Холод юга

– Ну хоть приблизительно: сколько?

– Больше семисот лет, но меньше полутора тысяч. Таковы мои предположения. Имея доступ к астрономическим данным, я бы мог ответить гораздо точнее, но их мне никто не догадался загрузить, а позже их негде было взять. Доверять данным, снятым с работоспособных объектов на орбите, я не могу. Слишком велики повреждения, ими полученные, к тому же нерационально идти на риск, выдавая себя работой системы связи, из-за такой малозначительной информации.

– Учитывая, что большую часть времени ты провел в ускоренном потоке, это все десять тысяч лет получится или раза в полтора побольше. Твоего личного времени. И все в одиночку… Я бы точно свихнулся.

– Искусственная психика гораздо стабильнее психики на биологической основе. Хотя вы правы: доверять моей разумности сложно. Мои способности к рациональному мышлению подвергались таким же нагрузкам, как способности радикала. Раз я его подозреваю в ненормальности, это можно относить и ко мне.

– Поскольку и мы оба ненормальные и связаны, так к чему формальности? Давай будем на «ты».

– Принято.

– Я даже имя тебе придумал: Космос. Вчера еще. Случайно получилось. Удобнее, чем по номеру.

– Принято.

– А я тогда просто Влад.

– Принято.

– А нельзя с этим компьютером, который запами управляет, договориться?

– Требуется ключ.

– И где его взять?

– Отдавая такие приказы, радикалы, вероятнее всего, ключи уничтожали.

– А новый сделать?

– Понимая всю сложность проблемы взаимопонимания, должен сказать, что уничтожить командный центр на несколько порядков проще, чем воссоздать ключ. Даже если возможности противника минимальны. Кстати, нет ли у тебя возможности получить доступ к копировальному устройству, используемому метаморфами? Ты вчера упоминал.

– Парочка копиров под рукой.

– Активируй и войди в систему, я считаю его данные.

Влад встал, прошел к копиру, отключил режим зарядки батарей.

– Ты что делаешь? – не понял Давид.

– Да Космос попросил копир включить. Я все еще с ним говорю.

– Ты точно не свихнулся?

– Точно. Такой сложной шизофрении просто не может быть.

– Много ли ты знаешь о шизофрении…

– Ты бы знал, сколько всего мне сейчас рассказали. Подожди немного, я все перескажу.

Отвернувшись от Давида, чтобы тот не смущал своей скептической мордой прирожденного жулика, Влад мысленно доложил:

– Вроде включил.

– Войди в систему.

– Это как? Вызвать меню управления?

– Да.

– Ну вызвал.

– Принято. Копир простейший, и это положительный признак. Если противник не имеет доступа к более совершенным и масштабным устройствам, его возможности действительно незначительны. За эти годы старая техника пришла в негодность, а воссоздавать ее с информационных матриц он, вероятно, не умеет.

– В подземелье, где я бродил, местами встречались серебряные сетки. Думаю хранилищ, отрезанных от времени, там хватало. Что, если радикал найдет уцелевшее оборудование или мощное оружие?

– Это вероятно, но пока что у нас нет возможностей помешать противнику. Хотя поверхность Земли сильно пострадала от войны, районов, где есть вероятность обнаружения хроноизолированных хранилищ, осталось немало.

– Понятно… Ну так с чего мне начинать? Бежать отсюда?

– Да. Твое спасение для нас первоочередная задача. Ты единственное средство действия.

– Даже если спасусь, где мне найти ретранслятор и ремонтный корабль? И как я установлю биометку?

– В некоторых вопросах я окажу полную помощь. Для решения других потребуется помощь посторонних.

– Кого ты собрался привлечь?

– Нам необходимо найти уцелевших людей. Во время войны многие должны были укрыться в хроноубежища. Пусть радикалы их уничтожали, кто-то мог уцелеть. Даже неспециалист сумеет помочь с установкой биометки. Пусть выполнит это не совсем корректно, система контролера исправит ошибки, ведь одна из ее функций – ремонт повреждений биометки и синтетических нейронных связей.

