Вечный sapiens. Главные тайны тела и бессмертия

– Цивилизация – это сплошное рафинирование… Ну, а третий процесс в тканях какой, а то мы отвлеклись от онкологии.

– Третий как раз онкология, перерождение тканей. Представим себе некую ткань организма – печеночную или сердечную – любую. Ей, условно говоря, нужно сто единиц энергии, из них 50 она тратит на свое собственное обеспечение и 50 – на внешнюю функцию, на работу для организма в целом. Теперь в результате гиподинамии и ухудшения кровоснабжения количество доносимой до ткани энергетики упало до 70, что произойдет? 50 единиц ткань возьмет на свое функционирование, а 30 пойдет в работу, но функциональность ткани упадет. А если энергообеспечение упало до 50? Внешняя функция отпала. Рука, например, повисла, как плеть… Когда мне говорят, что у пациента отмерла часть клеток мозга, я спрашиваю: «Неужели? Умерли? И завоняли?» – «Нет, не завоняли». – «А кто же вам сказал тогда, что умерли?» Не умерли! Морфологически они живы, просто функцию потеряли из-за недостаточности энергообмена… Ну, а теперь представьте, что у нашей ткани энергопотенциал упал до 20 условных единиц. Что будет?

– Дистрофия.

– Ох, какие вы все быстрые в ответах! – возмутился Блюм и даже отбросил карандаш, которым малевал какие-то закорючки на бумаге. – Это если ткань прошла полный путь созревания, будет дистрофия. А если неполный, если ткань незрелая – перерождение. Недозрелая ткань – путь в онкологию, а не в дистрофию. Оттого и участился детский рак. Дистрофия – это равномерный обвал. Ткань не может, но если очень надо, она сделает. Так фермер перемахивает двухметровый забор, убегая от быка, а во время бомбежки старая бабка вытаскивает огромную бочку с салом, которую потом даже сдвинуть не может. Потом ей будет херово, но она это сделала. Дистрофия возникает от невостребованности функций. Вы мышцу не качаете, начинается дистрофия.

А здесь у нас речь идет о том, что кровоснабжение нарушено, питание клеточное нарушено. Есть два пути метастазирования – гематогенный и лимфогенный. То есть происходящий от дефицитности кровоснабжения и дефицитности омывания лимфой. И первой всегда выпадает периферия, где самые тонкие сосуды – там и возникает онкология. Капилляропатия – первый шаг к онкологии. Да и к любой другой болезни.

А за первым следует второй шаг. К чему приводит всякая болезнь и всякая травма? К гиподинамии и асимметрии. Вот что нас губит. Кроме гиподинамии и асимметрии там ничего больше нет! Старость – один из естественных видов гиподинамии. Естественный отбор вышибает гиподинамичных. И асимметричных, то есть уродливых. Я работаю по обоим этим направлениям – даю нагрузку и выправляю асимметрию.

– То есть, закачивая в подсевшего человека новый ресурс здоровья, вы практически омолаживаете человека? – Я почувствовал легкий запах бессмертия.

– Всего лишь усиливаю регенеративно-восстановительный процесс обновления клеток. Выравниваю систему под сильное звено, а не под слабое. Делаю старика гибким. А чем он менее окостенелый, тем меньше энергии он тратит на борьбу со своей окостенелостью. И эта высвободившаяся энергия вдруг уходит на сексуальность. У пожилого мужчины восстанавливается потенция. У женщины отступает начавшийся климакс и возобновляются месячные. Можно это назвать омоложением?

Человек ведь стареет неравномерно. Человеку по паспорту 45 лет, при этом сердце у него, как у 40-летнего, печень, как у 60-летнего, а суставы лет на 30 потянут. Организм можно поделить на функциональные макроблоки – типа цехов на большом заводе. У нас есть отдел сбыта, отдел энергообеспечения, производственно-технический отдел, транспортный цех, начальника которого хотелось бы услышать… Есть метаболический макроблок – жизнеобеспечивающая система. Есть опорно-двигательный аппарат, который выполняет локомоторную функцию. Есть информационно-интегративный макроблок, который работает в режиме он-лайн – это нервная система. Есть психика, которая работает в режиме оф-лайн – отстает или забегает вперед, в будущее. И в этом производственном цикле есть узкое звено, по которому выстраивается весь цикл. Караван идет со скоростью самого медленного верблюда.

