Сказка – ложь!

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Язон Валентин Марк Филипп, граф де Верней, герцог д'Арвентиль

Утро началось, как по писаному. Его Светлость потянулся, ощущая себя необыкновенно отдохнувшим. Давно так хорошо себя не чувствовал.

На душе было легко и светло. Он повернул голову к окну, за которым голубело небо, и уставился на него мечтательным взором. На губах его блуждала отрешенная улыбка.

Рядом что-то завозилось, обреченно вздохнуло. Пнуло Его Светлость пару раз по почкам, испуганно ойкнуло и вскочило, прикрывая одеялом стратегические места.

Язон опешил.

С противоположной стороны кровати на него смотрело взлохмаченное чудо с перекошенной физиономией.

– Мадемуазель Катрин? – он так удивился, что даже не подумал встать.

– Вот только не надо спрашивать, что я здесь делаю! – ворчливо предупредила девушка и запустила руку под одеяло, явно что-то пытаясь там отыскать.

Язон застыл, когда почувствовал ее пальцы на своем бедре. Девушка скривилась. Похоже, его нога была не совсем то, что она искала.

– Где же она? – бормотала про себя странная мадемуазель, шаря руками под одеялом. – А-а-а! Вот! – и она со всей силы дернула.

Герцог подскочил, когда из-под него со скоростью пули вылетело нечто грязное, рваное, да еще и с прилипшим мусором на боку. Обнаруживать по утрам в своей кровати эту странную девицу он уже привык, до сего дня ею все и ограничивалось. Но вот находить там еще и посторонние предметы… К этому Его Светлость был не готов.

– Что это? – брезгливо спросил он, выбираясь из загаженной постели.

Он откинул свой край одеяла и онемел: на некогда белоснежных простынях расплывались безобразные грязные пятна. Складывалось ощущение, что здесь спала целая рота, причем в грязных сапогах.

– Сумка моя, не видно, что ли?

Девица трепетно прижала к груди грязное нечто и недовольно воззрилась на Язона.

– Вам бы помыться не помешало,– выдала она, разглядывая его сверху донизу и обратно. – Да и мне тоже.

Его Светлость задумчиво почесал подбородок и вдруг оторопел. Вместо гладко выбритой кожи пальцы весьма недвусмысленно нащупали пробивающуюся щетину. Этого просто не могло быть!

Вскочив, он опрометью бросился в гардеробную, где висело большое зеркало. Гладкое стекло не умело лгать. Холодная поверхность отразила взволнованную физиономию Язона, щеки и подбородок которого покрывала утренняя щетина!

Язон оторопел.

– Эй, вы там что, повесились? – Недовольная мадемуазель бестактно ввалилась в гардеробную и восхищенно присвистнула, обводя взглядом вешалки с герцогскими придворными туалетами. – Ого! Это что, все ваше? – изумилась она.

– Мое, мое, – Его Светлость вовсе не был настроен на конструктивный диалог, но противная девица не собиралась отступать.

– И сколько их тут штук? А камни настоящие? Это бриллианты, да? Я читала, ими одно время даже туфли украшали. А потрогать можно? А ничего, если я парочку отколупаю?

Его Светлость схватился за голову и застонал:

– Да делайте вы, что хотите! – и выскочил вон из гардеробной.

– Да? – обрадовалась девушка, – вот спасибо! А можно я эти штаны примерю? А то в юбках по лесу бегать неудобно…

Язон затормозил у самого порога и развернулся лицом к нахалке. Та довольно шустро обрывала с его любимой батистовой рубашки умопомрачительно дорогие валансьенские кружева. Рядом лежали замшевые бриджи, дожидаясь своей очереди.

– Что вы сказали про лес?

– А? – она подняла голову, мельком взглянула на него и вновь вернулась к своему занятию. – Ничего особенного. Просто по ночам, когда вы превращаетесь в оборотня, у вас проявляется дурная привычка таскать меня "на природу".

– Я превращаюсь в оборотня? – герцог опешил. Рукой нащупал стоявший в стороне пуфик, сел не глядя, и судорожно сглотнул. – Я помню… вы вчера вечером сказали…

– Ага! – девица наконец-то закончила издеваться над рубашкой. – Вот я вам вчера это только рассказывать начала, а вы вдруг бах! – и в оборотня! А товарищ ваш этот, как его, камердинер, оказался настоящим волчарой!