– То есть мне опять лезть под землю и искать убежища, которых, может, вообще не осталось?

– Это один из вариантов.

– А я ведь находил свежий скелет с биометкой. Он, похоже, из-под земли выбрался недавно.

– Скелет выбирался из-под земли?

– Ну на тот момент он вряд ли был скелетом.

– Этот факт подтверждает мои предположения. Возможно, в том районе обнаружится хронохранилище с людьми.

– Как же неохота туда лезть… К тому же там сотни километров туннелей, и половина, если не больше, завалена. Можно годы потратить на поиски.

– Есть другой вариант, с высоким шансом успеха.

– Какой?

Влад едва не зажмурился, когда перед его глазами вспыхнула картина. Земной шар внизу, далеко под ним тьма, усыпанная звездами, по центру картинки быстро перемещается крошечная искорка.

– Красиво… Это вид из твоего убежища?

– Да. Это данные с оптической системы наблюдения.

– Зачем показываешь?

– Видишь капсулу?

– Не понял?

– Предмет, который перемещается в центре?

– Вижу.

– Когда началась война, одной из первых была атакована станция Озн – их крупнейший объект военного назначения на высокой орбите. Бортовое вооружение позволяло наносить удары по целям на орбитах между Марсом и Юпитером. Ее основной задачей являлось дальнее прикрытие гелиоцентрических станций в том районе. Не в силах захватить управление над ней, радикалы предприняли атаку. От атак с Земли Озн была слабо защищена, к тому же большую роль сыграла неожиданность и внутренняя диверсия, подготовленная заранее. Персонал станции понял, что долго продержаться не сумеет, однако за отведенное им время сумел уничтожить значительную часть резервного флота, попавшего под контроль радикалов. Но для нас важен лишь один момент: когда на станции осознали, что происходит, были приняты два решения: сражаться до последнего и обеспечить эвакуацию гражданских лиц. Всего таких лиц оказалось пятеро: обозреватель популярного портала, прилетевший для прямого интервью с офицерами, освободившимися от боевого дежурства; разработчик новейшей системы гравитационного наведения, занимавшийся осмотром оборудования после испытаний; две сотрудницы службы сексуальной разрядки, в нарушение правил привезенные для вечеринки одного из офицеров, которого на днях повысили в звании; и абсолютная чемпионка Солнечной системы по фрикасту, прибывшая для показательных выступлений перед военнослужащими в рамках традиционного турне. Всех их погрузили в индивидуальные капсулы и отправили на безопасные орбиты.

– Они так и летают? Столько лет прошло, там ведь теперь трупы.

– Пожалуйста, выслушай до конца. При разрушении Озн также уничтожили капсулу с разработчиком системы гравитационного наведения, причислив его к специалистам Красной сети. Остальные капсулы не тронули. На конечном этапе войны, еще до объявления приказа о тотальном уничтожении человечества, один из лидеров противника, одержимый идеями неоморализма, отдал приказ уничтожить капсулы с сотрудницами службы сексуальной разрядки. Оставшиеся две не тронули даже в конце войны. Радикалам приходилось беречь ресурсы, растрачивать их на столь незначительные цели слишком расточительно. Но орбиты, в тот период бывшие безопасными, из-за боевых действий постепенно изменили статус. Капсула с обозревателем гражданского портала была обстреляна, но уцелела. Имелась ненулевая вероятность того, что пассажир выжил. Однако спустя сорок семь лет после завершения активных боевых действий эта капсула столкнулась с крупным обломком, ресурсов жизнеобеспечения не хватило для спасения. Это были самые трудные годы для орбиты, позже она значительно очистилась в силу естественных причин и благодаря действиям остатков систем противометеорной защиты. На сегодня сохранилась лишь одна капсула. По моим расчетам, чемпионка фрикаста жива с вероятностью одиннадцать процентов. Точнее установить не хватает возможностей. Я мог упустить факты столкновения с незначительными обломками, к тому же капсула не рассчитана на такой длительный срок эксплуатации.

– Не хочу тебя огорчать, но человек еще меньше, чем капсула, сможет столько эээ… функционировать.

