Поющие камни

Сфотографировав спираль на мобильник, Геннадий выкупался и, растянувшись прямо на песке, рядом с камнями, закрыл глаза, представив рядом с собой – Эдну. Не в сарафане, а в чем-то более пляжном… в шортиках или лучше в бикини… Загадочная красавица синеглазка оставила в душе Иванова глубокий след. А еще – надежду. Надежду на новую встречу. Ведь бусина же, сердолик этот – не зря.

Златовласая дева пришла! Явилась! Такая же красивая, как и всегда. Вышла прямо из волн, улыбнулась, стянула через голову сарафан, оставшись в одном ярко-красном купальнике…

– Вот мы и встретились, мой славный витязь. Рада, что ты не забыл меня…

– Я тоже рад…

Юная красавица села рядом с Геной на песок, обняла парня за шею… и с жаром поцеловала в губы… Ах…

Что-то зазвенело в воздухе, так гулко, что молодой человек тут же проснулся и, распахнув глаза, недоуменно закрутил головой. Потом вскочил на ноги, осмотрелся, прислушался… и улыбнулся, поняв – это пели камни! Вот эти самые скалы, неуютно серые, раскрашенные неумелыми граффити, камни, пели, звенели, исходили радостью, встреча в первые лучи восходящего солнца. По морю, среди бирюзовых волн, пробежала дрожащая золотисто-солнечная дорожка, сверкающая так, что стало больно смотреть. Геннадий прикрыл глаза… и вдруг услышал шаги.

Обернулся. К нему подходили трое. Трое мускулистых парней в шароварах и наброшенных на голое тело жилетках. Двое – совсем молодые, бритоголовые, с серьгами. Один – постарше – в тюрбане. Кто это, местные гопники? И чего их тут носит, с ранья? Ну, ведь сейчас огребут, мало не покажется. Зря, что ли, Гена борьбой занимался и немного боксом? Огребут, огребут, тут уж без вариантов. Ну, подходите, чего тянете-то?

Парни между тем вели себя вполне дружелюбно. Подойдя ближе, заулыбались, бросили пару слов – как видно, поздоровались.

– Ола! – улыбнулся в ответ Гена. Привет, мол, как дела?

Парни неожиданно поклонились, тот, что в тюрбане, снял заплечный мешок и, присев на корточки, принялся доставать из него какие-то вещи, выкладывая их рядом с собой на песке. Блестящие стеклянные бусы, разноцветные флакончики, резные шкатулки, простенькие браслетики, перстеньки и прочая бижутерия.

Продавцы сувениров, ага. Только вот торговались они как-то странно: выложили все на песок и отошли: мол, смотри, выбирай, никто на тебя не давит.

Можно, конечно, было и послать этих торговцев куда подальше, да не хотелось зря обижать людей, тем более с утра. Работа у них такая, бизнес, что поделаешь? Бусы, кстати, неплохо бы Розалинде презентовать… или лучше духи? Да, духи – лучше.

Пожав плечами, Геннадий наклонился, взял в руки флакончик. Изящный, сделанный из толстого матово-голубого стекла под средиземноморскую древность. В горлышко вставлен не пластик, а пробка…

Открыв, Гена понюхал сначала один… потом другой… а на третий уже не хватило сил. Все вокруг поплыло, зашаталось, и песок вдруг рванул к глазам… и белый свет превратился в черный… как воды далекого озера Муст-ярв.

* * *

Иванов пришел в себя в каком-то сарае, среди таких же, как и он сам. Из одежды – одни купальные шорты, ни мобильника… ни сердоликовой бусины. Все сперли, черти! Голова, конечно, болела, но все же не настолько сильно, чтоб совсем нельзя было соображать. Что с ним произошло, Гене, в общих чертах, было совершенно ясно. Чертовы гопники подсунули отравленный аэрозоль, вырубили, обобрали… да и самого прибрали, похитили. В заложники, что ли, взяли? Судя по всему – так. Как и всех этих людей…

– Э-эй, – привалившись спиной к стенке, молодой человек дотронулся до локтя ближайшего соседа – курчавого смуглолицего парня. – Спик инглиш? Парле франсэ? Эспаньоль?

Испуганно отпрянув, парень что-то буркнул в ответ. Гена повел плечом. Совершенно непонятный язык. Наверное, каталонский.