Прямо на глазах у Его Светлости она повернулась спиной, рывком сняла свою рубашку, грязную и рваную, и надела новую.

Язон густо покраснел и закашлялся.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что вы, Ваша Светлость, в монстра по ночам превращаетесь, а ваши люди – в диких животных. А еще вы пол-ночи бегаете по лесу, жрете кроликов прямо с шерстью, метите территорию и воете, как заправский кобель! – и она скинула юбку.

Его Светлость еле успел глаза закрыть. Но все равно заметил плавный изгиб бедер, слегка прикрытый его рубашкой. Боже! Неужели она не думает, что творит! Да он же сейчас взорвется!

Девица явно не подозревала о мучениях герцога и спокойно подвязывала ленточкой бриджи, пока Его Светлость пытался обуздать норовистую плоть в своих штанах. Плоть обуздываться не желала, упрямо наливаясь кровью и поднимая голову. Похоже, кому-то надоело добровольное воздержание.

– Можете открыть глаза, – буркнула мадемуазель.

Язон сглотнул, надеясь, что она ничего не поняла, незаметно поправил ширинку и откашлялся. Только после этого рискнул взглянуть на предмет своих эротических желаний.

– Кстати, – заявило это чудо, – а кто такая Конкордия?

Все возбуждение с герцога как рукой сняло.

– Кто? – прохрипел он не своим голосом. – Откуда вы ее знаете?

– Да приставала тут ночью одна. Дебелая такая тетка. Лет тридцать, не меньше. Модная до дрожи: фижмы метра два в ширину, а парик – в высоту. Утверждала, что мое появление здесь – ее рук дело.

Язон застонал. Его самый страшный кошмар возвращался.

– Она вам что-то сделала? – обеспокоенно спросил он.

– Ага. Пчел откуда-то на меня напустила. Пришлось побегать.

– Так это вы потому в таком виде?

– А вы как думали! Побегайте ночью по лесу, спасаясь от сумасшедшего роя. Еще не в таком виде будете!

– О, боже! – простонал герцог, ероша свои волосы. – Вы не пострадали?

– А не заметно?! – вспылила мадемуазель и задрала штанину.

Бриджи, сидевшие на Язоне, как влитые, на девушке свободно болтались. Нога оголилась до самого бедра. Герцог сглотнул, поерзал, снова ощущая явный дискомфорт ниже пояса, и уставился на изящную округлую голень, на которой виднелись безобразные красные пятна.

– Я вчера еле жала повытаскивала. Хорошо, что вы помогли – зализали ранки. Наверное, у вас в образе оборотня слюна лечебная, зуд сразу сняло.

Герцог вытаращил глаза, причем так, что впору было беспокоиться за их сохранность. В его голове не укладывались услышанные слова. Он! Вылизывал! Мадемуазель!

Всё! Ее репутация окончательно погублена! Теперь он, как благородный человек, обязан на ней жениться!

Волну злости и негодования, поднявшуюся из глубины его существа, перебила приятная тяжесть в паху и неприличные фантазии. Его Светлость в красках нарисовал себе первую брачную ночь, вспотел от внезапной волны жара, окатившей его тело, и понял, что он вроде как уже созрел для женитьбы.

– Мадемуазель Катрин, – произнес он, с трудом скрывая волнение, – я понимаю, что мы с вами почти не знакомы, но ваша красота, – он запнулся и голодным взглядом облизал ее грудь, обтянутую белым батистом, – ваша красота свела меня с ума.

Оторопевшая мадемуазель громко икнула, когда распаленный страстью герцог бросился к ее ногам, схватил за руку и восторженно облобызал вожделенную ладонь.

– О, прекраснейшая из прекрасных, – с известной долей экспрессии воскликнул он, закатывая глаза от восторга, – я сражен вашей несравненной красотой в самое сердце! Сжальтесь над несчастным! Будьте моей женой!