– Я осведомлен о продолжительности вашей жизни. Но в капсуле смонтирована система хроноостановки. Насколько мне известно, она перезагружается раз в тридцать пять лет, процесс длится не более пятнадцати секунд. В таком случае получается, что пассажир капсулы стареет на пятнадцать секунд раз в тридцать пять лет.

– То есть фактически для этой пассажирки прошло порядка тысячи секунд? – грубо прикинул Влад.

– Если система все еще работает, то да.

– Знаешь, даже за это время можно не один раз свихнуться, глядя, как погибает твоя планета, и понимать, что спасать тебя теперь некому. Плюс понимание того, что родных, друзей и даже домашней кошки больше нет.

– Одиннадцать процентов – это все же гораздо перспективнее, чем поиск уцелевших хронохранилищ, не имея их координат.

– Вся капсула отрезается от хода времени, или только та часть, где сидят пассажиры?

– Капсулы индивидуальные. Кокон системы хроноостановки смонтирован под противометеоритными щитами. Системы управления и жизнеобеспечения, бронеотсек с пассажиром, двигатели: защищено все. Лишь прерыватель, срабатывающий раз в тридцать пять лет, антенны и некоторые элементы системы обеспечения атмосферного полета находятся в реальном потоке времени, но их сложно вывести из строя.

– Кто вообще придумал в таких капсулах шутку, при которой человек спит по тридцать пять лет? Неужели у вас спасшиеся так долго болтались на орбите?

– На орбите Земли – нет. Но в дальнем космосе такое случалось неоднократно.

– И зачем возле Земли такие капсулы использовать?

– Они стандартные, их используют везде.

– Одиннадцать процентов… Знаешь, ты ведь сам говорил, что после войны по орбитам летало много мусора. Что, если один из обломков давно пробил капсулу? Ты ведь не можешь разглядеть детали.

– Раз в тридцать пять лет я ловлю дежурный радиосигнал при перезагрузке системы.

– Если там передатчик работает – это еще ничего не значит. Пассажирка может быть мертвой уже тысячу лет.

– Не тысячу. Три сигнала назад кто-то активировал систему передачи, но сообщения не последовало. Это могла сделать только пассажирка. Возможно, случайно активировала или передумала говорить.

– Три сигнала назад? Один в тридцать пять лет? Это получается сто с лишним лет назад. Целый век прошел. И может, не она пыталась передавать, а сбой произошел. Ведь этот хлам летает невообразимо долго, а там далеко не рай. Обломки, метеориты, космическая радиация. И вообще, кто знает, может ли аппаратура столько выдержать. Ведь сам говорил, что капсулы не рассчитывали на такой срок полета. Да и насчет свихнуться я не шутил. На ее месте даже у крепколобого парня могла крыша поехать.

– Взгляни на это.

Изображение погасло, но почти тут же появилось новое, тоже движущееся. Да еще как движущееся! Посреди огромного зала, вдоль стен которого тянулись многоярусные ряды, густо оккупированные зрителями, располагался странный спортивный снаряд из горизонтально и вертикально расположенных бревен, брусьев и шестов. В этом причудливом нагромождении… Танцевала?.. Наверное, все же танцевала девушка в снежно-белом трико. То, что она там вытворяла, можно было с более чем преувеличенной скромностью назвать смесью великолепных спортивных танцев с гимнастикой высочайшего уровня как художественной, так и спортивной, ну и цирковой акробатикой заодно. Скорость сложнейших трюков поражала, кажущаяся небрежность исполнения восхищала, а откровенно безрассудный риск заставлял замирать сердце. В самые напряженные моменты зал дружно вскрикивал, после чего раздавались оглушительные аплодисменты, начисто заглушающие дерганую, неритмичную, но при этом парадоксально гармоничную музыку, подобную которой Влад ни разу еще не слышал. И к этой немыслимой мелодии были привязаны все до единого движения спортсменки.

