Николай II и Россия до 1917 года

Рабочие Петербурга

А вот некоторые сведения о положении рабочих Петербурга в 1910х годах ("Деловой Петербург» № 27 (1859) от 17.02.2005)

http://www.dpgazeta.ru/article/1055

В Петербурге в 1910-х гг. средняя зарплата в промышленности составляла 450 рублей в год. Хорошей зарплатой для рабочего считалась сумма в 700 рублей в год. (В промышленности Германии средняя зарплата в пересчете на рубли составляла 707 рублей.) Слесари-сборщики на крупных заводах получали по 850-900 рублей в год или по 70-75 рублей в месяц. Сотни путиловских рабочих имели по 1200 рублей, а высшей была зарплата американского рабочего – 1300 рублей. В системе горэлектротранса Петербурга мастера по ремонту оборудования получали 840 рублей в год, ремонтники стрелок – 720 рублей, простые слесари – 480 рублей, кондуктора и вагоновожатые – по 40 и 45 рублей в месяц и "квартиру натурой" – это означало проживание в служебном семейном общежитии. "Линейные работники", получавшие годовые оклады до 840 рублей и прослужившие не менее 1 года, получали наградные 2 раза в год по 70% оклада, или всего в год 140%. В 1914 г. оклады были повышены: мастерам по ремонту трамвайных вагонов – до 1100 рублей в год, мастерам по ночному осмотру – до 1200 рублей, помощникам мастера – до 900 рублей, ремонтникам моторов – до 900 рублей.

Льготы рабочих Петербурга

Осенью 1913 г. городская дума обсуждала петиции рабочих и служащих, сведенные в 18 пунктов, – "Об улучшении материального положения…". Были приняты следующие решения:

– все работники системы городских железных дорог получат пособия на обучение, содержание детей;

– ведомственная амбулаторная медпомощь работникам и членам их семей бесплатная; всем заболевшим бесплатно выдаются лекарства, имеющиеся в амбулатории, сложные рецепты в городских аптеках идут с 25%-ной скидкой, а при предъявлении "особого удостоверения" бесплатно; больничный лист выдается ведомственным врачом сразу на весь срок лечения;

– полный оклад во время болезни (до 45 дней в году) выплачивается всем работникам по решению ведомственного медперсонала; амбулаторный прием проходил по месту работы 4 раза в неделю;

– ежегодный отпуск шел из расчета 2 недели за 1 год службы, но максимально 28 дней.

Cтоит упомянуть, что машинист паровоза городской железной дороги получал оклад в 900 рублей, но эту же зарплату имела и учительница первого года работы в начальных классах городской (не частной) школы. Каждый год она могла путешествовать по Германии вторым классом поезда, так как путевка на 24 дня стоила 66 рублей. Максимальный оклад учителя городской школы доходил до 1240 рублей.

"Деловой Петербург» № 27 (1859) от 17.02.2005

http://www.dpgazeta.ru/article/1055

Жилищные условия в крупных городах до 1917 года

(По данным историков Н.Петровой и А.Кокорина \25.3.2010, тв "365" "Квартирный вопрос в России (до 1917г) и в СССР"\)

Быстрый рост жилищного строительства (строительный бум) в Москве начался с 1880-х годов и продолжался без перерывов почти 35 лет, вплоть до начала ПМВ – но и в ходе ПМВ, хотя темпы строительства жилья упали, но не до нуля, жилье все же строилось даже в ПМВ. При этом, темпы строительства жилья постоянно превышали темпы рождаемости (и прироста населения), хотя по темпам прироста населения (3.5% в год, включая рождаемость) Москва и Петербург занимали 3-4 места в мире (!). Очевидно, это значит, что жилищные условия в Москве и Петербурге непрерывно улучшались – вплоть до 1916\17гг.

Кто и что строили?

1. Городские муниципальные службы строили жилье в основном для рабочих казеных заводов, а также вместе с владельцами предприятий – для частных заводов и фабрик. Отдельные квартиры в этих муниципальных домах были очень дешевыми, по карману любому рабочему (кроме начинающих и сезонных).

