Птичка

Глава IV. Николай

На следующий день Аглая проснулась в постели одна. Открыв глаза, она отметила, что каминные часы показывают почти восемь. Она услышала звук льющейся воды в ванной комнате и села на постели, оправляя волосы. Дмитрий вышел спустя пару минут, свежевыбритый и розовощекий от умывания. В который раз Аглая с любовью отметила, что он невозможно красив, и белая рубашка, которая была на нем, чуть открывала грудь с темной порослью, а штаны отлично сидели на энергичных сильных ногах. Сглотнув, девушка потупила взгляд, когда он проходил мимо к шкафу. Молодой человек проигнорировал настойчивое внимание Глаши и, достав нужные вещи, проворно уселся в кресло. Он начал натягивать на ноги короткие сапоги для верховой езды.

– Я позавтракаю один, – безапелляционно сказал Дмитрий, вставая с кресла и надевая темно-коричневый сюртук из казинета. – Мне надо сегодня раньше уйти.

– Куда вы сегодня? – спросила Глаша, подавляя в себе желание заплакать.

– На скачки, потом на открытие нового павильона в Летнем саду, а затем в Зимний дворец на прием в честь именин императрицы.

– Могу я поехать на скачки с вами? – вдруг спросила Глаша.

Руки Дмитрия замерли на верхних пуговицах сюртука, и он повернулся к ней.

– Со мной? – взгляд голубых глаз, неприятный и жесткий, смутил ее.

– Я не буду вам мешать, Дмитрий Петрович, – начала девушка просяще и, выпорхнув из постели, приблизилась к нему, на ходу накинув на обнаженное тело пеньюар. – Я только посмотрю со стороны.

– Ну, вы и рассмешили меня, Глаша! – прыснув, воскликнул Скарятин и вновь отвернулся к зеркалу, продолжая оправлять одежду. – Вам не место там.

– Почему? – не унималась девушка, показавшись в зеркале за его спиной.

– Что ж тут непонятного? – пожал плечами Дмитрий, смотря на отражение Аглаи. – В обществе не принято открыто появляться со своими пассиями на людях. Это, знаете ли, дурной тон. Любовница должна быть в тени, и никто не должен знать про нее. – Аглая опустила глаза и отвернулась. – Только прошу, избавьте меня от кислого выражения на вашем личике, – брезгливо заметил Дмитрий. – В последнее время вы стали очень нервной, моя птичка, мне это не нравится.

Глаша отошла от него и направилась в ванную комнату. Закрывшись, она долго умывалась, пытаясь сдержаться и не заплакать. Однако спустя четверть часа услышала, как хлопнула дверь. Поняв, что Дмитрий ушел, она тяжело села на край мраморной ванны и зарыдала. Она плакала тихо, но долго, около часа, чувствуя, что ее существование в доме Дмитрия невыносимо и гадко. Она понимала, что теперь, обесчещенная, ведущая жизнь сожительницы богатого дворянина, находится на самом дне социального общества, жестокого и обличающего все пороки. Людское осуждение и мораль, принятые в обществе, не позволяли ей надеяться на восстановление честного имени, после того как она лишилась девственности и прожила два с лишним месяца содержанкой в доме Дмитрия.

После вчерашних слов о том, что он и не собирается жениться на ней, и сегодняшних, когда он заклеймил ее словом «любовница», Глаша словно прозрела и поняла, что все это время жила словно в сладостном наивном сне, не видя из-за своей пламенной влюбленности в Дмитрия очевидных вещей. Он никогда и не собирался жениться на ней, изначально относился как содержанке, не более того. А она, глупая наивная дурочка, думала, что он, возможно, сможет полюбить ее и затем жениться. Но теперь Глаша понимала, что попала в невыносимый капкан жесткой реальной жизни, где теперь у нее нет другого выхода, кроме как терпеть унижения от Дмитрия и дальше. Да, она могла уйти из его дома, но только под опеку и содержание другого богатого господина или же в дом терпимости. Теперь ее тело и имя были запятнаны позорной связью со Скарятиным. И даже если бы она уехала в другой город, скрыв ото всех свое позорное прошлое сожительницы, вскоре и там стало бы известно о ее теперешних прегрешениях. Оттого выйти замуж за порядочного мещанина или купца она уже не могла.

