Одно преступное одиночество

Вот и сейчас, когда судьбе было угодно посвятить в нашу тайну третьего, я испытывал страшную неловкость, потому что не мог передать словами суть наших отношений с Леной. Быть может, причина этой неловкости еще и в том, что я сам уже не верил в то, что говорил? Одно могу сказать: я был искренен с Костровым, когда признавался, что готов разделить с Леной ее судьбу, стать ее спутником, защитником, освободить ее от трудностей, которые в ее жизни наверняка были. Иначе все между нами было бы проще. Как у всех.

Очень хорошо помню тот вечер. Мы с Костровым куда-то мчимся, а у меня нет сил спросить, куда он меня везет. Ведь ясно же было после разговора с Неустроевым, что, как бы мы ни просили, Лену тем же вечером никто не отпустит. Даже если бы я вывалил на стол перед самым главным начальником мешок золотых слитков. Юридическая машина по вечерам приостанавливает свой ход. Все, кто днем занимался моей Леночкой, вернулись в свои дома и вычеркнули ее из мыслей. Только мы с Костровым и думали о ней: я – потому что любил, он – потому что привык честно отрабатывать свой гонорар.

Вдруг я вспомнил, что сразу после того, как мы расстались с Неустроевым, Костров отошел от машины на несколько шагов и кому-то позвонил. Разговор длился довольно долго, Костров сухо кивал на каждую реплику невидимого собеседника. Это было похоже на обычный деловой разговор. Он явно о чем-то договаривался и, судя по его удовлетворенному виду, договорился. Мне показалось, что после этого разговора он стал точно представлять себе цель. Да и двигались по Москве мы теперь намного быстрее.

Мы долго ехали, мне даже показалось, что он забыл обо мне, что у него помимо моего дела есть и другие, связанные с проблемами других клиентов. И что он, увлекшись, помчался как раз туда, где его ждали по чужому зову.

Мы остановились напротив мощных металлических ворот, выкрашенных ярко-красной краской. Ворота соединяли высокий кирпичный забор и четырехэтажное здание с решетчатыми окнами – тюрьму или следственный изолятор. Это был центр Москвы, напротив мрачного здания я вдруг увидел купол небольшой часовни.

– Не думаю, что цена будет слишком высока, да и человек, с которым я договаривался, обязан мне лично. Но пятьсот евро точно надо будет заплатить. Не сейчас, можно завтра.

Я ничего не понимал. Костров улыбнулся одними губами.

– Завтра уладим все формальности, внесем залог. Если у вас нет суммы, которую они запросят, сможете взять у меня взаймы.

– У меня есть деньги! – воскликнул я. – Неужели я ее сейчас увижу?

– Конечно, увидите. Это не место для женщины.

С этими словами он вышел из машины, поднялся на крыльцо, открыл дверь и скрылся.

Я разволновался. Неужели сейчас, после всего, что было между нами, я увижу ее совершенно новой? Мою другую Лену, другого человека, настоящую, естественную в своем отчаянии? Я всматривался в дверь следственного изолятора и представлял себе ее, но прежнюю: в красивом пальто, с нежной улыбкой на губах, с аккуратно уложенными волосами, на каблучках.

Сколько часов она провела в изоляторе? Не так уж много. Но перед тем она натерпелась, пережила страшное потрясение. Какая она? И готов ли я к встрече? Как мне себя с ней вести? Я вдруг понял, что совсем ее не знаю.

Дверь открылась, в освещенном проеме показались две фигуры. Сердце мое застучало, я дрожащими руками открыл дверцу машины, вышел и медленно двинулся им навстречу.

Лена

– Львова! С вещами на выход!

