Гарем, или Пленница султана

Глава 5

Узнав об исчезновении дочери, лорд Патрик Лесли обезумел от горя и ярости. Просчитался раб Мамуд, который явился из того мира, где женщины ценились меньше, чем скот! Благородный шотландский лорд и не подумал вознаградить раба за то, что тот якобы сражался как лев, пытаясь спасти свою юную госпожу. И он не одарил его золотом и не даровал свободу – напротив, заковал в цепи и бросил в подвал замка, намереваясь подробно расследовать обстоятельства похищения. В одном оказался прав Мамуд – Патрик Лесли убрал-таки его подальше с глаз!

Палачи герцога Себастьяна допросили Мамуда со всей тщательностью и величайшим старанием. Первым делом они обнаружили, что никакой он не евнух – каковое упущение, впрочем, быстро исправили.

Потом его пытали, и кое-кто внимательно наблюдал за пытками, не принимая в них участия. Мэри Маккэй неподвижно стояла в своем неизменном черном шелковом одеянии и накрахмаленном чепце, крепко сжимая пальцами концы клетчатой шали, которую накинула на плечи, дабы уберечься от промозглой сырости подземелья. Старуха не сводила с лица Мамуда своих пронзительных голубых глаз. Раба всегда до смерти страшили светлые до прозрачности глаза старой шотландки; ему казалось, что они видели то, что не полагалось видеть глазам смертного. Более того, казалось, что она все знала и лишь дожидалась его собственного признания…

С помощью раскаленных докрасна щипцов палачи начали вырывать ногти на ногах Мамуда. Тот дико вопил, вознося мольбы своим языческим богам, а мучительная боль разрывала ему ноги, поднимаясь все выше. По телу же его градом катился пот. В какой-то момент он закрыл глаза, пытаясь отрешиться от боли. Когда же открыл их, то обнаружил, что старуха стоит возле него. Она впилась взглядом в его глаза, и он почувствовал, как уходит то последнее, что еще связывало его с жизнью.

– Что ты сделал с моей внучкой? – спросила старуха. – У кого она?

Но Мамуд не собирался отвечать. Ему хотелось лишь проклинать старую ведьму. Но и этого он сделать не мог – внушавшие ужас голубые глаза обладали такой колдовской силой, что парализовали его волю.

– У кого теперь моя внучка? – допытывалась она.

– У капитана Венутти, – услышал Мамуд собственный хриплый голос будто со стороны. – У капитана Джанкарло Венутти, из Левантийской Венеции.

Тут старуха дотронулась до его груди, и по его телу прокатилась дрожь агонии.

– А теперь прощай, парень, – сказала она, когда он испустил дух.

Признание Мамуда получило подтверждение, когда некий капитан, чей корабль следовал с Крита и зашел в Сан-Лоренцо за водой, болтал в таверне о юной рыжеволосой христианской девушке, которую через месяц предполагали продать с аукциона. Представ перед герцогом и шотландским послом, капитан повторил рассказ мавра слово в слово.

– Слух пустили по всему Средиземноморью, – говорил капитан. – Это, знаете ли, известный трюк – чтобы привлечь на аукцион побольше покупателей. Да-да, владельцем девушки-рабыни является капитан Венутти из Левантийской Венеции. И она – трофей, добытый им в результате пиратского набега. И еще говорят, что она исключительно красива. Чертов Венутти! Вечно ему достается лучший кусок!

Патрик Лесли скрежетал зубами в бессильной ярости. Чтобы спасти дочь, он бы снарядил боевой корабль и разрушил бы Кандию до основания, но хозяином тут был герцог Себастьян. Для него, рожденного на берегах Средиземного моря, подобное было не в новинку, и он лучше знал, что делать в подобных случаях. Герцог обещал послать на аукцион своего кузена Пьетро ди Сан-Лоренцо, чтобы тот выкупил девушку.

«Если девицу спасут, – рассуждал про себя герцог, – я окажусь в большой милости у шотландского короля. А если нет – никто не посмеет меня упрекнуть, и неприятная ситуация, которая наверняка осложнит отношения между моим герцогством и Шотландией, вскоре будет забыта», Да-да, возможно, его хитрый кузен сумеет вернуть девицу домой. Однако герцог очень сомневался в успехе, хотя и не говорил об этом шотландскому послу. Но в любом случае о браке юной леди Джанет с наследником герцогского трона теперь и речи быть не могло. Одному Богу ведомо, что могло статься с девушкой за время плена. Конечно, он, герцог, – человек широких взглядов, однако честь герцогини Сан-Лоренцо не должна вызывать подозрений. Из Тулузы как раз пришло письмо, намекавшее на возможность брака с тамошней принцессой. А сам он втайне расспросил своего архиепископа – мол, нельзя ли аннулировать помолвку сына с юной шотландкой? Разумеется, мысли эти герцог Себастьян держал при себе.

Повернувшись к Патрику Лесли, он проговорил:

– Идемте, друг мой. Даст Бог – все закончится хорошо.

Граф Гленкирк, словно прочитав мысли коварного герцога, бросил на него взгляд, исполненный безмолвной ярости, но ничего не сказал.

Глава 6

Несколько недель спустя Джанет сидела в алькове в дальней комнате при аукционе. Сидела очень тихо и почти неподвижно, – но вовсе не потому, что внезапно сделалась послушной, а из-за того, что еще не оправилась от удара; ее юное сердце не могло принять предательство Мамуда, а смахивавший на бегство морской переход из Сан-Лоренцо в Кандию привел девушку в состояние оцепенения.

Однако никаким наказаниям ее не подвергали, – напротив, прилагались всяческие усилия ради ее доброго здоровья и удобства. Капитан Венутти перевез Джанет с корабля в дом Абдула бен Абдула, поставщика самого лучшего товара в мире – так отрекомендовался сам Абдула. Почти месяц ее холили и лелеяли, а тем временем по Средиземноморью пошла молва о девственнице с золотисто-рыжими волосами, которая будет выставлена на продажу с аукциона в следующее полнолуние.

А пока что Джанет тщательно оберегали от солнечных лучей, а также омывали ее тело благоуханными водами и натирали соком лимона, чтобы вернуть коже природную белизну. Кроме того, ее ежедневно массировали и натирали благовонными мазями, так что кожа ее сделалась на ощупь мягкой, точно шелк. После таких процедур былой загар мало-помалу исчезал, уступая место естественной белизне уроженки Севера.

Когда же наступил вечер, рабыни переодели девушку в странный наряд. Прозрачная ткань бледно-золотистого тона, закрывавшая все ее тело от ключиц до пят, ниспадала изящными складками. Ткань была перехвачена на талии зеленой лентой и крепилась к плечам лентами такого же цвета. Волосы же, собранные в «хвост», заколотые жемчужной пряжкой и пущенные вдоль спины, скрыли под длинной золотистой вуалью. Вторая вуаль закрывала также ее лицо, так что на виду оставались лишь подведенные сурьмой ярко-зеленые с золотистыми крапинками глаза.

Впрочем, Джанет держалась храбро. Надежду ей дал визит Пьетро ди Сан-Лоренцо, двоюродного брата герцога Себастьяна, который был послан, чтобы купить ей свободу. Он прибыл на быстроходном корабле из Аркобалено и, подкупив главного евнуха в доме Абдула бен Абдула, получил дозволение поговорить с нею несколько минут. Пьетро привез с собой немалый груз золота, которого, по его заверениям, наверняка хватит, чтобы вернуть Джанет свободу. Сожалел Пьетро лишь о том, что столь высокородная дама будет выставлена на аукционный помост на всеобщее обозрение. Но тут уж ничего не поделаешь!

Однако на душе у Пьетро ди Сан-Лоренцо было неспокойно. Молва о прекрасной Джанет Лесли распространялась очень быстро! С Востока уже прибыли несколько очень важных покупателей. Говорили даже, будто ожидался приезд Хаджи-бея, посланника самого турецкого султана! Впрочем, Пьетро решил, что Абдула выдавал желаемое за действительное в надежде получить возможно больший куш. И все-таки он истово молился о спасении будущей невестки. Ведь в случае удачи его, Пьетро, ждала немалая награда! А если он упустит девушку… О, тогда на его страну обрушится гнев и лорда Патрика Лесли, и самого короля Шотландии.

Джанет вздрогнула и подняла голову – чернокожий евнух дотронулся до ее руки.

– Идем, юная леди. Торг вот-вот начнется. Я немного отодвину полог, чтобы ты собственными глазами увидела, какие знатные господа прибыли сюда, привлеченные твоей красотой!

Молча кивнув, Джанет проследовала за евнухом, затем бросила взгляд в щель между занавесями и увидела небольшой зал, в центре которого возвышался помост. А стены там были покрыты фресками с изображением животных, мужчин и женщин, занятых какими-то делами – но смотреть на них было неинтересно. Кроме того, в комнате находились двенадцать мужчин, среди которых был и Пьетро ди Сан-Лоренцо.

– Почему купцов так мало? – спросила она евнуха.

Евнух осклабился и проговорил:

– Мой хозяин Абдула бен Абдула – да хранит Аллах его дни – выставил за тебя начальную цену в пять тысяч золотых. Ты не по карману простому погонщику верблюдов!

Джанет фыркнула, и ей почему-то захотелось рассмеяться. Но тут в комнату заглянул Абдула бен Абдула, и евнух быстро вывел девушку в зал и помог ей подняться на помост. Взгляды всех присутствовавших тотчас устремились на возвышение, где стояла Джанет Лесли. И ей сделалось очень не по себе…

Взяв девушку под локоть, Абдула бен Абдула вывел ее на самую середину помоста и тихо сказал:

– Язык торгов – французский. Так что ты, наверное, все поймешь.

– Вы зря теряете время, пытаясь унизить меня, – заявила Джанет. – Меня купит Пьетро ди Сан-Лоренцо, и я вернусь к отцу.

– Упаси Аллах, – ответил работорговец и, повернувшись к собравшимся, громко проговорил: – Друзья, мы начинаем самый знаменательный торг этого года! Перед вами знатная девица – девственница с волосами как золотое солнце на рассвете, с кожей белой и гладкой, точно полированная кость, и с глазами цвета изумрудов. Смотрите же, господа! – Он проворно снял вуаль с головы Джанет. – Начальная цена – пять тысяч золотых. Кто предложит свою цену?

– Пять тысяч, – раздался чей-то голос.

Абдула бен Абдула улыбнулся, а тот же голос пояснил:

– Посланник египетского султана готов дать пять тысяч!

И тут предложения посыпались одно за другим – шесть тысяч, семь, восемь, девять, десять тысяч золотых!

– Господа!.. – воскликнул Абдула бен Абдула. – Господа, вы наносите оскорбление моему дому, предлагая жалкие десять тысяч золотых! Ведь перед вами – редкая и бесценная жемчужина, гурия, способная украсить гарем самого пророка! Эта девица никогда не знала мужчины. – Его вялая рука мягко скользнула по животу Джанет, и девушка отшатнулась и вздрогнула от отвращения. – Она выносит множество крепких сыновей!

– И у тебя есть доказательство ее девственности?! – выкрикнул кто-то.

– Конечно, – сказал Абдула. – Покупатель получит свидетельство, подписанное тремя медиками. Если выяснится, что они мне солгали, я верну покупателю уплаченные за нее деньги – верну в тройном размере! И, разумеется, девушка останется у него.

По залу пробежал одобрительный гул, и все закивали. Абдула бен Абдула пользовался славой честного купца, но все знали, что он – не из тех, кто легко расстанется хотя бы с одним динаром. Поэтому торг возобновился.

Собравшись с духом, Джанет, наконец, осмелилась взглянуть в лица тех, кто желал ее купить. Посланник египетского султана ответил ей ледяным взглядом, и она поспешила отвести глаза. В этом человеке было нечто настолько зловещее, что к ее горлу подступила тошнота. Зато посланник багдадского калифа показался ей похожим на встревоженную черную сову, и она едва не рассмеялась. Но девушка вздрогнула и похолодела, стоило взглянуть на человека, которого напыщенный евнух, ее провожатый, назвал «принцем Самарканда». Жестокие монгольские глаза жадно разглядывали ее, и его откровенное сладострастие наводило ужас. Джанет тут же перевела взгляд на доброе лицо Пьетро ди Сан-Лоренцо, и тот кивнул ей, чтобы приободрить. Но Пьетро еще не называл своей цены…

Тут по знаку Абдулы евнух развязал ленты на ее плечах, и туника спала, обнажив девушку до пояса. В зале воцарилось молчание – все с жадностью разглядывали прекрасные груди девушки с розовыми бутонами сосков.

Абдул же, наследник мудрости своих семитских предков, позволил собравшимся целую минуту любоваться девичьими прелестями. Затем произнес:

– Новая цена за этот изысканный, но нераскрытый бутон составляет пятнадцать тысяч. Кто даст больше?

И снова последовали предложения – шестнадцать тысяч, семнадцать, семнадцать тысяч пятьсот!

Тут Абдула вновь подал знак евнуху, и тот потянул за ленту на талии Джанет. С тихим шелестом туника сползла к ногам девушки, и собравшиеся в зале разом ахнули – девушка стояла перед ними совершенно нагая.

В этот ужасный миг Джанет показалось, что она вот-вот лишится чувств. Но девушка тут же сказала себе: «Истинная Лесли никогда не выказывает страха, не забывай об этом». И она замерла в неподвижности – точно ледяная статуя.

– Восемнадцать тысяч! – раздался чей-то голос.

– Восемнадцать тысяч девятьсот! – прозвучал другой.

В следующее мгновение работорговец протянул руку и ловко расстегнул жемчужную пряжку, державшую волосы Джанет. Волосы волнами упали на плечи девушки, а Абдула в тот же миг сдернул и вуаль с ее лица.

– Клянусь грудями Фатимы… – пробормотал кто-то из мужчин. – Ее лицо столь же прекрасно, как и тело.

– Калиф Багдада дает двадцать тысяч золотых! – раздался громкий голос.

«О-о, пресвятая Дева Мария, – мысленно воскликнула Джанет. – Во всей Шотландии не наберется столько золота! Куда уж тут крохотному герцогству Сан-Лоренцо… Я погибла!»

– А герцог Сан-Лоренцо дает двадцать пять тысяч золотых, дабы освободить возлюбленную нареченную своего сына! – прокричал Пьетро.

Джанет тихонько прошептала:

– Прости меня, добрая Дева Мария! В благодарность за мое освобождение я подарю тебе чудесную серебряную статую, украшенную разноцветной эмалью, с глазами из настоящих сапфиров!

– Двадцать пять тысяч? – усмехнулся искуситель Абдула. – Кто предложит больше? – Он обвел взглядом собравшихся в зале. Но все молчали, и Джанет с облегчением вздохнула.

Тут Абдула поднял свой молоточек, собираясь закрыть торги, но внезапно раздался голос:

– Султан Турции дает тридцать тысяч золотых монет.

И в тот же миг к помосту направился высокий худощавый изысканно одетый господин в зеленом тюрбане.

– Я Хаджи-бей, главный над черными евнухами султана, – заявил он, бросив счастливому Абдуле увесистый мешочек. – Сосчитайте, если хотите.

Джанет взглянула на него из-под ресниц. Ростом он был так высок, что по сравнению с ним все остальные в зале казались карликами. И она могла бы поклясться, что он был смешанной крови, то есть не совсем мавр. За время пребывания в герцогстве Джанет повидала немало чернокожих, но у этого человека кожа была ни черной, ни коричневой, скорее – смуглой, сочного золотистого оттенка. Глаза же казались бархатисто-черными, а черные и ровные полоски бровей протянулись к самым вискам. Губы у него были пухлые и чувственные, и он, поджарый и стройный, ничем не напоминал евнухов с их вялостью и нависающими над животом грудями – эта особенность оскопленных мужчин казалась Джанет просто непристойной.

Одет же он был не только дорого, но и со вкусом. На нем был кунтуш цвета весенней зелени и с длинными рукавами, без застежки, но отороченный от горла до подола, а также на локтях и на запястьях темным собольим мехом. Развевавшиеся при ходьбе полы открывали взгляду подкладку из золотистой ткани. А под кунтушом было одеяние из затканной цветами красной парчи, подпоясанное широким золотым кушаком, расшитым крошечными жемчужинами и изумрудами – там было целое состояние. Тюрбан был украшен неогранённым выпуклым изумрудом и пером белой цапли. На ногах красовались сапожки без каблука из мягчайшей темно-коричневой кожи. Длинные изящные пальцы Хаджи-бея были унизаны перстнями, а с шеи свисал массивный золотой медальон с выгравированной на нем львиной мордой.

Пьетро ди Сан-Лоренцо вспрыгнул на помост и прокричал:

– Я протестую! – Он взглянул на Абдулу. – Ты ведь уже поднял молоток, чтобы скрепить сделку! Девушка принадлежит мне!

– Но мой молоток не стукнул, – возразил устроитель торгов. – А если желаешь оспорить сделку, то я снова открою торг.

Хаджи-бей любезно улыбнулся и проговорил:

– Да, господин. Если желаешь поднять ставку, ты волен это сделать.

Тогда Пьетро обратился ко всем остальным:

– По закону вашей религии этот аукцион проведен незаконно! Девушка является невестой наследника герцога Сан-Лоренцо. Контракт был официально подписан и скреплен в прошлом декабре в соборе Аркобалено. Ваша религия запрещает продавать жену человека, если он жив. После подписания контракта она – все равно что его жена. Ее выкрали из дома и привезли сюда силой!

– Наши законы не распространяются на неверных – точно так же, как и ваши, христианские, не касаются нас, – возразил Хаджи-бей. – Предложи цену большую, нежели моя, или позволь мне удалиться вместе с моим приобретением.

Тут Пьетро снова обратился к залу:

– Он купил ее для старика, который годится ей в деды! У вас у всех есть при себе золотые! Отдайте их мне, а я потом возмещу их вдвойне! Позвольте вернуть девушку моему двоюродному брату!

Но зал ответил ледяным молчанием. Слова Пьетро о правителе Турции были правдой, однако никто из купцов не осмелился бы бросить вызов посланнику султана!

– Пересчитай золотые, – приказал Хаджи-бей работорговцу.

– Нет-нет, уважаемый ага! – воскликнул Абдула бен Абдула, взвешивая на ладони мешочек. – Я уверен, что в этом нет нужды.

Хаджи-бей повернулся к испуганной дрожащей Джанет. Сняв с себя кунтуш, он набросил его на плечи девушки и проговорил:

– Идем, дитя мое.

– Мы приедем в Турцию, миледи! Мы выкупим вас! – закричал Пьетро ди Сан-Лоренцо.

Хаджи-бей обратил к нему смуглое лицо.

– Не обманывай девушку и не внушай напрасной надежды. Никому нет ходу из сераля моего повелителя! Скажи ей правду, чтобы она смогла вступить в новую жизнь честно и без страха.

Пьетро с грустью поглядел на Джанет, и у нее защемило сердце от сочувствия к нему.

– Не горюйте, милорд, – сказала девушка, – и пообещайте, что отправитесь к моему отцу и расскажете обо всем, что случилось. Меня предал раб Мамуд. – Она почувствовала, что ее взяли за плечо. – И еще, милорд, передайте ему, что в один прекрасный день я вернусь в Гленкирк. Обещайте же!

Пьетро молча кивнул и, глядя на девушку, спускавшуюся с помоста, почувствовал, как по щекам его заструились слезы.

Глава 7

Джанет усадили в один из двух паланкинов, ожидавших у дома – во второй сел Хаджи-бей. А затем носильщики быстро пронесли их через весь город и остановились перед большим и красивым домом. Рабы тотчас помогли Джанет выбраться из паланкина и провели ее через огромный крытый двор в маленькую нарядно обставленную и ярко освещенную комнату. Хлопнув в ладоши, Хаджи-бей отдал прибежавшей рабыне приказание на каком-то незнакомом Джанет языке. Затем, повернувшись к девушке, сказал:

– Я велел невольнице принести более подобающую тебе одежду. А пока что я прошу тебя снять кунтуш.

Джанет молчала, и Хаджи-бей повторил:

– Кунтуш, дитя мое. Сними кунтуш. В доме купца Абдулы освещение – хуже некуда, и я не мог рассмотреть тебя как следует.

– Зачем тогда купил меня?

– Твои лицо и волосы уже доказывали, что ты стоишь таких денег. Кунтуш, живо! – приказал он, протягивая руку.

С трудом отдавая себе отчет в происходящем, Джанет повела плечами, и одеяние упало к ее ногам. Теперь девушка стояла перед Хаджи-беем совершенно обнаженная, а тот разглядывал ее с пристрастием.

Джанет была слишком юной и неопытной, чтобы понимать, насколько она красива. За последний год она успела сильно прибавить в росте и для своего возраста казалась высокой, хотя на самом деле была среднего роста. Ноги же у нее были длинные и стройные, а узенькая талия плавно переходила в округлые бедра. И еще – эти высокие налитые груди!

Кроме того, Хаджи-бей с удовольствием отметил, что золотисто-зеленые глаза девушки не припухли от слез – значит, она не рыдала и, следовательно, обладала сильным характером.

– Повернись, прошу тебя, – сказал он.

Она повиновалась и повернулась с необычайной грацией, так что евнух снова остался весьма доволен. Хаджи-бей мог радоваться собственной мудрости – он уплатил неприлично большую сумму, но деньги были потрачены не зря!

Тут вернулась рабыня, которая помогла Джанет надеть зеленые с желтым широкие штаны и корсаж в тон, а сверху – шелковый кафтан цвета янтаря. Затем рабыня бесшумно выскользнула из комнаты.

– А теперь, дитя мое, – продолжал Хаджи-бей, – настало время представить тебя двум твоим товаркам.

Взяв Джанет за руку, евнух вывел девушку из комнатки и провел в просторный зал с террасой и с видом на море. Едва переступив порог, Джанет увидела двух молоденьких девушек примерно одного с ней возраста. Одна была маленькой немного полноватой блондинкой, и ее волосы отливали серебром. Другая же была высокой и смуглой, с овальным личиком и яркими миндалевидными угольно-черными глазами. При появлении Хаджи-бея они встали. Подозвав жестом блондинку, он повернулся к Джанет и сказал:

– Вот это – Фирузи. Ее зовут так, потому что у нее глаза цвета бирюзы, а на нашем языке – «фирузи». Она родом с Кавказа.

Фирузи улыбнулась и воскликнула:

– Как мило, что ты пришла к нам! Теперь мы составим прекрасное трио. – Девушка говорила бегло по-французски с небольшим акцентом.

– А это, – продолжал Хаджи-бей, – Зулейка.

– Я никогда не видела таких, как она, – прошептала Джанет.

– Разумеется, не видела. Я из Китая. – Вторая девушка также говорила по-французски, но понять ее было куда труднее, чем Фирузи.

– Ты из Китая, который описывал Марко Поло?

– Да, – кивнула девушка.

– Хаджи-бей, а как зовут нашу новенькую? – спросила Фирузи.

– Ее будут звать Сира.

– Мое имя – Джанет Мэри Лесли! – воинственно заявила Джанет, вспомнив о своем благородном происхождении.

– Вряд ли это имя годится для одалиски из гарема турецкого султана, – с улыбкой заметил Хаджи-бей. – На моем древнем языке Сира означает «пламя». Очень подходящее для тебя имя! А теперь, дети мои, я вас оставлю, чтобы вы смогли получше познакомиться. Кроме того, вам надлежит отдыхать и набираться сил. Когда же начнется ночной прилив, мы отплываем в Константинополь. – Едва заметно кивнув, он развернулся и вышел.

А Джанет по-прежнему стояла у порога – стояла, устремив взгляд туда, где луна серебрила своим светом бухту Кандии. Бухта была забита кораблями, и казалось, их крошечные огоньки дружески подмигивали девушке сквозь ночной мрак. Среди этих кораблей был и корабль из Сан-Лоренцо, который прислал за ней Руди…

– Входи же, – сказала Фирузи. – Осматривайся и привыкай.

Джанет попыталась выйти в сад, но путь ей преградили двое черных слуг в тюрбанах; и каждый из них держал в руке кривую саблю-ятаган. Девушка тяжко вздохнула и повернула обратно.

– Отсюда не сбежишь, Сира, – сказала Фирузи. – Чем скорее ты примешь этот факт, тем быстрее станешь счастливой.

И тут Джанет не выдержала и разрыдалась.

– Почему ты плачешь? – спросила Фирузи.

– В бухте стоит корабль, готовый забрать меня домой – к отцу, к младшему брату и к моему жениху. Мне только нужно добраться до этого корабля!

– Это невозможно, – заявила Фирузи. – И тебе еще повезло! Вот мои родные, включая мужа – все они мертвы, убиты татарами.

– Ты была замужем?

Фирузи кивнула и, хлопнув в ладоши, велела прибежавшей рабыне принести что-нибудь поесть. После чего, повернувшись к Джанет, проговорила:

– Сира, я расскажу тебе мою историю. – Прекрасные глаза светловолосой девушки заволокло дымкой воспоминаний, и она начала свой рассказ.

В день своей свадьбы она проснулась незадолго до рассвета и тихо выскользнула из постели. Толкнула деревянные ставни окна и увидела, как над зазеленевшими совсем недавно лугами поднимается невесомая дымка тумана. День ее свадьбы обещал быть теплым и солнечным.

«День моей свадьбы! – мысленно воскликнула она. – Моей свадьбы! И все из-за того, что брат спас жизнь младшему сыну нашего врага. Теперь мне предстоит сочетаться браком с его старшим сыном, и тогда наша деревня вечно будет жить в мире. Я даже не знаю, как выглядит этот Петр и что он за человек – добрый ли? Когда я спрашиваю папу, он лишь тихонько посмеивается».

Она отвернулась от окна, когда занавеску, отделявшую ее крошечную спальню от главной комнаты, кто-то отдернул, и к ней ворвались родные – смеявшиеся и распевавшие веселые песни. Отец, огромный точно медведь, маленькая полная мама и сестры – старшая Катя с мужем и младшенькая Таня. Были здесь и братья – Павел, Борис и Иван, а также тети, дяди и кузены, все – с охапками весенних цветов в руках.

– Итак, невесте не спится! – пророкотал бас отца.

– И грядущей ночью ей тоже не суждено уснуть! – засмеялся Павел.

– Помолчите, – строго сказала мать, глаза которой, однако же, искрились смехом. – Оставьте цветы – и вон отсюда! Вы все! Катя и Таня, а вы останьтесь.

Тут родственники ушли, она осталась – с мокрыми от поцелуев щеками и с цветами в руках.

– Теперь, Мария, – сказала Соня Ростова, – тебе надо первым делом позавтракать. – Мать поставила на столик тарелку и чашку, которые принесла с собой. – Вот, ешь… Булочки с маком, варенье и чай.

Катя с удивлением вскинула брови. Ее-то предсвадебный завтрак состоял из черного хлеба, меда и козьего молока. Разумеется, мама стала бы отрицать, что у нее есть любимчики, однако все знали, что Марию она всегда любила больше, чем остальных дочерей. Поглядите, к примеру, на ее свадебное платье! Когда зимой к ним в дом явился старый коробейник, в его мешке обнаружился отрез шелка – шелк был белый, точно сливки, и мама решила, что непременно сошьет для Марии платье именно из него! И еще – золотая нить для вышивки и турецкие туфельки без задников, расшитые золотом и речным жемчугом… А папа ворчал – мол, его дочь выходит отнюдь не за турецкого султана, а за простого крестьянина с Кавказских гор. Однако коробейник ушел, а у мамы остались и шелк, и золотые нитки, и туфельки, – а покупки эти стоили им двух отличных коз.

Катя криво улыбнулась, наблюдая, как сестра уплетала мягкие сдобные булочки. Ее-то свадебное платье было из шерстяной материи, а у сестры – из шелка! Однако шелк очень подходил к белой нежной коже Марии и ее светлым, будто серебро, волосам и бирюзовым глазам. Материнский шлепок вернул Катю к действительности.

– Не спи! Поставь на огонь воду, чтобы Мария могла выкупаться! А ты, Таня, возьми у сестры тарелку да вымой ее.

Утро пролетело быстро. Приближался полдень. Вся деревня высыпала на улицу, принарядившись к свадьбе дочери деревенского старосты. На лугу возле церкви расставили столы для пира. Внезапно на околице деревни появился паренек с криком:

– Они едут, едут! – закричал он.

Мария подскочила к окну и выглянула. Во главе процессии, на белой лошадке, ехал высокий юноша. Он весело смеялся, его темные глаза сияли, а мальчишки, бежавшие рядом с его лошадкой, громко кричали:

– Жених едет! Дорогу жениху!

Мария почувствовала руку матери на своем плече.

– Вон твой супруг, дочка!

– Он такой красивый… – прошептала девушка.

– Ха! – усмехнулась мать. – Его красота – приятное дополнение. Она ничего бы не стоила, будь он негодяем, но он, напротив, очень добрый человек! Неужели ты думаешь, что мы с папой отдали бы тебя кому попало?

Жители обеих деревень одобрительными возгласами встретили Марию Ростову, когда родители повели ее в церковь. На ней были расшитая золотыми узорами белая шелковая юбка и блузка, а под юбкой – несколько нижних юбок из тонкой белой шерсти. Голову же – точно корона – украшал венок из белых и желтых цветов.

– Что за красотка! – воскликнул Петр Туманов, обращаясь к отцу. – Ты не позволил мне ее увидеть, и я уже представлял себе страшилище с лошадиным лицом. И если нрав моей невесты под стать ее красоте, то я буду счастливейшим из людей!

– Значит, ты будешь счастлив, – ответил отец. – А если бы я позволил тебе увидеть ее до свадьбы – не сохранить бы ей невинности! А ведь этот брак должен положить конец старой вражде, а не развязать новую…

Жених с невестой встретились у алтаря, и отец Григорий Ростов, дядя Марии, скрепил их брак. Мария со смущением взглянула на своего мужа, который, уважая чистоту и невинность юной жены, нежно поцеловал ее и сказал:

– Рад познакомиться, госпожа Туманова. Позвольте заметить, что я вас люблю.

Мария густо покраснела, но глаза ее сияли.

– И я люблю вас, дорогой супруг, – ответила она.

Чтобы устроить для дочери свадебный пир, Николай Ростов пошел на огромные расходы! На вертела были насажены целые туши коз и ягнят, которые жарились в пламени многочисленных костров. Вино текло рекой, а столы ломились от фруктов, караваев и пирогов. Еще не наступил вечер, а все уже изрядно опьянели; и невинные поначалу шутки в адрес новобрачных сменились шутками весьма непристойными.

А потом вдруг раздался крик:

– Пожар, пожар!

Деревня горела вовсю, и Мария в ужасе смотрела, как на пирующих налетели татары, и их оскаленные зубы ярко сверкали на смуглых лицах. А ведь и Ростовы, и Тумановы прибыли на свадьбу совершенно безоружными.

Отовсюду раздавались крики и вопли. Люди пытались спастись бегством. Мария схватила за руки младших братьев, Бориса и Ивана, а также младшую сестренку Таню.

– Быстрее! Спрячемся в лесу! – крикнула она.

Двенадцатилетний Борис начал вырываться из рук сестры.

– Я хочу с ними сражаться! – воскликнул мальчик.

Мария что было силы ударила его по лицу и прошипела:

– Папа, Павел и Григорий уже убиты. Теперь ты – глава нашей семьи! Отведи Таню и Ивана в безопасное место! Ради Бога, Борис, беги скорее!

Мальчик кивнул и, взяв за руки сестру и брата, потащил их к лесу. Не прошло и минуты – хотя минута эта показалась Марии вечностью – как дети скрылись в лесу. Тут раздался душераздирающий крик, и Мария, обернувшись, увидела, что Катя извивается на окровавленной траве – у нее начались преждевременные роды. А рядом стояли те трое, что только что изнасиловали ее; негодяи громкими криками подбадривали своих соплеменников, набросившихся на их мать.

Тут Мария почувствовала на своей талии мужскую руку и, обернувшись, увидела Петра:

– Быстро в лес, – сказал он. – Прячься, пока они не схватили и тебя!

Свадебный наряд Петра был разорван и весь в грязи; а на щеке у него разливался фиолетовый кровоподтек. В руке же он сжимал окровавленный вертел.

– Я тебя не оставлю. Бежим со мной, Петр! – крикнула Мария.

Муж отрицательно покачал головой, и она заявила:

– Тогда я умру вместе с тобой, супруг мой!

– Голубка моя, тебя они не убьют. Это татарские работорговцы. Беги, прежде чем…

Слова замерли у него на губах, и он повалился на траву. А за спиной Петра стоял огромный татарин, вынимавший из его тела окровавленное копье.

– Петр, Петр!.. – в отчаянии закричала Мария. Она упала на колени и попыталась поднять мужа. Но он был мертв.