Катерина несколько секунд молча взирала сверху вниз на взлохмаченную шевелюру Его Светлости. В голове пытались перевариться и усвоиться его последние слова. Что он сказал? Она не ослышалась? Замуж? Кому? Ей?

Она нервно огляделась. Жуть какая! Как можно выйти замуж за человека, которого видишь четвертый день, и который, к тому же, живет в средневековом замке, а по ночам покрывается шерстью и воет на луну?!

– Э-м-м-м, – невразумительно промычала она и попыталась осторожно вытянуть свою лапку из страстного плена герцогской руки. Язон неохотно отпустил. – Не думаю, что нам стоит торопиться. Сначала мы должны проверить свои чувства.

Что касается чувств, то Язон был в них уверен. На все сто. Об этом недвусмысленно говорило приятное шевеление в паху. Причем, если бы воспитание позволило, он бы начал доказывать эти чувства прямо сейчас, не дожидаясь первой брачной ночи.

– Я понимаю! – он вновь ухватил мадемуазель за руку и запечатлел на ней смачный поцелуй. – Вам нужно время. Но не лишайте меня надежды на счастье с вами.

И в этот момент у него был такой несчастный вид, что Катерина невольно ощутила укол совести. Ну вот, хороший человек страдает. Влюбился, видимо, бедняга. Или от долгого воздержания мозги вскипели?

Раздался деликатный стук в дверь.

Язон со вздохом поднялся на ноги и, как галантный кавалер, пропустил даму вперёд, позволяя ей первой выйти из гардеробной. В спальне уже сновали горничные, а вездесущий Жако отдавал приказы командным тоном. Причем физиономия камердинера была на редкость довольной.

– Что здесь происходит? – осведомился Его Светлость.

– Вы только не переживайте, мессир, – отозвался Жако, возбужденно сверкая глазами. – Но смею предположить, действие проклятия ослабло!

И он указал рукой на грязное постельное белье, которое две пухленькие горничные ловко сворачивали в один узел. Одна из них подхватила с кресла замызганную сумку мадемуазель и уже собиралась кинуть ее в камин, но Катерина немедля вцепилась в свою собственность.

– А ну отдай!

Горничная оглянулась на камердинера, камердинер на герцога, герцог уставился на аппетитные бедра мадемуазель, эротично обтянутые его бриджами. Кто бы мог подумать, что это такое горячее зрелище – женщина в мужской одежде! Причем именно в его.

– Алле! Я здесь! – Катерина теряла терпение. Долго он еще пялиться будет на ее зад? Извращенец!

Герцог вздрогнул, выходя из ступора. Взгляд его переместился выше, но до лица так и не добрался, застрял на полпути. Слишком уж привлекательной оказалась грудь мадемуазель в разрезе его рубашки. Ему даже показалось, что он заметил, как сквозь тонкую ткань просвечивают маленькие розовые соскѝ.

Перед внутренним взором тут же проплыли картины того, что и как он мог бы сделать с этими нежными бутонами, попадись они ему. В голове образовался прекрасный розовый туман, в глазах потемнело. Обнаженная женская грудь стояла перед его мысленным взором, и сейчас он примерялся, с какой стороны начать ее изучать.

Катерина поняла, что дела не будет. Герцог застыл на одном месте, глядя ей в ворот так, словно голодный волк на кусок мяса. Она даже испугалась, что он ее сейчас слюной закапает. Нужно было срочно приводить его в чувство.

– Язон? – она шагнула ближе и участливо спросила: – Вам плохо?

– Нет, – еле выдавил из себя очарованный герцог, – мне хорошо-о.

Катерина хмыкнула. Язон вдруг обнаружил, что она стоит почти вплотную к нему. Это было слишком большим искушением.

Руки герцога молниеносно обвились вокруг женской талии, сдавили, точно железным кольцом. Катерина пискнула от испуга и вдруг оказалась с силой вдавлена в мужское тело. Твердый рот смял ее губы, горячий язык с ошеломляющей настойчивостью скользнул в глубину ее рта, не давая сказать и слова. Зато нижней частью своего тела она сполна ощутила всю силу и объем герцогского желания. И судя по всему, оно было далеко не средних размеров!

Бедняга вдруг поняла: вот он, средневековый сексуальный маньяк!

