Читать книгу: «На злобу дня по воле – потому», страница 2

Чистосердечие ли сон?

Откуда ты идёшь – внутри один,

Куда прошли твои – седые дни,

Что ветер носит формулу – любви,

Как злую аксиому – для того?

Когда пропала ветреной – игрой

Твоя чистосердечная – примета,

Как новый ужас, будто бы со мной

Сегодня говорить – о сне былом?

Но страшен свет, в котором ты – не сон,

В котором движут ноги – бытие

От маленькой души, в которой – мне

Та воля осторожностью – пришлась,

Как свет свободы – в подлинной игре,

Как важное в любви – искать мотив,

Чистосердечен он ли – в этой былине

Иль только сон – по мысли супротив?

Когда его нелепо видишь – ты,

Когда его смеркаются – пощады,

Но верхом слов цинизма – не дают

Пронять года – от мысленных невзгод,

Что видел ты, но только не – пронял,

Что холод ветра, думая поближе,

Как ночь тоски – душившая меня

В чистосердечном поле – области обиды?

Имя на повторе цивилизации

Размашистому почерку – под нас

Нельзя сегодня думать, чтобы жить,

Нельзя внутри страдать, как делать шаг,

Обязывая думать там – простое.

Романс цивилизации – понять

Мы так и не смогли, но были квиты

В уложенной картине между слов,

Что душу пользой – образует в нас.

На имя автора – ты почесть создаёшь,

На смерть его – рискуешь ненавидеть

Одну утопию, что схожа – над былым,

Твоим искусством думать – о себе.

И в той причине смерти – не понять,

Как гордый склеп захватывает – нас,

Гарцуя оземь мысли – о любви,

И предлагая дань – земной пощады.

Желания не сносят тот – пожар,

Ту волю страха – жить на повторении,

Но видеть гордость мысли – на другом,

Таком же идеале – в этом сне.

Повтор рисует против – этой тени,

Как дар искусства, думая – пройти

Свободный путь – на имени своём

Внутри покоя мысленной – надежды.

Подкованный на жадности

Не многовато жить – внутри одной беды,

Её украсив – прямо следом в стать,

Не виноваты прошлым – были мы,

Но жадно день земной – тащил опять

Искать проблемы ужаса – под смерть,

Приказывать немому – возле взгляда

Отдать Вселенной гордость и – враги

На пользе философской – по уму.

Украсть, чтоб взять манеру – от тоски,

Внутри её приглаживая – к ряду,

Ты сам не носишь чёртовы виски,

Ты миром укротитель – слов и дел.

Но падший ангел видимой – надежды -

Твой терпкий приговор и ночь – одна,

Над носом счастья – будто бы упал

Ты сразу – от застенчивого в нас.

Подкованный лежишь и ноги – в теле,

Как свод копыт – трепещут по лицу,

Кидая тень тоски – умом наверх,

Чтоб было лучше видеть – этот мир.

Подогнанный для нас – умом вампир,

В измеренной картине слов и – терний,

Ты сам, как чёртов юмор – на висках

И нежить в остановленной – главе.

Подкован жадно – в нас украдкой лишь,

Подносишь честь и сразу там – молчишь,

Обгладывая кости – по причине

Твоей тоски, что вышла – на лице.

Наивно думать – будто бы умом

Ты сам украл свой смерти – приговор,

Но чёрный холст рисуешь – на благом

Над тысячей мельчающих – врагов.

Где был один ты – много дураков,

Но сам украл ты честь и этим – вышел,

Как дар внутри – непризнанного я,

Как вечности черта – приходит низко.

Две вечности, но ни одну не видно

Стоишь ли ты – от этого предела,

Своей карманной видом – перелива,

Устроенной гордыне – в пользе мира,

Что сам невидим стал и смерти – лиц.

Болтаешь ли о счастье – без идей

Или хлопочешь в смелости – игривой,

Летая прошлым холодом – в тоске

Не лучшей пользы, вымершей на нас.

