Очаровательное массовое самоубийство

Глава 3

Полковник Герман Кемпайнен остался отдыхать в доме Онни Релонена. Мужчинам было о чем поговорить. Вспоминали, у кого что случилось в жизни, обсуждали самые разные события. Это была своеобразная терапия, из которой выросла незнакомая им прежде дружба. Парились, рыбачили. Полковник греб, бизнесмен тянул блесну. Поймали трех щук, зажарили. Постреляли по мишени из револьвера Релонена. Полковник в этом был асс. Выпили по пиву. Релонен принес из дома старый будильник, поставил его себе на голову и попросил Кемпайнена выстрелить так, чтобы будильник разлетелся вдребезги. Полковник колебался, ведь пуля могла попасть Релонену промеж глаз.

– Ничего, стреляй!

Будильник вдребезги, Релонен живой. Игра со смертью очень позабавила мужчин. Как-то раз, сидя у камина, Релонен заговорил о том, что хорошо бы собрать вместе всех товарищей по несчастью. Релонен вычитал в какой-то газете, что только в Финляндии каждый год совершается тысяча пятьсот самоубийств, и в десять раз больше народу подобное только планируют («еще собираются»). В основном это мужчины. Сотни человек калечат и убивают себя.

– Два батальона мужчин ежегодно совершают самоубийство, и еще целая бригада планирует, – подсчитал полковник. – Неужели нас действительно так много? Целая армия.

Релонен продолжал развивать свою теорию:

– Мне тут пришло в голову: а что, если собрать всех этих людей? То есть тех, кто помышляет о самоубийстве. Думаю, нам будет о чем поговорить. Мне кажется, многие отказались бы от самоубийства, появись у них возможность откровенно рассказать о своем горе другим, кого это интересует. Вот мы с тобой с утра до вечера общались – и полегчало.

Полковник сомневался в успехе затеи. Люди, думающие о самоубийстве, только о смерти и будут говорить. От такой встречи ни веселья, ни помощи. Наоборот, народ впадет в еще большую депрессию. Релонен, однако, не сдавался. По его мнению, такое собрание – прекрасная терапия. Человек обретет вкус к жизни, когда узнает, что и у других дела идут плохо, что не один он такой чертов неудачник.

– С нами ведь так и получилось. Если бы мы не встретились, были бы уже покойниками. Разве нет?

Полковнику пришлось признать, что общность судеб и правда, пусть на время, но помогла. Он втайне еще думал повторить попытку. Проблемы никуда не делись. Просто они ненадолго отошли на задний план. Ведь дружба с Релоненом жену не воскресит, да и остальных проблем не решит.

– Мрачный ты человек, Герман.

Полковник согласился: все военные, как правило, мрачные типы, особенно те, что раздумывают о самоубийстве. Он планировал на следующей неделе, когда их пути с новым другом разойдутся, уже болтаться на веревке. Онни считал, что его идея все-таки заслуживала внимания. Они запросто могли бы собрать группу самоубийц, причем довольно большую. Попытались бы вместе найти решение, а если не получится, никто ничего не потеряет. Можно будет вместе разработать новые способы самоубийства, отточить, как говорится, стиль. Вместе легче придумать более изящные способы покончить с жизнью, ведь смерть может быть безболезненной, стильной, достойной человека, а может, даже почетной и привлекательной. Зачем ограничиваться традиционными способами? В конце концов, это слишком примитивно – подвешивать себя как продолжение веревки. От разрыва шейных позвонков трахея вытягивается на полметра, лицо синеет, язык вываливается. Зрелище не для слабонервных. Такой труп даже родственникам не покажешь. Полковник потер шею. Полоска от петли за пару дней заметно потемнела и совершенно некстати опухла.

