Читать книгу: «В ПОИСКАХ ЖАНРА. ИЗБРАННОЕ», страница 2
Идейный впрыск
Из искры возгорится пламя!
Пионерский девиз
Вот мы и стали пионерами. Это случилось в 4 классе. Слово идеология мы тогда не знали, а термины агитация и пропаганда хоть и слышали, но они нам были «до фени». И то, что пропаганда изначально означало «поганая проповедь» сам узнал, только когда занялся древней историей.
А тогда все мы были уверены, что учителя и воспитатели нам желают только хорошее. А нас просто подталкивали к «общаку» – надо быть как все и не отрываться от коллектива.
Путь строителя коммунизма был четко обозначен:
1. октябренок – пионер – комсомолец.
2. школа – ВУЗ – предприятие,
3. семья – квартира – дача. Позже еще автомобиль.
Вожди менялись, а установки на их почитание и послушание родимой партии оставались неизменными.
Родители рассказывали, как в детстве их заставляли разучивать стишки, типа:
Я на вишенку залез —
Не могу накушаться,
Деда Ленин говорил:
Надо маму слушаться.
Потом узнал, что строчку «Деда Ленин говорил…» заменили на другую: «Вождь наш Сталин говорил…». Но вскоре дедушку Ленина вновь вернули на место.
В период хрущевской оттепели культ Сталина был развеян. Однако Ленин остался нетронутым и еще в 60-70-х на светло-зеленых тетрадках в клеточку или линеечку можно было прочесть:
«Помни всегда, открывая тетрадь, что Ленин учился на круглые пять!».
Правда в детский фольклор медленно начал проникать ироничный подтекст. И я сразу его ощущал, ставя в детских стишках ударение там – где нужно:
Хорошо, что наш Гагарин,
Не еврей и не татарин,
Не тунгус и не узбек,
А наш, советский, человек!
Эта ирония все нарастала. И в 70-х антисоветские стихи уже звучали на всех углах:
После весны наступило вновь лето,
И солнышко светит по-прежнему.
Партии нашей спасибо за это,
И лично товарищу Брежневу!
Да здравствует наука!
Да здравствует Прогресс!
И славная политика ЦК КПСС!
Наши кураторы из старших классов сами втихаря над этим смеялись, но нам демонстративно грозили пальчиком.
Будь готов!
Лидеров идеологического фронта формировали из пионервожатых. Вообще в СССР « карьерная лестница» подкованных чиновников была поставлена четко. Начиналось все со старост класса и совета пионерских дружин. Потом пионервожатые-старшеклассники. А позже студенты педагогических училищ в пионерских лагерях. После команды «Отбой» у них начиналась своя веселая не лагерная жизнь. Мы их понимали – сколько можно родной партии честь отдавать – можно и оттянуться. Я был очень любознательным и все это видел. Но осмысление и оформление былого происходило позже:
Во Владивостоке сухо,
А у нас дожди все льют.
Я сижу один под «мухой»,
По стеклу дождинки бьют.
Барабанят мелким градом,
Даже звон стоит в ушах,
Вспомнил я как мы с отрядом
Проходили в лагерях.
Там трубили нам горнисты,
То подъем, а то обед,
Наш вожатый, выпив триста,
Вдруг ушел в «нейтралитет».
Мы ж оставшиеся двести,
Положили на язык,
Васька побежал к невестам,
Я ж задумался и сник.
Разошлись пути-дорожки,
Васька больше по бабью,
Я же в час по чайной ложке
Тихо думаю и пью.
Мысль поймал!
Сижу довольный,
Дождик льет, а я впотьмах,
Тост поднял слегка фривольный:
За свободу в лагерях!
Отдать честь – звучало несколько странно…
Дух того детско-юношеского протеста выплывал и в позднем поэтическом творчестве в пародийном жанре. В 2006 году вышла книга "Седла для Пегаса" – о том как не надо писать стихи.
Хотя здесь протест был выражен и литературным чиновникам. Например, редакторам солидных литературных журналов, печатавших вот такую поэтическую муру:
Поленовский московский дворик,
и школьный чопорный кирпич…
…и мы, отравленные ядом,
домой, счастливые, идём!