Я только пригрелась под одеялом и даже задремала. Понимала, что уже поздно, но представление мое о времени было самым смутным. Слышала, как женщины в камере (их помимо меня было шестеро) еще переговариваются, позвякивают посудой. К счастью, в камере было не так страшно, как это выглядит иногда в кино. Не было уродливых беззубых баб, готовых унизить, ударить. Женщины разные: и молодые, и старые, у каждой своя история, но все считают себя невиновными. Как и я. Откуда-то они уже знали, что я убила мужа. Смотрели на меня с настороженным уважением, идти на сближение явно боялись.

Там все было странным. Меня знобило, я не могла есть, часто бегала в туалет, где тошнило от запахов.

Когда меня вызвали, в камере произошло какое-то движение, прокатилась невидимая волна. Мои соседки зашептались, кто-то сказал: «Куда это ее на ночь глядя?»

С вещами. Смешно. У меня не было вещей. Меня взяли в черном вязаном пальто, в которое я куталась, когда бродила по улицам не в силах осознать, что произошло. И хорошо, что оно было, что спасало, укрывало, как если это было живое существо. Я сама связала его себе, словно знала, что когда-нибудь оно пригодится и согреет не только тело, но и душу. Так было до тех пор, пока я не встретила Игоря. Живой человек, ласковый и нежный, он был теплее и милее вязаного пальто.

Те часы, что я провела между задержанием и этим пробившим тишину «с вещами на выход», я думала только о нем. Теперь, когда у меня не было мужа, который обязательно вытащил бы меня из СИЗО, несмотря на наши сложные отношения, мне и надеяться было не на кого.

Игорь никогда не увидит меня такой, не узнает обо мне ничего. Может быть, будет переживать, что я не пришла в «Геро» в назначенный час, не оставила записку. Наверное, подумает, что я бросила его. Какое-то время будет изводить себя вопросами. Станет искать причину в себе, решит, что совершил что-то, из-за чего я его бросила. Возможно даже, попытается узнать мои имя и адрес, заплатит администраторше, купит информацию.

Только что это ему даст? Разыщет меня, приедет ко мне домой, а квартира наверняка опечатана. Соседи скажут, что я убила своего мужа. Как поведет себя Игорь? Что предпримет? Подумает, что связался с сумасшедшей, что я опасна? Или станет разыскивать меня и дальше?

А что бы я сделала на его месте? Думаю, сразу бросилась бы к адвокату и поручила найти его. Даже если он убил жену.

Господи, что только мне не лезло в голову! Ведь я его совсем не знала. Совсем. Просто любила его за то, что он есть, что дарит мне свое время, себя, любовь и тепло. У него наверняка есть жена и дети. Не может у такого мужчины не быть семьи, это совершенно исключено. Другое дело, что с женой у него не все гладко, раз он приходит на свидания ко мне с этой нерастраченной любовью и нежностью. Мужчина, рядом с которым есть женщина, так себя не ведет. Во всяком случае, мне хотелось так думать.

Сколько раз я мысленно рассказывала ему о себе, о своих сложных отношениях с мужем. Делилась, излагая в подробностях, что мне пришлось пережить. Как меня чуть не посадили в тюрьму, но не потому, что я какая-нибудь преступница. Просто я не разбираюсь в финансах и доверилась своему бухгалтеру.

Это было в самом начале, когда у меня работала всего одна аптека, и на меня чуть не завели дело. Вот тогда мой муж просто спас меня: выправил все документы, взял дела в свои руки, а потом расширил наш бизнес. Я охотно пошла на это, доверилась ему, отдала все деньги, оставшиеся после продажи родительской недвижимости. И ни разу об этом не пожалела.

Не скажу, что меня очень уж расстроило, что Коля стал отдаляться от меня. Я понимала, что бизнес, которому он отдает всю жизнь, требует сил, времени, даже любви. Да, он любил свою работу, свою сеть «Фарма-Гален», и ему нравилось, что вложенные усилия приносят неплохую прибыль.