Если рассмотреть опорно-двигательную систему, взяв таз как систему отсчета, мы увидим, что позвоночник относительно него – периферия первого порядка. Грудная клетка – периферия второго порядка. На грудной клетке две лопатки – периферия третьего порядка. Руки – периферия четвертого. И тяжесть проблем зависит от отдаленности. Это понятно: одно дело руку сломать, другое позвоночник. Одно дело перекос таза – значит, все тело перекосило и проблемы будут везде. Другое – стопа загнулась. Исправлять надо от фундамента.

…Справедливость требует сказать, что не всегда Блюму нужны долгие часы задушевных бесед для постановки диагноза. Иногда это случается почти сразу. Я видел, как это происходит. Пришел на прием некий нефтяник. Жалуется: кольнуло где-то в плече, после чего противоположная нога плохо слушаться стала. Многочисленные профессора, которые исследовали тело несчастного нефтяника, ничего дурного в оном теле не нашли. «Нерв, наверное, защемился», – предположили они. Больной протянул Блюму кипу бумаг – результаты всяких исследований, на которые его направляли светила.

– Оставьте себе, – отмахнулся Блюм. Он подошел к стоящему клиенту вплотную, приложил свою голову к его голове лоб в лоб и постукал нефтяника пальцами по затылку. – Поздравляю. У вас был инсульт. Пробило по всей цепочке…

Это производит впечатление, не правда ли?

– Но никакого чуда тут нет, – сказал мне Блюм, когда клиент ушел, унося с собой толику благоговения. – Ходят легенды об экстрасенсах, которые диагноз по фотографиям ставят и могут определить, жив человек или нет. Опытный врач по внешнему виду больного много может о нем сказать. И потому с фотографией можно попросту угадать. Если фотография старая, а на ней видны признаки тяжелой болезни у человека, с большой долей вероятности можно сказать, что его уже нет в живых. Я в 1991 году работал в Университете Дружбы народов на кафедре народной медицины, тогда было засилье ведьм, колдунов и прочего, если помните. Но я не видел ни одного реального экстрасенса, чушь это все! Люди просто хотят чуда. И это чудо всегда можно организовать при достаточном опыте. Опытному человеку это сделать просто. Я могу посмотреть на вашу походку, тронуть руку как бы невзначай, проверив ее реакцию – и мне для диагностики будет достаточно. А вы подумаете, что я часы ваши смотрел – какие они красивые. Особенно если я спросил, сколько они стоят. Могу просто чуть подвинуть вас, взяв за плечо, вроде как чтобы пройти, и вы никогда не догадаетесь, что я на самом деле плечо смотрел. А потом, поболтав о том о сем, я вам выдам ваш диагноз. И вы воспримете его, как чудо, как ясновидение. Но это просто опыт старого врача.

Доктор Блюм не сразу этому научился. Но шел он к этому – не чуду, но мастерству – целенаправленно. От самого порога медвуза…

– Да, пришел я к этому далеко не сразу. Долго размышлял о том месте, где хочу оказаться на батальном полотне жизни. Среди погибших героев, которым возложат цветы? Или среди тех, кто эти цветы возлагает? Я буду совершать военные подвиги или восстанавливать народное хозяйство? Врач в поликлинике совершает ежедневный подвиг – спасает жизни. А не это надо. Я спокойно восстанавливаю народное хозяйство. Я строитель. Я занимаюсь реабилитацией организма после того, как над ним поизмывались поочередно сначала его хозяин, потом терапевты, а потом хирурги… Мы все закончили один и тот же мединститут. Это первая ступень. Закончил, прошел интернатуру, получил доступ к телу. А дальше – что ты будешь делать с этим телом? Чего ты хочешь от жизни?.. После получения диплома все эти выпускники с низкого старта побежали вверх по карьерной лестнице. Бегом рванули. Куда? А кто куда! Тут надо представить себе цель. Если эта цель – стать ученым, мировым светилой, ты должен четко представлять, сколько ступенек должен пройти, прежде чем попасть на ту, откуда тебя будут слушать.