Юлия Покровская («Новый мир» №2, 2005г.)
Сразу нахлынуло воспоминание с продолжением в настоящее и будущее:
Галстук, помню, повязали —
Флага красного клочок,
Дружно честь мы все отдали —
На груди блестел значок!
Наш вожатый Федя Баскин
В коммунизм нас бодро звал.
– Будет жизнь в нём словно в сказке! —
Он нам твёрдо обещал.
Горячо всё обсуждали,
«Будь готов!» бросали клич,
И совсем не замечали
Школьный чопорный кирпич,
Притаился что под крышей,
Под железным козырьком,
Мы смотрели дальше, выше,
Собирали металлолом,
Стенгазету выпускали,
Песню пели про отряд,
И бездумно потребляли
Весь идейный этот яд.
Не пришлось пожить нам в сказке —
Жизнь оскалилась как зверь…
Федя двадцать лет в коляске
Улыбается теперь.
Первые зачеты
На первых курсах дело дошло до Марксистско-ленинской философии. Сдавал зачеты и экзамены кое-как на троечку. А выводы по всей этой политической «кухне» сделал позже:
У ограниченности грани
Ни в коей мере не блестят,
На ней налет какой-то дряни,
Их всех лапошат как хотят.
Им, посулив златые горы
легко накинуть удила.
А на глаза надвинуть шоры.
И все – вперед!
Гип—гип— ура!
Цитировать Ленина в этой дисциплине считалось высшим классом. Помню, что тогда я уже подумал, что и собрания сочинений классиков марксизма пора бы превратить в – цитатник и попробовал сам поискать лучшее в сочинениях вождя.
Скажу прямо – «Цицероном» Ленин не был! Он только для значимости делал умное лицо и сыпал учеными иностранными словами.
Правда, писал Владимир Ильич немного лучше, чем говорил и его картавость тут не мешала. Но тоже не ахти и как писал один из исследователей его работ В. В. Панин:
Читать «Государство и революция» – это погружаться в словесное сверхшарлатанство.
Это бесконечное и многословное цитирование К. Маркса и Ф. Энгельса с многократным смакованием каждого их словечка. Это обожествление загадочного «пролетариата».
Издание запоздало на полвека
Правда, отметил что Ленин любил и пошутить:
«Капиталисты готовы продать нам веревку, на которой мы их повесим».
Любил польстить обывателям:
«Люблю я, когда люди ругаются, – значит, знают, что делают, и линию имеют».
Как и все политики, Ильич умело и изящно оправдывался в содеяном:
«Мы грабим награбленное».
Соглашаться с ленинскими мыслями и домыслами – дело каждого. У меня довольно часто возникали вопросы и возражения:
«Больших слов нельзя бросать на ветер».
И тут же возникает вопрос: а маленькие можно?
Все это мне пришлось поворошить, когда решил рассказать о другом Ленине, юноше панически боявшемся собак и своей старшей сестры и страдающему многими фобиями.
Правление теоретика-крючкотвора стало трагедией, как самого вождя, так и миллионов людей в Российской империи.
Как это было все давно,
О, боже мой!
Когда вовсю нас призывали к коммунизму,
И словно на сеансе спиритизма,
Пред нами Ленин был всегда живой.
Нам говорили: – Повернем мы реки вспять,
Сады посадим и в цветах утонем,
Америку конечно перегоним
И будем яблоки им с Марса поставлять
А нам же это было все до фени, —
Куда зовут нас представительные дяди,
У нас рубахи были все в губной помаде
За те года сегодня платим пени.
Зовут вернуться, повернуть все вспять
Но мы уже давно умнее стали
На светлом прошлом зубы обломали, —
Жаль молодым вот все до лампочки опять!
Истоки протеста
Иногда шутливо пишу в своем резюме: «Родился в 1952 году, успев пожить несколько месяцев при сталинском режиме». С моей несдержанностью языка мне удалось избежать репрессий только по малолетству.»