Глаша понимала, что горячая слепая влюбленность в Дмитрия привела ее на край погибели. И она, глупая дурочка, долгое время даже не понимала всей трагичности своего положения. Все эти мысли вихрем проносились в головке девушки, и слезы никак не хотели останавливаться. Глаша понимала, что ее жизнь кончена, и теперь у нее была одна дорога – жить в тени и на дне осуждающего бескомпромиссного людского сообщества, которое никогда не простит ей ошибку, совершенную по наивности и неопытности.

Спустя полтора часа, около десяти, Глаша все же заставила себя спуститься вниз, дабы позавтракать и выйти на улицу. Надеясь, что прогулка до церкви успокоит ее.

В гостиной она наткнулась на Николая Петровича, который при ее появлении быстро встал с дивана, откинув в сторону газету.

– Доброе утро, Аглая Михайловна, – произнес он галантно.

Молодой человек был одет в домашний сюртук насыщенного бежевого оттенка, темные штаны и туфли. Его лицо, приятное и доброе, сразу же расположило ее.

– Доброе утро, – произнесла Аглая и проворно развернулась к двери, собираясь уйти, но он окликнул ее:

– Аглая Михайловна, постойте! – Глаша замерла и обернулась к молодому человеку. Николай добродушно улыбнулся ей и добавил: – Не уходите, прошу вас. Мне скучно завтракать одному. Могу я просить вас составить мне компанию?

Аглая смутилась, все же не решаясь остаться в гостиной с братом Дмитрия. Однако Скарятин проворно подошел к ней и протянул руку. Поняв, что он просит ее ручку для поцелуя, девушка окончательно смутилась. Дмитрий редко целовал ей пальцы, за все время знакомства всего пару раз. Она нерешительно подала Николаю Петровичу руку, наблюдая за тем, как молодой человек, который был на полголовы выше нее, галантно склонился и осторожно прикоснулся к ее пальцам. И тут Аглая отметила, что ей нравится, как он целует ее руку. Она пробежалась заинтересованным взглядом по его каштановым волнистым волосам, которые были коротко пострижены, и широким плечам. Когда он выпрямился, девушка внимательно посмотрела в его внимательные серые глаза и улыбнулась.

– Благодарю за приглашение, Николай Петрович, – тихо ответила она. – Я тоже не люблю трапезничать одна.

Николай предложил ей пройти в столовую, подставив локоть. Глаша, смущаясь, осторожно взялась пальчиками за его руку и последовала за ним в соседнюю комнату. Николай Петрович сам отодвинул ей стул, после того как вконец озадаченная Аглая села, он занял место напротив нее и позвонил в колокольчик. Глаша же, все еще смущаясь, начала тайком рассматривать Николая, пока он разговаривал со слугой о завтраке.

Внешность Николая не была так изыскана и великолепна, как у его брата. Двадцати восьми лет от роду, младший Скарятин имел приятное лицо с выразительными чертами и спокойными ласковыми серыми глазами. Он был худощав, широк в плечах и имел рост выше среднего. Его вежливая и добродушная манера общения сразу же располагала к себе людей. Оттого и Аглае он сразу понравился как собеседник.

Спустя полчаса общения с молодым человеком девушка почти забыла, что знакома с Николаем всего день. Он был вежлив с ней, добр и мил. Спрашивал Глашу о ее жизни, где она родилась, кто ее родители, как она познакомилась с его братом, чем занимается сейчас. Видя искренний интерес к себе, Аглая отвечала на все его вопросы, отчего-то совершенно не стесняясь. Николай Петрович внимательно слушал ее ответы, и девушке казалась, что Скарятин совершенно не напрягается по поводу того, что она простого происхождения и живет в их доме в качестве любовницы его брата. После завтрака, узнав, что Глаша собралась в церковь, Николай Петрович предложил девушке проводить ее до паперти. В ответ Глаша быстро согласилась, радуясь тому, что ей не придется идти по шумной улице одной.

