Трофей императора

Глава 3

Твердые шаги Владыки эхом разносились по этажу. Рейна прислушалась и хмыкнула: раздражен. Интересно, что на этот раз разъярило Повелителя Ветров?

Ну, что бы это ни было, она сумеет остудить его пыл.

Всегда умела.

Наверное, потому и задержалась в его спальне на целых пять лет.

Прищурившись, она повернулась к зеркалу, занимавшему пролет между двумя окнами в императорской спальне, и провела рукой от горла вниз, по тонкому шелку сорочки, не скрывавшему ни полной груди с торчащими сосками, ни крутых бедер, ни темной развилки между ними. Сочные губы женщины разъехались в предвкушающей улыбке.

Рейна Анхаллен была красива и прекрасно это осознавала. Красива темной, завораживающей красотой, чувственной и порочной, которая сводит мужчин с ума. Ее тело было создано для наслаждения, губы для поцелуев, а в глазах всегда таилась сладкая поволока. Это была женщина-яд, женщина-желание. Воплощение страсти. И умело пользовалась тем, что дали ей боги.

Недаром же столько лет согревала постель императора и его холодную кровь.

Хотя, надо признать, иногда Роннар мог быть даже очень горячим. Особенно, если его разозлить.

Вот и сейчас волна ярости и раздражения неслась впереди него, заставляя дрожать стекло и вибрировать камень.

Облизав губы, Рейна развязала ленту на горле и спустила сорочку с плеч. Потом подхватила со столика серебряную вазу с медовыми ягодами и забралась на кровать. Она улеглась так, чтобы из-под серебристых мехов выглядывали аппетитные округлости, и хорошо отработанным жестом поднесла одну из ягод к губам.

Она едва ее прикусила, как двери спальни распахнулись настежь. Створки ударились о стены, отскочили и жалобно затрещали, но удержались на бронзовых петлях.

Рейна притихла, не сводя взгляд с мужчины, который возник на пороге. Сладкий, душистый сок капнул ей прямо на грудь.

Роннар застыл в дверях. Будто наткнулся на невидимую преграду. Втянул в себя воздух, пропитанный восточными благовониями и запахом доступной женской плоти.

– Рейна? Что ты здесь делаешь? – бросил зло.

В глазах дарга бесновалась тьма, то и дело вспыхивая алыми искрами. Таким Рейна его еще не видела. Похоже, эта ночь будет жаркой.

Отмерев, она с привычной ленцой поднесла к губам еще одну ягоду, держа за тоненький хвостик, и провела языком по ее гладкой поверхности.

– Как что, мой император, – мурлыкнула, и в ее глазах сверкнуло приглашение. – Разве я не должна быть здесь, чтобы унять ваш пыл?

Несколько секунд Роннар молча смотрел на любовницу. Внутри бушевала буря. Ярость свивалась в жгуты, душила, то вспыхивая жалящими искрами, то хлеща, как северный ветер. И все из-за собственной глупости. Не сдержался! Не понял, кто перед ним. Хотел позабавиться над глупой девчонкой…

– Не сегодня, – проскрипел, переступая порог. – И не завтра. Планы изменились, Рейна.

Удивленная, она приподнялась на локте.

Дарг прошел к зеркальному бару, плеснул в высокий бокал искрящийся напиток и залпом его осушил. Потом развернулся. Но на этот раз его глаза были прозрачными, как хрусталь. В них царило ледяное спокойствие.

– Рон… – Рейна нахмурилась. – Что происходит?

Его лицо слегка потемнело, но голос остался спокойным и даже прохладным:

– Иди к себе. Завтра ты должна покинуть Ирриген. Навсегда.

– Что? Почему? – губы женщины задрожали, в глазах мелькнуло непонимание. – Если это из-за будущей свадьбы, то ты говорил, что она никак не повлияет на наши отношения!

– Все изменилось.

– Изменилось? Что изменилось? – она поднялась с постели и сделала шаг к нему. – Я осталась такой, как прежде.