Народу в сарае оказалось немало, с дюжину человек, парни да молодые мужчины. В основном смуглолицые брюнеты, но встречались и светловолосые бородачи, впрочем, ни по-русски, ни по-английски они не говорили, а немецкий, тем более испанский, Иванов не знал. Сарай был заперт, сквозь щели меж толстыми досками проникали внутрь полоски яркого солнечного света, отчего и все узники казались какими-то полосатыми, будто в лагерных куртках-пижамах.

Всех держали взаперти, и пока было непонятно – кто и зачем. Исламисты, игиловцы – очень может быть, потому как кроме них больше, пожалуй, и некому. Разве что – торговцы человеческими органами. Нет уж, тьфу-тьфу… лучше уж исламисты… А вообще, непонятно, что лучше… или уж – что хуже. Смотаться бы отсюда как можно быстрей, используя подходящий случай.

Понемногу приходя в себя, молодой человек еще раз внимательно осмотрел помещение. Осанистое, надежное, грубое. Крепкие, вкопанные в землю столбы, толстые не струганые доски. Что это – бук или граб? Какое-то южное твердое дерево. Голыми руками не возьмешь, нечего и пытаться. Что же тогда остается? Подкоп? Опять незадача – почва-то твердая, почти как камень. Лопатой, и той не возьмешь, только киркою. М-да-а-а, угодил, однако…

Некоторые узники негромко переговаривались все на том же непонятном языке, большинство же сидело молча. Кто-то дремал, а кто-то просто тупо пялился прямо перед собой, устремив взгляд в одну точку. Их можно было понять – стресс, однако.

Сколько они все тут уже сидели? День, два… а может, и больше? Геннадий покривился – из дальнего угла остро пахнуло мочой. А в туалет тут, похоже, не водят. Чертовы мрази!

Приглушенные голоса узников вдруг резко замолкли. Снаружи послышались шаги, что-то скрипнуло… и дверь, точнее говоря – тяжелые двустворчатые ворота узилища распахнулись настежь.

Все те же гопники, правда – их уже стало намного больше, человек десять. Одеты также в рубища, зато с короткими копьями и кинжалами, а тот, что в тюрбане – с мечом в потрепанных ножнах!

Ну, надо же – мечи, копья… Средневековье какое-то. Варварство. Правда, игиловцы (запрещенные в РФ) как раз его и возрождают. Отсюда, верно, весь этот псевдосредневековый антураж. Сейчас, поди, головы рубить начнут, сволочуги!

Нет, не начали. Тот, что в тюрбане, похоже, признавался всеми за старшего. Невысокого роста, но коренастый, крепкий, он чем-то напоминал крепко сбитого колхозного битюга или старого быка с мутным взором. Широкие штаны, расшитые (такое впечатление – стразами) туфли, короткая туника, распахнутая на волосатой груди. Круглое, обрамленное небольшой черной бородкой, лицо, вовсе не жестокое, а, скорее, усталое. Обычное, ничем не примечательное лицо, разве что загорелое.… у Петровича, трудовика, такое с похмелья бывает. Щегольской зеленый тюрбан, толстая шея. На кожаной перевязи, на поясе – меч с затейливой рукоятью и почти без перекрестья. Металлические браслеты на руках, круглая серьга в ухе. Наверное, медь, хотя, может, и золото. На шее – ожерелье из серебряных монет, какие когда-то любили носить цыгане… И среди монет – мобильник и та самая сердоликовая бусинка, Гена ее сразу узнал! Вот ведь гад… ладно – мобила, но бусина-то тебе на кой хрен сдалась?

– Файрутдин… – отчетливо прошептали позади, рядом. – Файрутдин-гази.

Файрутдин-гази. Значит, так зовут предводителя исламистов. Впрочем, это имя ничего Иванову не говорило.

Выйдя вперед, Файрутдин-гази подбоченился и что-то властно сказал. Все узники торопливо встали и стали выходить из сарая по одному – экстремисты сразу же связывали им руки за спиною. Вышел в свою очередь и Геннадий, покорно подставил руки. А что было делать-то? Нарываться на верную смерть? Удобного для побега направления покуда нигде не просматривалось. Сарай располагался на неширокой улочке, с обоих сторон перекрытой крепкими парнями с копьями и кинжалами. Проверять их на готовность применить оружие что-то не очень хотелось. Лучше уж обождать, выбрать более подходящий момент.