Николай проводил девушку до церкви и у входа спросил, долго ли она намерена пробыть там. Она ответила, что до окончания службы. На это молодой человек заметил, что ему надо по делам наведаться ненадолго в свой полк, но к часу дня он освободится. И если Аглая пожелает дождаться его, то он с удовольствием проводит ее домой. Она согласно кивнула и заметила, что до полвторого подождет его в церкви.

С тех пор у Глаши появился друг. Николай Петрович Скарятин со своим добрым нравом, галантными манерами и приветливым взглядом сразу же завоевал в сердце Глаши место человека, с которым было легко и свободно. Он как будто предугадывал все ее желания, добавлял в ее фразы нужные выражения и чувствовал ее настроение. Незаметно молодые люди стали проводить в обществе друг друга все больше и больше времени, и уже через неделю Глаша чувствовала себя так, будто всю жизнь знала молодого человека.

Николай был в увольнении на несколько месяцев, ибо его полк расквартировался до весны в столице. Лишь на пару часов в день он иногда уезжал по делам, а затем вновь возвращался в родительский особняк. Он тут же отыскивал Аглаю и любезно просил составить ему компанию.

Почти весь день молодые люди проводили вместе. Младший Скарятин учил Глашу верному произношению по-французски, разъяснял те или иные фразы на иностранном языке, помогал верно писать. Они вместе ездили в парки, посещали различные магазины Петербурга, например, чтобы купить подарки для матери Николая, гуляли по набережной и часто пили кофе в трактирах. Затем вместе обедали, а потом Николай помогал Глаше в оранжерее с цветами или сидел на кухне, рассказывая о своей службе, пока девушка и Лукерья готовили ужин. Вечером они трапезничали вместе, совершенно не уставая от общества друг от друга, а после сидели в гостиной за чтением стихов. Иногда по вечерам в музыкальной гостиной Николай что-нибудь играл на фортепьяно, а Глаша с удовольствием слушала. Сама она не умела музицировать и часто с сожалением вздыхала о том, что у нее не было возможности научиться нотной грамоте. Николай несколько раз предлагал нанять учителя музыки, дабы она смогла обучиться искусно играть на фортепьяно, как и он. Но Глаша застенчиво отвечала, что, если Дмитрий Петрович сочтет нужным, тогда это возможно. Николай Петрович предлагал сам поговорить об этом с братом, но девушка просила молодого человека не делать этого, боясь вызвать неудовольствие Дмитрия, который в последнее время стал к ней холодноват.

Николай казался ей интересным, любезным и добрым. Дни напролет он находился рядом с Аглаей, и она видела, что он искренне наслаждается ее обществом. Поначалу стеснительная в обществе Николая Петровича, Глаша спустя некоторое время ощутила, что молодой человек близок ей не только по мыслям, но и по духу. Он был такой же, как и она сама, открытый и добрый. Она чувствовала, что взгляд Николая, заботливый и нежный, постоянно обращенный на нее, приводит ее мысли и чувства в спокойное, умиротворенное состояние. Рядом с ним сердце девушки билось ровно. Его присутствие рядом, его любезный приятный тенор держали чувства Глаши в равновесии, до того времени, пока вечером в ее спальне не появлялся Дмитрий. Словно вихрь, старший Скарятин врывался в ее спокойный мир. Прямо с порога он говорил ей пару фраз о том, как она хороша и желанна, и его горящий немного диковатый взгляд вмиг возбуждал и будоражил все чувства и мысли девушки. В его руках Глаша забывала о своем умиротворении и спокойствии и отдавалась Дмитрию со всей страстью, на которую была способна. Лишь наутро, словно протрезвев и вновь опечалившись унижающим отношением к ней Дмитрия, Аглая как будто приходила в себя и начинала вновь осознавать свое трагичное положение в доме Скарятиных.

Однако уже к обеду в компании Николая боль и тоска по Дмитрию исчезали, и Аглая с удовольствием часы напролет проводила с младшим Скарятиным. Благодарная, любезная и улыбчивая, в обществе Николая Глаша начала осознавать, что Дмитрий не только использует ее, но и своим безразличием и равнодушием разрушает ее существо. С Дмитрием она постоянно была на нервах, боясь не угодить ему или сказать что-то не так. С Николаем же вела себя раскованно и была сама собой, совсем не заботясь о том, какое впечатление произведет.