Выгоднее пройти самым коротким путем. У хирурга таких ступеней – охренеешь! У терапевта ступеней еще больше, до шестидесяти лет будешь по этой лестнице лазать, тебе доброго слова никто не скажет. Но есть направления, где сплошь белые пятна и черные дыры. Они всегда на стыках наук и дисциплин. Там совсем мало ступеней, непаханое поле. Что это за направления? Начинаешь анализировать и видишь – на стыке медицины и спорта ничего нет. Врачи не знают спорта, спортсмены не рубят в медицине. Второй стык – медицины с точными науками. С физикой, например. Туда я и пошел.

У нас, врачей, всегда есть выбор – можно работать в государственной фирме, там платят меньше, но гарантий больше. А можно стать кустарем-одиночкой. У государственной карьеры очень много плюсов – самому думать не надо, за тебя все решат: как тебе одеваться, как вести себя с пациентом. Тапочки не те надел – пистон получишь. Субординацию не соблюдаешь – пистон. А я орел вольный, в неволе не размножаюсь. Делать науку под кем-то не хочу. Самому возглавить институт – жизни не хватит, локтей не хватит. И потому я ушел туда, где меньше толкотни и короче путь наверх – в частную медицину, частную науку и в белое пятно. В те болезни, которые не может излечить государственная медицина.

…В устах Блюма слова про короткий путь наверх к деньгам и успеху выглядят жуликоватой хитростью. Мол, обошел всех на повороте. Но фактически все наоборот! Он выбрал самый трудный путь. Все шли по проторенной дороге, подбирая крохи, а он, как альпинист, шел по крутому дикому склону. Это путь не для всех. Нужно быть отмороженным гением, чтобы выбрать нехоженую тропу и, не сорвавшись, взобраться по ней наверх, к невиданным никем горизонтам.

Солдат от медицины много, полководец один. Физиков много, Эйнштейн один. Эйнштейн ушел в сторону, туда, где не ступала нога человека. И принес нам оттуда теорию относительности. А на что напоролся Блюм, заходя в чуждые медицине области?

– Есть пять уровней познания предмета – первое знакомство с предметом. Второй уровень – когда предмет мы может сдать в вузе, как дисциплину. Третий уровень – когда мы предмет можем преподавать. Четвертый уровень – когда ты знаешь смежные дисциплины. Для медицины это химия и физика. А пятый уровень – умение совершенствовать сам предмет. Вот для этого и требуется более широкое знание смежных областей, о которых я говорил. Потому что совершенствование всегда происходит на стыке наук. Отчего врачи, которые смотрят на то, что я делаю, не понимают, что именно я делаю, и воспринимают это как «массаж»? Потому что точных наук не знают! На самый элементарный вопрос ответить не могут… На столешнице сидят три мухи, которых спугнули, они одновременно взлетели и теперь летают по комнате. Какова вероятность того, что через пять минут, через час или через сутки эти мухи окажутся в одной плоскости?

– Сто процентов. Три мухи всегда находятся в одной плоскости.

– Вот. Это школьная программа. А медики не знают, что через три точки всегда можно провести плоскость. Как им после этого понять биомеханику?.. А без знания биомеханики невозможно активное воздействие на пациента. А без активного воздействия вылечить многие болезни попросту невозможно! Поэтому бюджетная медицина – пассивная. Больного там лечат, а он принимает это воздействие, как пассивный субъект. Пришел человек к врачу, и он не хочет менять свою жизнь и работать над собой. Он хочет получить таблетку, чтобы она за него все сделала. Но она ничего не сделает. Максимум – снимет симптомы. Попутно посадит печень. Моя же адресация – к процессам физиологического восстановления. Лейкозы, парализации, гипертонии, раки… все подобные патологии без активного воздействия на пациента не вылечиваются. Потому что как раз и возникли в результате его неактивности или асимметрии.

– А как незнание физики мешает врачам?