Пальцы Катерины разжались, сумка выскользнула из рук и с глухим стуком шмякнулась на пол. Смущенные горничные тихо выскользнули за двери вслед за озадаченным Жако.

***

Катерина

Наверное, я должна была возмутиться, залепить пощечину и облить Язона ведром презрения. Но ничего этого делать мне не хотелось. В конце концов, я тоже не железная, да и мужчины у меня давно не было… Может, и правда, пора переводить наши отношения в новую плоскость? Он ведь и замуж обещал…

Пока тело таяло в горячих герцогских руках, перед внутренним взором возникла прошлая ночь. Лес, луна, поляна… и розовощекое напудренное лицо под гигантским париком с буклями и двумя павлиньими перьями. Лицо почему-то страшно хотелось назвать мордой. Оно таращилось на меня, поджав губы, и при этом в его взгляде было столько негодования и злости, что я испугалась. Мне вдруг показалось, что это не воображение мое разыгралось, а я на самом деле вижу мадам Конкордию, или кто там она.

Ошеломленная, я рванулась из крепких объятий, уперлась Язону в грудь и попыталась его оттолкнуть. Это было все равно, что толкать бетонную плиту! Он даже не шелохнулся.

– Э-м-м, Язон?! – я с трудом смогла увернуться от его ищущего рта. – Вам не кажется, что мы недостаточно знакомы?

– Я готов начать знакомиться прямо сейчас! – заверил меня Его Светлость и попытался запустить руку в ворот моей рубашки. – Ай!

Я извернулась и вцепилась зубами в герцогскую длань. Светлость взвыла, потрясая раненой ладонью, и я смогла вывернуться из его рук. На всякий случай схватила сумку и отпрыгнула подальше. На Язона было страшно смотреть.

Всклокоченный, в небрежно распахнутой рубашке и мятых бриджах, он смотрел на меня с таким выражением, что мне невольно захотелось назад, к моему монстрику. Странное дело: двухметрового, мохнатого когтисто-зубастого чудовища я не боялась, а вот галантный кавалер герцог де Верней вызывал у меня смутные опасения. И эта Конкордия… смотрела так, будто я целовалась с ее мужем! Эх, что-то здесь дело нечисто, пора брать "языка".

***

Оставив Его Светлость приходить в себя, я плавно переместилась в покои герцогини и заглянула в каморку Розетты. Девушка, которая всю ночь бегала по лесу на четырех лапах, утром проснулась в прежней комнате, но сразу же прибежала на новое место жительства. Не сходя с места, я потребовала горячую ванну, мыло и мочалку. Два часа молча ждала, пока нагреют воду, пока втащат в комнату огромное медное корыто на ножках, пока отыщут банные принадлежности, но когда десять горничных начали в двадцать рук снимать с меня одежду, я озверела!

– А ну, вон отсюда все! – заорала я так, что едва не сорвала горло.

Пухлые тетки в белых чепцах ошарашенно замерли, уставившись на меня.

– Но, мадемуазель… – начала одна.

– Вон!!! – я демонстративно указала на дверь.

Они медленно, гуськом, то и дело оглядываясь, побрели к дверям.

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, – по привычке ляпнула я, заметив среди них чепчик Розетты. Все десять с надеждой уставились на меня. – Идите с миром, дети мои, – благосклонно кивнула им на двери, – а ты, дочь моя Розетта, останься. Спинку мне потрешь.

Наконец-то вся эта толпа убралась и закрыла дверь с той стороны.

Постанывая от удовольствия, я быстренько скинула с себя все тряпки, залезла в парующую воду и с наслаждением вытянулась в медном корыте.

– Ка-а-айф! – простонала таким тоном, что горничная густо покраснела. – Ну, что стоишь? Давай, чем у вас там вшей гоняют?

***

Поскольку одежду свою я испортила, а повторять вчерашний опыт не было желания, я позволила Розетте нарядить меня в нечто сиреневое, пышное, с кучей нижних юбок и километрами кружев. Правда, от корсета и кринолина напрочь отказалась, а волочащийся подол приказала подшить. Кажется, я уже начинала привыкать к роли этакой принцессы на горошине.

