Читать книгу: «Шестьдесят дорог к счастью. Сборник рассказов», страница 2
Здравствуй, дед!..
На плацу лихо вышагивал взвод лейтенанта Стародубца, совсем недавно прибывшего к нам в часть из училища. Я вздохнул: с таким же рвением и я когда-то муштровал вверенный мне личный состав. Неужели пролетели целых пятнадцать лет?! Уже совсем скоро в моей жизни не будет ни этого плаца, ни полигона, ни стрельбищ, ни офицерского клуба, где я коротал вечера со своими друзьями-однополчанами… Нелегко, ох, нелегко далось мне это решение…
На КПП я в последний раз окинул долгим взглядом родную часть, козырнул дежурному сержанту, и… здравствуй, моя новая жизнь! Я трясся в рейсовом автобусе, а в голове все еще звучали слова нашего «замка» подполковника Баранникова:
– Ты хорошо подумал, майор? – Внешне спокойный, он смотрел на меня поверх очков, но его волнение выдавали кисти рук, отбивающие нервную дробь по столу.
– Так точно, товарищ подполковник! – четко отрапортовал я.
Он недовольно поморщился, встал из-за стола и нервно заходил по кабинету, заложив руки за спину.
– Ну чего тебе не хватает? Отличный офицер, прекрасный послужной список, никаких нареканий, полгода назад только майора получил! – он остановился напротив меня. – Может, передумаешь, Александр Николаич? Давай я тебя в отпуск на месячишко отправлю? Как раз на майские праздники! Поправишь дела свои и назад, а?
Я отрицательно мотнул головой.
Он сел на место, вздохнул и подписал мой рапорт об увольнении в запас.
– Неужели все так серьезно, что тебе и военная карьера побоку?
– Серьезно, Анатолий Васильевич! Вы же знаете, жена от меня ушла, детей забрала… А тут еще мама на днях померла!.. Схоронить надо по-человечески! Дом в поселке остался, хозяйство большое. Я ведь один у нее был… И со всем этим надо что-то делать, да и жену как-то возвращать… Поверьте, товарищ подполковник, я знаю, что поступаю правильно! А армия… останется со мной навсегда!..
После скромных поминок, на которых присутствовала половина поселка, ко мне подошла наша соседка и давняя подруга моей мамы тетя Валя.
– Ты, Санечка, не обижайся, но народ удивляется, почему ты без семьи приехал на похороны?
– Ушла от меня Нина, теть Валя! Не вынесла тягот военной службы! – я зло усмехнулся. – Я ведь, можно сказать, из-за нее из армии уволился!
– Вона как? – она в задумчивости пожевала губами. – А дальше что делать думаешь? Останешься здесь или дом с хозяйством продавать будешь? А то я бы купила! Ведь сколько лет бок о бок прожили-то! Ты ведь когда после десятилетки уехал в училище свое поступать, Вера Никитична, бабушка твоя, слегла и почти не вставала. А Настюше работать надо было – без нее почта точно закрылась бы! Вот я за Никитичной, почитай, пять годков и ходила! И хозяйство почти все на мне держалось, и вообще! Жалко мне маму твою – совсем ведь еще молодая была! А ведь я говорила ей: «Плюнь ты, Настя, на Кольку своего непутевого: раз ушел этот кобель, значит, мизинца твоего не стоит!» А она все десять лет по нему сохла! Вот и сгорела быстро! Да и ты, Санечка, редко навещал ее – чего уж тут греха таить! Я понимаю, конечно, ты – человек военный, подневольный, но хоть раз в год мог бы привезти внуков погостить у бабушки?
– Теть Валь, не травите душу! Нина не любила сюда приезжать. Если у нас и выдавалась возможность, отдыхали с детьми на море. Думал, успеем еще и к бабушке съездить, и ее с собой на море взять… Вот и съездили!.. А дом этот, действительно, продавать придется и перебираться в город. Там и работу легче найти, и квартиру купить можно! Тогда, может, и Нина с мальчишками вернется…
Она посмотрела на меня с сомнением и вздохнула:
– Знаешь, Саня, ты не обижайся, если что не так скажу – я ведь тебя с пеленок знаю, но не любит тебя твоя Нинка! Баба от любимого мужика по собственной воле ни за что не уйдет – даже из самой распоследней дыры! Поверь уж мне!..