– Может, ты и прав, – наконец согласился он, приподняв воротник мундира. Релонен воодушевился:

– Ты только подумай, Герман, если нас будет много, мы сможем оплатить услуги группового терапевта и провести последние дни, наслаждаясь жизнью. В компании всегда веселее, чем одному. Отксерим прощальные письма родственникам, отдадим завещания одному юристу, которого вместе оплатим. Еще и сэкономим… Может, даже получим скидку на извещение о смерти, если нас много наберется. Сможем пожить немного на широкую ногу, ведь наверняка в компании окажется какой-нибудь состоятельный человек. Богатые сегодня совершают самоубийства гораздо чаще, чем многие думают. И женщин легко вовлечем в наш кружок. Я знаю, что в Финляндии многие дамы помышляют о самоубийстве, и они далеко не уродины, как раз наоборот: женщины в депрессии особенно привлекательны своей печалью.

Постепенно полковник Кемпайнен начал склоняться к этой идее. Да, в создании группы самоубийц было рациональное зерно. Давно пора поставить самоубийство на профессиональные рельсы. Он посмотрел на проблему с точки зрения офицера и тут же увидел преимущества группового суицида. Один хороший солдат в одиночку битву не выиграет, но когда собирается большая толпа, объединенная общей целью, результат гарантирован. Военная история полна примеров, доказывающих эффективность групповых действий. Релонен обрадовался:

– Ты, как полковник, мог бы профессионально организовать группу финнов-самоубийц для принятия наилучшего из возможных решений. Твоя профессия просто обязывает быть лидером. Взял бы себе в команду хотя бы тысячу потенциальных самоубийц. Сперва попробуем убедить их в нецелесообразности задуманного, а если не поможет, ты поведешь их на смерть.

Релонен представил полковника Кемпайнена во главе армии, шествующей по дороге к смерти. Он вспомнил Ветхий Завет и мысленно сравнил Кемпайнена с Моисеем, который вел свой народ в землю обетованную. Головокружительное путешествие! Вместо земли обетованной конечной целью станет смерть, массовое самоубийство, грандиозная точка в конце всего сущего. Перед взором Релонена предстал Кемпайнен, приказывающий своему народу перейти через Красное море, как в свое время Моисей – народу Израиля. Для себя Онни выбрал скромную роль Аарона. И полковник принялся вдохновенно планировать:

– Массовое самоубийство можно было бы, в принципе, замаскировать под катастрофу… Поезд сошел с рельсов, сотня человек погибла.

По мнению Релонена, такой серьезный несчастный случай был бы замечательным итогом совместной деятельности. Давно пора наглядно показать, что финны не только способны вешаться в одиночку в каком-нибудь гнилом сарае, а сообща взявшись за дело, организовать нечто масштабное. Смерть все-таки не каждый день случается. В конце жизни следует ставить жирную точку. Полковник вспомнил, как десять лет назад в Латинской Америке было совершено массовое самоубийство. Релонен тоже слышал эту историю. Она во всем мире вызвала жалость и негодование. Один американский священник-фанатик собрал вокруг себя сотню преданных верующих, которые принесли ему в дар все свое добро, и основал некую религиозную секту. Когда официальные лица попытались запретить ее деятельность, глава секты решил пойти на самоубийство, но не один – он повел на смерть всех своих сторонников. Погибли сотни фанатиков. Их останки были отвратительны: разлагающиеся трупы раздулись от тропической жары, мухи кишмя кишели над жилищем сектантов… Мерзость! Ни Релонен, ни полковник Кемпайнен не находили оправдания такому массовому истреблению. Эффект, конечно, получился довольно сильный, но «качество смерти» явно было плохим, а конечный результат так и вовсе омерзительным.

Они единогласно решили, что никому не будут советовать умереть, а если народ все же решится совершить групповое самоубийство, это должно быть сделано со вкусом. Онни Релонен между делом позвонил в Хельсинки, в Церковную службу доверия. Приятный женский голос предложил ему доверительно рассказать обо всех его проблемах. Релонен спросил, «горячий» ли у них выдался вечер:

– Я имею в виду, много ли вам сегодня звонило людей, думающих о самоубийстве?