Но еще почти десятилетие строгость в нормах поведения в СССР была на уровне. Бывало, что дома одного на ключ закрывали – не с кем было оставить и ремень к некоторым частям тела прикасался. Позже это тоже выплывало из детства:
Несправедливость обвинений
коснулось каждого из нас.
Жаль, что за это, к сожаленью,
Не каждый может врезать в глаз!
Протест к общественным нормативам, запретам и правилам формировался тоже в пионерском возрасте, когда нам внушали:
«Пионер – всем пример!»
Да, пионером был – не отрицаю. Но в пример меня никто никогда не ставил. Были более бравые мальчуганы которых ставили а первые ряды на линейках – я обычно стоял в третьем из четырех (роечники). Уже тогда избегал построений, был подозрительно задумчив и не раз исчезал из поля зрения. А еще был любознателен и внимателен, что наводило на размышления – почему одним можно, а другим нельзя?
А он был таким как я и сбежал из лагеря. На него «стучали».
Ранний протест выражался в крамольных стишках подделках, которые запоминал и рассказывал только в своих компаниях:
Над седой равниной моря,
над расщелинами скал —
гордо реял буревестник
и метал на скалы кал.
Уже в школьные годы столкнулся со «стукачеством» от младших с последующими внушениями за проступки от старших. Это приучало к осторожности в «сольных выступлениях».
Позже, с психологией «стука наверх» я разобрался. Это была ступенька карьерного роста на общественно-политическом поприще. Жанр доноса при этом всегда был в ходу и почете. А тогда я просто чувствовал, что болтать нужно осторожно и присматривался к тихоням:
Насупился чего-то и молчит,
Похоже, что он в органы стучит.
В студенческом возрасте появился самиздат и «вражьи голоса», которые подкидывали политические анекдоты и приколы более высокого уровня. Тогда был в восторге от Гариков Игоря Губермана:
В борьбе за народное дело —
я был инородное тело.
Не стесняйся алкоголик носа своего —
он со знаменем советским цвета одного.
Правда, последнее было переделкой пионерского стишка Степана Щипачева:
Как повяжешь галстук,
Береги его:
Он ведь с красным знаменем
Цвета одного.
А под этим знаменем
В бой идут бойцы,
За отчизну бьются
Братья и отцы.
Плагиат, как и стукачество имеет древнюю историю.
Идея коммунизма – родилась из мифа о Золотом веке. Впрочем, как и его предшественника – небесного Рая.
Многие древние герои совершали одинаковые подвиги и творили похожие чудеса. В младенчестве чудесно спасались Геракл и Заратустра, Моисей и Христос. Жрецы зорко следили за конкурентами. У прусов как и у евреев тоже был козел отпущения. Только евреи отпускали его с грехами в пустыню, а прусы-кривичи приносили его в жертву.
В сказки, что и «один в поле воин» – я не верил. Практика опровергала. Нет, не трусил, просто чувствовал и понимал бесполезность самопожертвования за всеобщее счастье.
Решил не торопиться бросаться в бурный поток жизни. Уже в школе ума хватило не грузить себя ненужным балластом знаний, пока не определился с целью их приобретения.
Позже поделился этим в воспоминаниях о школе в книге «Не афишируемое творчество»:
Я учился плохо, не скрываю,
Чувствовал, – учили не тому,
Троечки с натугою сшибая,
Лишь теперь я понял, почему
Так зубрёжку раньше уважали,
Ставя во главу «от сих – до сих».
Если ж вы вопросы задавали,
То придурок, а скорее псих.
Слава Богу, кончилось то время,
Хоть другое и не началось,
У меня ещё свободно темя,
Что себе оставил на авось.
Новое авось туда вольётся,
Выльется народу во блага,
А вокруг копыта и рога…
Дополнили тему протеста мои встречи с диссидентами и политзаключенными. Их рассказы о выступлениях против власти впечатлили. Понял, что манифест коммунистической партии нельзя трогать и критиковать – точно так же как и Библию и написал про это:
Крамола бьётся в голове,
Как поросёнок в огороде,
А это значит быть беде —
Зажарят, или в этом роде.
А могут посадить на цепь,
Измазать чем-то неприятным,
Заставить подмести всю степь —
Сперва туда – потом обратно.