– Дело в том, что если ты не лечишь химией, то есть таблетками, ты вынужден лечить физикой. А что такое физика, помимо чистой биомеханики рук, ног и суставов? Давление. Температура. Их можно менять! Как вы помните из школьного курса, температура и давление меняют скорости реакции. То есть оказывают непосредственное влияние на наш метаболический котел. Вот видите, у меня уже есть два инструмента – давление и температура. Давление внутри тела я могу поднять рычагом.

…Тут Блюм прав. Рычагов у него много. Пыточных устройств десятки. Под одним из них побывал и я. Не скажу, что понравилось. Лег великий писатель на банкетку, а дядя Блюм надавил ему в район таза огромным рычагом, напоминающим яхтенный румпель. Аж глаза на лоб полезли – вот такое давление внутри писателя развил добрый доктор Блюм…

– С помощью этой штуки можно тренировать сосуды и профилактировать инсульты. Я предлагал продать методику Минздраву. Но меня спрашивают: а как докажешь, что методика работает. Я говорю: физика докажет. Если некая труба спокойно держит давление в 380 миллиметров ртутного столба, то уж 220 она выдержит точно. Логично? Труба – это наши артерии и сосуды. Нормальное давление в них 120 мм ртутного столба, как известно. А я даю тройную нагрузку, и они выдерживают! Значит, обычный подскок давления у гипертоника до 220 мм его тренированные сосуды выдержат без инсульта. Вы же были под рычагом! Когда рычагом этим на человека давят, создается усилие в 2–3 тонны. Представляете, какое давление во внутренних полостях развивается?!.

– А не боитесь, что глаза вылезут? Или сосуды в башке полопаются? – спросил я, вспомнив, как мне было нехорошо под румпелем.

– А я физику знаю, – развеселился Блюм. – Поэтому не боюсь. Если мы возьмем теннисный мяч и начнем его давить, что с ним будет?

– Рано или поздно он лопнет.

– Правильно. А если теперь мы этот мяч засунем в банку с водой, а потом начнем воду сдавливать с той же силой, то есть давить на мяч через воду, он лопнет?

– Нет, не лопнет, – сказал я.

– Правильно! Жидкость несжимаема. Все, что может в этой системе сжаться – воздух внутри мячика. Вот он и будет сжиматься. В пределе мы можем сжать воздух до плотности жидкости, оболочка мячика просто сморщится, как тряпка. Поэтому я без опаски могу развивать в теле какие угодно давления, не боясь, что лопнут сосуды, потому что они – полость, вложенная в другую полость. И под внешним давлением лопнуть не могут.

Тут я должен кое-что пояснить читателю. Почему лопается мячик, на который давят, например, прессом? Вы думаете, под внешним давлением пресса? Большая ошибка! Его разрывает внутреннее давление! Внутренний объем мячика уменьшается из-за сплющивания, а количество воздуха какое было, таким и осталось, соответственно, начинает нарастать внутреннее давление. В пределе внутренний объем мяча можно довести до нуля, сплющив его в лепешку. Тогда теоретически давление воздуха станет равным бесконечности. Ясно, что мячик лопнет гораздо раньше, причем лопнет он не со стороны пресса или наковальни, как вы понимаете, а сбоку – когда внутреннее давление растянет и утончит оболочку настолько, что ее прочности не хватит для сдерживания растягивающих сил.

А если тот же мяч сжимать в воде, никаких растягивающих его оболочку сил не будет. Только всесторонне сжимающие к центру. Соответственно, не будет и разрыва оболочки. Таким образом можно прокачивать и сосуды тела – наращивая внешнее давление и пребывая в абсолютной уверенности за целостность кровеносных сосудов.

Поняли? Давим на человека, повышая внутреннее давление во всем теле. Лопнуть может все, что угодно – ребра треснут, задница взорвется, но инсульта не будет никогда при любом росте давления, потому что артерия – вложенная полость.

– Я могу этим способом даже убирать аневризму аорты. Давлю сверху на человека, давление огромное, а она не лопается!

Для тех счастливцев, кто не знает, что такое аневризма аорты, скажу: это мина замедленного действия, которую человек носит в груди. Этакий утонченный пузырь на аорте, который может лопнуть в любой момент. Чуть сердце посильнее забилось, чуть давление подскочило оттого, что на второй этаж поднялся – и адью! Плохая болезнь. Неизлечимая. А Блюм аневризму убирает. За два месяца. Прямо не верится.