Служительница церкви ответила, что не имеет права разглашать конфиденциальную информацию. Она сочла вопрос нетактичным и пригрозила положить трубку. Тогда к разговору подключился полковник Кемпайнен. Представившись, он коротко рассказал о недавней встрече с Релоненом в сарае. Полковник не скрывал ни собственных суицидальных намерений, ни намерений друга. Затем он сообщил об их идее организовать терапевтическую группу из финнов, находящихся в подобной ситуации. В связи с этим он выразил желание узнать, где можно найти адреса или номера телефонов кандидатов в самоубийцы. Церковный терапевт продолжала сомневаться. По ее мнению, был неподходящий момент для обсуждения группового самоубийства. Ей и с индивидуалами хватает работы. Сегодня за вечер позвонили уже шесть человек с этим вопросом. Пусть они лучше обсудят свои идеи с… ну, скажем, с персоналом больницы для душевнобольных, может, там посоветуют, как действовать дальше.

– Мы не можем дать вам списка звонящих по поводу самоубийства, мы работаем строго конфиденциально, – заключила она.

– Да, не очень-то нам помогла эта старуха, – проворчал полковник и стал звонить в крупнейшую психбольницу города Никкиля.

Он объяснил суть дела, но дежурный врач тоже был неразговорчив. Впрочем, он подтвердил, что в их отделении есть пациенты, склонные к самоубийству, однако их имена не разглашаются. К тому же за этими пациентами уже ведется наблюдение, они получают необходимые лекарства и терапию, некоторые, кажется, даже больше, чем нужно. Больница Никкиля очень сильна в том, что касается вопросов душевного здоровья, и не нуждается в помощи всяких дилетантов. Доктор сомневался, что какой-то полковник вооруженных сил способен предотвратить самоубийство. Армейская школа и учения преследуют принципиально иную цель, так считал врач. Полковник, вконец разозлившись, заявил, что преследует он абсолютно ту же цель, что и пациенты больницы Никкиля, и бросил трубку.

– Надо дать объявление в газету, – решил Релонен.

Глава 4

Кемпайнен и Релонен составили объявление с намерением разместить его в газете. Оно выглядело так:

ДУМАЕШЬ О САМОУБИЙСТВЕ?

Не волнуйся, ты не одинок.

Нас много, людей с теми же мыслями и даже с кое-каким опытом.

Коротко напиши о себе и своей ситуации, может быть, мы сумеем тебе помочь.

Укажи в письме свое имя и адрес, мы с тобой свяжемся.

Сведения обрабатываются в режиме строгой конфиденциальности и не передаются посторонним.

Искателей приключений просим не беспокоиться.

Письма оставляйте на главном почтамте Хельсинки до востребования с пометкой «Попробуем вместе».

По мнению полковника, фраза об «искателях приключений» была лишней, но Релонен упорно настаивал на своем. В молодости он часто давал объявления о знакомстве по переписке, и на них отвечали многие искательницы приключений, а он всего-то искал честного и уравновешенного собеседника. Полковнику казалось, что такому тексту не место в разделе частных объявлений – там печатают полную чушь, это просто отдушина для людей, мучимых романтическим и эротическим голодом. Самоубийство гораздо серьезнее. Он предложил напечатать объявление в разделе некрологов. Полковник считал, что люди, замышляющие самоубийство, должны с большим удовольствием читать сообщения о чужой смерти. Тогда информация дойдет до нужных адресатов. Релонен пообещал лично отнести объявление в редакцию газеты. Итак, полковник остался дома, а Релонен отправился в Хельсинки. Договорились, что Онни заодно купит продукты и все необходимое. А полковник тем временем сообщит в штаб о своем уходе в летний отпуск. Можно, он хотя бы начало отпуска проведет у Релонена? Дома, в Ювяскюля, ему нечего делать, там никто не ждет.