Узников быстро выстроили в колонну. Кто-то из гопников щелкнул бичом, опустив его на спину первого попавшегося парня. Несчастный дернулся и вскрикнул от боли. Никто не обратил на него никакого внимания. Пошли.

Это точно была Таррагона! Только какая-то непонятная, чужая. Был пляж, были знакомые камни – но не было железной дороги, и не маячили на рейде дожидающиеся разгрузки корабли. Хотя корабли-то в гавани были – но только парусные. Убогие рыбацкие фелюки. А где же фешенебельные яхты гнусных мошенников и ворюг? Где сухогрузы, где танкеры? Где, наконец, портовые краны, где? И железнодорожный вокзал куда-то делся… и «Балкон Средиземноморья». Нет, собственно, утес-то был, только смотровой площадки – не было. Зато римский амфитеатр – вот он, пожалуйста, на своем месте. Все те же развалины, никуда не делись. Какие-то изможденные люди таскали оттуда камни, бесстыдно разворовывая археологические древности. Куда только полиция смотрит… Вот уж действительно – куда?

Экстремисты вели себя чрезвычайно нагло – шагали себе спокойно, ни от кого не прячась, вели пленников, и никого это не интересовало. Разве что пара полуголых мальчишек, любопытствуя, увязались следом, да и те тут же отстали, едва только увидели гневный взгляд Файрутдина-гази.

Не доходя до того места, где должна была находиться железнодорожная станция Ренфе, колонну узников резко завернули направо, в город. Вместо просторного бульвара Рамбла карабкалась на холм какая-то грязная немощеная улица, сворачивая меж хижинами к крепостной стене, прямо к распахнутым воротам! Ну, точно – средневековье. Прямо хоть фильм снимай.

Никаких признаков цивилизации вокруг видно не было: ни автомобилей, ни мотоциклов, одни только гужевые повозки, запряженные медлительными волами. У ворот, как и положено, находилась стража – воины в панцирях с нашитыми металлическими бляшками. В руках – короткие копья, длинные кинжалы у пояса, сферические блестящие шлемы на головах. Кино, да и только!

Стражники, как видно, хорошо знали предводителя гопников. Подойдя к ним, Файрутдин-гази приветливо поздоровался и сразу же протянул каждому по большой серебряной монете – надо полагать, взятку сунул, стервец. Благосклонно кивнув, стражи заулыбались, и караван узников спокойно прошел сквозь ворота в город… представлявший собой некую смесь из древних римских развалин и архитектурного антуража «Тысячи и одной ночи». Угрюмые серые башни крепостных стен и мрачные строения времен раннего Средневековья соседствовали с изящными башенками минаретов и шумным восточным базаром, на который и вошла вся процессия буквально через пару минут.

Узкую площадь закрывали от солнца шесты с натянутой тканью, дующий с моря ветер приносил приятную прохладу, вообще, по всему чувствовалось, что здесь любят жизнь… и по возможности – комфортную, пусть без кондиционеров, зато – с навесами, тенью и ветерком. Геннадий вдруг ощутил жажду и заводил глазами по рынку. Торговали тут всем – и тканями, и антикварной посудой, и еще какой-то непонятной хренью, и, кроме всего прочего, фруктами, овощами, мясом. Вот только воды вокруг видно не было. Ни одного киоска. Ни намека на прозрачные холодильные шкафчики с «Фантой», «Колой», «Аквой»… Не было! Гена все глаза просмотрел, да так и не высмотрел. Правда, как оказалось, воду все ж таки продавали. Смачно зевнув, Файрутдин-гази подозвал мальчишку-разносчика с чем-то вроде самовара за спиною. Кинул парню монетку, и тот налил ему стаканчик воды… или чего-то подобного, от чего и сам Иванов не отказался бы.

Базарный шум вдруг прорезал истошный, пронзительный крик, донесшийся откуда-то сверху:

– Алла-а-а-а и-и-и… бисмилла-а-а-а….

С ближайшего минарета кричал муэдзин, созывая народ на молитву. Ну, правильно – у мусульман как раз сейчас время намаза.