Вопрос насчет продажи недвижимости решился быстро. Суммы, которую предложила мне соседка за дом и хозяйство, в принципе хватало и на покупку квартиры в городе, где я собирался обосноваться, и на первое время, пока не устроюсь на работу. Единственным условием, выдвинутым тетей Валей, было освобождение дома от «всего хлама, скопившегося здесь со времен царя Гороха!»
«Ты пойми, Сашок, негоже жить в доме, где все пропитано духом усопших, как бы хорошо я к ним не относилась! – извиняющимся тоном говорила она мне, поясняя свою просьбу. – А заодно и вещи, какие тебе дороги, заберешь! А я тебе в помощь своего Степана пришлю!»
Три дня я провел в доме, где прошло мое детство. Часами сидел за альбомами с фотографиями, с грустью перебирал милые сердцу безделушки, просматривал документы. Только сейчас я до конца осознал, что больше никогда не увижу ни этих стен, ни предметов интерьера нашего скромного жилища, ни всех этих вещей. И уже второй раз за короткое время мысль о невосполнимой утрате болью отозвалось в моем сердце…
Полдня вывозили мы с мужем тети Вали на свалку все, что когда-то составляло жизнь моих родных. Наконец, дело дошло до большого темно-коричневого старого шкафа, занимавшего чуть ли не половину маминой спальни. Этот потертый шкаф простоял в нашем доме лет пятьдесят, но до сих пор был еще крепок. Больших трудов стоило нам разобрать его, чтобы вывезти из дома по частям.
«Смотри, Саня, что я нашел! За полку завалилось! – воскликнул Степан, держа в руке какой-то пожелтевший от времени маленький квадратный клочок бумаги. – Это же похоронка! – он поднял на меня глаза: – На деда твоего!»
Дрожащими руками я взял драгоценный документ, о существовании которого знал от бабушки. Будучи старшеклассником, я пытался как-то его найти, чтобы принести в школу, когда там оформляли музей боевой славы. Но, к сожалению, перерыв все верх дном, мы с бабушкой тогда его так и не нашли. Помню, насколько я огорчился, ведь принести в школу свидетельство боевого подвига деда, дорогого стоило! И вот теперь он отыскался…
Так вот ты какая – легендарная похоронка! В документе, именуемом «Извещение», значилось:
«Ваш муж, ст. лейтенант командир взвода… – далее следовали фамилия, имя и отчество моего деда. – Уроженец… – был указан наш адрес. – В бою за социалистическую Родину, верный воинской присяги, проявив геройство и мужество, был убит 12. 04. 1943 в р-не станции Новая… – далее указывались ее координаты, – и похоронен в братской могиле деревни Хохловка…»
Я с грустью смотрел на полустертый штамп с номером стрелкового полка, где служил мой дед; на слабый оттиск полковой печати; на подписи начальника штаба и комиссара полка, которым довелось поставить точку в героической летописи жизни одного из своих бойцов. В своих руках я держал последнюю и единственную нить, связывающую меня с моим предком, которого я никогда не видел, но которым безмерно гордился!
А уже через неделю я ехал в ту самую деревню Хохловку вблизи станции Новая, чтобы положить цветы на могилу деда и рассказать ему о своем житье-бытье.
Далеко не сразу мне удалось разыскать место, где когда-то находилась та деревня – теперь там разросся поселок городского типа. И только расспросив местных старушек, я отыскал скромный обелиск на окраине поселка рядом с лесом. Судя по всему, дорогу сюда не забывали: у подножья лежали букеты полевых цветов. Правда, цепь, которой был обнесен памятник, сильно поржавела и требовала реставрации.
Я подошел ближе, достал носовой платок и протер поверхность постамента, на котором были выбиты имена похороненных здесь бойцов. Острой болью кольнуло в сердце, когда среди восьмидесяти четырех других я увидел фамилию деда.