Роннар смотрел, как она приближается, ступая босыми ногами по мягкому меховому ковру. Как ее руки скользят вдоль тела, обрисовывая чувственные изгибы. Вот она приподняла пышную грудь, вот коснулась сосков, вот провела ладонями вниз. Его взгляд следовал за ее руками, словно прикованный.

Но, странное дело, прежнего желания не было. Эта женщина больше не прельщала его.

Рейна была совсем близко. Она протянула руку и коснулась его лица. Аромат медовых ягод, которые она только что ела, коснулся обоняния дракона. И тот фыркнул, сбрасывая наваждение.

В глазах императора вспыхнул лед.

Он спокойно отвел ее руку, держа за запястье.

– Я изменился, – произнес тихо, но твердо. – И я не прошу, Рейна. Это приказ.

Ее губы на секунду сжались в узкую полоску, в глазах мелькнуло предупреждение. Мелькнуло – и тут же пропало. Лицо женщины расслабилось.

– Что ж, кто я такая, чтобы оспаривать ваш приказ, мой император, – произнесла она с легкой улыбкой. – Надеюсь, вы дадите мне время проститься с друзьями?

Он отпустил ее руку.

– Да. И ты заслужила хорошие отступные.

– Мне не нужны отступные, мой император. Но… Могу я узнать, кто она?

Ее бархатный пеньюар лежал на кресле возле кровати. Роннар молча поднял его, молча накинул на плечи той, что пять лет принимала его в себя, гасила лишний огонь и дарила наслаждение.

Рейна завернулась в пурпурный бархат, уже понимая, что он не ответит.

Когда двери императорской спальни закрылись за ее спиной, красавица резко вдохнула, усмиряя обиду и гнев. Хвала Темному Халлу, у нее хватило сил не сорваться! Хватило сил выйти с гордо поднятой головой.

Добравшись до своих покоев, она упала плашмя на кровать и несколько минут рыдала, давая выход той злости, что душила ее изнутри. Наконец, поднялась. Скинув одежду, шагнула в купальню под прохладные струи. Вода отрезвила, вернула ясность ума. И в глазах Рейны появилась сосредоточенность.

В будуар она вернулась собранной и практичной. Обнаженная, с блестящими на коже капельками воды, села за столик, накрытый узорчатым кружевом, придвинула поближе шкатулку из слоновой кости. Среди множества украшений, хранившихся в ней, Рейну сейчас интересовало только одно. Возможно, самое важное.

На вид это был обычный браслет, сделанный в виде гладкого обруча и украшенный единственным камнем. Но Рейна знала, что это не так. За внешней простотой и непритязательностью скрывалось еще кое-что.

Она надела неброское украшение и нажала на камень.

Воздух в комнате моментально сгустился, стал почти осязаемым. Появились белесые струи, похожие на туман. Они поднимались от пола вверх, сплетались в единое целое, меняли очертания, пока перед Рейной не образовался мужской силуэт, сотканный из тумана. Силуэт качнулся, и на плоском пятне, заменявшем ему лицо, сверкнули глаза.

– Зачем ты меня звала, Рейна Анхаллен? – голос звучал как из трубы, измененный амулетом связи и расстоянием.

– Приветствую, Ваша Светлость, – женщина откинулась на спинку кресла, без всякого стеснения демонстрируя грудь. – Вы приказывали докладывать обо всех изменениях. Так вот, сегодня Владыка выставил меня из спальни и приказал завтра же покинуть замок.

– Хм. И чем ты его так прогневила?

– Не я. И дело не в гневе. Мой приворот не подействовал на него, хотя я пыталась. Вам известно, что это значит.

***

Ослепленный яростью, Роннар смахнул со стола пустой бокал. Тот рухнул на пол и разлетелся вдребезги. Звон разбитого стекла перекрыл гневный рык. Рев дракона отразился от стен кабинета, скрытых за книжными стеллажами, заставил откликнуться древние камни и расплескался по мраморным плитам пола, прикрытым коврами.

Одна из стен дрогнула, словно отвечая на гнев хозяина, и сошла с привычного места.

– Владыка? – из-за портьеры, скрывавшей тайный вход, показалось хмурое лицо. – Я услышал твой зов.

Роннар оглянулся на друга. Точнее, это был больше чем друг, если только дарги из правящего клана вообще способны на дружбу.