– Тейя Наррис, или просто Быстрая Ти, иногда Везучая Тейя, изредка Вредная Ри. Абсолютная чемпионка Солнечной системы по фрикасту. Звание заслужила в семнадцать лет, за два года до войны. Некоторые элементы ее выступлений – собственное изобретение, часть из них никто не сумел повторить. То, что она ни разу не получила серьезную травму, делая сложнейшие трюки, можно объяснить лишь высоким показателем личной удачи. Это подтверждается и тем, что из пяти капсул уцелела лишь одна. Учитывая ситуацию, в которой она оказалась в первые дни выступления радикалов, и все дальнейшие события, удача ей не помешает.

Влад, завороженно уставившийся на фантастический танец, с трудом выйдя из транса, тупо уточнил:

– Так это она? Пассажирка капсулы?

– Единственная запись в моем архиве.

– А можно повторить?

– Принято. И еще раз сообщаю: оставаться на этом месте опасно. Я уже неоднократно перехватывал недешифрируемые сигналы из этого района. Рядом с тобой имеет место угрожающая активность противника.

– Сейчас ночь, надо хотя бы утра дождаться.

– Анализ ситуации показывает, что степень угрозы продолжает увеличиваться.

– Слушай, я так понял, что эту Тейю можно как-то вытащить? Как? У тебя ведь нет возможностей до нее добраться.

– Теоретически капсулу возможно посадить на Землю. Но не знаю, удастся ли это спустя столько лет. Несколько раз я засекал работу двигателей, автоматика капсулы стабилизировала орбиту. Ходовая установка там простейшая, расходующая химическое топливо. Я не знаю, хватит ли его для мягкой посадки. Чтобы узнать, сколько осталось, потребуется взять управление на себя.

– Ты это можешь?

– Да, у меня имеются все необходимые коды, ведь капсула с Озн, а станция была элементом нашей сети. После отключения я попробую провести тестирование оборудования и дать точный ответ, возможна ли посадка. Если невозможна, нам придется придумать что-то другое. Тейя Наррис нам будет весьма полезна. Все спортсмены имеют познания в медицине. С ее помощью можно будет установить тебе биометку. Ничего лучше я предложить не могу.

Влад, досмотрев ролик, задумчиво произнес:

– Хочется верить, что ей и впрямь повезло. Что вытворяет… Ты с ней сможешь поговорить?

– Да, но не стану это делать. На капсуле примитивная система связи, провести конфиденциальный сеанс, как с тобой, невозможно. Разговор может перехватить радикал, и хоть вряд ли установит мое местонахождение, но поймет, что я еще функционирую. Служебный обмен данными с автоматикой капсулы можно будет провести в несколько этапов, растянув процесс на часы или дни, используя средства маскировки и выбирая моменты, когда я и она будем находиться по другую сторону планеты от районов, контролируемых радикалом. С человеком это не получится.

– Жаль…

– Еще раз настоятельно рекомендую покинуть опасный район. Причем немедленно.

– Не отключайся, я должен переговорить с товарищем.

Давид, уставившийся на Влада с жадным вниманием, осторожно спросил:

– Ты очухался?

– Я долго говорил?

– Да просто ужас! Хуже моей последней любовницы!

– Там, в космосе, у нас над головой, летает капсула с обалденной девчонкой. Она из будущего, спортсменка.

– Комсомолка?

– Да пошел ты со своими шуточками! Видел бы, что она вытворяла – это фантастика.

– Где ты это увидел?

– Да ролик просмотрел старый. И еще у нас проблемы. Тот беспилотник и запы искали нас. Точнее, меня. Пока не найдут, не успокоятся. Космос говорит, что надо сваливать отсюда прямо сейчас.

– Опять бежать… А до утра никак нельзя подождать?

– Я бы подождал. Вымотались мы оба из-за этой охоты. Но Космос очень волнуется. И еще он говорит, что, возможно, сумеет посадить капсулу с Тейей. Это та девчонка, которая болтается на орбите.

– Ты о девках поменьше думай, – назидательно произнес Давид. – Слишком долго юбку не видел, аж ушами улыбаешься, когда об этой начинаешь говорить. Знаешь, а у меня ведь у самого на душе погано. Предчувствия хреновые. Давай быстренько мясца нажарю, потом хватаем добро и уходим.