Твой дом залит пределом – откровения,

Внутри него глазами – ты один,

Как вечности черта – скупого гения,

Как мерзость стен, в которых проходил

Твой идеал душевного покоя,

Где иногда ты в памяти – проспал

Всю вечность аллегорий и – сегодня

Другую часть Вселенной – потерял.

Две вечности не слышат – этой тени,

Два голубя от фразы – по глазам

Нелишним словом – думают под теми,

Украдкой воли – выученным правилам.

Но их не видно в степи глаз и – мук,

Их спели формы расстояний – в городе,

Что заново быть ловкостью – разлуки

Ты им хотел и видел – сон Земли.

От счастья в том – ты странствуешь отныне,

Ты бел, как одинокий склеп – внутри,

Что вечность – на потерянной равнине

Близ общества – невидимого в нас.

Другая часть твоей картины – времени

Ушла над склоном ветра – по углам,

Растаяла – над карточным клеймом,

И где – то ходит – в памяти давно.

Её не видно в смытой форме – ран,

Но век от декаданса светел – миру,

Он гордо стал невидимой – рукой,

В которой возраст – раздирает нас.

В нём вечности, как две тугие – льдины

Идут одна в другой и – этим ты

Их снова смог почувствовать – нутро,

Как эхо – за недолгим переливом.

Куда ты уводишь сегодня?

Где белый ответ – не зашёл,

Ты впадиной сердца – миров

Сам водишь искусство – порой,

Сам светлой фигурой – манишь.

Раздразнишь культуру, как смех,

Как смелости нежную – грань

И только лишь вылеплен – миру

Твой найденной пользы – ответ.

Что ждал ты уму, что в себе

Сегодня для нас – уводил ты

В пристрастии светлой – грозы,

Внутри отвечая – на зов,

В чьих образах стали – прощать

Твой белый ответ, как позор,

Твой лучший наместник – руки

От подлости видеть – нутро.

Лишь сам ты уводишь – тоски

Плохие приметы – для слова,

Для общества в мире – живом,

Что найдены в смерти, увы,

Такой же возможной, как ты,

Когда – то смотрел – осторожно

Под голос отзывчивой – песни,

Под памятью сердца – для нас.

Но новому свету – ты взял бы

Догадку, что жизни ответ,

Где нас уводил – ты обратно,

Где польза не стала – прощать

Позор – от увечности мысли,

От каждой вины, словно грани,

Ей мыслью мы вывели – вместе

Стоглавое общество – правил.

Им сами уводим – обратно

Понятное словом – под честью,

Немыслимой важности завтра

Обнять благородства – ответ.

В нём ты уводил – этот век,

Ту форму прямого – под ужас,

Где спал в состоянии – тьмы

Твой новый ответ – человеку.

Тот фарс несказанно был – рад

Ответить тебе, чтобы стыло

За нами сегодня – клеймо

По обществу смелой – руки.

Им только стихают – венки,

Их прошлый мотив – не обманчив,

Но ты им увёл для того -

Свой пошлый ответ – на любви.

Свой смерти стоглавый – манер

В изжитой проталине – мнимой,

С указкой жить – только внутри,

Как тысячи смелых – миров.

Не белых, так просто одни мы

Остались там жить – понарошку,

Чтоб прошлому думать – немножко,

Что смерть – это только призыв.

Я не фраер

Отнюдь, в руководителях не спит

Твой дух вины и топорно слагая

Ведёт остаток чувства – до войны,

Пока исчез внутри один – причал.

Забыл, что это было безвозмездно

И дум твоей отмстительной – среды

Не стало между пакостью, увы,

На той формальной юности – харизмы.

Не фраер ты, не слеплен напоказ,

А мир ценой восторга шепчет мило,

Как будто вышел тенью в первый – раз

Нам только этот оборотень – дела.

Нельзя обнять и подло угнести -

Свободу мифов в разнице культуры,

Когда её под фраером – нести

Уже не могут численно в руках.

А только слепнет мир на облаках

И тени между прошлым подвывают,

Когда ты не был фраером, а так

Сгущался в тонкой каторге – ума.

Не отучив свой век придумывать – клеймо,

В котором сам сейчас ты учишь – драму

И тонкой коркой вглядываясь в – дом

Присутствуешь для мысли – на глазах.