Многие принялись расстилать коврики, ориентируясь по крику. Упал на колени и Файрутдин-гази. Примеру хозяина последовала и вся его кодла, и многие торговцы, правда, далеко не все.

– Алла-а-а бисмилала-а-а-а… илляху-у-у алл-а-а-а…

Бежать! Вот теперь наконец-то самое время!

Узник рванул, не думая, куда глядели глаза. Свернув за угол, помчался, не разбирая дороги, лишь бы подальше от фанатиков, от всего этого средневекового анклава. Заявить в полицию? Несомненно. И как можно быстрей. Может, еще удастся спасти остальных заложников. Хотя бы попытаться, успеть.

На него уже глазели, показывали пальцами, и беглец, сдерживая себя, перешел на быстрый шаг, а, когда закончился намаз, свернул в первую попавшуюся таверну. Заспанный хозяин – добродушный светлобородый толстяк – что-то спросил, как показалось Геннадию, по-немецки. Верно, принял за немца.

– Нихт шиссен, – виновато улыбнулся молодой человек. – Гитлер капут, ага. Не шпрехаю я по-немецки, понимаешь, не шпрехаю!

Толстяк между тем продолжал что-то говорить, почти силой усадил гостя за столик, даже принес кувшинчик вина и кружку. Понятно, мусульмане-то к нему не заходили – грех, а до аншлага, до вечера еще было рановато.

– Не, не, не надо мне вина, платить нечем, – замахал руками беглец. – Лучше воды принесите, понимаете, воды. Дринк… Тринкен…

Хозяин заулыбался, пододвинул Гене кружку… что-то сказал, на этот раз, похоже, что по-испански или по-каталонски. Как ни странно, Иванов почти все понял – мол, пей, платить не надо, угощаю, мол.

Что ж, раз угощают…

– Спасибо. Грасьяс. Мне бы в полицию позвонить. Понимает? Полис. Срочно.

– Но, но, – округлил глаза кабатчик. Похоже, с полицией он дела иметь не хотел. Что ж, бывает.

Геннадий улыбнулся: что ж, этот не хочет, найдем другого. Главное ведь – свалил! Получилось-таки. А этот Файрутдин-гази, похоже, опаснейший террорист. Вон, сколько заложников захватил, собака.

– Ну, я пойду. Грасьяс за вино, грасьяс. Не, не, не, вина больше не буду. Мне полицию бы. Полис!

– Полис, полис, – неожиданно закивал толстяк.

Все так же улыбаясь, он мягко усадил гостя обратно за стол и, приложив палец к губам, направился к выходу. На пороге кабатчик чуть задержался, обернулся, успокаивающе кивнув:

– Полис, полис… Полис.

Наверное, участкового позовет – расслабленно подумал Гена. Или как он тут у них называется – инспектор? Да какая разница, как бы ни назывался. Хоть какая-то официальная власть. Сообщить, да возвращаться поскорее к друзьям – они уж его, верно, обыскались.

Хозяин таверны отсутствовал недолго. Не прошло и минуты, как он уже вернулся, и не один… а в компании все тех же экстремистов! Войдя, Файдруддин-гази что-то довольно бросил кабатчику и, взглянув на беглеца, торжествующе ухмыльнулся. Потом что-то сказал и, не дождавшись ответа, махнул рукой своим подручным.

Гопники не заставили хозяина повторять приказ дважды, быстренько окружили Геннадия, поигрывая копьями и плетьми. Похоже, убивать беглеца они вовсе не собирались, иначе бы пристрелили сразу – что мешало-то? Пистолетов ни у кого в руках не было, даже у главного. Ну… раз так…

Швырнув тяжелую табуретку в того гопника, что оказался слева, молодой человек рванул вправо, ударив копьеносца в челюсть – снизу, кривым. Хороший вышел удар – парняга отлетел к стенке и, ударившись затылком, «поплыл», медленно оседая на пол. Брошенная табуретка вывела из строя и того, что слева… однако остальные, быстро сориентировавшись, выставили вперед наконечники копий. Ловко так, попробуй, прорвись!

Ну, так на то еще и стол имеется! Правда, тяжелый оказался, гад, не свернуть. Да и главный экстремист неожиданно заменил копейщиков на амбалов, здоровяков с бычьими загривками. Таким что табуреткой по башке, что лбом об стол – один хрен, ни черта не почувствуют. Оглоблины, что и сказать.

