Ведьма

– Мне самой бывает трудно представить, что это я. Но самое удивительное – внутри я чувствую себя все такой же. Иногда у меня самой шок, когда я вижу себя в зеркале. Так и хочется спросить: «Кто эта старая тетка?»

– Как долго вы выступали? – спросила Паула.

– Слишком недолго по современным меркам – но слишком долго по тем временам. Когда я повстречалась с мужем, мне пришлось расстаться со спортом, заняться домом и детьми. Но я не обвиняю дочь в том, что та разрушила мою карьеру, – она чудесный ребенок. Теперь вот хочет, чтобы я переехала к ней – мне самой уже сложновато ухаживать за домом. Она и так-то уже становится старой теткой – зимой ей будет шестьдесят три, – так что мы с ней наверняка сможем ужиться под одной крышей.

Мартин отхлебнул глоток кофе из крошечной хрупкой чашечки.

– Этот сорт называется копи-лувак, – пояснила Дагмар, заметив его довольное выражение лица. – Мой старший внук импортирует его в Швецию. Его делают из кофейных вишен, которые поедают мусанги^[28], – а затем, когда они выделяют зернышки кофе, люди собирают эти зернышки, моют и обжаривают. Один из самых дорогих сортов в мире – одна чашка стоит шестьсот крон. Но Юлиус его импортирует, как я уже сказала, так что сам покупает его по выгодной цене и иногда дарит мне. Знает, что я его обожаю – кофе лучше этого нет на свете.

Поначалу Мартин с ужасом посмотрел на кофе, но потом пожал плечами и сделал еще глоток. Плевать, каким образом его делают, если у него такой волшебный вкус. Поколебавшись с минутку, Мартин все же решил, что разговоров о посторонних вещах уже достаточно.

– Не знаю, слышали ли вы о том, что произошло, – начал он, подавшись вперед. – Но в лесу неподалеку обнаружили убитой маленькую девочку.

– Да, слышала, дочь заходила и рассказала мне, – ответила Дагмар, и лицо ее помрачнело. – Такая была милая светловолосая девочка, которая всегда носилась вокруг, словно вихрь… Я по-прежнему совершаю каждый день долгие прогулки и часто прохожу мимо хутора Бергов. Чаще всего я видела ее во дворе.

– Когда вы видели ее в последний раз? – спросил Мартин и отпил еще глоток.

– Да, когда же это было? – Дагмар задумалась. – Вчера… нет, кажется, позавчера. Стало быть, в воскресенье.

– В какое время дня? – спросила Паула.

– Свои прогулки я всегда совершаю в первой половине дня, до жары. Она играла во дворе. Проходя мимо, я помахала ей, как обычно, и она помахала мне в ответ.

– Стало быть, в воскресенье утром? – сказал Мартин. – И с тех пор вы ее не видели?

Дагмар покачала головой.

– Нет, вчера я ее не видела.

– Вы не заметили чего-нибудь необычного? Чего-то странного? Малейшая деталь может иметь значение, так что даже если это какая-то мелочь, расскажите нам, а мы уж решим.

Мартин допил свой кофе. Его рука казалась неуклюжей на фоне тонкой романтической чашечки, так что он осторожно поставил ее обратно на блюдце.

– Нет, не могу вспомнить ничего особенного. А ведь у меня отличный обзор, когда я сижу у кухонного окна… Однако не помню, чтобы что-то привлекло мое внимание.

– Если вы что-нибудь вспомните, обязательно позвоните нам, – сказала Паула и поднялась, бросив вопросительный взгляд на Мартина – тот кивнул, положила на стол визитную карточку и задвинула стул.

– Спасибо за кофе, – сказал Мартин. – Очень вкусно – и новое впечатление.

– Таким и должно быть все в этой жизни, – ответила Дагмар и улыбнулась.

Он покосился на фото молодой красивой женщины в легкоатлетической форме и заметил в ее глазах ту же искорку, что и у девяностодвухлетней Дагмар. Эту искорку Мартин хорошо знал. Она светилась и в глазах у Пии. То была сама радость жизни.

Он бережно закрыл за собой старую деревянную дверь.