– Ну, здравствуй, дед! Это я, Саша, твой внук! Вот мы и встретились! Видишь, как все получилось? Из армии я уволился, а жену удержать все равно не смог! А ведь мы любили друг друга! Знаешь, ради меня она на многое пошла: бросила профессию, отчий дом, родителей. Когда появились близнецы, думал, что семья наша только укрепится. Но чем старше они становились, тем сильнее она хандрила, устраивала мне сцены: дескать, надоело ей по гарнизонам мотаться и мальчишек из школы в школу переводить! Но она же знала, дед, что выходит замуж за военного! И вот она уехала, а что делать мне! Как ты считаешь, теперь, когда я уже на гражданке, она вернется, Или все же тетя Валя права? Молчишь? Вот и я не знаю!.. Ну, что ж, прощай, дед! Пусть тебе и твоим боевым товарищам эта земля будет пухом! – Я низко поклонился останкам бойцов, сложивших голову у деревни, которой давным-давно уже нет на карте…
– У вас тоже здесь родной человек похоронен? – неожиданно раздался за спиной негромкий женский голос.
Женщина неопределенного возраста, закутанная до глаз в светлый платок, подошла к обелиску с большим пластиковым пакетом в руке и стала выкладывать из него бутылку с водой, тряпки, щетку, небольшой веник.
Я кивнул:
– Мой дед!
– А я вас раньше здесь не встречала! – она с интересом рассматривала меня. – Вы ведь не местный?
– Да, я издалека! Совсем недавно узнал, где он похоронен… Вот приехал поклониться его праху…
– А я приезжаю сюда два раза в год – перед майскими и осенью, в свой день рождения! Ведь если бы не мой дедушка, и меня на свете не было! – она вздохнула. – Меня зовут Мария, будем знакомы!
– Александр! – я пожал руку женщине. – А давайте я вам помогу!
Вместе с Марией мы быстро навели порядок и по дороге к станции разговорились. Я рассказал немного о себе.
– А я сразу догадалась, что вы военный! – сказала она. – Мой муж тоже был офицером. Они с сыном разбились на машине – в них врезался грузовик с пьяным водителем. Тогда я думала, что жизнь закончилась вместе с их уходом. Три долгих года я ходила на кладбище, как на работу, на себя махнула рукой, буквально превратилась в тень. Но потом, наконец, поняла, что они не одобрили бы, если я так бездарно угроблю свою жизнь. Тогда я взяла себя в руки, устроилась работать в детский дом, чтобы помочь другим детям адаптироваться к нашей непростой жизни. И вы знаете, Александр, мне стало гораздо легче! А вы чем собираетесь заниматься?
Я развел руками:
– Не знаю! Сначала квартиру куплю, а там посмотрим! Может, в охрану куда-нибудь устроюсь. Жену попробую вернуть…
Она посмотрела на меня долгим взглядом:
– Любите ее? – и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Если любите, боритесь за нее!
Я вспомнил слова тети Вали, и сомнение в первый раз за все время шевельнулось в моей душе.
– Скажите, Мария, а вы бы могли бы так поступить на ее месте?
– А я и была на ее месте! – просто ответила она. – Я ведь вместе с мужем где только не «служила»! Я – учитель по профессии, а дети есть везде…
Мы подошли к станции, Мария сняла платок, и майский ветер растрепал ее длинные темно-русые волосы, стянутые сзади в конский хвост. Прикрыв глаза, она подставила ветру лицо. Освещенное весенним солнцем, оно показалось мне на редкость гармоничным. Даже ранние морщинки на переносице и в уголках глаз не портили его. Передо мной стояла еще совсем молодая и привлекательная женщина, и я невольно залюбовался ее неброской естественной красотой.
– Ну, что ж, будем прощаться, Александр! Нам с вами в разные стороны.
– Она протянула мне руку:
– Дай бог, свидимся. Желаю вам счастья!
Не раз и не два делал я тщетные попытки вернуть свою бывшую семью, но Нина и слушать ничего не хотела. Несколько раз я подкарауливал сыновей возле школы и пытался поговорить. Не знаю, что такого им про меня наговорила жена, но беседы не получалось. Они только смотрели исподлобья и молчали всю дорогу как партизаны.