Еще через какое-то время в головке девушки стали возникать постоянные мысли о том, чтобы оставить Дмитрия и прекратить это унизительное существование в его доме. Она думала уехать за границу и уже там попытаться построить новую жизнь. Возможно, на чужбине ей удастся скрыть свое позорное прошлое, и, если повезет, она сможет выйти замуж за порядочного человека. Однако дитя, которое уже жило под ее сердцем, удерживало Аглаю от решительных поступков. Она сознавала, что малыш не виноват в холодности отца. Ребенок был ее последним шансом изменить отношение Дмитрия к себе. Глаша ждала, надеялась и боялась разговора о ребенке. Но все же она желала этого, уповая на лучшее.

К середине сентября страдания Глаши стали невыносимыми. Дмитрий совсем не интересовался ею, постоянно отсутствуя дома. Весь долгий день девушка, мучимая тоской, проводила одна или в обществе Николая. Лишь поздно вечером, около десяти, Дмитрий появлялся на пороге ее спальни, шальной и немного пьяный, и, коротко осведомившись, как девушка провела день, без предисловий заявлял о своих правах на ее тело. Глаша безропотно соглашалась на его страстный призыв, каждый раз ища в его холодных красивых глазах хоть немного нежности по отношению к себе, но не находила. Под утро он стремительно покидал ее комнату, наскоро умывшись, ссылаясь на то, что ему надо нанести много визитов.

Накануне того трагичного дня Глаша с утра собралась в храм Трех Святителей. Николай, как и обычно в последнее время, проводил девушку в церковь и терпеливо остался ждать ее в крайнем переделе до конца службы. Глаша после исповеди вышла печальная. Ее глаза были полны слез. Николай попытался спросить, чем она так расстроена, но девушка лишь тяжело вздыхала и молчала. Разве она могла сказать, что батюшка строго высказал ей, что она блудница, раз живет с мужчиной, не будучи его женой? И ее будущее дитя будет несчастно, раз зачато вне брака.

Всю дорогу до дома Аглая молчала, однако все же держалась за предложенный локоть молодого человека. Николай правильно понял ее трагичное настроенное и старался не задавать лишних вопросов, боясь еще сильнее расстроить девушку. Попросив Николая оставить ее одну, Глаша провела остаток дня в одиночестве в своей спальне, ожидая Дмитрия и подбирая нужные слова для разговора. Именно сегодня она решилась наконец сказать Дмитрию о ребенке и решить дальнейшую свою судьбу.

Только около девяти вечера Дмитрий появился на пороге спальни девушки и прямо спросил:

– Вы плохо себя чувствуете? Николай сказал, – пояснил он. Глаша, отложив книгу, встала с кресла и печально улыбнулась ему.

– Николай Петрович напрасно беспокоится, я в порядке.

– Что ж, это радует, – пожал плечами Дмитрий, проходя в комнату и стягивая с себя военный китель. Глаша подошла к нему сзади, наблюдая, как он раздевается, снимая перчатки и портупею.

– Я скучала по вам, Дмитрий Петрович.

Скарятин скорчил кислую мину и даже не повернулся. Поняв, что это, возможно, нужный момент, Аглая подошла к молодому человеку вплотную и, прижавшись своим телом к его спине, обвила его торс руками. Дмитрий перестал расстегивать рубашку и повернулся. Его губы вмиг опустились на чело девушки, а руки с силой обвили ее талию. Глаша собралась с мыслями. Она уже собиралась произнести давно задуманную фразу, как в этот миг ощутила, что от Скарятина невозможно сильно пахнет женскими духами. Смертельно побледнев, она резко разжала объятья и чуть отступила от него.

– Вы были с другой женщиной? – прошептала Глаша глухо, нахмурившись. Дмитрий медленно поднял голову и холодно взглянул на ее недовольное личико.

– Я должен перед вами отчитываться, Аглая Михайловна?