2. Многоквартирные дома с маленькой арендной платой строили также многие благотворители. Эти дома так и назывались – "дома дешевых квартир".  Примерно с первых годов 20-го века и далее как муниципалы так и благотворители строили для рабочих уже в основном дома с отдельными квартирами, более всего с однокомнатными квартирами (средняя площадь 23 кв.м, с отдельной кухней, с высокими потолками), благоустроенные, с центральным отоплением. В этих домах были также детские комнаты (типа детсадов), прачечные, иногда и библиотеки.

3. Конечно, строились во множестве и обыкновенные "доходные дома", в основном с многокомнатными отдельными квартирами, а также и частные дома, в том числе с помощью банковских ссуд (типа ипотеки), причем ссудный процент был невелик.

Очень много московских и петербургских семей среднего достатка съезжали со своих арендованных квартир на все лето на дачи (с мая по август-сентябрь) – выезжали на дачи со всем домашним скарбом, а по возвращении искали и быстро находили себе новое жилье – выбор жилья был большой, и на любой карман.

Как сообщили историки Н.Петрова и А.Кокорев, в 1910-е годы в Москве среди горожан среднего и более высокого достатка получила распространение новая мода – "работать в городе, жить за городом", и в подмосковье началось было массовое строительство таких поселков, с высоким качеством жилья, для небедных горожан. Эта тенденция была прервана в ПМВ.

Возвращаясь к жилью рабочих, напомню, что более половины рабочих (квалифицированные, со стажем) не ждали муниципального жилья, а сами арендовали подходящие квартиры – одно, двух, и трехкомнатные (а летом многие и отправляли семьи на дачи, или в деревню к родичам) Более всего в Москве и Петербурге было четырехкомнатных квартир. Их аренда стоила около 90р в месяц – конечно, только немногие рабочие могли арендовать их. Но однокомнатная квартира обходилась менее 10р в месяц, двухкомнатная – гораздо менее 20р, в "дешевых домах" – и гораздо меньше этого. Напомню, что около 30% рабочих получали з\п не менее 50р в месяц и могли сами выбирать себе квартиру в аренду.

Конечно, были и подвалы,и чердаки, и коечно-каморочные общежития (там платили 2-5 коп. в месяц) и типа коммуналок – но там ютились или сезонные рабочие, или только что приехавшие из деревни и не имеющие покровителей в землячествах, или спивающиеся бессемейные. Таких среди рабочих было не более 20%.

Конечно, были и ночлежки, и приюты – как во всех крупных городах мира того времени.

Интересно еще, что с началом ПМВ, когда началась заметная инфляция, Мосгордума запретила домовладельцам повышать плату за аренду квартир, и запретила выселять семьи солдат за неуплату. Этот указ был отменен Временным правительством в марте 1917г.

СРАВНЕНИЕ С СССР:

Академик РАЕН В.П. Полеванов, исследуя покупательную способность средних зарплат трудящихся в царской России (1913г.) и в СССР, пришел к выводу, что уровень 1913 года после провала в Гражданскую войну достиг максимума в конце НЭПа (в 1927г.), но затем неуклонно снижался,   и в 1940 г. покупательная способность средней зарплаты в СССР была уже в 1.5 раза ниже, чем в 1913 г., достигнув в 1947 г. абсолютного минимума (в 2.5 раза ниже, чем в 1913 г.). Уровень 1913 года был вновь достигнут только в 1950-е годы Полеванов В.П.  Россия: цена жизни. \\ "Экономические стратегии", 1999, №1, стр. 102-103]).