Все окончательно прояснилось, когда, уже отчаявшись, я как-то усадил пацанов на лавочку и устроил допрос «с пристрастием». Оказалось, что мама «уже давно встречается с дядей Володей, и скоро мы все уедем жить к морю, где у него есть свой дом»…
После развода я впал в жуткую депрессию, начал выпивать, чуть, было, не вылетел с новой работы. Я не мог простить бывшую жену, перечеркнувшую в одночасье все, что было между нами. И все сильнее казнил себя за то, что порвал со службой, искалечил свою жизнь. Многое бы я отдал, чтобы вернуть все назад… Но сделанного не воротишь…
Кое-как оправившись, я пытался встречаться с другими женщинами, но, как правило, это были кратковременные, ни к чему не обязывающие знакомства. И Чем больше неудач меня постигало в поисках утраченной половины, тем чаще всплывал передо мной образ женщины в светлом платочке у обелиска.
Наступали майские праздники, и мне снова захотелось съездить на станцию Новая, чтобы положить цветы на могилу деда и поделиться с ним накопившимся за год. А еще мне очень захотелось увидеть Марию…
Памятник павшим воинам оказался довольно грязным, повсюду валялась прошлогодняя листва. И это меня очень удивило, ведь по моим расчетам Мария должна была уже здесь побывать.
– Здравствуй, дед! Это опять я! Вот, приехал поздравить тебя с днем Победы! Ну, как ты тут? Знаю, о чем спросить меня хочешь! Нет, дед, пока ничего хорошего в моей жизни не произошло. По армии по-прежнему скучаю, жену потерял окончательно, а пацаны мои общения со мной не хотят…
А помнишь Марию, ту женщину, что приходила сюда? Есть в ней что-то настоящее, правда? Очень она мне в душу запала! Не знаешь, почему ее не было здесь? Уж не случилось ли чего? Я найду ее, обещаю тебе!..
Отыскать единственный детский дом в городке, название которого упомянула Мария при нашей первой встрече, большого труда не составило. Но когда я уже стоял перед ржавой калиткой в заборе, окружавшего обшарпанное двухэтажное здание, меня вдруг охватила несвойственная мне робость. Что я ей скажу? Зачем пришел?
Наконец, на мой звонок откликнулся недовольный сиплый мужской голос:
– Чего надо?
– Мне бы Марию!
Дверь заскрипела, и показалась заспанная физиономия с мутным взором.
– А ты кто ей будешь? – мужик икнул, обдав меня смесью чеснока и перегара.
Не успел я открыть рот, как за воротами зазвенел возбужденный детский голосок:
– Митрич, двери в столовку опять заклинило!
– Ах ты, холера ясная!– выругался мужик, затем вдруг заговорщицки мне подмигнул: – Слышь, мил человек, сгоняй за поллитрой, а я тебе, про Машку все расскажу!
Калитка захлопнулась, я только руками развел и поплелся в ближайший магазин. Зато уже через час узнал от Митрича, исполнявшего обязанности завхоза, садовника и сторожа в одном лице, что «бедняга уже почитай неделю находится в местном лазарете с воспалением легких». Я сразу же поехал по указанному адресу, купив по дороге фрукты и букетик полевых ромашек.
Мария искренне удивилась, увидев меня снова. Сидя в коридоре, мы проговорили целых два часа обо всем на свете. А когда неспешным шагом я провожал Машу до палаты, неожиданно для себя вдруг спросил:
– А вакансии в вашем детдоме имеются? Вы меня извините, но там – сплошной разгром и запустение! От Митрича вашего толку мало. А я – офицер, значит, умею делать все! Да и здоровьем вроде бог не обидел. И вашему хозяйству наверняка не помешают дополнительные руки и голова!
Она посмотрела на меня внимательно:
– Вы правы, Саша! Пьянчужку этого давно было пора уволить, но только не идет к нам никто! Кому нужны брошенные и, порой, озлобленные дети, да никакая зарплата?! Но если вы и впрямь надумали, милости просим! – и она широко мне улыбнулась.
И я почувствовал небывалое облегчение, словно сбросил с себя тяжкий груз…
Прошло время и теперь мы с Машей вместе. И когда в очередной раз я приехал к братской могиле, мне было, чем еще порадовать деда.