Фаэрн Ли Танарис из клана Рубиновых драконов – его молочный брат, его личный телохранитель, его неотступная тень, и он всегда доверял ему как себе. Узы, которые связывали этих двоих, не были кровными. Но от этого они были не менее крепкими.

Сам Роннар принадлежал к клану Алмазных, самых крупных и самых сильных, но в то же время и самых вспыльчивых из всех существующих.

Этот клан веками правил Ламаррией, но право на трон не передавалось по наследству. Претенденты сражались за него, не на жизнь, а на смерть. Проигравшие погибали. Победитель получал абсолютную власть. А вместе с ней и тяжелую ношу – ответственность за империю.

– Да, я звал тебя, брат, – выдохнул Роннар, выталкивая слова так, будто это были комки смолы, застрявшие в горле. – Возникла проблема.

Фаэрн опустил глаза, и Роннар проследил за его взглядом. Хмыкнул и разжал пальцы, покрытые сверкающей чешуей. Мраморный край стола, превратившийся в крошку, осыпался вниз.

– Вижу, – сдерживая эмоции, констатировал молодой человек. – Кого я должен убить?

Он прошел в спальню, мельком покосившись на россыпь стекла, которая еще недавно была хрустальным бокалом. И остановился, ожидая указаний.

По лицу Роннара скользнула болезненная гримаса. Его темная половина встрепенулась, почуяв слабину, и в глазах императора снова вспыхнули искры.

– На этот раз никого, мой друг. Все гораздо сложнее. И проще. – Он откинул упавшую на глаза прядь волос, прошел к креслу и жестом пригласил Фаэрна занять второе. – В замке находится альхайра.

Рубиновый с минуту молчал, переваривая услышанное. Потом медленно повторил:

– Альхайра… Она из тех дев, что прибыли на Бал?

Роннар мрачно кивнул.

– Гхарровы яйца! Ну, ничего, ты все равно собирался посетить этот Бал. Запах такой кучи девственниц отвлечет…

Владыка остановил его резким взмахом руки.

– Это ничего не изменит, – произнес он сквозь зубы. – Ты забываешь, что я заключил сделку с королем Этрурии, а мое участие в Бале всего лишь дань нашим традициям. Я не могу присутствовать там в качестве жениха. Брак с одной из принцесс формально уже состоялся. Договор лежит у меня на столе, осталось только вписать туда имя… Любое из шести.

– Так в чем дело?

– Эта альхайра одна из них. Мой дракон почуял ее и вкусил…

Фаэрн тихо выругался. Обыскал взглядом зеркальные полки, ища, чего бы выпить покрепче. Его руки немного подрагивали, когда он откупоривал бутылку из темного стекла. Огненная жидкость обожгла горло молодого дарга.

– Темный Халл… как же так вышло?

– Наверное, боги решили меня наказать, – Роннар пожал плечами с беспечностью, которой не ощущал. – В конце концов, однажды это должно было случиться.

– Кто она? Кто из шести?

– Я не спросил. Не до этого было. У меня едва хватило сил, чтобы сдержать оборот. – Голос Владыки наполнился горечью. – Глупая, она пришла на мой зов.

– Ты…

– Да, я пел. Что ж, теперь уже поздно что-либо менять. Девчонка откликнулась, я услышал ее так же ясно, как слышу тебя, и не сдержался. Даже больше, я почти не понимал в тот момент, что творю. Было только одно желание – обладать. Сделать ее своей прямо здесь и сейчас.

Рубиновый снова выругался. На этот раз мысленно, но не смог скрыть эмоций. Его пальцы с хрустом сжались на горлышке бутылки, и толстое стекло пошло мелкими трещинами.

– Это плохо, – пробормотал он. – Альхайру нельзя брать в жены, нельзя вводит в дом. Она сделает тебя слабым, уязвимым. А ты не имеешь на это права. Не сейчас, когда с границ приходят дурные вести.

– Я знаю. Но если откажусь от нее…

– …то утратишь контроль над драконом, – закончил Фаэрн глухим голосом.

– Как видишь, выбора нет. Ты сам это знаешь.