Однако делать нечего. Одного Гена ударил с ноги, второго достал апперкотом, третьему уж хотел было залудить кривым ударом в печень… да не успел. Зарядили самому! Зазевался слегка – вот и прилетело кулачищем в ухо! А поди, не зазевайся тут, когда трое на одного.

Снова все поплыло перед глазами. Ну, тут уж было ясно, от чего. Не нокаут, так нокдаун, однозначно. Победа гопников по очкам.

К упавшему тут же подскочили, пнули пару раз под ребра… но на том и закончили, повинуясь строгому окрику старшего. Едва беглец немного оклемался, как его тут же вздернули на ноги, да, связав за спиной руки, поволокли вон из таверны. Как оказалось – обратно на рынок, где у невысокого деревянного помоста покорно дожидались остальные узники. Правда, их уже осталось меньше полвины. Остальных что же – убили?

Да вот, оказывается, нет… Не веря глазам своим, Иванов увидел, как одного из заложников возвели на помост, окруженный какими-то людьми в балахонистых одеждах. Встав рядом с узником, Файрутдин-гази улыбнулся, что-то сказал… словно бы прокомментировал…

Один из «балахонщиков» показал ему три пальца. Второй – угрюмого вида старик – четыре. Четыре. Ровно четыре монеты и легло в подставленную ладонь Файрутдина. Старик махнул рукой каким-то парням, по виду слугам – и те проворно свели с помоста покупку.

Вот именно – покупку! То, что сейчас происходило пред глазами изумленного до глубины души Геннадия, было не чем иным, как куплей-продажей невольников, никаких не заложников, а самых обыкновенных рабов!

Что же… на органы продали? Тогда уж лучше бы сразу убили. Гена дернулся и сплюнул, правда, выругаться матом не успел – подошла его очередь выставляться на продажу. Оставшиеся покупатели угрюмого, с синяком под левым глазом невольника откровенно побаивались – кому нужен такой строптивый раб? Однако хитрый Файрутдин-гази рассчитывал вовсе не на них, а на кое-кого другого… не замедлившего появиться, как в хорошем спектакле – под занавес.

Это был статный, хорошо сложенный мужчина лет сорока, явно европеец, с красивым вполне интеллигентным лицом, обрамленным щегольскою «шкиперской» бородкой, одетый в узкие, заправленные в сапоги брюки и просторную темную тунику, подпоясанную богатым наборным поясом, на котором висели меч в коричневых ножнах и плеть.

– О, Али-Акбар, – завидев нового покупателя, радостно воскликнул Файрутдин-гази.

Он еще что-то добавил по-своему, кивая на Иванова, а потом принялся что-то быстро рассказывать, кивая и помогая себе жестами. Надо сказать, в искусстве мимики хозяин гопников не одну собаку съел: момент удара табуреткой изобразил, как вживую, так, что и Али-Акбар не выдержал, засмеялся, поглядев на Геннадия с явным одобрением. Похоже, неудавшийся побег невольно прибавил беглецу очки.

Выслушав рекламную речь Файрутдина, Али-Акбар поднялся на помост и лично пощупал мускулы Иванова, и даже не поленился заглянуть в рот. Что и говорить – классика! Работорговец и раб.

Черт побери! Да что ж тут такое делается-то? И, главное, похоже – на полном серьезе всё.

После осмотра принялись торговаться. Долго, со вкусом и смаком. Али-Акбар несколько раз уходил… потом возвращался снова и снова уходил… и так несколько раз. Геннадий даже усмехнулся: ну словно дети малые, совсем уж больше заняться нечем.

Порешили на паре десятков золотых монет! Золотых явно – сверкнули. Геннадий волей-неволей возгордился, приосанился – отнюдь не за каждого такую цену дают, отнюдь. Приосанился и тут же сплюнул – еще не известно, чем вся эта гнусная бодяга закончится.