– Здравствуй, дед. Мы с женой хотим познакомить тебя с твоим правнуком! Он назван в честь тебя! Ты только взгляни на него – какой он славный! И хотя ему только три месяца, он уже все понимает! У нас все хорошо. Моей Маше предложили возглавить наш детский дом, и она согласилась! На мне все хозяйство держится. Кроме того, я стал преподавать нашим детям ОБЖ и военное дело!
Посмотри, дед, на детей, что рядом с нами. Это наши питомцы! Хорошие ребята, хоть и не без проблем! А у кого их нет, дед? Знаешь, мы все вместе решили обновить этот памятник и благоустроить территорию вокруг него! Я очень хочу, чтобы и они гордились всеми, сложившими здесь голову. И хотя этого места уже нет на карте, зато есть наша земля, на которой мы все живем, благодаря вам…
Белые грезы Чебаркуля
Озеро Чебаркуль встретило нас искрящимся на утреннем солнце снегом и абсолютной тишиной. Я глубоко вдохнул чистейший морозный воздух и посмотрел на небо – ни облачка!
– Красота! – я оглянулся на моего спутника, который шел за мной след в след по глубоким сугробам. – Похоже, мы – первые! Хорошо, что мы поехали не в выходные!
Угу, – усмехнулся он в седые усы, – вся рыба теперь наша!
Мы подошли к отлогому берегу. Ровная, ослепительно-белая поверхность одного из самых красивых уральских озер с обеих сторон упиралась в небольшие лесистые островки. Я где-то читал, что с тюркского один из вариантов названия этого озера так и переводится – «красивое озеро»! И это была чистая правда!
С моим соседом и давним приятелем по рыбалке Михалычем мы знакомы с самого моего детства. Это он пристрастил меня к рыбалке. За десять лет мы с ним объездили на его старенькой «ниве» чуть ли не все окрестные озера Челябинской области, но именно Чебаркуль, славящийся своими чистейшими родниковыми источниками и разнообразием рыбы, мы выделили особо.
Может, сегодня пойдем на глубину, а, Михалыч? – с надеждой спросил я напарника. – Вдруг опять сига вытянем!
– Так уж и вытянем… – с сомнением произнес он. – А полтора километра пехом переть? Давай лучше здесь, у бережка? – он взглянул на мое сразу же вытянувшееся лицо и улыбнулся: – Совсем не жалеешь ты старика, Мишаня! Мне ведь не шестнадцать! Ладно, тряхнем стариной! Что не сделаешь ради твоей мечты!
Я повеселел:
– Михалыч, ну, мы ж с тобой никуда не торопимся, глядишь часам к девяти потихоньку и дойдем. Зато и рыба там крупнее! Помнишь, какого сига ты вытащил напротив острова? Еле в лунку пролез!
– Сравнил! Я тогда на два года моложе был, да и Колька помогал…
– Не боись, старик, на этот раз мы сами справимся!
– Эх, мне бы твои годы! – Михалыч вздохнул мечтательно, затем сдвинул ушанку на затылок и хитро мне подмигнул: – А что, может, и вправду нам сегодня повезет?!
Мы с Михалычем любим зимнюю рыбалку за чистый снег, за крепкий морозец, за свежий воздух, за возможность ловить в любой точке любого озера.
Следя за сторожками в ожидании первой поклевки, мы ведем неспешный разговор о всякой всячине, и мне кажется, что нет ничего прекрасней этих наших рыбацких посиделок. И только одна мысль всегда омрачает мое радужное настроение – о том, что завтра надо опять идти в ненавистную школу и учить уроки. Эх, если бы можно было сделать так, чтобы сразу стать взрослым, а лучше – пенсионером, как Михалыч!
Но сейчас я об этом не думал. Пока стоит хорошая погода, надо пройти по заснеженному льду довольно приличное расстояние, а это не так-то просто, учитывая нашу амуницию – толстые тулупы и огромные валенки с галошами, которым на страшен даже пятидесятиградусный мороз.
Михалыч, еще довольно крепкий на вид старик, все же, любит пожаловаться на здоровье и преклонные годы. Он невысок, коренаст, широк в плечах, поэтому смотрится этаким силачом-тяжеловесом. Всю свою жизнь он проработал токарем на машиностроительном заводе, недавно вышел на пенсию, и теперь сильно скучал по работе и своим приятелям-работягам.