Сравнивая калорийность питания рабочего до 1917 года и в СССР, американская исследовательница Элизабет Брейнер пришла к выводу, что уровень питания в калориях до революции 1917 года был вновь достигнут в СССР только в конце 50-х – начале 60-х годов ([http://www.echo.msk.ru/programs/staliname/639907-echo/ Цена достижений советской индустриализации] – по ссылке проф. Российской Экономической Школы (РЭШ) А.М. Маркевича). Тогда же (к концу 1950-х годов, при Н.Хрущеве), был проведен и пенсионный закон (сталинские пенсии для большинства людей были нищенскими), и началось массовой жилищное строительство – а до начала 1960-х годов и жилищные условия советских рабочих были гораздо хуже, чем рабочих в царской России до 1917 года ([http://www.up.mos.ru/cdz/sozkon/08_obusd/08_17dzd.htm  С.Горин. Доходный жилой дом и его «карьера» в Москве.]; (Н.Петрова,  А..Кокорин. Квартирный вопрос в России (до 1917г) и в СССР); [http://old.kommunalka.spb.ru/history/history3.htm  История коммунальных квартир в Ленинграде]; [http://old.kommunalka.spb.ru/history/history10.htm   Данные опроса ИСАН СССР 1988г.])

Жизнь крестьян в России к началу ХХ века.

По опыту дискуссий о жизни крестьян в царской России знаю, что для доказательства тяжелой их доли нередко вспоминают, в частности, 12 писем из деревни Александра Николаевича Энгельгардта (Энгельгардт А. Н. Из деревни : 12 писем 1872-1887 гг. М., 1999 – в интернете  см., например )

Не будем забывать, однако, что это письма из 1870\80-х годов – а положение крестьян с конца XIX века и до 1917 года быстро улучшалось. Не стоит забывать также, что А.Н. Энгельгардт был близок к народникам (и, собственно, в свою деревню Батищево был сослан в 1870 г в связи со студенческими волнениями, организованными, кстати, главным бесом народников –  С. Нечаевым, прототипом Петра Верховенского в "Бесах" Достоевского. Понятно, что Энгельгардт, когда останавливался на жизни крестьян, писал прежде всего о бедах русской деревни тех времен.

Тем более с исторической точки зрения нельзя назвать отражающими всю полноту жизни крестьян произведения русских писателей, классиков русской литературы. Некрасов, Толстой, Короленко – они ведь писали именно о том, о чем болела душа, о бедах народных, хотя бы эти беды и касались только самых бедных, самых униженных самых оскорбленных.  А сколько было этих самых бедных? 10-15%? Вряд ли больше 20%. Конечно, и это много, – и Россия того времени (и до сих пор) благодарна всем, кто писал об этом, – но, если мы занимаемся историей, то давайте   изучать положение всех слоев крестьянства, а не только бедноты.

Возвращаясь к письмам Энгельгардта, замечу, что, по моему опыту дискуссий с оппонентами, они и цитируют эти письма обычно весьма выборочно. Например, расхожая цитата:

<<В нашей губернии, и в урожайные годы, у редкого крестьянина хватает своего хлеба до нови; почти каждому приходится прикупать хлеб, а кому купить не на что, те посылают детей, стариков, старух в «кусочки» побираться по миру. В нынешнем же году у нас полнейший неурожай на все…  Плохо, – так плохо, что хуже быть не может. … Крестьяне далеко до зимнего Николы приели хлеб и начали покупать; первый куль хлеба крестьянину я продал в октябре, а мужик, ведь известно, покупает хлеб только тогда, когда замесили последний пуд домашней муки. В конце декабря ежедневно пар до тридцати проходило побирающихся кусочками: идут и едут, дети, бабы, старики, даже здоровые ребята и молодухи>>.

Тяжелая картина. Но не припомню, чтобы кто-то из оппонентов цитировал следующий абзац этого письма Энгельгардта:

<<«Побирающийся кусочками» и «нищий» – это два совершенно разных типа просящих милостыню. Нищий – это специалист; просить милостыню – это его ремесло. Нищий, большею частью калека, больной, неспособный к работе человек, немощный старик, дурачок. .... Нищий – божий человек. Нищий по мужикам редко ходит: он трется больше около купцов и господ, ходит по городам, большим селам, ярмаркам. .…  

У побирающегося кусочками есть двор, хозяйство, лошади, коровы, овцы, у его бабы есть наряды – у него только нет в данную минуту хлеба; когда в будущем году у него будет хлеб, то он не только не пойдет побираться, но сам будет подавать кусочки, да и теперь, если, перебившись с помощью собранных кусочков, он найдет работу, заработает денег и купит хлеба, то будет сам подавать кусочки. У крестьянина двор, на три души надела, есть три лошади, две коровы, семь овец, две свиньи, куры и проч. У жены его есть в сундуке запас ее собственных холстов, у невестки есть наряды, есть ее собственные деньги, у сына новый полушубок. …>>.

Три лошади, две коровы, семь овец, две свиньи, и пр. – да это «середняк» (а то и «кулак») по меркам 1930-х годов… А побирается кусочками он потому, что не хочет ничего продавать из своего добра, и знает, что в этом году (для его семьи, или деревни, или губернии неурожайном) помогут ему, а в следующем, для кого-то неурожайном, уже он будет помогать другим. Это обычный для русской деревни принцип крестьянской взаимопомощи.  Кстати, – в фундаментальном научном исследовании д.и.н. М.М. Громыко  «Мир русской деревни» (мы еще будем говорить об этой книге) крестьянской взаимопомощи посвящена целая глава.

И, заканчивая это длинное отступление о книге А.Н. Энгельгардта,  – безусловно, все образованное общество России того времени было благодарно ему (и, безусловно, справедливо благодарно) за эти письма (и за его деятельность в пореформенной русской деревне). Замечу также, что эти его письма печатались в "Отечественных записках" и "Вестнике Европы" того времени – без всяких цензурных вырезок.

Ну, и все познается в сравнении. Вы можете себе представить, чтобы какой-нибудь правдоискатель или писатель публиковал свои письма из деревни в 1930-х годах в советских газетах и журналах, где описывал бы что там творилось? Вообще, во времена Сталина, можете себе представить?  Разве что в личном письме самому Сталину, рискуя свободой (а то и жизнью) осмелился, например, Шолохов написать об этом. Попробовал бы он это опубликовать!

ЖИЗНЬ КРЕСТЬЯН К НАЧАЛУ ПРАВЛЕНИЯ НИКОЛАЯ ВТОРОГО.

Вернемся к положению крестьян к началу царствования Николая Второго, к концу XIX – началу XX века. Далее излагаю по материалам исследований известного историка-эмигранта Сергея Германовича Пушкарева (1888-1984) «Россия в XIX веке (1801 – 1914)». См. http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/pushk/08.php

К концу XIX века из 380-ти миллионов десятин земли в Европейской части России только 15% принадлежали дворянам, а  в Сибири и на Дальнем Востоке дворянских землевладений вообще не было.  Причем, при преобладании мелкого крестьянского землевладения в России малоземельных хозяйств (менее 5 десятин на двор) было гораздо меньше, чем в других странах – менее четверти. Так, во Франции хозяйства менее 5 гектар (это 4,55 десятин) составляли около 71% всех хозяйств, в Германии – 76%, в Бельгии – 90%. – Средний размер землевладения французских крестьянских хозяйств в конце XIX в. был в 3-4 раза меньше, чем русских. Главной крестьянской проблемой в России примерно до 1907 года была техническая отсталость, низкая производительность крестьянского хозяйства, а также общинное землевладение.

Тем не менее, уже со второй половины XIX века для предприимчивого крестьянина община не была помехой. Он мог и опираться на нее, и в чем-то считаться с нею, но мог действовать и достаточно самостоятельно. Выразительным свидетельством возможностей для предпринимательской инициативы служит огромная роль так называемых торгующих крестьян в экономике страны еще при крепостном праве, а также происхождение купцов и предпринимателей из крестьян как массовое явление во второй половине XIX века.

Вообще крестьянской поземельной общине, с ее уравнительными тенденциями и властью «мира» над отдельными членами, чрезвычайно «повезло» (в кавычках) в России; ее поддерживали, защищали и охраняли все – от славянофилов и Чернышевского до Победоносцева и Александра Третьего. Сергей Витте пишет об этом в своих «Воспоминаниях» :

«Защитниками общины являлись благонамеренные, почтенные «старьевщики», поклонники старых форм, потому что они стары; полицейские пастухи, потому что считали более удобным возиться со стадами, нежели с отдельными единицами; разрушители, поддерживающие всё то, что легко привести в колебание, и наконец теоретики, усмотревшие в общине практическое применение последнего слова экономической доктрины – теории социализма».

Напомню также, что крестьянские общины в России за сотни лет до этого   были насаждены сверху (властями, для фискальных целей – сбора налогов), а вовсе не были результатом добровольного объединения крестьян или «коллективистского характера русского народа», как утверждают прежние и нынешние «почвенники» и «государственники». На самом деле, по глубинной природной сути, русский человек и был и есть большой индивидуалист, а также созерцатель и изобретатель. Это и хорошо и плохо, но это так.

Еще одна беда начала XX века была в том, что все «передовые» (именно в кавычках) партии (РСДРП, затем эсеры и большевики, а затем даже и кадеты) предлагали и обещали крестьянам отдать им господскую землю – но если бы крестьяне имели понятие об аграрной статистике и знали бы, что дележка «господских» земель может увеличить их землепользование лишь на 15-20 процентов, они конечно, не стремились бы к ней, а занялись бы возможным улучшением собственного хозяйства и усовершенствованием системы земледелия (при старинной «трехполке» треть земли постоянно не использовалась).

Об этой проблеме писал ранее упоминавшийся известный историк С. Пушкарев в своей книге «Россия в XIX веке (1801 – 1914)». Он писал далее:

<<Но они (крестьяне) возлагали на предстоящую «прирезку» совершенно фантастические надежды, а все «передовые» (в кавычках) политические партии поддерживали эту иллюзию – поддерживали именно потому, что отъем господских земель требовал революции, а кропотливая работа по улучшению урожайности и технической оснащенности (в частности, через развитие на селе кооперации) этого не требовала. Этот прямо обманный, аморальный подход к крестьянскому вопросу составлял суть крестьянской политики всех левых, революционных партий, а затем и кадетов">>.

А ведь коренная нравственность страны держалась прежде всего крестьянством. Наряду с трудолюбием, честь и достоинство составляли ее стержень. И вот, эту основу начала разъедать ржавчина лукавой и обманной агитации левых партий тогдашней России.  Конечно, здесь можно было бы рассказать подробнее и о том, что к началу царствования Николая Второго  триада «православие, самодержавие, народность» была не лозунгом, а действительным стержнем крестьянской России, но ограничимся сказанным выше.

"БЕДНЯК", "СЕРЕДНЯК", "КУЛАК"?

Каково было расслоение крестьянских хозяйств к началу XX века? Ленин в одной из первых своих работ "Развитие капитализма в России" (1899г) на основе анализа земской статистики по Европейской части России (по пахотным губерниям, с зерновым уклоном) приводит следующие данные:

Безлошадные крестьянские хозяйства: 27.3%

С 1-й лошадью: 28.6%

С 2-мя лошадьми: 22.1%

С 3-мя и более лошадьми: 22%

(В.И.Ленин, ПСС, т.3 http://vilenin.eu/t03/a023)

Правда, в эти данные Ленин не включил статистику по богатому Донскому краю, и сделал оговорку о том, что в молочных хозяйствах надо бы учитывать не число лошадей, а число коров. К областям, в которых преобладающее значение имели не зерновые продукты, а продукты скотоводства (молочное хозяйство) относились в конце XIX века богатые прибалтийские и западные губернии, а также небедные северные и промышленные, и лишь части некоторых центральных губерний (Рязанской, Орловской, Тульской, Нижегородской). Ленин в своей работе (в главе V \"разложение крестьянства в районах молочного хозяйства"\) дал статистику только по некоторым из этих последних, относительно бедных губерний. По его данным, ни одной коровы в хозяйстве не имели в этих нечерноземных губерниях около 20% крестьянских хозяйств, 1-2 коровы имели около 60% хозяйств, и 3 и более – около 20%.

Вообще же, в среднем, по данным Ленина, на один крестьянский двор в центральной России приходилось 6.7 голов скота (в пересчете на крупный рогатый скот).

Значит ли все это, что 20-27% крестьянских семей в Европейской части России не имели ни лошади, ни коровы? Судя по всему, вовсе не так: скорее, 20-27% хозяйств в зерновых уездах не имели лошади, но держали коров, а примерно 20% хозяйств в молочных уездах не имели коров, но имели лошадь.

Так или иначе, но, с соответствующими коррективами, можно предположить, что к "беднякам" можно было отнести не более (а скорее много менее) 20% крестьянских семей, к "середнякам" – не менее 50%, и к зажиточным крестьянам (с 3-мя и более лошадьми и\или коровами) – не менее 22%. Понятия "кулак" (да и "середняк") в деревне тогда не было; на самом деле сами крестьяне делили себя просто на работящих и бездельников.

Однако, так ли велико было расслоение между этими группами по уровню жизни, по потреблению продуктов (по питанию)?

Да, в большинстве бедных (безлошадных) крестьянских семей кто-то (глава семьи, или один из старших сыновей) батрачил в зажиточных хозяйствах. Но батрак питался в зажиточном хозяйстве из одного котла с членами семьи "кулака", и при переписях нередко записывался хозяином как член семьи (см. статью С.Кара-Мурзы "Плодотворные ошибки Ленина", http://www.hrono.ru/statii/2001/lenin_kara.html ).

Вот что пишет С. Кара-Мурза в указанной статье:

<<Ленин придает очень большое значение имущественному расслоению крестьянства как показателю его разделения на пролетариат и буржуазию. Данные, которыми он пользуется (бюджеты дворов по губерниям), большого расслоения не показывают. "Буржуазия" – это крестьяне, которые ведут большое хозяйство и имеют большие дворы (в среднем 16 душ, из них 3,2 работника). Если же разделить имущество на душу, разрыв не так велик – даже в числе лошадей. У однолошадных – 0,2 лошади на члена семьи, у самых богатых – 0,3. В личном потреблении разрыв еще меньше. Посудите сами: у беднейших крестьян (безлошадных) расходы на личное потребление (без пищи) составляли 4,3 рубля в год на душу; у самых богатых (пять лошадей и больше) – 5,2 рубля. Разрыв заметен, но так ли уж он велик? Думаю, данные Ленина занижают разрыв, но будем уж исходить из тех данных, на которых он основывает свой вывод.

Особое значение Ленин придает питанию как показателю жизненного уровня, здесь "наиболее резкое отличие бюджетов хозяина и рабочего". Действительно, буржуазия и пролетариат различаются как классы не только отношением собственности, но и культурой – образом жизни. И здесь тип питания есть один из главных признаков. Таково ли было это отличие у крестьянства, чтобы выделять курсивом слова "хозяин" и "рабочий" – указывать на классовое различие? У безлошадных расходы [на год]на пищу 15 руб. на члена семьи, у "пятилошадных" – 28 руб. 

Кажется, разрыв велик, но дальнейшие данные объясняют этот разрыв. Практически все безлошадные семьи, по данным Ленина, в среднем выделяют 1 батрака (то муж, то поденно жена, то дети). Сельский житель, и став батраком, в то время не переставал быть полноправным крестьянином – и считался таковым и в своей семье, и в семье крестьянина-нанимателя. 

Батрак питается у хозяина. По данным для Орловской губернии, стоимость пищи для батрака обходится хозяину в среднем 40,5 руб. в год (приведен подробный рацион). Эти деньги надо присовокупить к бюджету безлошадной семьи. Если так, то выходит, что у "пролетария" на члена семьи расходуется на еду 25,4 руб., а у "буржуя" 28 руб. (в год) Следовало бы расходы на батрака вычесть из бюджета хозяина, если он при переписи записал батрака членом своей семьи, тогда разрыв еще больше снизится – но мы этого делать не будем, нет точных данных. Но главное, повторяю, тип питания, а не величина миски. Да, богатый крестьянин ел больше сала, чем бедняк, а в общей миске у него на столе было больше мяса. Но он ел сало, а не устриц, пил самогон, а не шампанское.