– Конечно! Хоть все лето можем жить тут, на озере. В редакции Релонену пришлось заплатить наличными. Прочитав текст, редактор решил, что безналичный расчет не пройдет. Мало ли что? В случае чего придется покрывать издержки за счет имущества умершего. А где гарантия его платежеспособности? Релонен заглянул домой и взял постельное белье. Жена спросила, как он провел праздник. Релонен ответил, что накануне и утром у него было плохое настроение, но потом в старом сарае он наткнулся на одного ювяскюльского мужика. Мужик оказался что надо, и он пригласил нового знакомого к себе в гости.

– Убираться сами будете, – предупредила жена.

– Его зовут Кемпайнен…

– Угу, не могу же я всех Кемпайненов знать.

Релонен спросил, заходили ли судебные приставы, пока его не было. Жена ответила, что звонил один пару дней до праздника Ивана Купалы. Пригрозил наложить запрет на продажу дома в Хяме, пока не закончится следствие по весеннему банкротству. Визит домой расстроил Релонена. Его с удвоенной силой потянуло в Хяме. По дороге Онни вдруг заволновался: а что, если полковник Кемпайнен за это время повесился? Что тогда делать? Значит, надо будет и себе пулю в лоб пустить. Шагая к домику по хрустящему гравию дороги, Релонен вдыхал летние ароматы, слушал несмолкающие птичьи трели, а войдя во двор, увидел Кемпайнена, несущего из сарая охапку дров для сауны. От сердца сразу отлегло, и Релонен крикнул:

– Привет, Герман! Жив-здоров?

– Да ничего… вот избу твою покрасил, чтобы время убить. Ты вроде не закончил…

Релонен признался, что весной настроение у него было нерабочее. Полковник понял. Так и жили они в озерном краю Хяме всю неделю в ожидании откликов на объявление. Вели тихую спокойную жизнь, наслаждались летом, беседовали о судьбах человечества, наблюдали за природой. Иногда выпивали, садились с удочками на причал и смотрели на озеро Хумалаярви. Полковника удивляло легкомысленное отношение Релонена к спиртному. Когда бывало выпито две трети бутылки, Релонен аккуратно затыкал ее пробкой и, если ветер дул с берега, бросал в озеро. Бутылка качалась на волнах и, разумеется, рано или поздно причаливала к противоположному берегу. Это несколько километров, отправитель спиртосодержащей бутылочной почты не знал, где посылка прибьется к берегу.

– Почти все соседи так делают. Оставляют треть бутылки и отправляют ее в путешествие, – объяснил Релонен.

И все равно полковник не понимал такого расточительства. Алкоголь в Финляндии – дорогое удовольствие. Как можно выбрасывать его в озеро? Релонен рассказал, что это старый проверенный способ связи. Кто-то когда-то впервые сделал так по ошибке. Первая бутылка с винным грузом приплыла к Релонену семь лет назад, коньяк «Шарант» отличного качества. Бутылка прибыла похмельным августовским утром и спасла его. Сразу после открытия магазина Релонен сполна вернул озеру долг. Бутылки стали появляться у берега периодически, а в последние годы чаще. Эта традиция потихоньку распространилась по всем берегам озера. Но об этом не говорят, это тайна летних обитателей Хумалаярви.

– В прошлом году мне достались три бутылки хереса, а незадолго до того, как озеро замерзло, еще одна бутылка водки и одна – коскенкорвы ^[3]. В них было столько спирта, что они едва держались на плаву. Такие вещи греют душу. Чувствуешь, что где-то на том берегу живет родная душа – щедрый ценитель хорошего коньяка или славный любитель водки, который вспомнил о неизвестном соседе по ту сторону водной глади.

Однажды вечером, лежа на полке в сауне, полковник Кемпайнен заметил, что все тело друга покрыто шрамами. Полковник удивился, откуда они у Релонена. Неужели он был ранен на войне? Релонен сказал, что был слишком молод для войны. Когда она началась, ему был всего год. Но мирная жизнь в Финляндии тоже очень похожа на войну. Он четыре раза становился банкротом. Отсюда и шрамы.