– Вы обнимали другую, ведь так? – не унималась она, поджав от обиды губки.

– И что ж? – спросил он с вызовом.

– А теперь приходите ко мне как ни в чем не бывало? – произнесла она, опешив.

– Вы мне не жена. И в верности я вам не клялся, – заметил Дмитрий мрачно, тут же нахмурившись.

– Да, я не жена вам. Но все же, если хоть немного дорожите мною, вы должны…

– Должен? – повышая голос, перебил ее Дмитрий и бесцеремонно рассмеялся прямо в лицо девушке. Глаша ахнула и отступила от него на несколько шагов, испуганно глядя на молодого человека. Скарятин резко прекратил смеяться, и его лицо стало жестким. – Я вам, моя дорогая, ничего не должен. Вы моя любовница, и только. И вы не имеете права ничего требовать. Да, я был с другой, и что же? Вас это не касается. Ваше дело быть послушной сейчас, а не устраивать мне сцены.

Он решительно сделал пару шагов к ней, и Глаша поняла, что он хочет обнять ее. Но это было выше ее сил. Возмущение достигло предела. Она отшатнулась от него и выставила вперед руку.

– Я не собираюсь это терпеть, сударь, – с чувством воскликнула она, отходя за кровать и непокорно сверкая на него темно-ореховыми глазами. – И сейчас, как вы выразились, я отказываю вам в своем расположении!

Он резко остановился и прищурился.

– Что это значит? – недовольно спросил Скарятин.

– Это значит, что сейчас я не хочу вас видеть! – с вызовом добавила она.

Опешив от ее поведения, Дмитрий остолбенел и непонимающим взором уставился на девушку. Еще никогда он не видел ее такой. Она всегда была покладистой и послушной. Теперь же она явно была не в духе и злилась, бросая на него яростные темные взгляды. Эта новая Аглая была непонятна ему и в то же время интересна. Скарятин вдруг осознал, что гневная страстная речь Глаши нравится ему не меньше, чем покладистость. В его сознании вмиг прокрутилась сцена ее непокорства, а затем то, как он своими поцелуями заставляет ее забыть о своем недовольстве и отдаться ему. Дмитрий прищурился и сделал несколько шагов к ней.

– Я прошу вас оставить меня одну, – произнесла Глаша холодно, пятясь от него.

– С чего бы это?! – взорвался он вдруг, но все же остановился. – Я хочу вами обладать сейчас и не собираюсь уходить!

– Тогда вам придется взять меня силой!

Молодой человек напрягся всем телом, ощущая страстный порыв, который охватил его. Но Аглая явно не желала близости. Напряженная, жесткая, натянутая поза ее говорила о том, что она не позволит ему ничего. Смотря в ее яркие огромные глаза, которые стали черными, Дмитрий долго молчал, поджав от досады губы. Он осознал, что своими неосмотрительными словами лишил себя интимного удовольствия на сегодня, а может, и на последующие дни.

Аглая видела, как ходят желваки на его скулах. Ее сердце бешено билось, она осознала, что этот мужчина, которого она любила без ума и от которого ждала ребенка, пренебрегает ею. Его коварство и холодность были невыносимы.

– Что ж, это даже забавно! – воскликнул вдруг зло Дмитрий, кинув на нее последний яростный взгляд, резко развернулся и направился к выходу из спальни.

Аглая вздрогнула от сильного удара двери о косяк, когда Скарятин, выходя, захлопнул ее. Заломив до боли руки, она осела на ковер и расплакалась. Она ощущала, что ее сердце разрывается от боли и бессилия что-либо изменить. Разговор, который она так долго готовила, подбирая нужные слова, не только не получился, но и превратился в мерзкое выяснение отношений с Дмитрием. Через некоторое время девушка услышала с улицы звук подъезжающей кареты. Быстро поднявшись на ноги, Глаша подбежала к окну и увидела, что Дмитрий Петрович, одетый в штатский костюм и плащ, сел в экипаж. А уже через минуту тот исчез за ажурными въездными воротами. Поняв, что Скарятин уехал, видимо, не собираясь ночевать дома, а возможно, вновь направляясь к той женщине, с которой был недавно, Глаша заплакала.