– И что же теперь?

Пожав плечами, Роннар поднялся. Прошел к стрельчатым окнам, уходящим к высокому сводчатому потолку, украшенному искусным орнаментом. И встал напротив, вглядываясь в ночное небо.

Он смотрел на луну.

– Завтра на Балу я узнаю, как ее зовут. И впишу это имя в брачный договор. Это лучшее, что я могу сделать.

За его спиной повисла тревожная тишина.

Фаэрн понимал, что он прав. Что другого выхода нет. Потому что сам был драконом.

Они всегда имели слабость к человеческим девственницам. Их манил аромат невинной плоти, причем от внешности девы ничего не зависело. К прекрасным, утонченным эльфийкам дарги были абсолютно равнодушны. Как и к представительницам других рас, населяющих этот мир.

Только в человеческой девственнице дракон, живущий в каждом из них, мог учуять пресловутую «искру», означавшую, что эта дева способна понести от него и подарить клану здоровое и сильное потомство. На Балу Невест мужчины Ламаррии выбирали именно таких, тех, в ком пылает «искра».

Но были среди человеческих дев и другие, те, что слышали тайный драконий зов.

Если дева откликнулась на него – значит, она альхайра. Драконье сокровище. Самое ценное, самое вожделенное. Дороже злата и серебра.

Почуяв альхайру, дракон уже не способен думать о чем-то другом. Его разум затмевает желание обладать, присвоить себе эту женщину, спрятать от всех. Если нужно – украсть. Охранять ценой собственной жизни. И даже убить ради нее, если придется.

Человеческий разум не способен совладать с этой жаждой. Темная половина гораздо сильнее. Для такого дракона стираются рамки приличий, законов, морали. Он уничтожит любого, кто встанет между ним и его сокровищем.

Единственный способ уберечь себя от безумия – это избегать любого контакта с альхайрой. Не касаться ее руки, не вдыхать ее запах. Не смотреть на нее. И ни в коем случае не целовать.

Поцелуй альхайры – это печать, связывающая две души. Для дракона и дар, и проклятие.

Они оба знали об этом.

– Я познал ее вкус и уже не смогу отпустить, – бесцветно проронил Роннар.

– Ты ей скажешь?

– Постараюсь, чтобы она никогда не узнала. Мне не нужны интриги. Просто женюсь на ней и запру.

– Наверно, ты прав. Так будет лучше всего.

Роннар развернулся к Рубиновому и качнул головой.

– Отправляйся в донжон и найди Кларенса. Он был со мной в саду, и я приказал ему доставить девчонку в ее покои. Наверняка он все понял.

– Если это так, то его нельзя оставлять…

– Да, свидетели мне не нужны. Свяжи его обетом молчания и отправь на Западный кордон. Там как раз сейчас жарко. У орков пора брачных игр.

– Слушаюсь, мой император.

Фаэрн скрыл облегченную улыбку. Он ожидал, что Роннар прикажет убить беднягу, чтобы избавиться от нечаянного свидетеля своей слабости. Он на его месте так бы и поступил. Но Владыка был мудр и умел управлять своими эмоциями. Если бы не это, он вряд ли бы смог укротить ветра и стать императором.

Оставшись один, Роннар начал мерить спальню размашистыми шагами. Было уже далеко за полночь, но спать не хотелось. Жар, пробужденный поцелуем альхайры, до сих пор бродил в его жилах, словно молодое вино. И все мысли, вольные и невольные, были о ней. О девушке с серебристыми волосами, такими светлыми, что они казались продолжением лунного света.

Стоило лишь забыться, и он, как наяву, видел ее лицо: изящные черты, тонкие брови, большие глаза, прозрачные, словно два голубых бриллианта чистой воды. Это была та невинная, трогательная красота, которая неизменно пробуждает в мужчине инстинкт защитника, желание обладать ею и охранять. Хрупкая, невесомая, словно сотканная из света и облаков.

А Роннар был не просто мужчиной. Он был драконом.

Так и прекрасная незнакомка оказалась не просто невинной девой. Она оказалась альхайрой. И если он не получит ее, то вскоре сойдет с ума.