– Знаешь, после каждого банкротства мне было так погано, что я решался на самоубийство. Эта попытка на Ивана Купалу была не первой. Может, и не последней, кто знает…

Релонен признался, что пробовал покончить с собой уже трижды. В шестидесятых, после первого банкротства, он решил себя взорвать. Он тогда занимался земляными работами. Взрывчатки было вдоволь, профессиональных навыков тем более. Релонен принес в строительную будку взрывчатку, присоединил к ней два пистона и два фитиля. Взрывчатку положил в брюки, уселся в кресло, поджег оба фитиля и закурил последнюю сигарету. Взрыв удался лишь отчасти. Горящие фитили прожгли огромные дыры в трусах, а на ногах появились страшные ожоги. Релонен не вытерпел жара тлеющего фитиля и с воем выскочил из будки. Кусок тротила оторвался от пистона и сполз по штанине на голую ногу. Капсюль-детонатор, взорвавшись, серьезно повредил зад и брюки. Жизнь была спасена, но на теле остались рубцы. Второй капсюль рванул вслед за первым. Будка разлетелась на куски и взмыла на 70 метров над площадкой. После второго банкротства в 1974 году Релонен попытался застрелиться из дробовика, приладив его к дереву на даче у тестя в Сонкаярви. Он хотел смастерить охотничью ловушку, чтобы ружье само выстрелило в жертву, то есть в него. Но Релонен был слишком пьян, устанавливая ружье. Пуля пролетела мимо. Онни показал к полковнику спину, испещренную шрамами. Вот следы того судьбоносного выстрела. Одна пуля угодила в легкое, но Релонен, к сожалению, все-таки выбрался из своей ловушки живым. В предпоследний раз Релонен решил вскрыть себе вены. Но, успев «обработать» только левую руку, упал в обморок при виде собственной крови. «Рубец судьбы» остался и от этой попытки. Все эти неудачи вынудили Релонена обзавестись револьвером. Таким образом он рассчитывал действовать наверняка. Но как уже знал полковник, последняя попытка тоже не увенчалась успехом. Кемпайнен, рассмотрев шрамы приятеля, пришел к выводу, что Релонен проявил завидную настойчивость в желании себя убить. Сам же полковник никогда раньше о суициде не думал. Он еще больше зауважал товарища как заслуженного ветерана самоистребления.

Глава 5

В конце первой недели июля Релонен заехал на Хельсинкский почтамт и удивился: там его ждала целая охапка писем. Они даже не поместились в портфель. Пришлось набить письмами еще два пакета. С этим богатым уловом Релонен помчался на машине в Хяме. Ему было страшновато: что, если они с полковником сдвинули лавину, которую сами не смогут укротить? Дома они разложили письма на полу в гостиной. Сперва пересчитали их. Им пришло 612 посланий: 514 писем, 96 открыток и 2 небольших пакета. Пакеты вскрыли в первую очередь. Один содержал пучок длинных отрезанных волос, очевидно, женских. На пакете стоял штамп города Оулу. Что значили эти волосы – трудно было сказать.

Во втором пакете оказалась рукопись в 500 страниц под названием «Самоубийства в Хайлуото, наш век». Автор – учитель саамской народной школы Осмо Саарниахо. В сопроводительном письме он жаловался на то, что получил на свое творение пренебрежительный отзыв в кругах сельских издателей: ни один из них не заинтересовался книгой. Теперь он спрашивал тех, кто получит это письмо: возможно ли совместными усилиями опубликовать ценную рукопись и разослать книгу по книжным магазинам страны? Он предполагал, что книга принесет 100 тысяч марок чистой прибыли. Если ему не удастся издать свой опус, он покончит жизнь самоубийством.

– Надо отправить обратно. Мы не можем ввязываться в издательское дело, даже под угрозой смерти, – решил полковник.