В ту ночь, почти не сомкнув глаз, Аглая постоянно представляла Дмитрия с другой женщиной. Печальные и бередящие душу картины его измен всплывали в ее мыслях, не давая расслабиться. Проснувшись на следующий день, уже с утра девушка почувствовала себя дурно. За завтраком она ощутила резкую боль в животе. Извинившись перед Николаем Петровичем, поднялась в спальню и прилегла. Но боль постоянно давала о себе знать. То мучая ее чрево, то отпуская, сильные тянущие боли не прекращались. В одиннадцать ее навестил Николай и предложил послать за доктором. Но Глаша ответила, что ей надо просто немного полежать. Николай согласился, но все же приказал горничной неотступно находиться при больной.

К двум часам дня боль внизу живота стала невыносима. К тому же у девушки началось сильное кровотечение. Едва горничная сообщила об этом Николаю Петровичу, он сам вскочил на лошадь и поскакал за доктором. Уже через полчаса тот был у постели больной и после быстрого осмотра попросил всех, кроме горничной Аглаи Михайловны, выйти из ее спальни.

К четырем часам все было кончено. Аглая потеряла ребенка. Всю мучительную процедуру, пока доктор осторожно чистил ее чрево от последа, Аглая молча глотала горькие слезы. Она чувствовала, что последний мерзкий разговор с Дмитрием и его холодность как-то виноваты в том, что Господь решил забрать ее малыша на небеса. С позволения Аглаи нерожденное дитя завернули в белые пеленки, и Николай собственноручно похоронил его в саду около розовых кустов. Около шести вечера он вернулся обратно в спальню к Аглае, мрачный и тихий. Смотря на неподвижно лежащую на постели девушку, Николай глухо произнес:

– Мне так жаль, Аглая Михайловна.

Глаша молчала, невидящим взглядом смотря перед собой. Николай Петрович подошел ближе к ее постели и, сев на стул рядом с ее кроватью, с нежностью посмотрел на девушку.

Ее красота, величественная, нежная, тихая и печальная, казалась Николаю совершенной. В Аглае не было и тени высокомерия и жеманства, как у многих девушек из дворянских семей. Она всегда была приветлива, улыбчива и добра. Ее мягкость, податливость, чувствительность, которые угадывались даже невооруженным глазом, уже завладели сердцем молодого человека. В моде были красотки с иссиня-черными волосами, светлыми глазами и яркими губами. Красота же Аглаи была довольно редкой. Николаю нравились ее светлые, почти белые волосы, темные яркие большие глаза, обрамленные черными ресницами, которые выделялись на фоне бледного личика так же, как и нежные алые губки. Ее красота, необычная, манящая, девственная и в то же самое время чувственная, волновала Николая, и он, дотоле равнодушный к женщинам, теперь воспылал к Аглае неистовой неподдельной страстью.

Последнее время непонятным образом Николай стал проводить в обществе девушки все свое время, совершенно этим не тяготясь. Они вместе гуляли, изучали книги в библиотеке, ходили в церковь, обедали в гостиной, говорили о разном и проводили длинные вечера у камина. И теперь печаль Аглаи задевала Николая за живое, и он подбирал слова, дабы утешить ее и смягчить душевную боль от потери ребенка.

– Извините меня за дерзость, – начал тихо Николай. И, лишь дождавшись, когда Глаша поднимет на него прелестные яркие глаза, продолжил: – Дмитрий знал, что вы ждете ребенка?

– Я не успела ему сказать, – прошептала она в ответ одними губами и вновь отвела взгляд.

Николай смотрел на нее, и ему безумно хотелось остаться с ней, утешить, обнять. Но он не мог. Он ощущал, что она тяготится сейчас его присутствием. И понимал, что она хочет остаться одна. Но не мог заставить себя уйти. Отчего-то в этот момент, смотря на бледное личико Аглаи и ее закрытые глаза, молодой человек вдруг осознал, что любит ее. Да, именно любит ее прелестный облик, тихий нрав, огромные печальные глаза, которые были самыми красивыми на свете. Но тут она прошептала:

– Вы бы могли оставить меня одну, Николай Петрович?