В замке царил настоящий ажиотаж! По коридору носились толпы слуг с неподкупными лицами, причем, у каждого в руках был либо предмет мебели, либо рулон ткани, либо пара канделябров, подозрительно похожих на золотые.

Я высунула нос из дверей и тормознула знакомого парня. Это был тот самый красавчик, который вчера уронил на меня поднос и сам упал сверху. Ухватив ошарашенного лакея за рукав, я ловко затащила его в комнату и прикрыла дверь.

– Ну, и что здесь происходит? – уперев руки в бока, поинтересовалась я.

Парень помялся, переступая с ноги на ногу, и неловко промямлил:

– Прошу прощения, мадемуазель, не велено говорить…

Я нахмурилась:

– Кем не велено? Кому не велено?

– Его Светлость запретили вам говорить.

Я сдвинула брови, придавая лицу грозное выражение. Это еще что за тайны!

– Молодой человек, или вы мне сейчас все выкладываете, или я сама выбью из вас все подробности! – и я демонстративно потрясла у него перед носом своими кулачками.

Лакей вытянулся в струнку, хоть и побледнел. Вот что значит выучка! Нормальный мужик уже послал бы куда подальше, а этот стоит, глазками хлопает и на дверь косится. Ну, уж нет, никуда я тебя отпускать не собираюсь, пока ты мне не скажешь, в чем дело!

– Итак… – я подтащила кресло, села в него напротив бедного лакея, откинулась на спинку и положила ногу на ногу. – Я тебя внимательно слушаю.

Парень громко сглотнул, уставившись на мои ноги, оголившиеся чуть ни не до самых коленей. Я видела, как он тщетно пытался смотреть в сторону, но взгляд то и дело возвращался к моим икрам. Что ж, похоже, в этот раз я выбрала правильную жертву: сейчас он мне все расскажет!

Призывно улыбнувшись, я переложила ноги с одной на другую в лучших традициях "Основного инстинкта". Лакей нервно отер пот со лба и, кажется, уже был готов упасть в обморок.

– Ма… мадемуазель… – заикаясь, проговорил он, – Его Светлость по три шкуры со всех спустит, если кто проболтается. Он сказал, что это… это… surprise.

– Его Светлости здесь нет, – резонно заметила я, дразня парня голыми коленками, – а вот я есть. И я могу начать снимать шкуру прямо сейчас!

Мягким кошачьим движением я поднялась с кресла и начала наступать на молодого слугу. Тот инстинктивно попятился, пока не уткнулся спиной в дверь, и вот тут-то я его и поймала! Схватила за грудки, придавила своим вторым размером и хорошенько встряхнула.

– Ну?! – заявила грозно. – Я слушаю!

– Его Светлость желают устроить бал в вашу честь! – выпалил бедняга на одном дыхании, а потом его глазки закатились под лоб, и он благополучно съехал вниз по стене.

Я опешила. Слабоватые здесь мужики какие-то. То после совместно проведенной ночи в мужья набиваются, то в обморок падают, как кисейные барышни… А я-то думала, что это в мое время сильный пол измельчал, оказывается нет, и пятьсот лет назад вот такие хлюпики попадались.

Я осторожно потыкала в парня носком туфли, убедилась, что он прилег надолго, и решительным движением распахнула двери.

А что, если бал в мою честь, я имею право заказывать антураж и музыку!

***

Его Светлость обнаружился в главном зале, в окружении слуг, которые наперебой давали советы по украшению стен. Они были так увлечены, что даже не заметили моего появления. Я немного постояла в сторонке, послушала, убедилась, что вкус у местного населения отсутствует напрочь, и решила вмешаться.

Правда, сделала это, как всегда, оригинально.

Для начала поправила вырез платья так, чтобы грудь выгодно приподнялась, затем пощипала себя за щеки, облизала губы и придала взгляду загадочную томность. Ах, да, еще бы не забывать вздыхать многозначительно после каждого слова…

И вот в таком виде я приблизилась к герцогу.

Увидев меня, Его Светлость споткнулся на полуслове, шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы и шаркнул ножкой, а его глаза подозрительно забегали, будто искали, куда спрятаться.