– И до утра ждать не станем?

– А смысл? Чем быстрее отсюда уберемся, тем лучше. У нас осталось немного той дряни травяной, от которой можно целый день без коня скакать. Вмажем по дозе и помчимся. К вечеру достигнем Серой скалы, там заночуем в пещере. Если сил не будет, то денек тихо пересидим, а затем повернем к лагерю Рыжего. Не так уж далеко до него. Если с погодой повезет, то доберемся за пару дней. Это уже далековато отсюда, вряд ли там станут искать.

– Я такой темп выдержу, а ты вряд ли. Холодает, снег подтаял сверху, схватываться начинает. По насту идти тяжеловато будет.

– Влад, я очень жить хочу. Если надо будет, выдержу.

– Ну добро. Жаль только, мясо все не утащим. И без него груза много получится.

– Утащим. В сарае у родника есть сани. Легкие, как раз для нас. Погрузим все, легче идти будет.

– Да? Не обращал внимания. Зачем они охотникам летом?

– Тут и зимой ватаги бывают, хотя и редко. Степных лисиц бьют на мех, на ондатр ловушки ставят в речушке. У них ведь зимний мех хороший. Вот и остались санки. Я смотрел, они в нормальном состоянии. Бери и катайся.

– Соли мало, испортится мясо.

– На холоде долго храниться будет, даже если не замерзнет. А начнет пованивать, так не страшно. Жрать захочешь – и не такое слопаешь. Хватай мешок, выгребай все из тайника и тащи к саням. И вон, ногу прихвати заодно, а то почти пустой идешь.

– А не проще сани сюда притащить и спокойно загрузиться?

– Зачем туда-сюда их гонять через кусты? Все равно ведь нам в ту сторону уходить.

Глава 3

С прогнозом погоды Влад не ошибся. Выбравшись из прогретой огнем очага хижины, он поежился – серьезно похолодать успело за какую-то пару часов. Поначалу хотел добраться до сарая без лыж, недалеко ведь, но передумал. Сапоги кое-как просушил и штаны – тоже, жалко будет намочить перед непростой дорогой, то бегая по снегу, то возвращаясь в тепло. Пришлось повозиться с непростой шнуровкой.

Ряд сараев располагался за поросшим кустарником руслом пересыхающего к лету ручейка в отдалении от хижин, там держали вонючие шкуры в сезон, чтобы не смердело возле жилья. Ну и для барахла разного тоже использовали. Влад, когда сюда прибыли, осматривать их не стал, а вот жадноватый Давид не поленился. И хорошо, что не поленился: сани – это здорово. Тяжелый груз лучше тянуть за собой, чем на плечах.

Чтобы добраться до крайнего сарая, того самого, который возле родника, пришлось преодолеть полторы сотни метров снежной целины и полосу кустарника. Давид прав: лучше туда перетащить добро за пару ходок, чем продираться с широкими санями назад через заросли, или делать долгий объезд, который еще отыскать надо. Плетеная дверь оказалась занесенной, пришлось снять лыжи и использовать одну вместо лопаты. Наконец, справившись с преградой, Влад столкнулся с очередной трудностью: внутри было темно, будто в могиле. Но за эти месяцы он кое-чему успел научиться и уже без труда перевел зрение в ночной режим.

Бесполезно – во мраке лишь контуры каких-то предметов угадывались, не более. Странно – ведь осенью, когда обнаружил в себе эту способность, все работало куда лучше. Наверное, надо было не забрасывать тренировки зимой. Или низкая температура сказывается?

– Наблюдатель резервного узла номер четыре-семнадцать вызывает…

– Владом меня зови. Так и вызывай. Чего тебе опять, Космос? Не волнуйся, мы вещи собираем. Через час-два уйдем.

– Неподалеку от тебя зафиксирована работа аппаратуры связи. Противник совсем близко.

– Сколько до него?

– Двенадцать те… Ты, наверное, не знаешь стандартных мер длины. Приблизительно три тысячи длины руки взрослого человека.