Я не был этим чудом, чтоб потом

Не стало местью больное начало,

Внимания уснуть, когда твой дом -

Не станет местью к фраеру – за смерть.

А только будет долго в час смотреть,

Чтоб шли по долгой каторге те люди,

И к сердцу прижимая совесть – лгать

Смогли теперь, как счастье на виду.

Чёрный сатин

Исподлобья тоски у пугливой реки

Только верит одна – беспросветная ноша,

Что за чёрной строкой, ей сегодня идти,

Спотыкаясь внутри – нам особо негоже.

Выли чёрные сны исподлобья руин,

Выли только зарёй и преклонному – виду

Нам садились, как лёд – уникальностью длин

И внутри от сатина развивали негоже

Эту маску войны, эту странную страсть,

Что и чёрная даль – неспокойно уносит

Между прошлым внутри, уникально упасть,

Между мыслью, как стиль в укоризне своей.

Нам по осени вид – только манит у длин,

Он особой главой на сатине – уносит

Препоясанный взгляд, о котором мечты

Неспокойному сердцу разыграли сомнение.

Но и чёрный на вид, удивлению стиль

Не уходит во тьму, не относит строение,

Как любви идеал между истиной той,

Что ценой непомерно удивляет – равнение.

Как фигуру возьму этот камень – руин,

Как отместку во снах изготовленной – гением,

По короткой главе между призраком – в нас,

Различая сатин в откровении времени.

По готической мгле он невидим, но сам

Откровению прячет свой сатиновый сад,

Свой удел между снов, окрыляя последний

Откровению подлинный образ – любви.

Словно чёрные крылья нам остались – одни

Эти строки внутри уготованной тернием

Монолитной природы, открывая которую

На сатиновой роли – по восточной главе

Я немного пройду, над рекой этой времени,

Где найдя, словно пустошь – утомлённую даль,

В беспросветной реке, в не откошенной ранами

Я узнаю тот сад над пугливой тоской.

Он в сатиновой мгле эту роскошь имён

Нам не видит внутри, нам опять окрылён,

Что гордящийся ангел к подлетающей тьме

Между прошлой окалиной времени – мне.

Впустила сердце на порог

Из нас в не уготованной игре

Впустила образ мысли – между строк

Твоя гордыня сна, твой уголок

И в счастье освятила этот день.

Не ладно по украдке от того

Тебе сегодня, думая просить,

Что сердце ты впустила на порог,

Но юностью его в уме – сносить

Не сможешь завтра, будто потому,

Что чёрные строения от дали -

Нам смотрят в тело будущего тут,

И ждут одну систему от – любви.

Как страх внутри приготовления – дать им

Морали чёрный ад, как приговор

Над точной формой копии внутри,

Ещё на сердце пройденное – вслед.

Та осень разбирает в нас – портрет,

Она стремится ждать одну – морали

Вторую часть судьбы – напополам

И между смертью выбирать свой рай.

Откуда ты пришёл ей точно – камень

И стал поодаль времени внутри,

Чтоб видеть на глазах одни огни

И там им просто думать – о себе.

Впустила сердце мудрости, как свет,

Но стало душно на пороге – времени

Стоять, чтоб ожидать внутри портрет

Твоей манеры горя – вдаль руки.

Скользящей формой памяти – стоишь

И чёрт в душе проникновенной дали -

Твой века сувенир и часть имён,

Когда в них сложен ветер – на порог.

Впускаешь этот воздух между строк,

Вниманию ты будишь форму света,

А чёрный дух на степени игры -

Не верит в прошлый мира диалог.

Он только стал глазами на пороге

И форма сердца спряталась – в тоске

Своей системы времени в руках

На тонкой, ладной близости у глаз.

Им светит шаг внутри одной черты,

Им ты стоишь и шепчешь на пороге,

Где звёзды разошлись вокруг – игры

И стало нам темно от формы – глаз.

От тонкой грани впадины внутри,

В которой ты устало верил – прошлым,

Но спрятал сердце мирно – на уме

Внутри притворства в нужной глубине.