Ярлык повесить на жилет,
Чтоб знали все – ослаб умишком!
А могут дать вам десять лет,
Или попроще – просто «вышку».
Как удержать крамолу мне?
Чтоб вдруг не вырвалась невольно?..
Пусть перебьётся в голове,
хоть голове,
хоть голове,
конечно, больно…
То что я оказался в протестном электорате, естественно заметили. Как-то мне намекнули, что Би-Би-Си скупает антисоветские материалы, статьи, стихи и анекдоты. Бывшие диссиденты предложили мне в этих жанрах подработать.
Сочинять анекдоты не сложно – юмор он вечен имеет свои приемы. Берешь древние и переделываешь на современный лад. Помню, нашел древнеримский анекдот переделанный на Василия Ивановича Чапаева. Только вот как-то грязью Родину, пусть и не самое лучшее государство обливать было не с руки.
С голода я не умирал и решил не связываться, хотя протестный материал на пару сотен долларов у у меня был. В политику меня не раз звали. А что – врать я хорошо умел , правда, не на заказ:
Я вру в глаза, по наглому, – спокойно.
Не дрогнет мускул моего лица.
Да и вообще я выгляжу достойно,
С того момента как начну и до конца.
Когда порядочную я надвину маску,
Особенно при тех с кем не знаком,
Бывает вылеплю такую сказку!
И наблюдаю уши их торчком.
С друзьями хуже, сразу: – Заливаешь!
Хотя и их могу врасплох застать.
Они мне говорят: – Приятель, знаешь,
Ты ведь политиком и крупным можешь стать.
А то сидишь на мизерном окладе, —
Ты даже президентом мог бы быть!..
Что им сказать? Ведь вру я не корысти ради,
А так, – чтоб интересней было жить.
Пафос
Патетика или Пафос (греч. – «страдание, страсть, возбуждение, воодушевление»).
Со сценой был знаком с шести лет (выступления со стихами с табуретки перед гостями – не в счет). Но по настоящему разговорный жанр осваивал уже студентом.
Попал в агитбригаду, разъезжавшую по селам с концертами. стал, как тогда было тогда модно называть – конферансье.
Наглости мне было не занимать, да и никаких согласований на номера и репризы не требовалось – наслаждались свободой слова:
Поэтом можешь ты не быть —
Но гражданином быть обязан!
Хотя по морде получить —
за то и это можешь сразу!
Так я пафосное начало из стиха Некрасова, скептически резюмировал со сцены. Само собой тональность при чтении репризы менялась, от громкой и возвышенной до приглушенно-доверительной.
В роли ведущего тех времен быть развязанным и наглым считалось нормой, и я отпускал свои шуточки типа:
В любви к себе не вижу конкурентов —
Никто меня не любит так, как я!
Цензуры не было и можно было хулиганить напропалую, входя в роль скоморошного Петрушки. Вот я и начал выдавать свои первые сценические репризы:
Пример единства —
крикнешь:
– Тыща чья?
И все вокруг:
– Моя! Моя! Моя!
Мои приколы воспринимались на «ура». Особенно всех волновала алкогольная тематика и мои частушки тоже получали заслуженные аплодисменты:
Самогонный аппарат
Он лишь с виду супостат,
А снутри когда нальёшь —
Лучше друга не найдёшь!
Поначалу я страдал,
А потом пошёл поддал,
Ну а после как поддал
Я уж больше не страдал.
Выдающегося актерского мастерства у меня не было, а вот разговорный жанр был освоен мастерски. Когда меня принимали в народный театр миниатюр, то взяли, скорее как чтеца.
С историей этого артистического и политического жанра я познакомился позже, занимаясь литературоведением.
Меня вчера друзья научили играть в похер. Настроение сразу улучшилось. Сейчас и вам поправлю.
Впервые термин патетика был введен Аристотелем. Древнегреческий философ полагал, чтобы воздействовать на публику, необходимо применять определенные приемы.
В III веке до нашей эры в Греции открылась школа риторов. Определили, что патетика бывает героической, трагической и романтической и введено правило заключительного слова.