– Черт! Надо крикнуть Давиду, чтобы гасил очаг! Раскочегарил на полную катушку, мясо обжаривает, искры до облаков долетают, издали видать!

Говоря это уже не мысленно, а вслух, почти крича, Влад выскочил наружу, толком не успев зайти. И в этот миг ночь исчезла, все окружающее пространство превратилось в ярчайший свет. Крошечный клочок тени, отбрасываемой сараем, на этом фоне показался черной дырой.

А затем Влад закричал от нестерпимой боли. Невыносимый жар ударил в лицо и голые кисти рук, затрещали выбившиеся из-под шапки отросшие волосы, сарай сорвало с земли, разметав в клочья.

Этого Влад уже не видел – удар по голове избавил его от мучений.

* * *

– Влад! Влад! Контролер Влад!

– Давид, – прошептал он, и не услышал своего голоса.

А потом понял – это не Давид. И как он мог перепутать…

– Космос…

– Постарайся не совершать движений. Ты серьезно поврежден.

– Насколько серьезно?

– Жизнедеятельность поддерживается – это главное.

– А все же?

– Перелом левой руки, ожоги ладоней и лица, контузия, травма барабанных перепонок, повреждение органов зрения. Система уже проводит лечение, я наблюдаю за ее работой. Болевые ощущения блокированы, ты не должен испытывать неудобства от них.

– Да… ничего не болит. Что… Что это было?

– Нападение.

– Кто?

– Радикал. Скорее всего, вас выследил один из его летательных аппаратов.

– Чем он так?! Бомбу сбросил?!

– У меня нет возможности определить, какое оружие было применено, но даже моя слабая оптика засекла вспышку в момент нарушения связи. Ты жив только потому, что находился в стороне от эпицентра. Вероятно, удар нанесли по тепловому излучению вашего очага. Как я понял из последних слов, ты был на некотором расстоянии от него.

– Очаг?! Давид! Черт! Он ведь был там! Надо туда! Приведи меня в сознание!

– Сохраняй спокойствие. Своему товарищу ты уже ничем не поможешь. И ты в полном сознании, просто под действием антишоковых процедур, и еще сказываются последствия контузии. Просто сохраняй неподвижность несколько минут, потом, когда система отключит принудительный контроль, поднимись и оцени обстановку. Старайся не создавать колебания воздуха и грунта, скрой открытые участки кожи охлажденной жидкостями тканью, не разводи огонь и не выходи на освещенные пожарами места: враги могут быть рядом.

Как стало понятно, советы Космоса желательно уважать. Отнесись он к ним чуть серьезнее, Давид, скорее всего, был бы жив, а сам Влад остался на ногах, а не валялся обездвиженной куклой.

Наверное, антишоковые меры виноваты в том, что к гибели товарища он отнесся почти равнодушно. Хоть и не друзьями они были, но все же хлебнули сообща много чего, а это должно сближать. Но, тем не менее, думал об этом с равнодушием холодной рыбы. Был человек, и не стало. Далеко не первая потеря. Теперь, в одиночку, выживать станет еще труднее.

Наверное, хорошо мозгам досталось, до отключения эмоций…

Лежа в снегу и не чувствуя холода, Влад размышлял не о том, что делать дальше, и получится ли вообще что-то сделать, учитывая, что он ничего не видит и не слышит. В голове билась единственная мысль: из всей группы, оказавшейся здесь в прошлом году, уцелел лишь он.

Хотя Лена… Он ведь не видел ее тело. Жива? Или закопана где-то в горном лесу? Ее не смогли найти лучшие следопыты. Предполагали, что девушку утащили церковники. Зачем? Только для одного: связать железной проволокой, уложить в ящик и залить свинцом.

Пусть уж лучше в лесу под кустом ее косточки лежат… так вот оно какое оказалось – светлое будущее.

Тело начало обретать чувствительность. Боль не проявлялась, лишь неприятное ощущение застарелого, расчесанного до крови зуда охватило кожу от головы до пят.

– Ситуационная рекомендация: извлечь инородное тело из левой глазницы.

Очень неприятная рекомендация. Как всякий нормальный человек, Влад не горел желанием лишиться зрения, а при таких травмах это раз плюнуть. Тем более с местной хирургией.