Этой просьбы Николай и боялся. Он вздрогнул всем телом и трагично посмотрел на бледное личико Глаши с закрытыми глазами.

– Да, конечно, – произнес он покорно и, опустив плечи, направился к двери.

Дмитрий вошел в парадную и тут же наткнулся на брата, который мерил нервными шагами пространство около лестницы. Заметив его, Николай резко остановился и выпрямился.

– Вот и ты, Дмитрий, наконец-то, – быстро выговорил Николай, мрачным взором следя за тем, как брат отдает дворецкому перчатки и плащ.

– Здравствуй, Николя, – улыбнулся Дмитрий.

– Мне надобно поговорить с тобой, – сказал Николай, остановившись рядом с братом.

– Сейчас?

– Да.

– Хорошо, пойдем в гостиную, – предложил Дмитрий, пожав плечами.

Когда они остались наедине, Николай остановился напротив брата и окинул Дмитрия мрачным взглядом.

– У Аглаи Михайловны сегодня был доктор, – пасмурно заметил Николай. Дмитрий удивленно вскинул брови и спросил:

– Она больна?

– Да, больна! – вдруг с вызовом произнес Николай. – Но ведь тебе все равно, так, Дмитрий? Балы и приемы важнее?

– Я не понимаю, о чем ты? – пожал плечами Дмитрий и прошествовал к шкафу со спиртным. Николай видел, как Скарятин стал медленно наливать в бокал вино, и это безразличие Дмитрия к судьбе Глаши вмиг вывело Николая из себя.

– Я знаю, что она лишь забава для тебя. Ты пользуешься ею, когда тебе это угодно!

– Что это еще за слова? – тут же встрепенулся Дмитрий, оборачиваясь к брату. – Да, я не обещался ей в вечной любви. Но Глаша благодарна мне за все, что я сделал для нее. До меня она была нищей. А теперь живет как подобает барышне. И не я, а мы пользуемся друг другом. Я – ее прелестями, она – моим богатством, что в этом такого? И вообще, не понимаю, тебе-то что за дело?

– Я всегда знал, что ты пренебрежителен к женщинам. Но теперь это переходит все границы! – взорвался Николай, подходя к Дмитрию. – А ты знаешь, что сегодня она потеряла ребенка?

– Ребенка? – опешил Дмитрий, и бокал со спиртным замер в сантиметре от его губ. – Какого ребенка?

– Твоего! – проклокотал Николай, испепеляя брата взглядом. Дмитрий со звоном поставил бокал на стол и отвернулся. Заложив руки за спину, он отошел к окну. – Она была тяжела от тебя, – уже более спокойно добавил Николай.

– Я не знал, – произнес глухо Дмитрий, не оборачиваясь. Он смотрел в одну точку, и отчего-то ему стало не по себе. Известие о том, что Глаша ждала ребенка и потеряла его, задело его за живое. Однако он тут же прогнал эти странные жалостливые мысли от себя.

– Ты должен изменить свое отношение к ней, – заметил наставительно Николай. – Она страдает от твоего безразличия.

Дмитрий резко повернулся к брату.

– Что же ты хочешь от меня? – встрепенулся Дмитрий. – Я все равно на ней не женюсь. Ты же знаешь, я холостяк, и мне нравится моя жизнь.

Николай молча смотрел на брата и понимал, что ничего не добьется. Вряд ли Дмитрий, который всегда относился к женщинам с высокомерием, мог полюбить Аглаю.

– Зачем же ты привез ее в наш дом? – глухо произнес Николай.

– Ее отец выгнал, когда застал нас вместе. Ну, я и пожалел ее.

– Пожалел? – выплюнул Николай. – Тебя послушать, так она лишь из жалости живет здесь?

– Сначала да. А затем… – Дмитрий цинично ухмыльнулся одними уголками губ. – Она, знаешь ли, слишком хороша в постели. Я решил оставить ее в качестве любовницы. Все эти пуританские высокомерные дамочки на балах далее ручки не заходят. А девки в борделях, наоборот, слишком развязны и холодны. А Аглая Михайловна меня вполне устраивает. Страстная, нежная и послушная…

– Избавь меня от своих циничных изречений! – взорвался Николай и, приблизившись к брату, добавил: – Что ты намерен делать дальше?