Правило по сей день в ходу, и мы с ним встречаемся постоянно. Например, в поминальной речи в конце часто звучит:
«Пусть земля ему будет пухом!»
В свадебном поздравлении не редко слышим:
«Совет вам да любовь!»
На митингах и демонстрациях, партийных съездах кто их застал, видимо помнят и призывы:
– Народ и партия – едины!
Излишняя патетика обычно раздражает.
Однако, если ее чуть-чуть то, она пробуждает положительные чувства. Чувства любви к родине и своему народу.
В поисках своего жанра попробовал подмешать патетику в другие жанры. Иногда получалось:
Я вышел родом из хороших мест,
Где над церквушкой покосился крест,
Где песни распевают про весну,
Где знают про суму и про тюрьму,
Где парочки целуются любя,
Где под шумок гребут всё под себя,
Где заложить вас могут и за грош
И не понять, где правда, а где ложь.
Здесь ухо режет трёхэтажный мат,
Здесь бабки у подъездов всех сидят,
Тяжёлый взгляд их чувствует спина,
Здесь пьют помногу водки и вина.
Здесь зреет хлеб, весной сады цветут,
И здесь есть всё, но лишь не всем дают,
Здесь дурости хватает и чудес,
Но здесь же речка детства, детства лес…
Я вышел родом из хороших мест,
Где над церквушкой золочёный крест.
Последняя строчка несет основную мысль стиха с надеждой на лучшее, хотя произносится без апломба.
Приемы риторики
Очередные приемы риторики для привлечения «паствы» нашел в древних религиях. Оказалось, что все современные лозунги и призывы – это те же мантры жрецов каменного века. Тогда большинство народов поклонялись высоким горам, которые считались дорогой на небеса. Высокие горы и стали символами мирового устройства. Поклонялись всемирной горе Мера (северо-запад) иХара (юго-восток). Возглас «Хара Кришна» означал – гора защити (закрой – отсюда термин "крыша")! Поклонение всемирной горе просуществовало вплоть до бронзового века и последние памятники ей – пирамиды Египта.
В античные времена люди совсем обнаглели и представили своих богов в образе человека. Они пили, веселились, издеваясь над людьми, женились и заводили любовниц. Позже люди решили лишить их развратного имиджа и представили единого Бога строгим наставником и судьей.
Сразу появились избранники судьбы, которым повезло с ним общаться. Они-то и стали наставлять людей от его имени не предоставляя никаких документов – по сути самозванцы. Делалось это довольно своеобразно.
Кто не помнит церковный возглас – «Амен!» (Аминь)? Его настоящее значение – так сказал Бог!
(«А» – отрицание, «МЕН» – человек). Потому это принималось как подпись в документе – это сказал не человек – это послание свыше.
Ну чем не заключительное слово? Как гвоздем прибито – АМЕН!
Позже религиозная патетика переходила и в разговорный язык. Например, возглас «Слава Богу!» стал обычной присказкой и звучит отнюдь не пафосно, как и благодарность Спасибо (Спаси Бог!)
Более конкретно о древних теологических приемах можно прочесть в моих исторических книгах «Мы из каменного века» и «Фейки и байки древней истории».
Еще одно из главных правил риторики – правильное ударение и контрастность тона в произносимых речах.
Как-то посетила восторженная мысль:
О боже! Как я балдею от одиночества!
А к ней довеском пришла вторая вполголоса:
Надо срочно кому-нибудь рассказать об этом.
Первая мысль – патетика, вторая – мягкий сарказм.. Потому и озвучивать их надо по-разному. Обычные люди тоже умеют выражать свои эмоции на противовесе. Услышал тут недавно от нашей уборщицы Антонины поэтичную фразу:
Опять вот кто-то на полу следы оставил —
Таким бы надо ноги отрывать!
Очень эффективная фраза! Я стал вытирать обувь тщательнее.
Эмоциональность поэтики замечена давно. В древнем Риме почти век заседание сената закрывали фразой:
Кафаген должен быть разрушен!
Именно игра интонаций дает возможность сильнее воздействовать на слушателя. И всегда лучше воспринимается с голоса певцов и профессионалов художественного слова.