Точнее – ее полным отсутствием в этой дикой степи.

Непослушные руки потянулись к лицу. Левая ладонь наткнулась на что-то чужеродное. Прикосновение отозвалось вспышкой зуда и омерзительным скрежетом постороннего предмета о кости черепа. Пальцы мало что ощущали, но похоже на дерево. Как деревяшка попала в глаз? Отлетела от сарая после взрыва? Да какая теперь разница.

Ухватившись, рывком выдернул «инородное тело» из глазницы. Вот тут боль дала о себе знать первый раз – кольнула, как бы предупреждая, что антишоковые мероприятия проходят в неких границах, к которым он как раз подобрался.

Левый глаз Влад открывать не рискнул, подозревая, что ничего хорошего из этого не выйдет. А вот правый попробовал. Веко поднялось неохотно, чуть ли не со скрипом. Сквозь пелену слез он различил отблески огня, с трудом сфокусировав зрение, увидел, что вокруг него неохотно горит куча жердей. Видимо, остатки одного из сараев. Похлопал одежду. Подпалин хватает, но несерьезных. Будь ткань синтетическая, так бы и спекся в полыхающем пластиковом коконе, но кожаной куртке и штанам хоть бы хны.

Не хочется, правда, думать, во что превратилось лицо и кисти рук. Одна надежда – технологии будущего все быстро исправят, как случалось уже не один раз. Во время последнего боя с церковниками его потрепали так, что, будь дело в родном времени, врачи бы вряд ли помогли. Но вливание в бесчувственное тело местной панацеи – биоты и работа имплантированной системы поддержания жизнедеятельности сотворили чудо. Через две недели он прочно встал на ноги, а через месяц лишь пятна кожи без загара напоминали о пережитом. Даже шрамов не осталось.

Да хрен с ними, шрамами – лишь бы глаз сохранить.

Рядом пылал огонь, но никакого шума не издавал. А ведь должны ветки потрескивать. Мертвая тишина.

Мало того, что ослеп наполовину – еще и оглох.

– Космос. Я, похоже, ничего не слышу.

– Травма барабанных перепонок.

– Отлично… Я и вижу-то еле-еле. Боюсь, меня сейчас безрукий младенец легко скрутит.

– Как можно быстрее удались от этого места. Тебе надо переждать несколько дней, и система контролера полностью устранит повреждения.

– Быстро нельзя. Надо посмотреть, что с Давидом. А вдруг он живой?

– Этой вероятностью следует пренебречь, как близкой к нулю.

– Но ты сам говорил, что со своей орбиты мало что видишь.

– То, что мне удалось рассмотреть, в сочетании с информацией, полученной от тебя, позволяет сделать такой вывод.

Спорить с роботом, пусть даже столь продвинутым, – занятие неблагодарное. Тем более состояние Влада не располагало к длительным дискуссиям. Хоть боли практически не было, но охарактеризовать его можно было одним словом: хреновое. Почти что «хуже не придумаешь».

Первая попытка подняться завершилась неудачно – Влад рухнул в снег на стадии распрямления колен. Ноги предательски подогнулись, отказавшись совершить простейшую работу. Сплюнув соленую мерзость, заполнившую рот, он здоровой рукой ухватил кусок жердины, выпрямился с его помощью, уставился вдаль, за костер, ранее мешавший обзору. Где-то там еще несколько минут назад стояла шеренга сараев, а за ней укрывались жилые хижины охотничьего лагеря.

Ни сараев, ни хижин. Вал вздыбленной земли и оранжевые сполохи пламени над обломками, раскиданными на несколько гектаров. Из-за переменчивости огня и проблем со зрением постоянно мерещилось подозрительное движение, исчезавшее при попытке сфокусировать на нем взгляд или повороте головы. Очень хотелось открыть поврежденный глаз, чтобы хорошенько осмотреться. Разум понимал, что вряд ли глаз, из которого только что вытащили толстую щепку длиной с палец, в этом поможет, но инстинкт считал иначе.