– Неужели аневризму можно убрать простой внешней «прокачкой»?

– Не только. Сначала нужно отслоить все, то есть восстановить топологию тканей. Аорта ведь состоит из слоев. Если между слоями ткани произошла спайка, слои замкнуло, их прочность уменьшилась. Почему фанеру делают слоеной? Для прочности. Слоеная плита прочнее цельной той же толщины. Но это уже тонкости. Которые «медицинской пехоте» непонятны… Она мелочей не понимает. Вот привели ко мне ребенка с травмой ноги. Его лечили в Швейцарии, не помогло – хромает. Я покачал его 4 дня, внутри собрал все – хромать перестал.

– А что там было?

– Были микросмещения, микротрещины, надрывы. Любая травма многокомпонентна, она дает сдвиги, спайки, нарушенный отток. Все это надо правильно сложить и все будет нормально. То же и с онкологией, с которой мы начали разбор полетов. Если это опухоль груди, например, мы должны ликвидировать опухоль, убрав больную ткань и заменив ее здоровой. При этом наступление ведется со стороны здоровой ткани. Как это сделать? Сначала открыть нормальный кровоток, а потом спускать опухоль в виде гноя. Или через сосок, или через лимфососуды. У меня много способов усилить дренирование, изменив осмотическое давление в тканях, вымыть продукты распада, увеличить скорость обменных процессов. И все это достигается через работу с внешней формой – путем воздействия на тело пациента.

…Воздействие это, надо сказать, странное. Поудобнее устроившись в пыточных агрегатах Блюма, я чувствовал включение каких-то внутренних мышц, о существовании которых даже не подозревал, и испытывал внутри тела странные ощущения, которых никогда не испытывал прежде. После серии таких «упражнений» в организме начинается мощная перестройка. В результате которой человеку может даже стать нехорошо из-за интоксикации, вызванной распадом и выведением «дурных тканей».

В общем, все стройно в его теории. Недаром одна из любимых поговорок Блюма «матчасть надо знать»! Однако встречаются в этом мире и непонятные штуки.

– Я сам порой сталкиваюсь с ситуациями совершенно необъяснимыми с моих ортодоксальных медицинских знаний, – признался мне однажды доктор Блюм. – Приходит человек. У него перерубило седалищный нерв. Повисла нога. Нерв разошелся на 17 сантиметров. Концы разошлись. Нет сигнала! Провод отсутствует! Нога висит… Начинаем ногу «заводить». Качаем. На уровне мышц получаем ответ. Сигнал от наших качаний куда-то идет. Куда? Не знаю. Был бы цел нерв, я бы знал, куда он идет – по нерву обратно до черепка. А тут куда? И я нахожусь в смятении от того, что нога начинает заводиться – с каждым днем она дает лучший ответ на сопротивление. И более дифференцированный. А через 4 месяца начинает работать. Сама!

Встает вопрос: каким образом? Как организм восполнил дефект? Через фасции? Где именно, каким таким обходным путем цепь соединилась? Как это определить? Вскрыть и прозвонить, как в школьном кабинете физики, нельзя. Травма кабель обрубила, но организм нашел, прорастил где-то обходные линии. Которые замкнули цепь. Нервная система представляет собой паутину, она как сеточка. Дорогу перерыли, но люди протоптали тропинку – вот аналогия. Организм где-то «протоптал тропинку».

– Неужели даже самый главный кабель можно обойти – сломанный позвоночник?

– Да! У меня есть больные, про которых хирурги говорили: невозможно! Никогда они двигаться не будут. А они у меня ходят! Где обогнуло, не знаю, но ведь соединило!..

Я посмотрел на лицо Блюма. Обычно такое уверенное, на сей раз оно было слегка удивленным.

Глава 5. Карданов вал

Книгу «Социалистические штаты Америки» написал Виктор Фридман. Не читали? А я и книжку читал, и самого Витю знаю. Виктор парень веселый, но есть у него одна проблема – он страдает от аллергии на кошек. И я тоже. При этом мы оба любим кошек. Ведь кошки – это чудесная прелесть! Собаки в сравнении с кошками сильно проигрывают: от собак воняет, они занимают много места, да и вообще они какие-то жесткие и угловатые. А кошка – мягкий пушистый комок. Да и на «лицо» кошки гораздо красивее!..