Решил потренироваться на мелочах – в них и застрял, выражая свои и чужие мысли яркими фразами которые мне дарили люди:
Прагматик:
Я президентом становиться не намерен! —
Тем более никто не предлагает.
Девушка:
Ты спонсор? Нет? — Тогда свали!
Философ:
Друг – это человек, которому ты дорог!
Если он и продаст тебя, то только за большие деньги.
Это простейшие примеры «волны» – строка вверх, а следом вниз или наоборот. Варьировать можно по усмотрению – ведь главное – конечный результат.
P.S. Впоследствии этот жанр даже принес мне небольшие гонорары – заказывали поздравления и сценарии торжеств и даже гимны. Среди патетических творений мне не стыдно за это стихотворение написанное к 300-летию Петербурга, ставшее торжественной песней:
ДУША ПЕТЕРБУРГА
Душа Петербурга – в слиянии душ
Всех тех, кто здесь жили, мечтали, ваяли,
Три века всего лишь, как невская глушь
Исчезла… и вот уж дворцы засверкали,
И в камень оделись Невы берега,
Повисли мосты над сетью каналов.
Душа Петербурга светла и легка,
Хотя она и в гранитной оправе.
Слышны отголоски далёких пиров,
Звучит метроном, что отсчитывал голод
В те дни, когда не было хлеба и дров,
Но враг никогда не вступал в этот город.
Душа Петербурга как будто волной
Накроет любого уже на вокзале,
В ней души и тех, кто за серой стеной
Замучены были, кого расстреляли.
Но вдруг сквозь туман, пелену облаков
Луч солнца прорвётся к творениям зодчих.
Витает над городом множество снов,
Что были похищены в белые ночи.
И в сердце надежда: с такою душой
Наш город прекрасный избавлен от тлена.
И с верой, что ждёт его мир и покой,
Пред ним я свои преклоняю колена.
2003 г.
Зона охвата
По тогдашней провинциальной моде в начальной школе ходил в танцевальный кружок и музыкальную школу. Там меня просветили про пуанты и батманы, про сольфеджио и сонаты – родители были довольны – культуру впитывал. Не знали, что основы выживания я проходил во дворе у местной шпаны, что мной тщательно скрывалось.
Вот тогда из-за моего широкого кругозора и пошло раздвоение личности – приспосабливался к жизни в лицемерном обществе. Позже это сформулировал так:
Так двойственность в меня засела,
Что не расстаться с ней до гроба!
Одни считают мягкотелом,
Ну а другие – твердолобым.
Правда, это не было двуличностью. Просто было интересно со всеми и не хотелось прослыть нигде «белой вороной».
В окружении элитной молодежи щеголял цитатами из великих, и приколами с античным налетом:
В трагедиях Софокла, Еврипида,
Все как у нас, но только лишь без Спида!
А в компаниях местной шпаны щеголял пошлыми прибаутками. Так умело варьируя, не заметил, как получил и там и там статус: «душа компании». Но это уже в старших классах и среди студентов.
Зона охвата почитателей постоянно росла. Разговоры про импрессионистов у одних и про местных шалав у других, все время расширяли и мою лексику.
Я просто рифмовал и окультуривал народные высказывания:
Игрок в домино:
Основное развлеченье – бабы разного сеченья.
Торговка на рынке:
Кобелей не меряно – а мне б для жизни мерина!
Получались рифмованные одностишья, что и было первым шагом в поэтике. Но до поэм я так и не дошел. А зачем? Раскрыть мысль, и обыграть сюжет можно и в коротких формах:
Мне обувь почему-то жмет в коленях…
Диагноз точный, но хреновый!
Мы пьем не то, да и помногу…
С таким багажом веселых оценок я попал в юмористы-остроумцы. У однокурсников рабочих кровей тоже стал своим в доску. Гуляя с ними по городу выдавал экспромты:
Иду, а впереди такая прелесть —
Аж сводит челюсть,
аж сводит челюсть!
Когда по городу без цели я гуляю —
То обязательно в пивную попадаю.