Лишь когда Влад, проваливаясь в мокрый снег, падая и с трудом обходя очаги пожаров, добрался до места, где ранее стояли жилые хижины, он окончательно убедился в правоте Космоса. Сильный взрыв прогремел, наверное, в том самом очаге, возле которого Давид развесил сушиться свою одежду. Ни очага, ни одежды, ни Давида, ни хижины… Здесь даже ничего не горело. Нечему было гореть: угольно-черная воронка, по склонам которой сбегают грязевые ручейки, и вал вздыбленной земли, ее окружающий.

– От хижины ничего не осталось. Тут был очень сильный взрыв.

– Я тебе об этом сообщал. Надо немедленно уходить из данного места.

– Знаю, но кое-что забрать должен.

– Это важно или может подождать?

– Без вещей я точно не выживу.

– Но хижина уничтожена вместе со всеми вашими предметами.

– Когда мы здесь оказались, кое-что припрятали в стороне, на всякий случай. Мало ли что. Часто ведь уходили надолго, не враг, так воры могли забраться. Хотя откуда им здесь взяться…

– Как можно быстрее забирай все необходимое и уходи.

– Да знаю. Найти бы еще…

– Фиксирую работу аппаратуры связи в твоих координатах. Имеется вероятность обнаружения узконаправленного канала. Прекращаю работу на передачу. Сохраняй молчание.

Что означают эти слова, Влад понял. Тот, кто уничтожил лагерь, никуда не ушел. Скорее всего, летает невидимкой в ночном небе, пытаясь заметить уцелевших. Он не знал, каков принцип действия устройства связи, скрытого в его организме, но со слов Космоса можно было догадаться – при разговоре оно излучает что-то вроде узкого луча, направленного на определенную точку небосклона. Пеленгаторы или их аналоги, располагаясь в стороне, не попадают в его действие и, следовательно, не могут его засечь. Но если такой пеленгатор оказывается в зоне действия луча, к примеру на воздушной машине, то все меняется.

Вот и сейчас беспилотник, или что там напало на лагерь, при удаче может засечь источники сигналов, после чего Владу сто процентов каюк, а Космос, возможно, и уцелеет, если у противника нет оружия, способного поражать цели на высоких орбитах.

Да и без сигнала надо побыстрее ноги уносить. Если предположить, что машина засекла лагерь по теплу очага, то засечь далеко не холодное человеческое тело тоже сумеет. Сейчас, правда, это затруднено помехами: куда ни глянь, десятки очагов пожара. Но вечно гореть этот хлам не сможет. Охотничий сезон начинался весной и заканчивался осенью. Холодов в этот период не бывает, так что хижины строили абы как, из веток кустарников, пучков травы, камыша и жердей. Чтобы не околеть в таком «шалаше», Владу с Давидом пришлось хорошенечко прикопать его снегом.

Очень хотелось бежать как можно быстрее, но истерзанное тело едва ковыляло, опираясь на неудобную палку. Только сейчас до Влада дошло, что при взрыве он ухитрился остаться без лыж. Придется возвращаться к бывшему сараю и попробовать их разыскать Так же как мешок с копиром и копией пистолета. Ну и бизонью ногу бросать на произвол судьбы не стоит. Магазинов в округе нет, а питаться чем-то надо. Тем более, опыт показывает, что одно из последствий быстрого лечения тяжелых травм – зверский аппетит. Осенью, после длительного боя с церковниками, он до того дошел, что, едва придя в себя, начал горстями есть муку из валяющегося рядом седельного мешка.

Веревочное крепление на лыжах было сорвано. Видимо, взрывом Влада отшвырнуло назад, а деревяшки, завязнув в снегу, не успели за телом. Поломка пустячная, но одной рукой справиться с ней не удалось. Пришлось кое-как приматывать их к ногам, затем долго бродить кругами, пока под кучей тлеющих жердин не обнаружился мешок и подгоревшая бизонья нога. Связав их вместе, перекинул через плечо, и походкой краба, которому оторвали почти все ноги, поплелся, как он надеялся, на восток. Не оглядываясь и ни о чем не думая.