Глава 4

Когда Валенсия проснулась, солнце уже стояло в зените, а из гостиной раздавались веселые девичьи голоса. Сестры что-то обсуждали, не скрывая эмоций, и взрывы их смеха звенели переливами серебряных колокольчиков.

Ленси приподнялась на локте. Приготовленное платье висело в изножье на спинке кровати. Напротив стоял изящный секретер с гнутыми ножками, а над ним висели часы с золотыми гирьками в виде еловых шишек. Узорчатые стрелки показывали двенадцать часов.

Полдень! Ее никто не удосужился разбудить, хотя если платье есть, значит, горничная приходила.

Это могло означать только одно – сестры объявили бойкот.

Она рывком отбросила одеяло и поднялась, ища босыми ногами тапочки. Потом подбежала к зеркалу, наспех собирая в пучок длинные волосы.

В голове быстро прокручивались события вчерашнего вечера и ее позорное возвращение с неурочной прогулки. Молчаливое осуждение сестер, их заспанные, хмурые лица, недовольство, застывшее в глазах. И полный злорадства голос Лидии.

Девушка даже не сомневалась. Это старшая из принцесс разбудила всех остальных и заставила ждать на лестнице, чтобы она, Ленси, прочувствовала всю глубину своего недостойного поведения. Но это все ерунда по сравнению с тем, что ждет ее дома…

Если Лидия наябедничает отцу, тот вряд ли обрадуется, что младшая дочь вела себя как непотребная девка. Ночью, без сопровождения покинула башню, бродила по чужому саду, слушала незнакомого кифарда и…

Целовалась с даргом!

Валенсия застыла, вглядываясь в свое отражение. Стыд, страх и то лихорадочное состояние, что она тогда испытала, отразились в ее глазах, сделав зрачки такими огромными, что за ними исчезла радужка. Щеки в одно мгновение вспыхнули маковым цветом, жар охватил лицо, плечи, грудь. И где-то внизу живота разлилось уже знакомое, приятное томление.

Стыдясь собственных ощущений, Ленси на секунду прикрыла глаза.

Удивительно, она не могла припомнить его лицо. Зато помнила пронзительный взгляд, голос, от которого в ее теле дрожала каждая жилка, прикосновения сильных рук. И губы. Одновременно властные и нежные, жадные и осторожные, твердые и податливые. Словно закаленная сталь, завернутая в нежнейший шелк.

Она помнила жар его тела, прижимавшегося к ней, и твердость плеч, за которые цеплялась, чтобы не упасть. Помнила аромат парфюма, изысканный, тонкий, он вскружил ей голову раньше, чем поцелуй. А вот лица незнакомца не помнила. Оно было словно в тумане.

Ленси не могла описать своего ночного соблазнителя, но была уверена: если столкнется с ним, то сразу узнает.

Она поплескала себе на лицо из серебряного рукомойника, чтобы остудить пылающую кожу, и тихонько вздохнула.

Негоже принцессе думать о незнакомце. Негоже испытывать грязные чувства! Тем более, когда решается судьба ее королевства. Лучше пойти, попросить прощения у сестер, повиниться и клятвенно пообещать больше такого не делать. Авось Лидия сжалится и не станет писать отцу.

Если уже не написала.

Но отсидеться в спальне тоже вряд ли получится. Хотя такая мысль и мелькнула.

Повздыхав, Валенсия переоделась в приготовленную служанкой одежду. Хвала богам, корсеты, фижмы и парики остались в прошлом веке, так что ей не пришлось долго мучиться. Дневной наряд принцессы состоял из батистовой нижней рубашки, украшенной тончайшим кружевом, пышной юбки, коротких штанишек и верхнего платья.

В Этрурии правила приличия были очень строги к незамужним девицам, даже если это принцессы. А мода предписывала девушке быть похожей на нераспустившийся бутон: свежей, невинной и юной. Так что вход шло все: тонкие, воздушные кружева, струящиеся ткани, летящие фасоны, и, конечно же, пастельные цвета.