Расплатившись, вальяжный покупатель не спешил откланяться, а еще о чем-то долго говорил, периодически повторяя «Мухаммад» и поднимая глаза к небу. То ли пророка упоминал, то ли какого-нибудь султана-халифа-эмира. Ну да – эмира. Испанией ведь когда-то владели арабы. Неплохо, кстати, владели – искусства всякие расцвели, ремесла, художества. Так это что же, получается – реконструкторы? Тогда какого хрена посторонних в своих играх используют, да еще – иностранцев? А ну-ка, те возмутятся? Как в том фильме – «Это роль ругательная, прошу ее ко мне не применять». Нет, у самих башка сбрендила, так и играйтесь, радуйтесь, чего на других-то переходить? Может, кому-то не очень хочется, чтоб его копьем по башке били… даже и тупым концом.

Наговорившись, сладкая парочка – Файрутдин и Али – чуть и не в обнимку потащились в ближайшую таверну. Ту самую. Не забыли прихватить с собой и часть прихлебателей, и даже купленного раба – Иванова. В кабаке уже стало довольно-таки многолюдно, однако выбежавший навстречу хозяин – у-у-у, гадина! – усадил почетных гостей на террасу в прохладной глубине внутреннего двора. Туда же потащились и прихлебатели с невольником Геной.

Что продавец, что покупатель наверняка считали себя правоверными мусульманами, тут и думать нечего. Однако же мусульмане-то они мусульмане, а винище жрали ничуть не хуже всех прочих – в три горла! Кстати, великий Омар Хайам тоже ведь мусульманин, а как вино любил! Какие стихи ему посвящал! Даже не стихи – вирши. Вот, помнится…

Подходящие строчки из богатого наследия Омара Хайама Иванов так и не вспомнил, да не очень-то и старался. Ему тоже поднесли вино, правда, руки благоразумно не развязали. Пришлось пить так, по-собачьи прихлебывая из принесенной предателем-кабатчиком чаши.

Странно, но Геннадий уже больше ничему не удивлялся. Вот – совершеннейше! Наверное, привык, или просто интересно стало – а что дальше-то будет? Вроде никто его больше не бил, наоборот, вином вот угостили… кстати, весьма неплохим.

Али-Акбара и Файрутдина в таверне явно знали – заглядывая во дворик, завсегдатаи уважительно раскланивались. Высокие гости тоже не чинились, кивали в ответ, а кое-кого и приглашали к себе на террасу, выпить. Средь этих последних, кстати, было как-то не особенно много мусульман, все больше добрые христиане католики, судя по четкам да крестам. Ну, понятно – в одной игре участвовали… в каких-то отвратительных, явно запрещенных игрищах!

Снова подошел хозяин. Гнусная рожа! Улыбался, улыбался, поддакивал – а потом сдал. Видать, Али-Акбар с Файрутдином-гази тут вместо полиции. По крайней мере, влиятельней – уж точно.

Что-то казалось странным в этой таверне, словно бы чего-то такого недоставало. Табачный дым, льющаяся из динамиков музыка (рок, попса или джаз), болтовня по мобильникам, светившаяся над рядами бутылок «плазма» – ничего этого не было! Ни-че-го. Так и не могло быть, если уж тут реконструкция – так все по-настоящему, как в старину было. Именно так, по-настоящему и поступали с пленниками, обычными, ничего не подозревающими людьми. Били, истязали, продавали в рабство. Или пленники тоже были в игре, в деле? И он, Геннадий Викторович Иванов, оказался средь них просто по воля случая. Так надо объяснить! Хорошо бы… только ни английского, ни уж тем более русского, здесь, похоже, не знали. Или притворялись, что не знали, такое ведь тоже могло быть.

Али-Акбар назвал хозяина Адальбертом. Вот уж точно – не арабское имечко. Да и большая часть собравшихся в таверне людей ничуть не походила на восточных людей. Обычные европеоидные рожи – белобрысые, рыжие, русые… Кто-то сидел за обычными столами, а кто-то – на террасе, поджав под себя ноги и беря еду руками из расставленной на расстеленном ковре посуды. Да, вот еще – девок не видно! Хотя вот проскочила парочка – в национальных, как тут принято, одежках. Грубые башмаки, широкие юбки, вышитые сорочки.

Да! И никто почему-то селфи не делал! Это в таком-то антураже? Вот уж поистине странно.

Между тем почетные гости закончили трапезу и, сойдя с террасы, направились к выходу. Присевшего в уголке двора Геннадия тут же ткнули в бок палкой… вернее – тупым концом копья. Даже не покормили, сволочи! Ла-адно…

Уже начинало смеркаться, и в темно-голубом небе вспыхнули желтые звезды. Густо-оранжевая луна отражалась в море медной колыхающейся тарелкой. Тянул легкий ветерок, стало куда прохладнее. Вокруг сильно пахло водорослями, гнилой рыбой и йодом.