– А что я должен делать? Ну, потеряла ребенка, и что же? Это еще не конец света. Куплю ей какой-нибудь подарок, она и забудет свою печаль.

– И ты мой брат! – произнес трагично Николай. Отвернувшись от Дмитрия, он отошел, шепча одними губами, словно обращаясь к самому себе: – Если бы я мог заглушить ее боль… Если бы я мог излечить ее от тебя…

– Слушай, Николя, я не пойму, что ты так печешься об Аглае? – подозрительно произнес Дмитрий. – Или она тебе тоже по вкусу?

– Замолчи! – нервно воскликнул Николай.

Дмитрий прищурился, поняв, что задел брата за живое. Старший Скарятин медленно отрицательно замотал головой и произнес:

– Ты это брось, Николай. Она не нашего поля ягода. Я же знаю твои понятия о чести. Да, я не женюсь на Глаше. Но она будет жить в достатке. А ты, Николай, слишком чувствителен, тебе давно пора стать жестче.

– Таким, как ты? – выплюнул Николай. И с горечью в голосе, не спуская горящего взгляда с брата, трагично добавил: – Она же живая! У нее тоже есть свои чувства и страдания, неужели тебе все равно? – Дмитрий упорно молчал и лишь смотрел немигающим взором на брата. Лицо Николая вновь преобразилось. – Ты совсем не любишь ее! Вот отчего вся эта холодность и безразличие.

– Да, не люблю, и что же? – набычился Дмитрий.

– Так отпусти ее!

– А я ее и не держу! – так же с вызовом произнес Дмитрий. – Но она ведь не дура. Понимает, что здесь, при мне, ей лучше, чем в своем захудалом городишке. Кто ее там осчастливит? Мужик или купец какой-нибудь.

– Конечно, ты лучше купца, – съязвил Николай. – Да что я с тобой говорю, ты же совсем не слышишь меня.

Николай стремительно направился к двери, махнув на брата рукой. Он быстро поднялся наверх и приблизился к комнате Глаши. Он долго стоял около двери ее спальни, не решаясь войти. Слышал, как она медленно бродит по комнате и что-то печально напевает. Николай стоял и чувствовал нарастающее желание утешить девушку, спрятать от всех невзгод. Ощущал, что она слишком чувствительна и ранима. И что ее надо беречь, как драгоценный хрупкий цветок. Николай не понимал, как она могла попасться в лапы к такому бабнику и цинику, как Дмитрий. И прекрасно осознавал, что его брат никогда не оценит ее по достоинству. Измученный своими думами, Николай все же не решился постучаться в спальню Глаши и, терзаемый мрачными мыслями, направился в свою комнату.

Дмитрий долго стоял у окна, обдумывая слова брата. Он понимал, что должен пойти к Глаше и поговорить с ней обо всем. Возможно, ему придется утешать ее. Ему очень не хотелось видеть ее слезы, но он все же заставил себя подняться наверх. Едва Скарятин вошел в спальню девушки, Аглая, которая стояла у окна, стремительно повернулась к нему, словно ожидала его прихода. Он улыбнулся и безразлично заметил:

– Николай сказал мне, что у вас был доктор.

Дмитрий подошел к ней, и она порывисто приблизилась к нему. Он раскрыл объятья, и девушка с облегчением упала ему на грудь.

– Так хорошо, что вы пришли, Дмитрий Петрович, – проворковала Аглая ласково. Он как-то весь напрягся, чувствуя себя неловко от ее порыва и расположения к нему. Дмитрий не хотел, чтобы Аглая испытывала к нему сильные чувства, ибо не мог ответить ей тем же. Но эта ее фраза и горячие страстные объятья говорили ему в этот момент, что Глаша испытывает к нему нечто большее, нежели простое влечение. Дабы разрядить обстановку, он ласково провел ладонью по ее распущенным густым волосам и спросил: