Счастье измеряется в хвостах

Словом – спала Маня плохо!

Снился Мане и Ангел. Так, фрагментарно снился, неназойливо. Улыбался нахально и спрашивал: «Мне прилететь?».

Но кошка не желала его звать. Ей хотелось насладиться одиночеством. Станет скучно – позовёт, пусть развлекает. А пока сама справится.

На следующее утро Маня проснулась не потому, что кто-то скакал по спальне и требовал: «Куба хочет гулять!», а потому, что она больше не хотела спать.

Потянувшись во всю мощь своего гибкого позвоночника на все стороны света, похрустев всласть всеми суставчиками, всеми хрящичками, кошка подумала: «А хорошо же! Смогла бы я так потягиваться, если бы в доме сейчас был дурачок Кубка? Он бы решил, что я его играть зову, и полез бы ловить мой хвост. Какая без него благодать!».

Слово «благодать» напомнило Мане про завтрак. Взлетев на кухонную столешницу, где стояли её миски, она с удивлением обнаружила лужи воды вокруг этих мисок и вспомнила вчерашний визит соседки.

– Хамка какая! Неужто и сегодня она придёт?

Вода из-под крана отдавала то ли хлоркой, то ли дихлофосом, поэтому Маня её пить не стала. Спустившись к собачьей кормушке, она выхлебала оттуда остатки фильтрованной воды. Эта вода показалась ей небесной росой…

«Да, – подумала кошка, – всё лучшее этому подхалиму! А мне – так, объедки и вода из канализации. Но вы не дождётесь от меня ни слова лести! Я лучше умру, чем прогнусь под вас!».

День прошёл идеально! Трёхразовая медитация, перемежавшаяся регулярным здоровым сном и лёгкими перекусами, принесла Мане душевный мир и покой. Кошка была в нирване.

Но всё испортил вечер. Опять пришла хамка из пятнадцатой квартиры, опять назвала её «мусорно-бачковой дрянью», опять долила воду (разумеется, из-под крана). Под конец своего визита соседка как-то странно посмотрела на забившуюся в угол кошку и произнесла зловеще:

– Куда бы тебя деть на пару дней? У Андрюшки аллергия на шерсть…

Маня застыла в ступоре. Какой Андрюшка? Куда её собираются «девать»?! Уснула не сразу, тени вчерашних кошмаров рвались в сон…

Утром, едва приоткрыв глаза, Маня услышала знакомый скрежет в замочной скважине.

– Уже вечер? – спросила сама себя растерявшаяся кошка, но, собрав мозги в кучку, поняла, что ещё не вечер…

Соседка заявилась с утра, да не одна!

– Проходите, проходите! Вот здесь поживёте, пока соседей нет. Осторожнее только! Ничего тут не разбивать, не ломать и на стенах не рисовать.

– Тёть Ир, может, мы у тебя всё-таки поживём? Неудобно как-то, чужая квартира, у нас дети! – донёсся незнакомый и нерешительный голос явно молодой женщины.

– У меня места нет, а тут – хоть на велосипедах гоняй! Следи за детьми, чтобы они ничего не сломали, и всё будет хорошо, – распорядилось ненавистное «чудовище». – В крайнем случае, если что – на кошку свалить можно будет. Главное, убирай за ней в туалете и корми вовремя. Пойдём, покажу, где её корм стоит!

Грохот в прихожей дополнился странными криками – как будто галки прилетели на дерево под балконом. Только дерево и балкон вон где, а прихожая совсем в другой стороне. Маня напряглась. Что это?

– Оля, Андрей, раздевайтесь! Мама вам всё покажет, сами ничего не трогайте, поняли?

– Поняли! А это что? – снова загалдели «галки».

– Не трогай, тётя Ира же сказала! Это чужая квартира, здесь всё чужое. Мы поживём здесь несколько дней и поедем домой. Здесь ничего нельзя ломать, вы меня слышите?

– Слышим!

В дверном проёме спальни показались две головы маленьких людей.

– Внуков вместо себя прислали! – ахнула Маня. – Внуки – это смерть!

Но «внуки» были какие-то другие. Те внуки, которые время от времени приходили к приживалам, были побольше и потолще. Эти же какие-то тощие, маленькие… Зато шумят громче.

– Ой, киса! – девочка протянула руки к кошке и рванула в спальню, но Маня вовремя выгнула спину и произнесла своё коронное проклятие:

– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!

Ребёнок остановился, открыв рот.