Теперь он стал увереннее и многое уже мог себе позволить. Правда, его отношение ко мне было скорее отеческим, хотя он старше меня всего на десять лет. Я догадывалась, что у него есть другая женщина. Но и у меня к тому времени появилась собственная личная жизнь – красавец Тагир. Можно даже сказать, что я совершенно потеряла с ним голову, не настолько, однако, чтобы окончательно порвать с Колей. Мне нужен был дом, вернее, это ощущение дома, надежного тыла, куда всегда можно вернуться и найти там близкого человека. Не задавая вопросов, он просто посидит с тобой за компанию на кухне и нальет тебе чаю или чего покрепче.

И потом, Коля содержал меня. Нет, конечно, без моих денег, без средств, доставшихся мне от отца, он бы так не поднялся, и скорее всего мы бы давно с ним разошлись. Но все сложилось так, как сложилось.

Тех денег, что переводил Коля, мне вполне хватало. Больше того, вполне допуская, что Коля может все-таки оставить меня, чтобы завести другую семью, и отлично представляя, что случится, если все мои средства будут к моменту развода на моих счетах, я хранила их в надежном месте наличными, и это придавало мне определенную уверенность. Но время шло, Коля внешне был вполне доволен своей жизнью, и ни малейшего намека на то, что он хочет развестись, не было. Да, время от времени мы не ночевали дома, путешествовали по отдельности, но возвращались всегда домой и даже радовались нашей встрече.

Главное, что нас обоих все устраивало. Такое положение вещей стало для нас обоих стилем жизни, который позволял существовать комфортно и, что не менее важно, свободно. У нас был общий дом, была наша дружба, мы были богаты.

Все бы так и продолжалось, если бы Тагир не бросил меня. Он женился на молоденькой татарочке. А я не была к этому готова. Быть может, если бы я ничего не знала о нем, вот совсем ничего ни о его семье с их традициями и обычаями, ни о его свадьбе, да просто ничего, кроме того, что он любит меня и что нам хорошо вдвоем, мы бы так и продолжали встречаться. Да и он ничего не знал бы обо мне, о том, что я замужем. Мы бы встречались где-нибудь на съемной квартире или в гостинице, и наша параллельная личная жизнь, связанная с обязательствами перед другими людьми, не мешала бы нашей с ним любви, не отравляла обоих ревностью.

Разрыв с Тагиром был для меня настолько болезненным, я так тяжело переживала его женитьбу, к которой совсем не была готова, что ночами просто выла, как волчица. И Коля, мой муж, догадываясь, что со мной происходит, пытался помочь мне. Он все ночи проводил со мной, держал меня в объятиях, как больного ребенка, и пытался согреть меня своим теплом. Конечно, он никакой не психотерапевт, но однажды произнес фразу, которая зацепила меня, дала надежду на выздоровление: «Заполни пустоту если не в сердце, то хотя бы в постели».

Это со стороны слова, произнесенные мужем, который пытается согреть жену, могут показаться циничными и даже отвратительными. Я же проглотила их, как спасительную пилюлю. Прожила с этой пилюлей почти сутки и вечером следующего дня написала несколько странных объявлений – автора запросто могли бы отправить в психушку. В объявлении содержалась просьба заняться мною и помочь мне избавиться от воспоминаний. Дальше я отправилась расклеивать свои безумства по улицам.

Просто счастье, что первым это объявление увидел Игорь. Да он просто спас меня от беды. Москва кишит преступниками, насильниками, маньяками, ворами, бандитами. Мне повезло. Да я и встретилась с ним в первый раз, чтобы отблагодарить за неравнодушие, просто сказать несколько теплых слов, может, угостить его вином в каком-нибудь приличном месте. Но так сложилось, что мы оказались в гостиничном номере и провели там два счастливых года. И я ничего не знала о нем, о его семейном положении. Положа руку на сердце, и не хотела знать. Не хотела рисовать в воображениии картины, которые могли бы вызвать ревность или остудить мою страсть.