– Всем привет, – я растянула губы в приветливой улыбке, продемонстрировав действие зубной пасты и профессиональную работу стоматологов двадцать первого века. Ближайшие из слуг испуганно отшатнулись, герцог побледнел. – А когда нас кормить будут? Уж полдень близится, а завтрака все нет.

– Я сейчас же распоряжусь, – заволновался Его Светлость, оглядываясь на слуг с таким видом, будто искал у них поддержки. – Вы желаете чего-то особого на завтрак, или я могу выбрать на свой вкус?

– Нет уж, благодарю покорно, – хмыкнула я и демонстративно покосилась на ярко-розовый шелк, которым драпировали каменные стены зала, – со вкусом, по всей видимости, у вас проблемы.

Он опустил глазки. На суровом мужественном лице отразилась такая же суровая и мужественная работа мысли. Густые брови зашевелились, сходясь в одной точке на переносье, челюсти сжались чуть сильнее, от чего губы превратились в узкую полоску, а от крыльев носа пролегли резкие складки – ни дать, ни взять – роденовский "Мыслитель"! Ему бы еще позу соответствующую – и было бы полное совпадение.

– Я выслушаю ваши пожелания, мадемуазель, – наконец выдал мужчина.

– Хочу омлет на молоке, свежую сдобу, масло, мед и пару чашек горячего шоколада, – оттарабанила я заранее продуманный список. Надеюсь, что уж такие простые продукты у них найдутся, тем более что в кладовой я вроде бы видела яйца…

– Жако! – герцог кивнул своему подхалиму.

– Будет исполнено, Ваша Светлость!

Вот это выучка, как в армии, – восхитилась я. Еще бы взял под козырек… точнее под парик свой дурацкий, с буклями. Интересно, он его хоть на ночь снимает?

– Вы можете отправляться в свои покои, мадемуазель, – сухой голос герцога вывел меня из задумчивости, – ваш завтрак доставят вам в комнату, как только он будет готов.

– Ну уж нет, – я скромно опустила глазки, изображая полную невинность, – можно я тут останусь? Приму участие в общем сабантуе.

– В чем? – он несколько опешил.

– Ну, вы же здесь к празднику готовитесь? Вот, хочу поучаствовать. Надоело одной в четырех стенах сидеть.

Герцог нахмурился, сверля меня подозрительным взглядом, но я упорно смотрела в пол.

– Откуда вы знаете, что мы к празднику готовимся? – спросил он вкрадчивым тоном.

– Ниоткуда! – поспешно ответила я. Подставлять своего осведомителя мне не хотелось, все-таки порядки здесь дикие, цивилизация и билль о правах человека сюда еще не добрались. Мало ли, отдадут бедного парня палачу, а меня потом совесть замучает.

– Тогда почему вы так решили?

– Зал украшаете, слуги бегают с умными лицами, перестановки какие-то, – я начала поочередно загибать пальцы. – И все такие сосредоточенные, таинственные, будто готовится что-то грандиозное. Праздник? – я подняла глаза на герцога и придала взгляду выражение наивного ожидания.

Его Светлость заметно смягчился. Вот шовинист средневековый! Вид наивной дурочки приводит его в восторг, а эмансипированная женщина двадцать первого века ввергает в ступор. Тьфу!

– Вы правы, моя дорогая, – он как-то вдруг оказался почти вплотную и слегка сжал мою ладонь в своей огромной лапище, а потом поднес к губам и поцеловал, не отрывая от меня мечтательного взгляда. – Мы готовимся к празднику, и у нас есть для этого повод.

– А гости будут? – пропищала я сладким голосом и едва удержалась, чтобы не вырвать руку и не вытереть ее о подол.

– Вы моя гостья, зачем мне другие? – буквально промурлыкал Его Светлость, наклоняясь ко мне так близко, что я почувствовала на щеке его дыхание.

Вдоль позвоночника пробежались, группируясь в стройные ряды, мириады мурашек, а в животе зашевелилось что-то, подозрительно напоминающее… нет, не бабочек, а скорее чувство невесомости, от которого предательски ослабли ноги и щеки полыхнули жаром.