Я видел, как тяжело привыкать ему к новой жизни, и, как мог, старался уделять внимание недавно овдовевшему старику, ведь он был для меня ближе родного отца, которого я даже не помнил…
Ну, здесь, что ли, остановимся, Мишаня? – тяжело отдуваясь, произнес Михалыч. – Кажись, в этом месте мы тогда сидели.
– Да нет, вроде бы чуток подальше, но можно и здесь. И так уже километра на полтора от берега отошли!
Через некоторое время, когда все приготовления были завершены, мы, сидя над своими лунками, наслаждались тишиной, природой, любимым занятием и обществом друг друга.
– У тебя клюет, Мишаня? – в полголоса осведомился Михалыч, которому уже не терпелось поболтать.
– Пока нет… – начал было я, но договорить не успел: небо вдруг озарилось нестерпимо яркой вспышкой, резанувшей по глазам, и раздался грохот такой оглушительной силы, что у меня заложило уши. Все вокруг затряслось, и я инстинктивно упал лицом в снег.
«Падение самолета, боевая ракета, бомбежка?!» – пронеслись в мозгу предположения.
– Ложись, Мишаня, – не своим голосом запоздало крикнул Михалыч и рухнул на меня всем своим грузным телом, закрывая от обстрела.
Не успел я сообразить, что произошло, как совсем рядом с нами послышалось жуткое шипение, как будто, разом зажглись тысячи бенгальских огней, затем раздался душераздирающий скрежет, грохот и такой мощный удар, что нас подбросило надо льдом, словно пушинки. На мгновение я потерял сознание, но перед этим увидел, как недалеко от нас взметнулся огромный, до четырех метров, столб воды и льда. Сразу же в нос шибануло сильнейшим запахом озона, и… наступила гробовая тишина…
Очнулся я от голоса, просочившегося в мое сознание сквозь вязкую белую пелену:
– Ты жив, что ли, друг ситный? Вставай, опасность миновала, война уже закончилась!
Я открыл глаза и огляделся. Мы с Михалычем по-прежнему находились на льду озера, были живы и относительно здоровы – уши у меня до сих пор были словно заложены ватой.
– Что это было, Михалыч?
– А черт его знает! Скорее всего, наши вояки по ошибке саданули чем-то не туда! Хорошо еще, что мимо! Там, кажись, полынья приличная образовалась на месте падения снаряда.
Когда мы подошли к огромной, метров восемь в диаметре, круглой полынье, усыпанной по периметру мелкими осколками льда, предположения насчет «ошибки наших вояк» вызывали сильное сомнение. Ни один снаряд или ракета не смогли бы проделать в тридцатисантиметровом льду такую громадную пробоину!
Я вспомнил все, что предшествовало удару: вспышку света, взрыв на высоте, шипение, запах озона, столб воды со льдом, – и внезапная догадка озарила меня. Неужели это…
– Метеорит, Михалыч, ты понимаешь, это был МЕ-ТЕ-О-РИТ!!!
– Метеори-и-ит? – старик разинул рот от изумления. – Это навроде Тунгусского, что ли? Не может быть!
– Эх, вот бы его достать! – я опасливо сделал шаг по направлению к проруби.
– Это с двенадцати метров-то? Могу себе представить, сколько весит эта хреновина! И ни одной души, кроме нас!.. Постой, а что это там чернеет? – подслеповато щурясь, он ткнул заскорузлым пальцем в две черные точки в метре от того места, где мы стояли.
Я подошел ближе и увидел два маленьких черных камешка, вплавленных в ледяные осколки. Они очень четко выделялись на бело-голубом фоне льда. Осторожно, словно на археологических раскопках, я отколупнул их перочинным ножом и взвесил их на руке. Граммов по пятьдесят каждый, не больше сантиметра, шероховатыми на ощупь и еще теплые.
– Пляши, Михалыч, я оказался прав – вот они небесные камешки! Нам с тобой они принесут счастье!
– Счастье, Мишаня, что мы живы остались! Давай-ка собирать манатки и дуть отсель, пока не набежали разные ученые да журналюги. Ведь затаскают по интервью всяким: мы же теперь вроде как очевидцы!