Мы были просто любовниками. От слова «любить». Нет, не только сексуальными партнерами, как это может показаться. Нам было хорошо вдвоем, даже когда мы, уставшие, встречались в гостиничном номере и просто лежали, обнявшись, и болтали о каких-то пустяках. Игорь никогда не приходил с пустыми руками. Он приносил сладости, фрукты, какие-то милые подарки: украшения, цветы, перчатки, книги, духи. Мне тоже нравилось дарить ему разные безделушки, что-то такое, что могло бы ему напоминать обо мне каждый день, но не привлекало бы внимание людей, с которыми он жил.

Я лежала, укрывшись с головой казенным, пахнущим грубой шерстью одеялом, и все вспоминала, вспоминала… Старалась не думать о том, что будет завтра. Потому что и так было ясно – со мной все кончено. Меня подозревают в страшном преступлении, и весь мир ополчился против меня. Следователь говорил что-то о многочисленных свидетелях, которые будто бы видели меня через несколько минут после убийства. Меня, убийцу, размахивающую палкой. Они утверждают, что я зачем-то била этой палкой по машине Коли. Неужели это действительно правда? Я что, с ума сошла?

Меня вывели в коридор, и я увидела невысокого полноватого мужчину, с интересом разглядывающего меня. Очередной следователь? Я вдруг почувствовала себя под его взглядом голой, и это несмотря на то что продолжала кутаться в пальто. Он видел меня насквозь и, несомненно, видел во мне убийцу. Я зажмурилась и пожелала проснуться у себя дома, в своей спальне под пуховым одеялом.

– Елена Сергеевна Львова? Лена? – спросил он, продолжая изучать меня взглядом.

Сопровождающий меня охранник исчез. Мы стояли в ярко освещенном коридоре следственного изолятора, и моя голова отказывалась воспринимать это как реальность.

– Да.

– Хотите принять горячую ванну, а потом выспаться в чистой постели под пуховым одеялом?

Меня как током ударило. Он что, забрался ко мне в мозг?

Я кивнула.

– Тогда пойдемте со мной.

И я пошла, думая только о горячей ванне. Должно быть, я все же понимала тогда, что хуже положения, в котором я оказалась, уже просто не может быть. Разве что смертная казнь. Но она у нас в стране запрещена.

Мне бы спросить его хотя бы, кто он такой и куда меня ведет, но я не спросила – так хотелось в ванну и теплую постель.

Из темноты вышла мужская фигура. Это раньше я могла предположить, что меня приехал вызволять Коля. Но Коля был мертв.

Мужчина приближался, и с каждым его шагом мне становилось не по себе.

– Игорь, – прошептали мои губы, и я рванулась вперед. Игорь подхватил меня, крепко сжал в объятиях. Я превратилась в большой кусок масла, который буквально таял в его руках.

– Лена! Господи, как хорошо, что тебя отпустили! Садись в машину!

Мы столкнулись. Вернее, не совсем мы, а мы-другие – лбами, судьбами, уже по-настоящему. Я увидела, каким он может быть озабоченным, серьезным, готовым помочь мне. Он нашел меня, узнал мое имя, принял меня как убийцу мужа и вытащил клещами из тюремной камеры!

В машине он держал меня в кольце своих рук, словно боялся, что я исчезну.

Мы сидели на заднем сиденье. Человек, которого Игорь представил как волшебника Ефима Борисовича Кострова, вел машину и не оборачивался, только иногда посматривал на меня в зеркало. Он спросил:

– Вы правда убили своего мужа Николая Львова?

– Нет, конечно. Я никого не убивала.

– Вот и славно.

Мне показалось, что он вздохнул с облегчением. А Игорь обнял меня еще крепче.

Костров

– Знаешь, когда мы еще не были вместе и ты приходил поздно, я, конечно, волновалась за тебя, но все-таки не так, как сейчас. А сейчас думаю: что серьезного можно делать так поздно, когда все уже дома?

Я улыбнулся. Каждому мужчине приятно слышать, что тебя ждут, волнуются. Но она права: я и сам изменился с тех пор, как мы с ней стали мужем и женой. Бывшая няня моей дочери, тихая и милая Лена так незаметно и естественно вошла в мою жизнь, что в какой-то момент я понял, что уже не могу без нее. Дело даже не в том, что ее нежными руками создан наш домашний уют, что она заботилась о нас с дочерью, кормила нас. Постепенно Лена стала жить нашими делами и прочно заняла место в нашей жизни, стала родным человеком. Моя дочь уже вышла замуж и живет теперь самостоятельно, однако, навещая меня, она первым делом идет все равно к Лене – поговорить о женском, поделиться секретами, спросить совета. Думаю, произошло то, о чем мы и мечтать не могли: она стала воспринимать Лену пусть не как мать, Лена слишком молода для этого, но как старшую сестру, а это тоже невероятно ценно.

– Спрашиваешь, что можно сделать полезного в такой поздний час? – Я наблюдал за тем, как она накрывает на стол. – Можно сделать счастливыми двух влюбленных.

Я рассказал ей об Игоре и ее тезке Лене Львовой.

Она слушала меня, не перебивая. Я же рассказывал не спеша, с подробностями, смакуя рассказ так же, как ломти запеченной бараньей ноги, которые просто таяли во рту.

Когда я закончил рассказывать, Лена всплеснула руками.

– Думаю, ты просто разыгрываешь меня! Так не бывает! Что это за влюбленные, которые ничего друг о друге не знают? Ты хотя бы это сказал ему, этому своему клиенту?

– Зачем? Он искренне переживал все случившееся с его любовницей и, думаю, сам уже давным-давно пожалел, что именно так выстроил отношения с женщиной, в которую влюблен. И, знаешь, мы с тобой не вправе его осуждать. Тем более что в чем-то он прав.

– Интересно, в чем же? – Лена поставила передо мной большой бокал с горячим чаем и придвинула блюдо с печеньем. – Может, ты тоже хотел бы таких отношений – назову их противоестественными? В чем он прав, объясни.

– Да в том, что они до сих пор пылают друг к другу страстью, понимаешь? – Я произнес это и тут же сообразил, что дал маху. Да что там, просто поднял, как труп с илистого дна, такую опасную для нас, молодоженов, тему долговечности любви и страсти. А то, что мое воображение подбрасывает такие ассоциации с трупами и щедро поливает их кровью, – что ж, спишем это на издержки профессии, все дело просто в моей работе.

– Вот как? – как-то по-детски нервно воскликнула Лена и вскинула брови. – Хочешь сказать, что для того, чтобы сохранить страсть, нужно вести себя вот как эти двое? Чтобы, кроме любви и отношений, ничего больше не связывало? Ни заботы, ни быт, ни дети? Зачем тогда такая любовь или страсть? Это же все игра!

– Каждый играет в те игры, которые ему нравятся, – ответил я как можно деликатнее, желая поскорее свернуть разговор или направить его в более приятное русло.

– Что теперь с ними будет, как ты думаешь? Они обречены?

– В каком смысле?

– Ты всерьез думаешь, что они выдержат эти ужасные испытания? Ты же говоришь, что она как будто не виновата в смерти мужа. Но поверит ли ей Игорь? Это там, в гостинице, он знал ее просто как таинственную незнакомку, жизнь которой можно нафантазировать. А сейчас, глядя ей в глаза, он, наверное, без конца спрашивает себя: вдруг она на самом деле убийца?

Лена вздохнула.

– Фима, как ты сможешь им помочь? То, что ты рассказал об этом деле, работает против нее. Я не следователь, я всего лишь обыкновенная женщина, но если через пару минут после того, как был убит ее муж, все соседи видели, как она лупит палкой по его машине, видели, в каком она состоянии, как она злится на него… Совсем не представляю, как ты будешь доказывать, что она не убивала.