Я неловко прочистила горло и попыталась отодвинуться, но это было практически невозможно. Вторая герцогская рука обвила мою талию железным кольцом, и я в одно мгновение оказалась прижатой к сильному мужскому телу. Он прижал меня так, что мою многострадальную грудь расплющило о его твердый торс, а наглый герцогский нос зарылся в волосы на моей макушке, шумно втягивая исходящий от них запах.

– М-м-м… как вы приятно пахнете, мадемуазель, как английская роза… – я не видела, но мне показалось, что на этих словах Язон закатил глаза.

– Вы не могли бы меня отпустить? – просипела я, пытаясь вырваться и вдохнуть хоть глоток воздуха.

– Я знаю, что должен вас отпустить, – его сокрушенный тон никак не вязался с тем, что его руки сжались на мне еще сильнее, – но это выше моих сил. Вас послало само провидение, теперь я в этом не сомневаюсь. Господь обратил свой взор на нас, грешных, и послал ангела спасти наши души…

Я так опешила, что даже вырываться на мгновение перестала. Да уж, ту толстую тетку на костылях вряд ли можно назвать провидением, да и я не слишком на ангела смахиваю, хотя и страдаю иногда приступами наивной доброты. И чего же он теперь от меня ждет? Чего ему надобно?

– Мне кажется, – начала я миролюбиво, – что мы с вами друг друга не поняли. Я здесь оказалась случайно, и у меня нет ни малейшего намерения нарушать ваш привычный уклад. То, что произошло – всего лишь досадное недоразумение…

Мое словоизлияние прервал дикий вопль наподобие "ЙОХУУУ!!!", а затем в зал ворвалась целая толпа в белых передниках и таких же колпаках. Впереди летел, махая руками и крича во все горло, мужик лет сорока: низенький, круглый, как колобок, с необъятным брюшком, красными щеками и такими густыми усами, что под ними невозможно было различить губы.

– Ваша Светлость! Слава Всевышнему! Мадемуазель, спасительница наша! – этот колоритный персонаж подлетел ко мне на крейсерской скорости, ухватил за руку, рухнул на колени и прижал мою ладонь к своим усам, явно намереваясь облобызать.

Я от испуга застыла, как статуя, с вытаращенными глазами и только глупо хлопала ресницами.

– Мэтр Жерар, что происходит? – герцог опять нахмурил бровки.

– Куры, монсиньор, куры понеслись!

– К-куда понеслись? – икнула я. Ну вот, сейчас меня обвинят в том, что у них куры разбежались! Опять скажут – бесовское отродье.

– Замковые куры начали нестись, Ваша Светлость! Птичница нашла шестнадцать свежих яиц!

Лицо Его Светлости расплылось в блаженной улыбке, как и лица всех окружающих. По залу пронесся слаженный вздох восторга и благоговения, а потом я услышала, как кто-то в толпе слуг произнес робким шепотом:

– Ангел господень!

И вслед за этим умником и все остальные начали повторять:

– Ангел… ангел! Ангел!!! – и опускаться на колени.

– Вы – ангел, любовь моя, – с пафосом воскликнул герцог и тоже брякнулся на одно колено, – теперь я точно знаю, что сам господь послал вас, как награду за наши страдания!

У меня был настоящий шок. Стою посреди средневекового зала, украшенного дурацким розовым шелком с идиотскими фестончиками, в одну руку вцепился усатый толстяк в поварском колпаке, в другую – герцог-оборотень, а вокруг толпа человек под тридцать, и все, стоя на коленях с блаженным выражением на лицах, пялятся на меня и едва слюну не пускают. Тут было от чего перепугаться!

– Э-э-э… милейшие… – робко проблеяла я, – вы меня ни с кем не перепутали?

– Нет, королева моего сердца, вас невозможно с кем-то спутать. Вы – единственная, мой ангел неземной, – произнес герцог восторженным тоном и снова впился мне в ладонь горячим поцелуем.

– Как-то быстро это все у вас, – я осторожно подергала за руки, но оба мужика вцепились в них, как клещи. – Пару дней назад к палачу отправляли, кричали, что я ведьма, а теперь уже ручки целуете…

Его Светлость сокрушенно вздохнул и виновато опустил голову. Вслед за ним и слуги повторили это движение, по залу пронесся виноватый вздох.

– Да, моя любовь, я не признал вас сразу, и вы вправе меня наказать, но поверьте! – он встрепенулся, вскакивая на ноги, пнул блаженно застывшего толстяка, так что тот не удержался и упал на спину, и вновь схватил меня в объятия. – Поверьте мне, что я жалею о своей недальновидности каждую секунду, я ловлю каждый ваш драгоценный вздох, каждый взгляд…

– Ну ладно, ладно, – я оскалилась, пытаясь выжать из себя примирительную улыбку, – ангелу не мешало бы подкрепиться.

– Мэтр Жерар? – одна из герцогских бровей лихо заломилась, и в толстяка уперся проникновенный взгляд. – Моя невеста желает трапезничать!

Ого! Я потрогала свой лоб. Да нет, вроде температуры нет… а когда это я невестой стала?

– Э-э-эм-м-м… Ваша Светлость? – осторожно подергала я его за рукав, – что-то не припоминаю, когда это я стала вашей невестой?

Он окинул меня каким-то плотоядным взглядом и с пафосом произнес:

– Мадемуазель, прошу нижайше меня простить, но вы так поразили меня в самое сердце, что я принял желаемое за действительное. Вы достойны всего самого лучшего, и конечно же предложение руки и сердца должно проходить в более соответствующей обстановке. Это все, – он широким жестом обвел зал и толпу, – делается для вас. Для вас в этом замке за столько веков впервые зазвучит музыка, и я открою бал с самой прекрасной женщиной, которую только видел…

– Кошмар! – пробормотала я, опасливо отодвигаясь. – Так мне еще и плясать придется?

В этот момент какая-то неведомая сила заставила меня поднять взгляд к каменным сводам замка. Будто кто-то взял меня за волосы и потянул, вынуждая посмотреть вверх.

Под куполообразным потолком сгустился знакомый черный туман, который прямо на глазах начал разглаживаться, превращаясь в плоскую поверхность цвета обсидиана. Буквально в считанные мгновения передо мной образовалось нечто вроде черного полированного зеркала, в глубине которого я с изумлением и досадой разглядела напудренные щеки и башнеобразный парик.

"А это чучело здесь что делает?" – подумала я.

"Помни! Этой ночью, после заката!" – прогремел у меня в голове потусторонний, будто усиленный эхом, голос, и жертва средневековой косметологии разразилась противным, каркающим смехом.

Туман начал рассеиваться, черное зеркало превратилось в дым и растаяло точно по мановению волшебной палочки. Я невольно сглотнула: тетка явно умела колдовать, а это уже могло стать проблемой.

Но и сдаваться я не собиралась. Если нужно встретиться с ней один на один – я встречусь. И пусть тогда пеняет на себя!

Исполненная решимости, я взглянула на герцога.

– Так когда, вы говорите, бал будет?

– Завтра! Как вы понимаете, подготовка займет весь сегодняшний день, а ночью…

Язон виновато отвел глаза.

– А ночью вы все превращаетесь в зверюшек и метите территорию вокруг замка, – подсказала я.

Народ обалдел. Как я поняла, о собственной ночной жизни не знал никто, кроме герцога, которому я же и рассказала. Видимо, наивные люди считали, что по ночам они просто впадают в глубокий сон, а утром чинно просыпаются в своих постельках. Что ж, многие знания – многие печали. Может, и не стоило раскрывать им эту "жуткую" тайну, но что поделать – дело уже было сделано.

По рядам слуг пронесся нестройный гул. Люди начали перешептываться, с тихим недоумением глядя то друг на друга, то на меня, то на Их Светлость. Язон моментально взмахнул рукой, призывая всех к порядку.

– Да! – заговорил он зычным, уверенным голосом – ни дать, ни взять, предводитель племени. – Все это время мы вели двойное существование и обитали в двух телах! Днем мы ходили на двух ногах и пытались сохранить подобие порядка в этом замке, а ночью наши тела обрастали шерстью, и мы теряли человеческий разум. Но теперь этому приходит конец! Спасительница уже здесь! Замок оживает! И я уверен, как только благородная мадемуазель Катрин согласится стать моей женой – проклятие исчезнет, и мы будем спасены!