ксантиппа нам этого не достаточно. Мы надеемся, что наши соратники поймут и простят нас!

– Мы славно сражались вместе. Память об этом пребудет с нами до скончания века, – ответил за всех остальных Ксантипп. – Может, вам повезёт больше, чем нам!

И спартанцы отправились готовиться к отплытию.

Орест тщательно пересчитывал деньги. В другой ситуации он бы радовался подобному богатству. Но пока радоваться он не торопился. Это была только часть заработанного в Карфагене. Основные деньги и подарки пунийцы обещали привезти завтра с утра, перед самой отправкой, прямо к кораблю.

– А если не привезут? – бурчал себе под нос Орест. – А если шторм? А если пираты? Мимо Крита ведь пойдём! А эти скопидомы пунийцы наверняка привезут меньше, а на причале не проверишь! Эти пунийцы – жулик на жулике. Все их богатства от обмана!

– Если ты, Орест, начинаешь ворчать, то сварливым Эриниям нечего делать! С горя, что они не смогут вставить и слово, скончаются! А все злобные мегеры прибегут учиться у тебя, как ругать своих мужей, – засмеялся Ксантипп, потом съязвил: – Иногда я думаю, что взял тебя в слуги не в Лакедемоне, а в царстве Иудейском!

– Вот-вот, вы всегда так говорите, а потом и ходите с одним копьём да щитом, ни денег, ни земель не накопив, – теперь Орест начал ворчать уже на Ксантиппа, – а про царство Иудейское вы зря говорите, хотя я бы вас и тамошним ростовщикам в обиду бы не дал! А то они вас, наивного воина, обдурят и с одним копьем оставят! Как это у них обычно бывает. Есть, конечно, и там хорошие люди, но нам-то в основном ростовщики да менялы попадаются! И как вы так спокойно к заработанным деньгам относитесь? Не понимаю!

– Не в деньгах счастье! Цена у них есть, но слава дороже! И, к тому же, чего переживать? Нам нынешних богатств хватит на долгую богатую жизнь! Я с тобой тоже поделюсь, – примирительно сказал Ксантипп. – Денег теперь у нас хватит на всё!

– Если их привезут завтра на корабль, и если нам удастся доставить их до места назначения! – продолжал сетовать Орест. – А я что-то в этом сильно сомневаюсь!

– Не каркай! – засмеялся Ксантипп.

У него, смирившегося с судьбой, было благодушное настроение. Не хотелось ни спорить, ни злиться, ни сетовать на неудачу.

Но Орест продолжал ворчать.

Детей у него не было, поэтому в качестве воспитуемого он использовал Ксантиппа.

Они уже собирались ложиться спать, когда кто-то тихонько скользнул к ним в шатёр. Ксантипп автоматически схватился за меч, но тут же успокоился, узнав вошедшего.

– Я зашёл к тебе, Ксантипп, – сказал очень тихо Гамилькар, а это был именно он, – совсем не для того, чтобы пожелать тебе спокойной ночи!

– Зачем же тогда?

– Я уважаю тебя, Ксантипп, как воина и как полководца, поэтому не хочу, чтобы свершилась несправедливость. Наши правители хотят, чтобы корабль, на котором ты завтра отплывёшь, никогда не достиг берега. И ты вместе с ним! Не любят они умных и популярных у простого народа. Даже своих! А ты – чужеземец, ещё и унизил всех полководцев великого Карфагена, показав, как они мало значат по сравнению с тобой. Они не устояли перед римлянами, почти сдались, а ты пришёл и просто взял да и разбил римские войска. У нас такого не прощают! Не только чужакам, но и своим. Пока ты им нужен – терпят. Но как только они добиваются своего, так у героев начинаются проблемы. Открыто убивать, предавать не будут. Заботятся о репутации! Всё сделают так, чтобы окружающие ничего и не поняли! Отравят, устроят так, чтобы произошла случайная гибель на охоте или ещё что-нибудь. Или колесница вдруг в обрыв понесётся… Ну, а тебе уготованы торжественные проводы и пробоина в днище корабля. И ты с тайной своей гибели упокоишься на дне морском.

– Они что, утопят и весь свой экипаж? – Ксантипп без лишних расспросов стал уточнять детали, понимая, что завтра утром кричать о предательстве и измене ему не дадут.

Что он приведет в доказательство?

Гамилькар же свою помощь ограничит лишь предупреждением. И на том огромное спасибо! Это же большой риск для карфагенского сановника. Ему-то здесь жить и служить этому государству!

– Думаю, что нет. Ночью, когда вы заснёте, матросы прорубят днище судна и отплывут на лодке до сопровождающего второго корабля, – ответил Гамилькар. – У вашего почётного эскорта будет совсем другая цель. Спасать провожатых!

– Что ж, – неторопливо произнёс Ксантипп, – я, кажется, догадываюсь, как нужно будет поступить!

– Я больше ничем помочь не могу! Единственное, что удалось – предупредить, – извиняющимся тоном стал оправдываться Гамилькар.

– И этого достаточно. Предупреждён – значит вооружён. Теперь остаётся поступить как должно. – Ксантипп сердечно поблагодарил Гамилькара и строго посмотрел на Ореста, который был настроен снова начать причитания. Новость о готовящемся карфагенском коварстве повергла Ореста в состояние, в котором смешались возмущение, обида, уныние и желание отомстить за чёрную неблагодарность. Ему, в отличие от спартиата, можно было не скрывать эмоций. Он и не скрывал! Но это лишь сегодня. Завтра его лицо будет, как и должно, выражать спокойствие и полное неведение о коварных замыслах пунийцев. Жизнь научила поступать в нужный момент так, как должно!

Извинившись за плохую весть, Гамилькар закутался в плащ, чтобы его кто-нибудь случайно не узнал, и быстро скрылся в темноте ночи.

– Собери спартиатов, – распорядился Ксантипп.

Орест кивнул и кинулся выполнять распоряжение. Ворчать на этот раз было некогда! Вопрос шёл о жизни и смерти. Надо встречать опасность во всеоружии, а для этого необходимо подготовиться. Орест хорошо знал, когда можно ворчать, а когда нужно действовать.

Через полчаса спартиаты собрались в шатре Ксантиппа. Их с детства учили пробираться по тёмным улицам, не зажигая факелов, не привлекая чужого внимания, поэтому им удалось добраться до шатра незамеченными. Спартиатов, готовых отплыть с Ксантиппом, оставалось всего одиннадцать. Из прибывших с ним семнадцати воинов двое геройски погибли, трое остались служить Карфагену.

Ксантипп рассказал соратникам о грозящей опасности. Все восприняли это со спартанским спокойствием. Но как им выбраться из этой переделки? Идей было много. Итог обсуждения подвёл Ксантипп.

– Единственный разумный выход – делать вид, что мы ничего не знаем, отплыть и в море захватить корабль. Если они догадаются о наших намерениях ещё в Карфагене, то перебьют нас на берегу под каким-нибудь предлогом. Обвинят в измене, мятеже или в чем-либо еще. Тут не Фермопилы, и нас не триста, поэтому долго сопротивляться не удастся.

– А что мы будем делать с кораблём? Матросы-то из нас никакие! – сказал Дамид.

– Поэтому моряков желательно брать в плен! Всех противников убивать не обязательно, – с улыбкой пояснил Дианек, который быстрее всех просчитал ситуацию. Не зря на него больше всего надеялся Ксантипп.

– А теперь нам надо так же тихо и незаметно разойтись. Не дай, Зевс, нас углядит кто-нибудь из шпионов! – Ксантипп быстро проводил товарищей.

Оставалось дождаться утра.

Чтобы сохранить силы, Ксантипп и Орест легли и постарались уснуть. Это им удалось.