Письма сначала условно разделили по округам согласно почтовым штемпелям. Вскоре стало ясно, что большинство писем пришло из Южной Финляндии – Уусимаа, Турку, областей Пори и Хяме. Хорошо были представлены также Саво и Карелия, а из Оулу и Лапландии – всего несколько штук. Релонен предположил, что столичная газета хуже продается на севере. Сельский регион Похьянмаа, впрочем, тоже был представлен слабо. Вероятно, там самоубийств совершалось меньше, чем в других регионах. И немудрено: единоличное самоубийство там рассматривается как предательство всего деревенского сообщества. Прочитали несколько открыток и вскрыли несколько конвертов. Письма производили удручающее впечатление. Люди, одержимые страстью к самоуничтожению, писали как курица лапой, с грамматическими ошибками. Каждое письмо было криком о помощи: это правда, что я не одинок в своей беде? И что потом? Есть ли такая неизвестная сила, которая мне поможет? Мир этих людей рухнул, мысли в их головах смешались. Некоторым было так тяжко, что даже видавший виды полковник и тот прослезился. Объявление в газете было как последняя соломинка для утопающих. Ответить на все письма казалось безнадежной затеей. Даже открыть и прочитать их было двум друзьям не по силам. Изучив почти сотню посланий, Релонен и полковник Кемпайнен отправились купаться.

– Да, топиться нам теперь нельзя, – принялся философствовать Релонен, отплывая от причала, – ведь тогда получится, что мы бросили на произвол судьбы более шестисот человек. А если они покончат с собой? По совести, мы будем виновны в их смерти.

– Какое уж теперь самоубийство, когда мы посадили себе на шею батальон горемык, – согласился полковник.

– Настоящий батальон самоубийц, – уточнил Релонен.

С утра Релонен и полковник Кемпайнен отправились в ближайший книжный магазин и купили шесть папок, дырокол, скрепки, нож для вскрытия конвертов, маленькую электрическую пишущую машинку, 612 конвертов и две стопки писчей бумаги. На почте они заказали 612 марок и отправили учителю Саарниахо его «Самоубийства в Хайлуото», приложив письмо, в котором уговаривали писателя оставить мысли о самоубийстве. Они предлагали ему обратиться с рукописью в Общество душевнобольных Финляндии или в другую подобную организацию – может, там лучше поймут научную ценность его труда. Релонен пошел в магазин за продуктами, а полковник забежал в винный «Алко». Потом они вернулись домой. Времени на сауну и рыбалку больше не было. Релонен принялся вскрывать ножом конверты, Кемпайнен работал писарем. Он выписывал адреса и имена респондентов и присваивал им порядковые номера. Работа продолжалась два дня. Зафиксировав все данные, компаньоны решили основательнее ознакомиться с морем писем. Они понимали, что надо спешить. В их руках оказалось более шестисот жизней. На письма следовало ответить быстро, а их было только двое, и дело шло слишком медленно.

– Нам нужен секретарь, – вздохнул Релонен поздно вечером, когда все письма были открыты и прочитаны.

– Да кто ж нам посреди лета отдаст своего секретаря, – проворчал полковник Кемпайнен.

– Релонену пришло в голову, что опытный секретарь может обнаружиться среди потенциальных самоубийц. Наверняка найдутся люди, готовые помочь.

Принялись изучать базу данных. Естественно, искали прежде всего среди живущих поближе. Начали со стопки писем из Хяме. Релонен прочитал пятнадцать штук, полковник – двадцать. Деревенских жителей из Хаухолы, Сюсмя и их окрестностей решили в расчет не брать – крестьяне не годятся для секретарской работы. Откопали трех учителей начальных классов, старую деву из Форссы. В Хумппиле нашли профессиональную секретаршу на пенсии, Кука-Марию Оваскайнен из Кемеры. Следующей попалась проректор местного училища Хелена Пуусари из Тоялы, тридцати пяти лет, она преподавала основы деловой переписки. Обе женщины разочаровались в жизни и всерьез подумывали о самоубийстве. К тому же они доверительно оставили свои адреса и телефоны. Было уже поздно, но дело не терпело отлагательств, поэтому мужчины решили немедленно связаться с обеими дамами. Сначала позвонили в Хумппилу, но им никто не ответил.