– Надо бы подождать результаты вскрытия ее мужа, в этом деле, знаешь, столько тонкостей… Конечно, установить точное время смерти вряд ли возможно. Да, предстоит многое проверить, еще раз опросить жильцов. Нужно попытаться выяснить, не заходил ли в подъезд незадолго до убийства еще кто-нибудь. А может, кто-то слышал звук выстрела? Да, предстоит долгая кропотливая работа. Но если Лена действительно никого не убивала, а оказалась заложницей обстоятельств, если ее кто-то подставил, тогда я сделаю все возможное, чтобы ее спасти.

Я сделал паузу, потом продолжил.

– И еще одно: не надо забывать, что мы расследуем вполне реальное дело, понимаешь? Если это не Лена, значит, в квартире находился еще один человек, который не мог не наследить. Допускаю, что это он взял пистолет и выстрелил. Значит, у него был мотив, и сильный. Поверь мне, редко когда человек убивает другого легко, без мучений. Представим себе, что это был не хладнокровный убийца, а человек психически здоровый, но просто доведенный до отчаяния обстоятельствами, о которых мы ничего не знаем.

Снова пауза.

– Итак, этот человек пришел к Львову с приговором, который вынес ему сам. Повторю: это не фантом, а реальный человек из плоти и крови, и его следы где-то в квартире непременно обнаружатся. Обязательно найдется свидетель, который видел, как он вошел в квартиру Львовых или в тот момент, когда там была Лена, или сразу после того, как Лена в отчаянии выбежала из дома и забыла запереть дверь. Если такой человек был, он мог где-то прятаться все время, а потом выйти.

– Вот ты объясняешь мне все это, но я все равно ничего не понимаю. Как-то все нелогично получается. Муж с женой ругаются, так громко, что их слышат соседи. Потом жена выбегает, чтобы, как ты говоришь, выпустить пар. Видит у подъезда машину мужа, и даже вид этой машины ее злит. Почему? Может, она узнала, что он на этой машине возил свою любовницу? Тогда Лена хватает первое, что попадается под руку, палку, и начинает колотить по машине мужа. Понятно, что ей очень плохо, совсем худо. В этот момент она не думает, что издает слишком много шума, не слышит вой сигнализации, не обращает внимания на лица любопытных соседей в окнах. Но если она совершила настоящее преступление и пристрелила его, то сделает одно из двух: или позвонит в полицию и признается в убийстве, или постарается спасти себя – скрыть следы и повесить преступление на кого-то другого. Кстати, а звук выстрела кто-то слышал?

– Да, слышали. Незадолго до того, как сработала автомобильная сигнализация.

– Но если свидетели назовут точное время выстрела, а оно совпадает, так я понимаю, со временем смерти, тогда Лене остается только найти свидетелей, которые подтвердили бы, что в момент убийства она была далеко от дома. Тех, кто видел, как она бегала сама не своя по улицам.

– Было бы куда проще, если бы во дворе дома имелись видеокамеры, – вздохнул я. – Но поскольку большая часть информации связана со свидетельскими показаниями, значит, надо будет работать с конкретными людьми и постараться не упустить ни единой детали.

Мы переместились в гостиную и расположились на диване. Я так устал, что решил остаток вечера не думать о той, другой Лене. Завтра будет новый день, будут дела, встречи, звонки, размышления, а сейчас нужно наслаждаться покоем и присутствием рядом любимой женщины.

– Палка. – Я вдруг открыл глаза и выпрямился. – Что же я, болван, не спросил его о палке? Где она? Сохранились ли на ней отпечатки пальцев?

– Интересный вопрос. – Лена подняла указательный палец. – Но что-то подсказывает мне, что в деле нет ни палки, ни отпечатков.

– Это почему же?

– Не знаю. Вот чувствую.

Я улегся на диван и положил голову ей на колени. Последним, о чем я успел подумать, были мои странные влюбленные. Интересно, как они там?