Дневное платье Валенсии соответствовало всем этим правилам: муслин бледно-розового цвета, глухой воротник и длинные рукава, пышные на плечах и сильно сужающиеся к запястьям. Спереди два десятка мелких пуговок из розового жемчуга, такие же пуговки вдоль рукавов до самых локтей. А единственным украшением служила узкая лента благородного пурпура, который резко контрастировал с нежным цветом платья.

Волосы Ленси зачесала вверх, тщательно подобрав локоны, и подхватила их лентой. Но несколько коротких прядок остались кокетливо виться вокруг лица. Насупившись, она смочила их водой и с нажимом пригладила к голове.

Каждое утро младшей принцессы начиналось с борьбы с волосами. И каждое утро победа была не на ее стороне. Она знала, что влага на волосах скоро высохнет, и непослушные пряди снова будут торчать, придавая фривольный вид, недопустимый в ее положении.

Закончив, девушка придирчиво осмотрела себя. Потом постаралась придать лицу нужное выражение, показывающее всю степень ее покаяния, мысленно прочитала молитву Эльхе Пресветлой и тихонько приоткрыла дверь в гостиную.

Ее накрыло новым взрывом смеха, ворвавшимся в образовавшуюся щель.

– Любая принцесса спит и видит себя королевой! – она услышала резкий голос Лидии и осторожно выглянула в гостиную.

– Или императрицей, – выкрикнул кто-то из сестер. – Чего уж мелочиться в желаниях?

– А хоть и императрицей! Отец сказал, что брачный договор уже составлен. И он здесь, в этом замке. Его привез с собой королевский поверенный за день до нашего появления. Осталось только вписать имя невесты. И та, что сможет заинтересовать императора, сама станет императрицей. Вы только вдумайтесь, как это звучит, – ее голос внезапно сменил тональность, плечи расправились, острый подбородок дернулся вверх. – Императрица Лидия Мудрая!

И снова принцессы покатились со смеху.

Они расположились на двух низких софах, окружавших кофейный столик, и наслаждались цветочным чаем из изящных фарфоровых чашечек, таких маленьких, что они легко уместились бы в девичьем кулачке. На столике высился серебряный чайный набор, украшенный гравировкой: пузатый чайничек, вазочка с ароматным вареньем и широкая тарелка с воздушными пирожными.

Ленси невольно сглотнула, втягивая запах угощения. До обеда еще три часа, вот они и лакомятся полуденным чаем, как предписывает придворный этикет Этрурии.

В этот момент Лидия строго взглянула на сестер поверх тонкой золотой оправы очков. Она всегда носила эти очки, уверенная, что они придают ей вес в глазах окружающих. Хотя все знали, что со зрением у нее все в порядке.

– Не вижу ничего смешного! – произнесла она назидательным тоном. – Особенно в нашем положении. Этот Бал наш единственный шанс спасти королевство, и я не преувеличиваю! Нам вообще повезло, что император решил жениться. Если хотя бы одна из нас сможет заинтересовать императора, то мы все будем спасены. Или хотите, чтобы дядя Феликс занял трон Этрурии, а нас сослал в монастырь?

Лидия осмелилась высказать то, о чем думали все. Девушки больше не смеялись. Стыдливо опустив глаза, они тщательно делали вид, будто нашли что-то интересное на дне своих чашек.

Первой шевельнулась Валенсия. Открыла дверь шире, привлекая к себе внимание, и замерла на пороге.

Пять пар глаз, как по команде, обратились в ее сторону.

– А вот и наша спящая красавица, – хмыкнула Лидия, оглядывая младшую с ног до головы и обратно. – Слышала я, что ночные прогулки способствуют крепкому сну. Но не думала, что настолько, чтобы спать до полудня!

В ее словах звучали и насмешка, и превосходство.

– Ли… – Ленси не смела перечить старшей сестре. Тем более сейчас, когда действительно ощущала себя виноватой. – Прости. Я совершила глупость, но обещаю…

– Мне не нужны твои обещания, – отрезала Лидия. Поставив недопитую чашку на столик, она глянула на Валенсию с неприкрытым презрением. – Ты нас только позоришь. Я умоляла отца оставить тебя во дворце, но он не внял моим просьбам. Утром я доложила ему о твоем неподобающем поведении. И уже получила ответ.