«Действует! – подумала Маня радостно. – Эта мантра ещё меня никогда не подводила!».

– Кошку не трогать! – скомандовала соседка. – Она дикая и грязная! У неё глисты, блохи и подкожный клещ! Тронете – заболеете! Понятно?

– Понятно! – сказал мальчишка. – А палкой её можно?

– Палкой тоже нельзя! Ну, всё, я пошла! Вечером зайду, проведаю вас. Пока!

– Пока, тёть Ир! – тревожно попрощалась с соседкой молодая женщина, – Надеюсь, хозяева не приедут, пока мы здесь?

– Они на неделю уехали, так что пять дней у вас ещё есть!

За наглой соседкой закрылась дверь, и Маня осталась наедине с внуками неизвестной породы и какой-то женщиной, тоже неизвестной породы. На всякий случай кошка спряталась в свой домик.

– Давай её достанем! – мальчишка подкрался к домику и попытался его опрокинуть.

Маня забилась в самый дальний угол, распластавшись на полу домика, растопырив сильные лапы распорками.

– Давай, вытряхивайся!

Мальчишка тряс домик изо всей своей внуковской дури, но кошка крепко уцепилась когтями за войлочную обивку и не давала себя вытряхнуть.

– А если она укусит? Я боюсь! – Девочка оказалась умнее. – Тетя Ира не велела её трогать.

– Если укусит, я её из пистолета шмальну! Будет труп! Я буду следователем, а ты паталана.. палатана… па-та-ла-га-на-томом!

«Убивать будут… этого ещё не хватало! – Маня чуть не обмочилась от страха. – Что они собираются со мной сделать?».

Но тут прозвучало спасительное:

– Дети, завтракать! Руки мыть!

И началась у Мани весёлая жизнь! Такая «весёлая», что бедная кошка забыла, как её зовут и откуда она родом.

Гиперактивные «внуки», невзирая на запрет матери и проклинающие мантры кошки, хватали Маняху за шкирку, таскали по квартире, заворачивали в одеяла, макали в воду, сушили феном и опять макали в воду. К её шерсти цепляли воздушные шарики и скотч, к хвосту привязывали консервную банку. Постоянный шум, постоянный крик и смех незваных гостей сводили беднягу с ума.

Поцарапать извергов Маня не могла: когти на лапках были заботливо отманикюрены бывшей, уже безвозвратно потерянной Этой! Царапай не царапай – только смеху ещё больше от такого царапанья! Раз получилось укусить гадкого мальчишку, но тот так ударил бедную кошку, что она бездыханной отлетела к противоположной стене! Еле отлежалась…

Прятаться от приблудных «внуков» Мане тоже было сложно. Они могли достать её везде – под кухонным уголком, под шкафами, на шкафах! В доме не осталось ни одного безопасного места.

За эти пять дней кошка не раз оказывалась без корма, потому что девочке Оле понравились Манины сухарики и она их лопала тайком от матери так, что аж за ушами трещало. А мать думала, что это кошка всё съедает.

«Прежние Эти никогда не позволяли себе таких вольностей! Я уже не вспоминаю про воду… но таскать меня за хвост не позволял себе даже Кубка! Он только зубами щёлкал – и всегда мимо! И дрянью меня никто не называл… и ногой в живот не пинал… и корм не воровали… и любили меня… – горестно вздыхала, по-настоящему вдруг затосковав, Маня. И вдруг вспомнила: – Ой, а что там Ангел говорил? Зови, когда захочешь? Хочу! Зову! Прилетай!!!».

Ангел появился не сразу. Поздно, когда малолетние вредители уснули на диване, а их мать – на хозяйской кровати, Маня услышала звуки, похожие на шуршание пергаментной бумаги. Высунув голову из домика, куда бедная кошка могла теперь спрятаться только ночью, она увидела на оконном стекле бледный полупрозрачный силуэт Ангела.

– Ты? Как я тебя ждала! Ты пришёл?!

– Здравствуй! Ты рада меня видеть?

– Не то слово! Можешь всё вернуть? Чтобы всё было, как раньше?

– Вернуть твоих прежних двуногих? Но ведь они с собакой вернутся!

– Пусть с собакой! Только пусть возвращаются. А этих убери!

– Что, медитировать не дают? Пристают?

– За хвост таскают! В ванне мочат! Мой корм сжирают! Видишь, как я похудела?!

– Мда-а-а… Но тебе даже идёт. Такая стройная стала.

– Сам ты стройный! Голодаю я! – чуть не заплакала Маняха.