* * *

Мелльберг, восседавший за столом в конференц-зале, расправил плечи. В зале собралась впечатляющая толпа журналистов – не только из местных, но и из национальных СМИ.

– Убийца тот же? – выпалил Челль из газеты «Бухюсленинген».

Патрик не сводил глаз с Мелльберга. Ответы на вопросы он с удовольствием взял бы на себя, но этого бы Мелльберг ни за что не допустил. Пресс-конференции были его минутами славы, и от них он не намеревался отказываться. Зато всю прочую работу, в особенности все, что требовало малейшего напряжения, с удовольствием перекладывал на Патрика и других сотрудников.

– Мы не исключаем, что существует связь с делом Стеллы, но не хотим зацикливаться на одной лишь данной версии, – сказал Мелльберг.

– Но ведь это не может быть случайным совпадением? – настаивал Челль.

В его черной бороде начали появляться проблески седины.

– Как я уже сказал, мы, разумеется, рассмотрим такую возможность, но когда нечто кажется слишком очевидным, велика вероятность зациклиться на этом и не исследовать другие возможности.

«Отлично сказано, Мелльберг!» – удивленно подумал Патрик. Похоже, он все-таки кое-чему научился.

– Хотя, ясное дело, это более чем странное совпадение – когда кинозвезда возвращается назад как раз перед таким происшествием, – продолжал Мелльберг, а все журналисты рьяно записывали за ним.

Патрик сжал кулаки, чтобы не ударить себя по лбу. Он уже видел перед глазами заголовки вечерних газет.

– Вы планируете допросить Марию и Хелену? – спросил один из журналистов вечерней газеты, подавшись вперед от любопытства. Из молодых – они всегда рвутся вперед, мечтая занять достойное место в редакции. Они готовы почти на все, лишь бы сделать себе имя.

– Мы побеседуем с ними, – подтвердил Мелльберг, и видно было, как он наслаждается всеобщим вниманием.

Шеф с готовностью подставлял лицо щелкающим со всех сторон фотоаппаратам, на всякий случай проверяя, что его волосы лежат как надо.

– Стало быть, они – ваши главные подозреваемые? – спросила женщина-репортер из другой вечерней газеты.

– Нет, собственно говоря… Нет, я не стал бы этого утверждать…

Мелльберг почесал затылок – похоже, он понял, что повел разговор в несколько нежелательном направлении. Взглянул на Патрика. Тот откашлялся и произнес:

– На данном этапе у нас пока нет подозреваемых. Как уже сказал Бертиль Мелльберг, мы пока не склоняемся к какой-либо одной версии. Ожидаем рапорта экспертов-криминалистов и ведем широкий диалог с общественностью, которая, как мы надеемся, может дать нам информацию о том временнóм периоде, когда пропала Нея.

– То есть вы считаете, что это случайность – что девочка с того же хутора исчезла и была найдена мертвой на том же месте, что и Стелла, причем на той же неделе, когда одна из осужденных по делу Стеллы впервые за тридцать лет возвращается в поселок?

– Мне кажется, что выводы, лежащие на поверхности, не всегда бывают самыми верными, так что было бы роковой ошибкой для нас остановиться сейчас только на одной версии. Как уже сказал Мелльберг.

Челль из «Бухюсленинген» поднял руку, чтобы показать, что у него есть еще вопрос.

– Отчего умерла девочка?

Мелльберг подался вперед.

– Как уже сказал Патрик Хедстрём, мы пока не имеет рапорта экспертов-криминалистов, и заключения судмедэкспертов тоже пока нет. До этого момента у нас нет ни возможности, ни оснований что-либо утверждать по этому вопросу.

– Существует ли риск, что погибнут другие дети? – продолжал Челль. – Следует ли родителям держать детей дома? Как вы понимаете, слухи расползлись, люди боятся…

Мелльберг ответил не сразу. Патрик чуть заметно покачал головой в надежде, что его начальник уловит сигнал. Нет смысла запугивать местное население.

– В нынешней ситуации нет никаких оснований для беспокойства, – произнес наконец Мелльберг. – Сейчас мы прилагаем все усилия к расследованию данного дела, чтобы выяснить, каким образом была убита Линнея Берг.