Ну, конечно – распрощавшись с Файрутдином-гази, вся процессия направилась в гавань, в порт, освещая дорогу факелами! Да и порт-то оказался вполне соответствующим мрачному укладу средних веков: темный, грязный, загадочный – без вязких там кранов, терминалов, прожекторов. В призрачном свете луны покачивались у причалов многочисленные фелюки и прочие парусники, меж которыми виднелись и узкие гребные суда – галеры.

На одну из таких галер и взошел Али-Акбар со всей своей свитою. Кто-то из корабельных тотчас же бросился с докладом, вытянулся, поедая возвратившегося хозяина преданным, как у собаки, взглядом. Часть воинов прошли по узенькой палубе на корму, туда же повели и Геннадия, надо сказать – довольно грубо. Насколько успел рассмотреть пленник, освещенный факелами и луной корабль выглядел на редкость изящно, примерно так же, как гребные суда древности – какие-нибудь биремы, триеры… Узкий корпус, шириной метра четыре, имел в длину метров сорок или чуть больше… уж в этом Иванов не ошибался, примерно на такое расстояние обычно кидали теннисный мяч шестиклассники, сдавая зачет. Высокий форштевень, массивный, заглубленный в воду таран, обитый металлом, высокая мачта с висевшим на косой рее зарифленным парусом – чтоб построить такой кораблик, надо о-очень много денег! Да уж, денег в этой мерзкой игре, судя по всему, хватало. И наверняка были несчастные случаи. Очень даже запросто. Правда, все они наверняка заминались – в игрищах, судя по всему антуражу, участвовали люди далеко не бедные. Интересно, где они место такое нашли? У моря, но без железной дороги, и очень похожее на Таррагону. Хотя рельеф здесь примерно везде одинаковый, от Коста Дорады до Коста Бравы. На Коста Браве, правда, камней побольше.

Вдоль высоких бортов галеры располагались скамеечки для гребцов, на которых в живописных позах спали прикованные (!) к тяжелым веслам гребцы. Одна из скамеечек оказалась свободной… туда и усадили пленника.

– Э-эй, – завидев кузнеца с наковальней, Гена откровенно запротестовал. – Не надо меня приковывать! Я не согласен!

В шею тут же ткнулся кинжал, расцарапав кожу до крови. Уроды! Фанатики! Твари! Ладно… коль уж такое дело…

Кузнец – широкоплечий верзила в кожаном фартуке – знал свое дело нехудо. Пара минут, несколько ударов – и вот уже руки нового раба стянули кандалы да цепи, приковавшие незадачливого парня к тяжелому веслу. Вот незадача-то! Теперь уж не убежишь, не прыгнешь! А как же… как же естественные надобности справлять? Ага… верно в ту дыру, в которую с палубы стекала вода.

Сделав свое дело, кузнец ушел, ушли и прихвостни Али-Акбара, оставив прикованного пленника наедине со своими не очень-то веселыми мыслями. Впрочем, долго побыть одному не удалось – через какое-то время Гену негромко окликнули сзади.

Молодой человек тотчас же обернулся. С ним пытался заговорить какой-то белобрысый парень, полуголый и обвитый мускулами, как культурист. Чуть вытянутое, вполне приятное лицо с курносым носом, светлая свалявшаяся борода – все это Геннадий сумел хорошо рассмотреть, луна. Слава богу, светило ярко. Так же были хорошо заметны многочисленные шрамы, покрывавшие все тело атлета… Это где ж его так угораздило? В цирке, что ли?

Сотоварищ по несчастью что-то спрашивал… похоже, что по-немецки… или на каком-то похожем языке – шведском, норвежском, голландском…

Иванов отозвался по-английски и, увидев, что его не поняли, выругался:

– Вот же, блин, чучелы безъязыкие.

– Ты – рус, друг? – внезапно переспросил культурист. – Из какого племени? Кто твой конунг… князь?

– Ого! Да мы по-русски умеем, – хмыкнув, Иванов усмехнулся и облегченно вздохнул. Ну, наконец-то хоть что-то удастся узнать! Хоть что-то… Правда, насколько сосед по веслам осведомлен о всей той чертовщине, что здесь творится?