Но нельзя аллергику кошку. Я с этим смирился. А Витя нет. Он решил свою аллергию побороть. А ведь аллергия считается болезнью неизлечимой. Куда же направил свои стопы Витя Фридман? Уж конечно не к официальным медикам, поскольку те аллергию не лечат, вернее, лечат, и лечат весьма охотно, да только не вылечивают. Остался у Вити один путь – к шарлатанам.

И тут, на удачу, одна из Витиных знакомых рассказала о целителе, который спас ее от рака лимфоузлов в последней стадии… Я понимаю, что рассказы об излечении рака вызывают у многих отторжение, а официальную медицину так вообще приводят в ярость. Меня и самого ужасно раздражает слово «целитель», но факт остается фактом: был рак – и нету. Бывает. Я сам такое видел. Мою двоюродную сестру от рака яичников спасла как раз такая вот шарлатанка – бывший врач-гинеколог, которая разочаровалась в официальной медицине и ушла в то, что называют медициной альтернативной. Я видел и другие случаи, похлеще, о коих расскажу в свое время.

А сейчас о Вите. Который стоит передо мной в своей люберецкой квартире и показывает бесчисленные бутылки.

– Что это, добрый Витя?

– Это лекарство от моей аллергии. Я развожу концентрат из пузырька в литре дистиллированной воды, которую покупаю в автомагазине, и закапываю по нескольку капель в нос каждые 4 часа.

– И сколько будет длиться лечение?

– Год. Я уже полгода капаю.

– И как успехи?

– Сейчас по плану лечения я должен пытаться провоцировать аллергию – общаться с кошками. Ходил недавно в гости, где есть кошка, час там провел, аллергии почти не было. Было чуть затрудненное дыхание, причем все прошло сразу, как только мы покинули квартиру. Не то что раньше! Раньше я без астматических препаратов подавить приступ не мог. Причем аллергия была на все – на кошек, на собак, даже на лошадей!..

– А как зовут этого твоего шарлатана?

– Беслан Карданов.

– Дай-ка мне его телефон. Щас проверим, какой он Карданов…

Я шарлатанов не люблю и лженауку всякую тоже. Борюсь с ними всю жизнь, не покладая рук, ног и прочих членов. Можно даже сказать, что я их всех остро ненавижу. Они все паразиты, подлецы и подонки… Что ты говоришь, мой добрый читатель? Да-да! Ты прав! Их всех необходимо сжечь! И мы это непременно сделаем в ближайшее воскресенье во дворе Академии медицинских наук.

Вот только кто потом будет лечить неизлечимых больных? Тех, кого приговорила медицина официальная?

Я сам всегда хожу к казенным врачам. И они меня прекрасно лечат и вылечивают. Успехи академической медицины неоспоримы. То, от чего раньше люди умирали в муках, от чего у них проваливались носы, теперь лечится двумя уколами. Это ли не успех? Каких-то пятнадцать лет назад смертельный гепатит С излечивали всего в 6 % случаев. А сегодня излечивают 60 % больных! Это ли не чудо?

Но вместе с тем я прекрасно понимаю, что если официальная медицина поставит на мне крест, если я выйду за пределы ее компетенции, иной дороги, кроме как к людям нетрадиционной медицинской ориентации, у меня не останется. Утопающий хватается за соломинку. Вот я и хочу эту соломинку заранее поближе рассмотреть. Знаете такую поговорку – «знал бы, где упасть, соломки бы подстелил»? Щас навалим соломы, только в путь!..

Карданов – врач-расстрига. Родом он из самой что ни на есть академической науки. Помните, в 80-х годах Советская власть запускала в космос обезьян? Так вот, оперировал этих обезьян, вживляя им в мозг электроды, нейрохирург Беслан Карданов. Это потом он ушел в сторону, отклонился, так сказать, от «генеральной линии» медицинской науки и погряз в мракобесии. А тогда был вполне себе в мейнстриме. Ныне же от старого Карданова осталось только чувство юмора… Сразу после «здравствуйте» он протянул мне свою визитку. Я прочитал и улыбнулся – «Беслан Карданов, врач-мракобес» ласковым курсивом представлял своего хозяина плотный бумажный прямоугольник. Так могут шутить над собой только сильные люди.