Облик видения – жизни рассказ

Сном проморгала свой верности день

Между отличной фигурой – наследия,

Встретила образ за ясностью – в ней,

Только гордится там нечем – уму.

К полной луне я опять не приму -

Сердце внутри дорогое над встречей,

Памяти вольности спелый фантом,

Как за забытой историей в нас.

Нежно глазами под временем – фарс,

Он открывает и ждёт понемногу,

Встретив окольные смерти шаги -

Внутренней пользы на угнанной жизни.

Как обращённый под стрелы в руке,

Как одиночеству созданный полдень -

Облик видения в стёртом вокруг -

Ты принимаешь для боли в разлуке.

Облик старения в том ты находишь,

Образом мира от нас не уводишь

Жизни рассказ, как заумное горе

В ложном шагу, где был прав наготове.

Облик видения в дерзости мысли -

Ты открываешь, как памяти призрак,

Держишь свой факел строения – ново,

Но не узнаешь в нём верности боль.

В жизни прошла безыдейная скука,

Снова в глазах там остались размыты

Эти видения в благости – быть нам

Точно раскатанной формой – вокруг.

Где в обстоятельствах смелому аду

Ты приносил свой уют и недаром

Был для строения жизни – в упрёках

Только наивностью блага над строками.

Лишней привычкой не ищешь свой праздник,

Облик видения прячешь под раны,

В жизни рассказ твой – обыденный гость

Времени в новой картине, насквозь.

Стал он видением к стройному сердцу,

Стал убивать эту роль отчуждения,

Чтобы внутри угадать суть – видения

В частной картине, изменчивых лет.

Мне простоял, как фантомный сюжет

В личности слов пропадая от солнца,

Только видением в сердце – смотря,

Как для искусства ту жизнь – прохожу я.

Минута угодила, как смогла

Где резкостью были нечётные дни,

А прошлое в нас увядало от раны -

Ты стал обоюдной развалиной – странной

Катиться под скол от прибоя – внутри.

Что чёрное сердце не тешит в мгновение,

Что в море на чёрном плоту от доверия -

Относит твой день на минутах – нещадно

И тает над памятью смертной тоски.

В лицо посмотрев – угодила прохладно,

Дав думам твоим обывательский поиск,

И что – то на небе в усидчивой робе

Не смертью смогло объяснить – идеал.

Так тают надежды быть ролью – убого

От ханжества памяти видеть типичный

Рассвет идеальности в новом – упрёке,

Где словом своим угодила – минута.

Над резкостью чёрного образа утра,

Над сложенной в горсть укоризной – медали

Ты ищешь рассеянный воздух, откуда

Сам вновь отвыкаешь быть пафосом – чуда.

А смерть не стоит вдалеке, притворяясь,

А новая старость не стала – придворной

Гордыней, умеющей думать нам модно

И только внутри укрощает свой – свет.

Свой чёрный оскал от кровавого чуда,

От загнанной робости думать – премудро,

Что ждать обывательский возраст ума,

Пока он один в безызвестности – тьма.

Пока не отчается выть на природу -

Твой юмор в тоске, как гордящийся плут,

Ты ждёшь от минуты тот возраст за утро,

Чтоб чёрному ворону вжиться под хруст

Одной идиомы – быть только солидным

И верным по критике слова минутой,

Что образ тоски к философскому чувству -

Твой рупор обычности в памяти – здесь.

Стоишь и под власть окунаются мысли,

Идёшь по одной откровению впадине,

Что чёрные розы за смыслом – уюта,

Где жили одни подоплёки – развалины.

Они угождали внутри от минуты,

Они, как картинное масло в неличном -

Связали твой след откровением – в памяти

И стали ей снова внутри – угождать.

Идти, чтобы чёрные вехи под хрустом

Не меркли от стройного слога в молчании,

Не ждали твой век в утопичности – мести,

А только молчали за робким – признанием.

Пересчёты птиц

Отладил под смертью другие дела

Твой шахматный полдень – в ответ,

Украсил почёт для поруки ума -

Твой день обозначенный в счёт.