– Но это же круто, Михалыч! – воскликнул я, живо представив себе, как раздаю интервью иностранным журналистам. – Может, и премию какую дадут!
– Ага, догонят и еще раз дадут! Кому говорю, собирайся, не до рыбалки нынче!
Я не помню, как мы добрались до берега. Все мои мысли были заняты этим грандиозным событием поистине мирового значения! И только мы – единственные свидетели свершившегося чуда, которое последний раз имело место более века назад! И сейчас в моем кармане лежали два малюсеньких доказательства этого факта.
Уже в машине я достал из кармана наши драгоценные находки, чтобы рассмотреть их как следует. Камни имели черные, будто оплавленные, поверхности с серыми разводами. На первый взгляд ничего особенного. Я даже осторожно их понюхал – они ничем не пахли.
– Ты их еще лизни! – съязвил Михалыч, искоса наблюдая за мной.
– Знаешь, а давай по-братски разделим их! – предложил я, не обращая внимания на его сарказм. – Пусть они хранятся у каждого, как напоминание об событии!
– Я не возражаю! – пожал плечами Михалыч, забирая у меня один из камней. – Только ты, слышь, Мишка, об этом молчок! Уговор?
– Уговор!
Матери я ничего говорить не стал, да и не до того было: по всем телевизионным каналам только и твердили, что о падении громадного метеорита, натворившего немало бед в нашем областном городе. И я сделал однозначный вывод: старик был прав – нам не стоит даже высовываться!..
Спать я лег в легком волнении: мне почему-то казалось, что с той минуты, как мне в руки попал небесный камень, моя жизнь круто изменится. На чем была основана такая моя уверенность, сказать трудно. Просто интуитивно я чувствовал, что это так!
Проснулся поздно. Какое счастье, что впереди два выходных и не надо идти в школу! Как мне придется выкручиваться в понедельник, чтобы оправдать мой вчерашний прогул, я даже думать не хотел. Что-нибудь придумаю – не впервой!
Я сладко потянулся и вдруг почувствовал непривычную тяжесть и ломоту во всем теле. Простудился, что ли? Еще бы, столько проваляться носом в снегу! Поднявшись и сунув ноги в тапки, почему-то показавшиеся мне несколько великоватыми, я поплелся в ванную. Ничего не понимаю, что происходит? Пока шел, у меня было полное ощущение, что попутно я тащил на себе и свою пудовую гирю! Точно, я заболел!
– У нас есть что-нибудь от простуды? – крикнул я маме, гремевшей кастрюлями на кухне, и вздрогнул от звучания собственного голоса: это был хрип с какими-то старческими визгливыми интонациями!
– Что ты сказал, сынок? – отозвалась мама, но я ничего не ответил, потому что увидел такое, отчего у меня разом отнялся не только язык, но и все тело: из зеркала на меня смотрело НЕ МОЕ ЛИЦО!!!
Вернее, оно было мое, но сильно состарившееся, испещренное глубокими морщинами, с темными кругами под глазами и нездоровым старческим румянцем на впалых щеках. Но самое страшное, моя голова была абсолютно лысой! Даже Михалыч с его буйной седой шевелюрой в свои шестьдесят три выглядел куда моложе! За одну ночь я превратился в дряхлого старца!
– Сынок, – снова раздался мамин голос, – с тобой все в порядке?
– Да-да! – я включил воду, запер дверь ванной на щеколду и без сил опустился на холодный кафельный пол. Меня трясло как в ознобе. Это же бред! Этого просто не может быть!..
С брезгливым отвращением я разглядывал свои худые, как палки, руки и ноги, обтянутые сухой желтоватой кожей, впалую грудь, и от ужаса мне хотелось выть.
Так, надо взять себя в руки. Спокойно, будем рассуждать логически: если меня внезапно настигла какая-то ужасная болезнь, то такое превращение все равно не могло произойти за несколько ночных часов! Значит, это… мне только снится! Сейчас снова взгляну на себя в зеркало, и эта мерзкая старая рожа испарится, как мираж!