Впрочем, насчет силы я, быть может, и погорячился. Потому что всю свою жизнь Беслан Карданов отступал, без боя сдавая позиции. Он терял какие-то социальные высоты, а взамен приобретал ненависть. И должен вам сказать, немного есть на свете людей, которые бы так не любили свою родину, как Беслан Карданов. Мы говорили с ним долго, часа три, и эта нелюбовь, вызванная частыми обидами, периодически вклинивалась в симфонию нашего разговора диссонирующей нотой.

И я его понимаю. Ему 64 года. И родины у него просто нет – ни большой, ни малой. Большая Родина – Россия не любит его, как кавказца. Когда Карданов пришел оформлять пенсию, работницы пенсионного отдела зашушукались: «Гляди-гляди, черный пришел за нашей пенсией…» Пенсия, кстати, у доктора и члена-корреспондента РАЕН 1300 рублей.

– А чтобы больше получать, мне нужно было ехать в Хабаровск, заверять какие-то справки. Я плюнул…

Новый загранпаспорт взамен закончившегося ему в ОВИРЕ не дали.

– Потому что я кавказец. То есть потенциальный террорист. Сказали, что будут большие сложности, и потребовали взятку в 20 тысяч долларов. Так что теперь я невыездной, помните еще такое слово?.. В общем, в России я черножопый.

Но и на Кавказе Карданов не родной. Он, хотя и кабардинец, по-кабардински ни слова не знает. Потому что родился на Итурупе. Это такой островок на Дальнем Востоке, если кто вдруг запамятовал. Дело в том, что отец Беслана – легендарный Кубати Карданов, генерал и Герой Советского Союза, – был послан родиной командовать военным аэродромом на этом маленьком острове на окраине империи.

– Когда я приезжаю в Кабарду, меня все очень уважают, потому что мой отец – Герой Советского Союза. Но как-то местная женщина сказала: «Хороший ты человек, Беслан, жалко, что мама твоя – рюсский». Мать моя, кстати, из рода Воронцовых, старая русская аристократия… Ну, и куда мне податься? Нигде не хотят за своего принять!

Другой бы воспринял это все с юмором, а Карданова такое отношение огорчает. Он завис вне родины. Он никто. Человек империи вне империи.

– Когда немцы брали Химки, мой отец-кабардинец был нужен на фронте. Когда нужно было осваивать космос и ковать щит и меч родины, мои знания были нужны. А в 1999-м, когда Путин сказал про сортиры, ко мне подошел сопливый мент на улице и сказал: «Убирайтесь из нашей страны!» С тех пор это не моя страна. И я больше не хочу для нее ничего делать. Я даже прием больных веду по минимуму – только чтобы не сдохнуть с голоду. И принимаю только по знакомству.

– А куда бы вы уехали, будь у вас паспорт?

– Куда угодно, где не строили социализм… Хорошо тому, у кого есть телевизор и бутылка пива. А у меня телевизора нет, пиво я не пью. Остается страдать, глядя на окружающую действительность…

Его родина – остров Итуруп – мелкий прыщ, который вскочил на заднице у империи в 1945 году. Карданов показывает мне его в гугл-мапе:

– Вот аэродром, которым командовал отец, а тут стоял наш дом. Вот магазин и баня. А здесь я гусей пас. С детства я в погоде разбираюсь не хуже военного метеоролога. Вон видите за окошком темное облако – это юго-восточный ветер несет сюда снежный заряд. Но снег будет недолгим… У нас там постоянные тайфуны, ветер до 80 километров в час. Если с определением погоды ошибся, из школы можешь не вернуться – в океан унесет. Зимой в пургу мы знаете, как домой добирались? Был у нас там старый танк без пушки, детей к нему привязывали веревками и так растаскивали по домам. Мы шли за этим танком на веревках, чтобы не унесло и чтоб не заблудиться. И еще к каждому ребенку был приставлен солдат. Такое детство.

После окончания Хабаровского мединститута Карданов попал по распределению в Нальчик. Простым терапевтом.

– Тогда не было понятия «черножопый», его заменяло понятие «нацкадр». Вот как нацкадр я туда и попал.

– Ну, все-таки Нальчик – это не Дальний Восток.

– Гораздо хуже! Национализм, грязь… Это сейчас глупцы ахают: какой был хороший СССР. А это была большая помойка во всех смыслах. Мой русский дед со стороны матери являлся весьма крупным фюрером в вашей партии и дружил с Мишей Калининым – сыном дедушки Калинина. И женаты они были на подружках. Мой отец тоже был властью весьма обласкан. Но строй тот я все равно ненавижу. Надеюсь, вы записываете.

– Записываю…

Диктофон между нами лежал, как волнолом, предохраняя меня от вала кардановской ненависти и вместе с тем впитывая вал его мудрости.

Работать рядовым врачом в Нальчике Карданову не понравилось:

– Я понял, что ничего не могу в этой системе. Я даже не могу при пневмонии, которая лечится минимум три недели, выписать больничный дольше, чем на три дня. И потом больной должен через весь этот сырой, промозглый Нальчик ехать в поликлинику ко мне продлять бюллетень. А чтобы в третий раз продлить, собирается целая комиссия! Не дай бог государственный раб работу прогуляет в сговоре с врачом!.. И я подумал: что я тут делаю? Написал в Москву письмо: хочу учиться! И мне пришел ответ: есть место в аспирантуре. Так попал я на кафедру физиологии к академику Косицкому Григорию Ивановичу. Умнейший был человек! Великан! За четыре года аспирантуры он научил меня всему, чего ни в коем случае не надо делать. И это главное, я считаю. Потому как то, что надо делать с больным, каждый медик должен сам найти.

Диссертацию я написал, но защищать ее не стал, хотя Косицкий на меня очень ругался. Так что в академию меня приняли вообще без научных званий. Просто Андрей Маленков – сын того самого Маленкова, убийцы и подонка – случайно наткнулся на кучу вылеченных мною неизлечимых пациентов. И хотя он не врач, а биофизик (у него два образования – физмат и биофак), его это настолько поразило, что он буквально за руку меня втащил в Академию. Даже отца моего обрабатывал: ну, науськай своего сына написать заявление в академию! Науськали. Написал. И с 1998-го я стал членкором РАЕН. Теперь вот хочу этот диплом разыскать и вернуть им обратно. Потому что быть на одной скамейке с Сережей Капицей и Андрюшей Маленковым, конечно, почетно. Но когда рядом на той же скамейке числятся Рамзан Кадыров и Грызлов – это совсем другое дело. Я не хочу сидеть в одной академии с такими «учеными». Пускай дальше они науку в России двигают…

Короче говоря, Косицкий научил меня нормальной физиологии и классической науке, пусть ему земля будет пухом. А я после аспирантуры, поскольку был целевиком, снова попал в Нальчик – в местный университет – КБГУ, который открыл один местный партийный деятель для мелких народов. Его так и расшифровывали тогда, этот КБГУ – Как Будто Где Учился. И вот начал я на Кавказе преподавать… А нужно понимать, кем я тогда был. Академическая школа! Меня же, помимо академика Косицкого, учила еще аспирантка самого Ивана Павлова, знаменитого нашего физиолога, который собак резал. Петербуржская дама к 80 годам. У нее было чему научиться! Да и подружки моей мамы Воронцовой – старые аристократки – меня дрессировали с горшка. И вот я – классик – сажусь принимать у студентов Кавказа экзамен. Мне студентка протягивает зачетку. Я ее открываю, а там – 25-рублевка, она как раз в размер зачетной книжки была. И студентка ждет, что дядя сейчас возьмет бумажку, распишется и все. А дядя начинает задавать вопросы. После второй такой сессии меня попросили уйти. Я должен был отработать три года, но ко мне пришла целая делегация – ректор, парторг и прочие: вот тебе отличная характеристика, открепительные документы, только вали отсюда подальше. Они даже приехали через три дня на вокзал, убедиться, что я уехал.