– Из России я, да… Из Петербурга… почти… – торопливо поведал узник. – А ты кто? И что вообще здесь такое?

– Мое имя – Рольф! – атлет с гордостью выпятил грудь, насколько это было вообще возможно в данных условиях. – Рольф, сын Сигурда Черное Весло, сына Гнорра Беспалого. Я прошел все моря и все земли, от Иберии до Гардарики, откуда ты родом, друг. Бывал в Альдейгъюборге, и в Миклагарде, у ромеев, чей конунг сидит на золотом троне.

Конунги, значит… ага…. А парень-то явно – того! Да пускай себе мелет, может, что-то и прояснится…

– Нынче мой вождь – Железнобокий Бьорн, пенитель морей, сын знаменитого конунга Рагнара Лодброга – «Мохнатые Штаны», чьи ватаги потрясают ныне всю Англию!

– Ах, вон оно что, – подыграл Гена. – Слыхал, слыхал.

Половину того, что говорил сошедший с ума бедолага, Иванов не очень-то понял, но основной смысл разобрал вполне.

– Так кто же твой конунг, друг?

– Хм… Мой конунг… Владимир, наверное… Получается так.

– Вальдмар-конунг? – собеседник неожиданно оживился, даже на скамье подскочил. – Из данов?

– Да нет, вроде русский.

– Из руссов… ага… Так ты должен бы звать Фарлафа сына Торольва Синий Зуб и… и еще Эймунда Гадарссона и… и… и много кого еще!

– Да знаю, – скривившись, отмахнулся пленник. – Тебя, значит, Рольфом зовут?

– Рольф – Кривая Секира, друг, – бедолага глухо звякнул цепью.

– И давно ты здесь?

– Если говорить словами ромеев – второй месяц. С тех пор, как подлые мавры заманили в ловушку нашего ярла, славного Сигурда по прозвищу Ледяной Меч, сына великого…

Второй месяц… Ну, ничего себе! Однако как проверишь-то? Может, Рольф этот врет.

– Все эти люди – они кто? – быстро перебил Иванов. – И вообще – где мы? Можно ли отсюда бежать?

– Вот именно – бежать! – Рольф довольно ахнул. – Клянусь молотом Тора, я знал, что найду себе напарника даже здесь! Сами боги послали тебя, э-э…

– Гена. Геннадий, – запоздало представился молодой человек. – Если точнее – Геннадий Викторович Иванов.

– Гендальф, – собеседник качнул головой. – Гендальф сын Вингульда из Гардарик… Нет, не слышал. Но это не умаляет твоей славы, друг!

– Хрен с тобой. Пусть будет – Гендальф, – махнул рукой Геннадий. – Так эти-то все кто? Этот… как его… Али-Акбар и прочие.

– Али-Акбар – славный ярл мавров…

– Кто бы сомневался!

– Этот ромейский дромон он захватил в битве, собрал викингов… их здесь зовут – гази.

– Гази… – задумчиво протянул Гена. – Так дружка его так и зовут – Файрутдин-гази, кажется.

– Файрутдин – тварь! Нидинг! – Рольф неожиданно разволновался. – Подлая собака, не воин, нет. Ворует людей, продает… Так вот кто тебя продал. Теперь знаю, ага.

Эта странная беседа уже стала надоедать Иванову. Еще бы, сколько слов уже сказано, а ситуация не прояснилась ничуть. Вот и поговори с сумасшедшим. Какие-то конунги, ярлы, мавры – бред сивой кобылы!

– Мы вообще где? Город, город какой?

– Таррагона, – атлет повел могучим плечом. – Бывший город готов… нынче принадлежит маврам, Магомаду-конунгу.

– Тьфу ты, опять двадцать пять! – рассердился Геннадий. – А Барселоной тоже конунги правят?

– Нет, там наместник. Некий Гумфрид, граф Барселоны, Руссильона и Нарбонны. Маркиз бургундов и готов.

– Еще лучше – наместник! Аж целый граф.

Иванов раздраженно стукнул ладонью о скамью и выругался.

– С Гумфридом воюет Али-Акбар, – между тем продолжал собеседник. – Нападет на его земли, жжет, угоняет жителей в рабство.