– Наверное, уже успела наложить на себя руки, – предположил Релонен.

В Тояле проректора Пуусари тоже не оказалось на месте, но автоответчик предложил оставить сообщение. Полковник Кемпайнен коротко представился, извинился, что пришлось звонить в столь позднее время, ведь дело шло к полуночи, коротко изложил суть проблемы и добавил, что они с товарищем хотели бы с ней встретиться. Кемпайнен и Релонен вознамерились немедленно отправиться в Тоялу. Они уже порядочно выпили и понимали, что садиться за руль в таком состоянии опасно, но решили, что ничего хуже, чем в подпитии разбиться насмерть, им не грозит. Так что в путь! Полковник вел машину, Релонен перечитывал вслух письмо проректора Пуусари:

– Жизнь моя дошла до высшей своей точки. Рассудок мой в опасности. Детство мое было безоблачным, характер веселый, оптимистичный, но за последние годы здесь, в Тояле, я очень изменилась. Моя самооценка раздавлена. Обо мне в этом маленьком городке ходят всякие сплетни. С мужем я развелась десять лет назад. Здесь, в Тояле, это тоже обычное явление. Но после развода я больше не хотела или не могла вступать в отношения с мужчинами, особенно в постоянные. Может, у меня паранойя, но мне уже несколько лет кажется, что за мной постоянно следят и все записывают. Я чувствую себя пленницей местного сообщества. Даже воспитательная работа, которая казалась мне когда-то такой интересной, опротивела. Я стала настоящей отшельницей. Не могу ни с кем разговаривать, никому не доверяю, и, по-моему, не без причины. Меня считают очень чувствительной натурой. Может, отчасти это так и есть. Вообще я человек прямой и не отказываю никому в дружбе. Но постепенно я поняла, что люди не отвечают мне тем же, и не только здесь, в Тояле, но и в целом мире. Я больше не выдержу. Хочу просто заснуть и не просыпаться. Надеюсь, что к моему признанию вы отнесетесь с пониманием. Если о нем узнают, это только усугубит мое положение. Я уже не вижу другого выхода, кроме как наложить на себя руки.