Я поднялся с пола и, зажмурившись, подошел к зеркалу. Сейчас все прояснится… С шумом выдохнув, я открыл глаза и… в ужасе отпрянул! На меня по-прежнему жалобно смотрел отвратительный изможденный старик с воспаленными слезящимися глазами. Почему, почему именно со мной это произошло? И тут меня осенило: КАМЕНЬ! Ну, конечно же, это его проклятое космическое воздействие! Ведь я позавидовал как-то Михалычу, что он пенсионер! Вот и получил желаемое!
Надо срочно позвонить старику и предупредить его о проклятом камне, ведь он тоже постоянно бурчал что-то по поводу своего возраста!..
Сгоряча я открыл, было, дверь, но вовремя спохватился, что в таком непотребном виде мне никак нельзя показываться на глаза маме. Словно услышав мои мысли, она тут же подала голос:
– Миша, меня срочно вызвали на дежурство, буду вечером, еда на сковородке. Пока!
Когда за ней захлопнулась дверь, я вышел и набрал номер Михалыча.
– Алло! Вас слушают! – бодро прозвучал из трубки чей-то молодой мужской голос.
– Пригласите, пожалуйста, Алексея Михайловича.
– У аппарата! – ответила трубка. – С кем имею честь?
– Михалыч, это – я, Миша! – мой голос сорвался. Похоже, я опоздал со своим предупреждением: камушек уже сыграл с ним свою злую шутку!
– Мишаня? – удивился бывший старик. – Что у тебя с голосом? Ты не заболел?
– Еще как заболел! А ты себя в зеркале видел?
– Пока нет, а что случилось? – в его голосе послышались тревожные нотки.
– Иди глянь, только трубку не клади… Слышишь, Мих… – я оборвал себя на полуслове, поскольку услышал его сдавленный крик, затем глухой стук и короткие гудки.
Встретились мы с ним в парке примерно через час – ровно столько потребовалось моему товарищу по несчастью придти в себя. Он позвонил мне сам и позвал в это уединенное место. Если бы кто-нибудь увидел нас с Михалычем в этот момент, несказанно бы удивился – настолько не соответствовали возрасту наши прикиды! Ситуацию, в которую мы с ним попали, можно было бы назвать нелепой и даже смешной, но мне было не до смеха!
Мой бывший наставник совсем не выглядел огорченным.
– А что, Мишаня, – воскликнул он, когда мы немного оправились от первого изумления при виде друг друга, – не знаю, как тебе, но мне это определенно нравится! – он похлопал себя по широкой груди. – Ты себе не представляешь, насколько приятно вернуться в свою молодость!
– Давай-ка лучше подумаем, что нам делать, как снова стать прежними!
– А зачем? – игриво осведомился мой приятель и подмигнул мне. – О таком превращении можно только мечтать! Я снова полон сил, энергии и здоровья. Если это – результат воздействия моего камушка, я благословляю небеса, пославшие такой подарок! Ведь теперь я могу прожить еще одну жизнь! Меня все устраивает, Мишаня!
– Зато меня не устраивает! – Я смотрел на его чистое лицо с легким пушком на щеках, ясные мальчишеские глаза, густые каштановые волосы и испытывал двойственные чувства. Да, сытый голодного не разумеет!..
– Но ты же сам этого хотел! – удивился Михалыч. – Вспомни, кто твердил мне постоянно, что до смерти надоела школа? Кто мечтал о пенсии, чтобы делать, что вздумается? Вот, старичок, твои желания и сбылись! – он озабоченно глянул на часы: – Ладно, Мишаня, ты извини, пойду, куплю себе шмотки помоднее, да прошвырнусь по городу, может, закадрю чувиху помоложе!
Михалыч сделал мне ручкой и ушел, весело насвистывая, а я остался сидеть на скамейке. И хотя на улице было не слишком холодно, меня до костей пробрал мороз. А вместе с холодом пришел и животный страх. Как мне жить теперь и, самое главное, где и на что? Теперь у меня одна дорога – в бомжи! Какой же я был идиот!
– Дедушка, вам плохо? – участливо поинтересовался кто-то рядом со мной. – Вы меня слышите, дедушка?
Я поднял глаза и увидел миловидную девушку, которая обращалась именно ко мне!