Ангел призадумался. Не слишком ли жёстко он подошёл к воспитанию Мани? Не обозлилась ли она ещё больше?

– Ну, хорошо… – протянул он. – Приедут твои двуногие, разве что-то изменится? Они же издевались над тобой, ты сама говорила. Может, лучше этих оставим?

– Ты что?! Этих не нужно, нет! Верни тех, пожалуйста. Плохо мне без них.

– Скучаешь?

– Скучаю. Только ты им это не говори, а то зазнаются.

– Да и они по тебе скучают.

– Откуда знаешь?

Ангел двинул рукой, словно отводя занавеску, и Маня, как на экране невидимого телевизора, увидела своих потерянных двуногих, между которыми крутился белый пушистый щенок. Двуногие ехали в автомобиле, Кубка сидел на заднем сиденье и пытался контролировать водителя, тычась носом ему к плечо. Сначала было только видно, а потом стала слышна речь…

– Как там наша Манечка? Сидит, наверное, у окошка, нас высматривает… – тихо проговорила Мама.

– Сидит, я уверен! Она всегда сидит там, на подоконнике тепло от солнца! Приедем, а она как обрадуется! – улыбнулся Папа.

– Куба, ты соскучился по Мане?

– Гав!

– И мы тоже! Приедем, отдадим ей новую мышь, пусть играет!

– Гав?!

– И думать не смей! Эта мышь только для Мани. Сожрёшь мышь – получишь по попе! Понял?

– Гав-гав!

– Вот и славно!

Ангел снова двинул рукой – и экрана не стало. Маня сидела не шелохнувшись. Ангел медленно повернул голову и посмотрел на кошку. Глаза у «высшего существа» были подозрительно влажными.

– Ты как? Всё нормально?

– Простите меня, мама, папа, Куба! Я больше не бу-у-у-ду… – Маня не выдержала, заплакала. Тихо и горько.

«Босс, Ты был прав! У нас всё получилось!» – послал в Небеса сообщение Ангел.

На следующее утро «семейка Адамс» собрала свои манатки, навела в квартире чистоту и свалила, оставив ключи хамской соседке. Та пришла проверить, всё ли в порядке, лениво пнула кошку, насыпала ей корма в миску и ушла.

Будем надеяться, что она больше никогда не появится в Маниной жизни.

А в полдень дверь снова ожила, но на этот раз скрежет поворачиваемого ключа был похож на пение соловьёв и журчание ручья! На симфонию Дворжака!

Почему Дворжака? Маня не знала, но была уверена, что именно так должна звучать симфония композитора с вкусной творожной фамилией.

Дверь открылась, и в квартиру ввалились Мама с Папой на двух ногах и неугомонный Кубометр на четырёх.

– Маня! Манечка! Ты ж наша девочка! Иди, поцеловаем!

Долго ещё мама не могла понять – когда это муж успел заправить постель перед выездом? Ведь она точно помнила, что постель была не заправлена!

– Маня, кто заправил постель, признавайся! К нам кто-то заходил?

– Заходил?!

Маня захлебнулась от возмущения. Она уже была готова рассказать маме про свои мучения, да помешало внезапно нахлынувшее чувство защищённости и счастья. Как будто Ангел крылом повёл…

Счастье было такое новенькое, непривычное… Как кайф от валяния на собачьей тёплой шерсти, как восторг доверия пуза почесушкам, как трогательность совместных обнимашек с Этими… с Мамой и Папой.

Ангел с интересом наблюдал за изменениями, происходящими с обычной мусорно-бачковой кошкой Маней:

– Не такая уж она и обычная, как кажется этим «двуногим». Посмотрим, что будет дальше! Во всяком случае, мы дали шанс этой душе. Профукает дар – опять будет кошкой! Использует с умом – станет человеком с большим сердцем. Давай, Маня, я за тебя держу кулачки!

Глава 9
Первый снег

Севастополь нынче – в снегу! И в каком! Сантиметра три навалило! Мы с Кубой на утренней прогулке даже наш старый газончик не узнали. И, не опознав «пелёночку», щенок не сумел осквернить её непорочный покров.

Обошли вокруг дома. Куба даже лапы растопыривал и почти не тянул. Скользко, страшно! Я тоже шла враскоряку, боясь сверзиться с высоты своего немаленького роста.

От пережитого стресса малыш не смог сходить в туалет. А кто сказал, что щенок будет делать свои дела на улице с первых прогулок?

Конечно, каждый раз я стараюсь похвалить Кубу за то, что он сделал свои дела на улице.

На первых порах выглядело это так: только щенок присел для справления нужды, я повышенно-радостным голосом его хвалю на чём свет стоит и – это важно! – держу наготове лакомство, чтобы тут же наградить ребёнка за совершённое действо.

Скажу вам честно: сейчас, когда Кубе уже пять лет, я всё равно активно хвалю его за успешное выполнение этой процедуры. Лакомства уже не даю, но на словах всегда поощряю собаку: «Ай, Куба, молодец! Куба какает! Куба писает! Молодец, Куба!».

Важно при этом оставаться рядом с собакой. Почему? Да чтобы она не испугалась своей одинокой беззащитности в таком важном физиологическом процессе. Хозяин должен это понимать. Иначе у собаки со временем будут проблемы со здоровьем.

А снег лежит, не тает. Второй день наши прогулки выглядят как скачки на мини-ипподроме. Я ещё не поняла, кто со мной гуляет – то ли пёс, то ли конь. Пристёгиваю пятиметровый поводок, выходим во внутренний двор и там, среди припаркованных машин, изображаем коня и амазонку. Становлюсь на кусочек чистого асфальта и кидаю собаке игрушку в радиусе натяжения поводка. Куба игрушку ловит, я опять кидаю.

Потому что скользко!

На прогулках Куба заодно с предательским снегом. Он уже не тянет поводок, он его рвёт внезапно на ледяных присыпанных участках дороги. Шипеть на него в этот момент «Рядом!» бесполезно.

Я уже и не шиплю. Останавливаюсь в позе лыжника и жду, когда щенок сам захочет свою попу поставить возле моей ноги. Молча жду. Ибо уже нет сил его одёргивать за поводок!

А он – то чешется, то зевает, то боком усядется. Типа успокаивает меня! Следующий шаг – и опять рывок, опять остановка, опять ожидание, опять почесушки.

И не дай бог собачка какая-нибудь на пути попадётся, и он понесётся дружить! Тогда для меня самая надёжная позиция – опуститься на четыре точки, чтоб не перевернул на лёд.

Это потом меня научит наш инструктор по дрессировке, что на скользкой поверхности надо отпустить собаку с поводка и держать её внимание только игрушкой или лакомством. Тогда ни встречные собачки, ни кошки с фантиками не будут причиной щенячьих рывков. Только таким образом можно собаку заинтересовать и – главное! – сохранить целыми свои конечности на ледяной тропинке.

Но тогда я этого ещё не знала…

Что ж, мы все в этой жизни учим и учимся. А также взаимно воспитываемся. Как Куба с Маней.

Увещевательные беседы с кошкой проводить бесполезно. Даже после знакомства с Ангелом совесть и способность к самокритике у этого создания находятся пока в зачаточном состоянии. Однако нужно как-то прекращать уничтожение нашей с мужем кровати. Вот уже месяц Маняха время от времени с наслаждением дерёт спинку этой самой мебели. Забирается на высокое изголовье – и точит когти! Собака при виде таких вольностей начинает терять над собой контроль, муж за голову хватается, я ору на одного и успокаиваю второго, а Маня ничтоже сумняшеся продолжает рвать нам мамин подарок, ибо кровать покупала мама.

Случилось мне как-то быть на работе, когда между щенком и кошкой завязался интересный диалог.

Как я его услышала? Ну, как… обыкновенно. Дистанционно. Телепатически. Они дома, я на работе. Но слышно же всё. А у вас разве не так?

Куба выговаривает Маняхе.

– Манька, из-за тебя я с мамой поссорился!

– Чего ты сделал? Поссорился? Что ты можешь знать о ссорах?! – насмешливо фыркает кошка.

– Она меня обещала мордой натыкать в пододеяльник.

– А я тут при чём?

– Так из-за тебя же! Ты кровать дерёшь, я тебя гоняю, мама нервничает.

– Так оставь меня в покое, и будет тебе счастье.

– Я не могу. Я охраняю имущество.

– Ну да, ну да… Кусок пододеяльника сожрал, конфету затолкал за комод, на полу лужа опять. Охраняльщик!

– Маме про конфету не говори. Я для неё спрятал. Она будет пол мыть, а тут р-р-раз – и приятный сюрприз! Она, знаешь, как обрадуется!

– Дурак! Ты конфету вывалял в пылюке, она такое есть не будет. Чему тут радоваться? И она на диете, если ты помнишь…

– Опять? То-то, я смотрю, нервная она какая-то стала.

– Солнце моё! После того, как ты съел половину постельного белья, любой будет нервным. Диета тут ни при чём.

– Я не половину, я только полосочку оторвал.

– Ну и зря. Всё равно вещь испортил.

– Ты тоже портишь! Кто кровать дерёт? Иди на кухню – и дери свою когтеточку.

– Но-но, поучи меня ещё. Учить старших будешь, когда вырастешь! Вон писаешься ещё… учитель, блин!

– Я нечаянно. Мне нужно было. Ты, что ли, не писалась, когда маленькая была?

– Не-а! Я же кошка, а мы – люди интеллигентные, мы не льём лужи где попало, всё делаем только в лоток. А ты встанешь – и прудишь посреди коридора. Обходи потом твои моря нерукотворные. Дождаться прогулки, что ли, не способен? Не стыдно?

– Стыдно, но я не могу так долго терпеть. Мама только вечером придёт, а папа – когда совсем темно станет.

– Ладно, проехали. Маленький ты ещё. Понял? Ма-лень-кий! Поэтому не должен учить меня – что драть, а что не драть! Ясно тебе?

– Ясно.

– Ну, иди сюда! Не грусти. Вот тебе штучка, погрызи. Развлекись.

И Маня лапой скинула со стола на пол что-то тяжёлое. Это что-то упало со смачным стуком, и дальше была слышна только возня повеселевшего Кубы.

С работы я, конечно, не могла увидеть, что именно кошка скинула на пол, поэтому решила дождаться, когда позвонит муж, который должен был вот-вот приехать домой. Так и случилось.

– Алло, – голос Эдика звучал несколько настороженно. – Чем занимаешься?

– Да вот, ведомости заполняю. Ты уже дома? Кубца выведешь погулять?

– Выведу. Слушай, он что-то тут сжевал!

– Что? Как это выглядит?

– Чёрное, пластмассовое.

– Аккумулятор от камеры?!

– Шут его знает! Придёшь, посмотришь! Остатки я убрал на столешницу. Это Манька ему скинула!

– Вот зараза! Всё, закрываем их в разных комнатах, когда уходим! А то беды не миновать!

С тех пор мы всегда закрывали кошку в спальне, а Кубе оставляли только коридор и кухню. Так они и ждали нас весь день.

А однажды повезло мне подслушать ещё один интересный диалог.

– Маня, давай играть!

– Отвали.

– Ну, давай, давай-давай-давай-давай!

– Отвали, я сказала.

– Давай я тебя вот так укушу, понарошку, а ты, такая, кричи: «Спасите! Помогите!», зови супермена. И тут появлюсь я!

– Дурак. Отойди от моего стула.

– Я, такой, спрашиваю: «Кто звал на помощь? Супермен всегда приходит вовремя!».

– Отвянь! Герой, тоже мне! Сначала кусает, потом спасает!

– Но я же понарошку! Не больно!

– Зато я тебе сейчас больно по носу ка-а-ак дам! Отойди, сказала, от моего стула!

– Ну, ты чего, Мань?! Чего ты? Вместе же играть интереснее!

– Балбес ты, Кубка! Только бы играть тебе. Погрузись в свой внутренний мир – вот где море прекрасного! Никакие игры не сравнятся с самосозерцанием! Если не оставишь меня в покое, я тебя поцарапаю.

– Я пробовал созерцать, но мама испугалась. Видела, как она меня в ветеринарку таскала три дня подряд? Это потому, что я долго созерцал.

– Обожрался ты, а не созерцал.

– Я в пятницу обожрался, а в субботу и в воскресенье – созерцал. Только это закончилось ветеринаркой…

– Не мешай! Я медитирую!

– Чего ты делаешь?

– Медитирую! Мой богатый внутренний мир позволяет мне уйти в себя и быть счастливой наедине с собой. Ом-м-м-м!…

– Наедине? Но это же скучно! Сама с собой… В твоём мире есть друзья?

– Ом-м-м-м!…

– Маня, смотри, отнесут тебя к ветеринару!

– Я там уже была! Я их презираю!

– Я тоже там сегодня был! Они такие классные, ветеринары! Сначала мне в попу совали что-то, я даже испугался! А потом мне разрешили целоваться с мопсом! Было так здорово! Тебя мопс когда-нибудь целовал?

– Что здорово? С мопсом целоваться или когда тебе в попу градусник суют?

– Градусник в попе – это не очень приятно, правда… А целоваться я люблю.

– Тебя унизили, а ты радуешься. Я бы научила тебя поднимать самооценку, но ты ведь ничего не поймёшь!

– Я пойму! Мама говорит, что я очень умный и всё понимаю.

– Мама твоя тоже дура. Сначала накормила какой-то дрянью, а потом деньги тратила, чтобы дрянь из тебя вывели. Лучше бы мне новую мышь купила!

– Мама не дура! Чего ты обзываешься?

– Я правду говорю. Кто всех моих мышей пожрал? Ты пожрал. А кто мне возместит потерю? Может, мне эти мыши были как дети? А ты их пожрал. Теперь только медитация мне осталась, но этого у меня никто не отнимет, даже твоя идиотка мама.

– Ещё раз так её назовёшь, я тебя укушу уже не понарошку!

– И назову, а ты мне ничего не сделаешь.

– Злая ты!

– Зато ты добренький, подлиза. Иди-иди, жалуйся мамочке.

– Ничего я не жалуюсь. Она сама всё слышит. Сидит на работе и слышит!

– Чушь не неси! На расстоянии даже индийские йоги не все умеют слышать. Тем более твоя мама-дурочка.

– Гав!

– Ой, как страшно! Ой, я прямо вся трепещу!

– Гав-гав-гав-гав-гав-гав-гав!

– Эй, ты! Куда ты лезешь? Это мой стул! Мой стол! Куда ты, паразит? На шкаф точно не залезешь!

– Гав- гав-гав-гав-гав-гав-гав!

– А за помятую кровать тебе влетит! Чё ты сказал?! Не кроши батон, детка! Стул опрокинул ты, а не я! Ты – главное несчастье этого дома! Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!.. Ом-м-м-м-м-м-м-м!..

«Главное несчастье дома» попрыгало-попры-гало, но кошку на шкафу, конечно, не достало. Тогда малыш уселся возле шкафа и твёрдо решил караулить вредную Маню до прихода родителей. Жаловаться им он не будет. Они и так всё поймут.

А вечером бедная казанская сирота Маня отыгралась за свое поражение: на глазах у Кубы залезла к нему в миску и выпила вчерашнюю воду, хотя у самой в мисочке была вода родниковая. Но пить у себя – это так расточительно! Лучше из Кубкиной миски, и чтобы он видел. А если погонится, то Маня изобразит из себя жертву преследований. Тогда папа начнёт носить её на руках, а мама – ругать Кубу, оба они будут Маню гладить, жалеть и чесать за ушком!

«Может, дойдёт до них, наконец, что Кубка – гад последний? Столько возможностей упустили, чтобы от него избавиться! И вот, вырос величиной с коня, попробуй сейчас его утопи.

У-у-у! Выдумывай теперь для них новые способы избавления от этого тунеядца… Мне что, больше заняться нечем?!»

Не пытайтесь меня переубедить, что в подобные моменты наша кошка думает о чём-то другом. Всё это написано у неё на физиономии.

Поэтому Куба предпочитает смотреть в таких случаях не на кошку, а на монитор ноутбука. И вдруг замер, увидев в интернете фото собаки, по шею закопавшейся в сугроб. А потом ка-а-ак гавкнет! Перевожу: «Японский городовой! Если это снег, то в чём я тогда сегодня валялся?!».

Накануне ездили мы с ним гулять на Исторический бульвар – туда, где находится знаменитая севастопольская Панорама.

Хорошее место для гуляний. А остановиться решили в овражке за Панорамой, куда не спускаются дети с родителями. Там и снега больше – покров толщиной целых два сантиметра! Везде один сантиметр – и то уже с проталинами. А у нас – два, но в овражке. Да оно и лучше, что в овражке: собаку можно спустить с поводка, никуда не убежит.

Кубец, конечно, ошалел от такой свободы, носился как ужаленный за мячиком, валялся в снегу, рыл его вместе с землёй.

Намотался до икоты, как все крымские дети, когда им зимой выпадет два сантиметра белого счастья!

В машине потом лежал пластом. Из машины вылез после долгих упрашиваний, до того был счастлив и обессилен. И до самого вечера сохранял на морде гордое выражение лица, говорящее примерно: «Эх, жизни вы не нюхали! А я-то сегодня в настоящем снегу кувыркался!».

И тут вечером появляются коварные фотографии чужой собаки по шею в снегу… Куба в депрессии: такого снега он ещё не видел.