Валенсия сжала руки, ожидая свой приговор. Она видела, как в серых глазах старшей принцессы сверкнуло удовлетворение, когда та громко и четко произнесла:

– Ты не идешь на Бал, сестричка. Ты сегодня же возвращаешься домой!

***

Это всегда было так. С самого детства. Лидия ее недолюбливала. Не говорила прямо, но вскользь, намеками, взглядами, жестами давала понять, что считает младшую сестру виновной в смерти матери.

А Валенсия не могла взять в толк почему.

Разве она виновата, что родилась? Виновата, что выжила? Что отец, безумно хотевший сына, заставлял супругу рожать каждый год, невзирая на предупреждения лекарей и целителей?

Пока однажды не услышала разговор двух служанок.

Он перевернул все ее представление об этом мире, об окружающих людях, и о ней самой в первую очередь.

Тогда она поняла, что дело не в матери. И не в Лидии. Дело в ней. В том, что она не такая, как ее сестры. Иная.

Испуганная и ошеломленная, она побежала к няне в поисках защиты и объяснений. Но та лишь прикрикнула на нее, чтобы не смела подобное даже думать, не то что вслух говорить. И в тот же день служанки, чей разговор Ленси подслушала, бесследно исчезли из дворца. Со временем тот случай стерся из памяти, но привычная тревога охватывала девушку каждый раз, стоило ей глянуть в зеркало.

– Горничная уже собрала твои вещи, так что задерживаться не придется, – голос старшей сестры вывел ее из оцепенения. – А имперским ньордам приказано сообщить, что ты захворала.

– Я могу пообедать? – спросила, тихо ломая пальцы.

– Разумеется, – Лидия величественно кивнула, как заправская королева. – Пообедаешь – и вперед. А то еще отцу нажалуешься, что мы его любимицу голодом морили.

Ленси закусила губу, но смолчала. Хотя очень хотелось выкрикнуть, что ни разу не жаловалась. Ни тогда, ни сейчас…

Валенсия бросила беглый взгляд на сестер, пытаясь понять, что они думают. Но те сидели как на поминках, избегая встречаться глазами.

Так было всегда.

Наконец, одна из них примирительно произнесла:

– Чай будешь? – и немного подвинулась, освобождая место рядом с собой.

– Спасибо, Фло, – Ленси послала ей смущенную улыбку и поспешила воспользоваться предложением.

Сидевшая напротив Дельфина, под неодобрительным взглядом старшей сестры, тут же протянула ей свободную чашку.

– Попробуй пирожные. Местный повар просто волшебник!

И тут же остальные сестры загалдели, пытаясь загладить неловкость, возникшую после слов Лидии.

Валенсия старательно улыбалась, слушая их милые шутки, но руки предательски подрагивали, когда она подносила чашку к губам.

Как всегда, ее сестры сидели по старшинству, инстинктивно заняв тот порядок, в котором появились на свет.

Лидии, самой старшей из них, к этому времени уже исполнилось двадцать три. В таком возрасте девушки Этрурии давно уже нянчат детей и ведут хозяйство в доме супруга. Но старшей принцессе не повезло. Жених, за которого ее сосватали еще в детстве, умер, не дожив до пятнадцати лет. Свадьба не состоялась, но кронпринцесса, по каким-то ей одной известным причинам, продолжала носить траур и отказывать другим женихам.

Впрочем, их было не так уж и много, учитывая, что женитьба на принцессе Этрурии не давала права на трон.

Сильвия – вторая по старшинству – обладательница роскошной гривы, которую ее камеристка каждое утро укладывала в немыслимую прическу и украшала живыми цветами.

За ней шла Дельфина – худощавая, с выступающими ключицами и узкими плечами. Единственная, кому очки действительно были нужны, но она принципиально отказывалась их носить.

Дальше следовали двадцатилетние двойняшки Даная и Флора. Кудрявые, быстроглазые и смешливые.

И все сестры были очень похожими друг на друга.

Все, кроме младшей.

Постепенно разговор снова вернулся к брачному договору.