Когда передумав под птицами лжи

Ты нежностью страха сжимаешь ножи

И тянет внутри неготовый – прибой

Твой медный оскал для любви – дорогой

Другую дорогу под смертью руин,

Пропавшее прошлое, чтобы взошло

То миром одно в пересчётах – за ним,

Упавшее слово под нежностью лиц.

Искусственной рамкой нетленно бегут

За сердцем внутри – отвыкая, как маски

Твои необычные возраста сказки

И птицами в небе, как ярость снуют.

Ты им пересчёт от игры узаконил,

Ты ветром от слов был сегодня – не понят,

Но в чёрствой земле от преграды разлуки

Ты тянешь ко мне драгоценные руки.

Из слова в скелетной формальности – мнишь

Свой звук перелётной тоски, где паришь

Отсыльному сердцу быть только – свободой,

Чтоб птицами нам окрылять времена.

Их также искать в пересчётах о землю,

Им новое ждать, что в учёте сегодня

За смыслом неважным, но прошлому снова

Землёй откровенному в сказках свободы.

Ты горсть от тоски собираешь в примету

От птиц перелётного воздуха, где – то

Внутри увядающей маски нам – мирно,

Внутри открывая тот дух, как и крылья.

Взлетаем мы с ними и в новом открытии

Летим, словно птицы внутри отвечая

На сон пересчёта быть новому – пищей,

На взгляд от которого стал ты – за это

Искать мимолётное общество снова,

Внутри угождать этот воздух, как сыщик,

Ему подтверждая быть птицами, словно

Ты сам пролетаешь от времени – ровно.

Летишь, как обычное в поле морали,

Внутри уготованной ясности времени,

И там в пересчётах – ты ветреной дали,

Как птица от глаз утолённого утра.

Сквозишь, как исчезнувший луч идеала,

На нас посмотрев в этот пасмурный праздник,

Где были одни в пересчётах – забыты

Мы временем только внутри расстояния.

И словно тоска нам опять – недалёкая,

Летим, открывая свой мир понемногу,

Летим в перелётное образа – стаи,

Чтоб стать этим утром за сердцем, играя.

Человек спросонья

Амбассадор залитый светом ниц,

Ты одинок, а значит в том – тревожен,

Ты вылит от наития под мир,

Ты выждал это утро в теле сна.

Когда твоя мечта – до неприличия

Лежит внутри постели, что пари

И только воют звёзды до зари,

О том, в котором не было темно.

Спросонья вылил чашу мёда – сам,

Внутри него ты безудержно тощий

Источник воли в смелости, едва

Ты сам внутри спросонья – обелил

Свой день, как тощий мира – идеал,

Им только спозаранку вылит глиной

И кается спонтанный номер ноль,

Что твой мирок не вышел – по уму.

Для вида – человек от ноши ровной,

Для света – только памяти парик,

Ты сам уже назначил нам – упрошенный

Ведомый чувствам времени – мотив.

Когда твой сон редеет спозаранку,

Когда на звёздах отливают – ливни

Свою мечту – бежать одной игрой

Внутри культуры лишнего и горя,

Ты сам мечтаешь спать – по одному

Вхождению своей фигуры – в боли,

Ты встречей человек с приличия – сна

И только формой мнения – восход.

Над ним ты опускаешь мир – доселе,

Как вид от первозданной тишины,

Спросонья встретив тяжкие – наречия,

Что волей близ культуры мы – видны.

И тает шарж от памяти – в умах,

Он тоже человек под новой встречей,

Им мир спросонья видел белый прах,

А ночь садилась в крылья – у руля.

Тебе спросонья видимое солнце

Сегодня вжалось внутрь – довольно больно,

Но гордый сон, отнюдь, не отозвался

Причиной смерти – в скромной пустоте.

Ты весь один в постели между словом,

Ты им уносишь памяти – строение,

Когда идут отпасть внутри – приметы

И сердцем вновь заполнить – этот мир.

Не садились за руль у себя

Не назначили форму, отнюдь,

Что бегущей строкой – этот мир,

Не направив творение в ход

Не оборванной разницы в чувствах.