В полной тишине они ехали по дороге Хяме. Спустя какое-то время Релонен сообразил, что они доберутся до места глубокой ночью, неплохо было бы извиниться за беспокойство и подарить проректору Пуусари, ну, скажем, букет цветов. Полковник с ним согласился, но выразил сомнение, что в это время суток где-то можно купить цветы: магазины-то уже закрыты. Релонен на секунду задумался и предложил нарвать у дороги полевых – самый разгар цветения, а заодно можно и нужду справить. Выбрав подходящее место, он попросил полковника остановить машину. Релонен исчез в темном лесу. Полковник, покуривая, ждал у машины. Это собирание цветов начинало его раздражать. Он крикнул Релонену, чтобы тот возвращался. Пьяный голос откуда-то из леса ответил, что нашел цветы. По крайней мере, свежие листья точно. Полковнику показалось, что Релонен идет к дороге, и он медленно поехал вперед. Через полкилометра полковник увидел на темном асфальте Релонена. В одной руке у него был букет кипрея и других полевых цветов, в другой – самодельная клетка из проволоки. Полковник остановил машину и увидел, что в клетке кто-то сидит и шипит. Енот. Релонен был страшно горд. Он рассказал, как долго ходил, собирая цветы, и вдруг наткнулся на капкан. Он жутко испугался, когда зверек начал орать. Вот он, настоящий живой енот. Его ведь можно подарить проректору Пуусари, правда? Полковник считал, что дикий зверь – не самый подходящий подарок для незнакомой женщины, думающей о самоубийстве. Он попросил Релонена отнести зверька вместе с клеткой туда, где взял. Разочарованный, Релонен скрылся в лесу, а вернувшись, объявил, что не смог найти место, где подобрал зверька. Тогда полковник предложил приятелю оставить клетку где-нибудь в лесу, но тот не согласился. Что, если лесник, поставивший капкан, не найдет зверька в другом месте? Енот в клетке умрет от голода и жажды. Полковнику пришлось признать, что енота нельзя оставлять где попало. Выпустить зверька Релонен отказался. Вдруг он бешеный? В любом случае он представляет угрозу для птичьих гнезд и мелких грызунов. Он положил клетку в багажник, а сам с цветами в руках сел на переднее сиденье рядом с полковником. Настроение у полковника испортилось: друг был пьян и неадекватен. До Тоялы они ехали молча. В три часа ночи, в центре Тоялы, на третьем этаже четырехэтажного кирпичного дома, Релонен и полковник Кемпайнен позвонили в дверь проректора Пуусари. Релонен держал клетку с енотом и увядшие лесные цветы. Дверь отворилась, их пригласили войти. Хелена Пуусари оказалась крупной рыжеволосой дамой в очках. У нее было решительное лицо, но выглядела она уставшей. Походка стремительная, но при этом женственная. На ней был прогулочный костюм и туфли на высоком каблуке. Она была озадачена. Подумать только: такую милую женщину в этом городке почти довели до самоубийства. Проректор Пуусари попросила оставить клетку в прихожей. Она подала гостям кофе с бутербродами и предложила по рюмочке ликера. Поговорили о деле. Госпожа Пуусари, оказывается, боялась, что за объявлением в газете стоят какие-нибудь аферисты, но все-таки решила рискнуть. Теперь же, когда она познакомилась с авторами объявления, то есть с Релоненом и Кемпайненом, ей стало казаться, будто их свело само провидение, ведь беда-то у них общая. Еноту она не очень удивилась. Она бы тоже не оставила зверька умирать в лесу.

– Я в людях разбираюсь, у меня есть опыт. Вы хорошие люди, в этом я уверена, – заметила госпожа Пуусари, ставя цветы в вазу.

Полковник Кемпайнен рассказал ей, что на объявление пришло более шестисот откликов. Обработать их двум мужчинам не под силу, тем более что они никогда раньше этим не занимались. Релонен – прогоревший владелец прачечной, а он сам – полковник в отставке. Друзья предложили госпоже Пуусари помочь им в подготовке и рассылке ответов на письма. Проректор Пуусари сразу же согласилась. Они допили ликер, взяли енота и пошли к машине. Обратно в Хумалаярви возвращались через Ламми. Было раннее утро, по земле стелился легкий туман. Релонен спал. Когда Кемпайнен миновал церковь, госпожа Пуусари попросила его остановиться. Выйдя из машины, Хелена направилась к кладбищу. Она бродила среди могил, окутанных туманом, долго стояла около старых надгробий и смотрела в небо. Потом вернулась к машине.

– Я интересуюсь кладбищами, – объяснила она полковнику. – Они успокаивают.

Вскоре добрались до дома Релонена. Тут он и сам проснулся, открыл багажник, чтобы выпустить енота. Но зверек исчез, причем вместе с клеткой. Релонен встревожился, не забыл ли он ее в Тояле. Полковник успокоил его, сказав, что оставил клетку с енотом на пороге церквушки в Ламми. Там его утром найдут. Судьба зверька теперь в руках Всевышнего, если, конечно, священник первым его найдет. Когда проректор Пуусари увидела груду писем, она выпалила:

– Ой, бедные! За это надо браться всерьез. Встанем пораньше – и за работу. Хелену устроили в мансарде. Когда она удалилась туда, мужчины переглянулись:

– То, что надо.