– Странно все как-то, – пробормотала Сильвия. – Зачем императору вообще этот брак? Он ведь уже был женат!

– Он овдовел пять лет назад, – сухо напомнила Лидия. – Видимо, Владыка уже оправился от потери.

– Или хочет наследника.

– Его жена умерла от родовой горячки. Но был ли младенец – никто не знает. Дарги не любят делиться личными тайнами.

– А я слышала, что ее отравили! – добавила Флора заговорщицким шепотом, делая огромные глаза.

– И кто говорит?

– Мне Ирма сказала, – Флора пожала плечами, упоминая личную горничную. – Говорит, в Ирригене все об этом шепчутся по углам, да вслух сказать боятся. Мол, Владыка тогда всех ньордов, всю личную гвардию на ноги поднял. Перевернули столицу с ног на голову, но виновных так и не нашли. Но с тех пор он обитает здесь, в Ирригене, а в императорский дворец ни ногой.

Девушки переглянулись.

– Да, что-то такое и я слышала… – подала голос Даная, задумчиво хмуря лоб.

– Меньше слушай сплетни служанок! – одернула Лидия. – Дельфина, а ты чего молчишь? Или тебе не интересно, почему император Роннар надумал снова жениться?

– Нет, не интересно, – пожала плечами Дельфина. – И замуж я не спешу, даже ради титула императрицы.

– Это почему же, позволь узнать?

– Вряд ли императрицам позволено заниматься науками и преподавать.

– Все еще мечтаешь вернуться в Академию?

– Да, все еще надеюсь получить от папеньки разрешение. А брак поставит крест на моей мечте.

Она замолчала, давая понять, что вопрос исчерпан.

Валенсия знала, что Дельфина никогда не стремилась к замужеству ни в каком его виде. Как и остальные принцессы, она закончила Высшую Академию Этрурии, но, в отличие от сестер, не желала вести праздную жизнь, занимаясь благотворительностью в ожидании мужа. Ей хотелось вернуться назад, в Академию, на кафедру Небесной механики, только на этот раз в качестве преподавателя.

– А ты, Ленси? – неожиданный вопрос Сильвии заставил ее оторваться от мыслей и поднять затуманенный взгляд на сестру. – Что скажешь? Хочешь стать императрицей?

– Теперь это уже не важно, – она уткнулась в чашку, избегая пронзительного взгляда Лидии. Ее щеки окатило знакомым огнем. Все это время мысли Валенсии были о ночном незнакомце, и сейчас она вспыхнула, будто пойманная на месте преступления. – Да и вряд ли Владыка выбрал бы меня. По сравнению с вами, я просто моль. Даже папенька говорит, что я немного не удалась…

Ее голос затих, перейдя в легкий вздох.

Все принцессы, начиная от Лидии и заканчивая Данаей, были высокими, стройными девушками с вьющимися золотисто-каштановыми волосами и яркими чертами лица. Темные брови, алые губы, карие глаза в обрамлении черных, как смоль, ресниц…

А что же она? Слишком маленькая, слишком бледная, слишком хрупкая. Тонкая, прозрачная кожа, которая по любому поводу вспыхивает жаром румянца. Почти бесцветные волосы, а вместе с ними и брови, и ресницы. И при этом настолько светлая радужка, что мало кто осмеливается заглянуть ей в глаза.

На фоне своих ярких сестре она казалась голубкой, случайно залетевшей в стаю райских птиц. Или тенью, бледным подобием.

– Ну, это же он любя, – улыбнулась Дельфина. – К тому же, как говорят, «с лица не воду пить»! И вообще, у тебя красивые глаза. Странные, но красивые. Если бы ты послушалась Сил и научилась пользоваться косметикой…

– Ты же знаешь, что я не могу, – тихо перебила Валенсия. – У меня аллергия.

– Ох, ну точно, не удалась.

– Хватит, – оборвала Лидия, поднимаясь. – Я хочу прогуляться перед обедом. Говорят, в Ирригене прекраснейший сад и фонтаны.

И снова Ленси почувствовала, как ее щеки пылают.

Да, в Ирригене прекрасны не только сад и фонтаны. В нем есть еще кое-что…