То что было не спало – под звук,

По которому холодом льётся

Неизменное поле близ муки,

Где садились под гнёт у руля

Откровению сладкого дня -

Эти формы от счастья – в забвении,

Где бы близко искали тебя,

Упросив сто последних разлук -

В новом взгляде, измученном странной,

Откровенной харизмой у скуки,

Что назначила новому сердцу -

Неизбывный над нами рассвет.

На машине, как в каторге стройно

Ты проходишь свой бег – идеала,

Не заправив то правило в мире,

От которого скользко в умах.

Ты садишься за руль, чтобы стыло

Этой формой – одно только правило,

Нам оно не даёт новый воздух,

Только численно смотрит – вокруг.

По дороге, что нам – колея одна,

По искусственной норме разлуки -

Ты обходишь ту форму, её прельстя

Над обычной культурой в уме.

Ты сегодня на мысль не упругий,

Только вьётся твой бег – так спонтанно,

Потому ты за руль – этой истины

Не садишься на взгляд – у себя.

Не сбываются истины в том – одни,

Нам они постоянно вьют пользу,

Где застенчивой нормой сидят – они

И притаенно смотрят наверх.

Ну а ты всё приходишь туда – один,

Там за руль постоянно и спаянно -

Ты несёшься внутри колеи пути,

Как забытый испуг и прогресс.

В человеческой форме руин – она,

Только важная форма любви и слов,

Но дорога твоя не прошла умом -

Эту форму от нового счастья.

Не садились за руль, отпустив шаги,

Не скатились – искать эту форму я,

Мы стоим, что другие одни – враги,

Нам вокруг вся беда – пополам.

Но не слышит твой мир, что ему одна

Стала ровной внутри колея беды,

Поделив эту тонкую грань – её

Ты не видишь уже слову боль – ума.

Не садились к её продолжению слов

По другой современности жизни, вслед,

Но спустились искать нам один – ответ,

Где искать этот путь – от себя?

Компромисс наедине ужимки

Куда – то спрашивает подло я,

Оно на компромисс так скудно – льётся,

Оно не знает утончённый свет

И ждёт ужимки чуда – не для всех.

Когда от компромисса удивляет – тот,

Погнутый прут любви от эталона – я,

Ты ждёшь ему замену бытия – внутри,

Ты волей хочешь жадное – в себе.

На большинство проблем – наедине ума

Ты вышел, как конструкт и идеал,

Но только гордо вышит от придирок лет -

Твой милый тон и солнца монолог.

Сквозь край иллюзий болен, утолив его

Скабрёзный день – по уходящей тьме

И вылит солнцем к обаянию день,

Такой же нищий пользой от любви.

Красиво пишет эту муку, позабыв едва

Плохое чувство от причины – зол,

Но ищет твой похожий идеал ума -

Так странно эту пищу, словно боль.

В неё упёршись ты ожил умом

И ищешь, словно маятник в аду -

Свой ход от компромисса, удивляя жизнь,

Как тонкий монолог в своём – бреду.

Так лично ищет эго эту форму – лет,

Так плохо отделяет в форме – я

Ту разницу изжитой привилегии нег,

Где болью слабо видит – этот свет.

Но компромисс внутри очерчен – для тебя,

Он ровно дышит фатумом – отныне,

Когда за эго слышит долгий – яд

Твой мир – на эпатаже формы лет.

По монологу дышит, обрамляя свет

Внутри – от незамеченной игры ума -

Твой ловкий дилетант, как обрамление я,

Как будто ты не стал ему – умом.

А только ровно случаю – влюблён,

Коварен и в ужимках – виноват,

Поскольку ты один ему – изжил умом

Строптивый яд в покорности себя.

Поскольку слышит ровный – дилетант

Свой визг от опрометчивой игры -

Ты сам внутри ужимок – образцовый ад,

К нему и сам ты стиль – наедине.

Над компромиссом возвышаешь ад,

Над утренним устройством – бытия,

Но только видит эту форму – я

Твой образцовый, вдумчивый портрет.