– Таким же образом, что и Стелла? – не сдавался Челль.

Остальные журналисты переводили взгляд с него на Мелльберга и обратно. Патрик зажал большие пальцы в кулаках – только бы шеф не свернул с избранного им курса.

– Как я уже сказал, мы будем обладать информацией, лишь когда получим отчет судмедэкспертов.

– Но вы не отрицаете, что это было именно так? – настаивал молодой выскочка.

Патрик снова увидел перед собой маленькую девочку – как она лежит, одинокая и ничем не защищенная, на холодном стальном столе, не смог сдержаться и прошипел:

– Мы ведь уже сказали, что будем всё точно знать, только когда получим заключение судебно-медицинской экспертизы.

Молодой журналист замолк с обиженным видом.

Челль снова поднял руку. Теперь он смотрел прямо на Патрика.

– Я слышал, что ваша жена начала писать книгу о деле Стеллы. Это так?

Хедстрём предполагал, что этот вопрос всплывет, однако не сумел до конца подготовиться. Он посмотрел на свои сжатые кулаки.

– По каким-то причинам моя жена не желает обсуждать свои книжные проекты с домашним мозговым центром, – сказал он наконец и услышал смешки среди собравшихся. – Так что я слышал об этом только между делом. Я не знаю, как далеко она продвинулась в своей работе, – как я уже сказал, она не допускает меня в свой творческий процесс, и я обычно вступаю на том этапе, когда она просит меня прочесть готовую рукопись.

Патрик слегка приврал, но не так чтобы очень. Конечно, он примерно знал, на какой стадии рабочего процесса находится Эрика, но эти знания строились на отрывочных комментариях. Она действительно не желала обсуждать свои книги в процессе работы и привлекала его, лишь когда надо было проверить полицейские данные. Но эти вопросы обычно были вырваны из контекста и давали лишь очень смутное представление о книге в целом.

– Не могло ли это послужить триггером для нового убийства?

Молодая женщина-журналистка с надеждой смотрела на него, и Патрик почувствовал, как потемнело в глазах. Что такое она тут плетет, черт подери? Что его жена стала причиной смерти маленькой девочки?

Он уже готов был открыть рот, чтобы дать отпор журналистке, когда услышал спокойный, но строгий голос Мелльберга:

– Данный вопрос я считаю неэтичным и нерелевантным. Мой ответ – нет, ничто не указывает на то, что существует какая-либо связь между книжным проектом Эрики Фальк и убийством Линнеи Берг. И если вы не будете придерживаться приличий в оставшиеся… – Мелльберг взглянул на часы, – десять минут пресс-конференции, то я без всяких сомнений прерву ее раньше времени. Это понятно?

Патрик с Анникой обменялись изумленными взглядами. К его большому удивлению, в оставшееся время журналисты держали себя в рамках.

Когда Анника выставила всех за дверь, несмотря на протесты и попытки забросить еще один вопросик, Хедстрём и Мелльберг остались одни в конференц-зале.

– Спасибо, – просто сказал Патрик.

– Какого черта, пусть даже не думают нападать на Эрику, – проворчал шеф и повернулся спиной.

Он позвал Эрнста, прятавшегося под столом, на который Анника выставила кофе и печенье, и вышел из помещения. Патрик тихонько рассмеялся. Вот это да! Старик все же не сдает своих.

Бухюслен, 1671 год

Элин была вынуждена признать, что Бритта выглядит потрясающе. Голубая ткань платья подчеркивала глубину темных глаз, а расчесанные до блеска распущенные волосы были перехвачены красивой шелковой лентой. Не так часто к ним приезжали столь почетные гости. Если уж говорить правду, то никогда ранее. У таких высокопоставленных лиц не было причин посещать простую пасторскую усадьбу в приходе Танумсхеде, но приказ короля губернатору Бухюслена Харальду Стаке прозвучал предельно ясно. Все представители церкви в лене должны включиться в борьбу с колдовством и сатанинскими силами. Государство и церковь рука об руку выступили на борьбу с дьяволом, поэтому пасторская усадьба в Танумсхеде и удостоилась такого визита. И Бритта быстро поняла и использовала этот повод. Когда они будут принимать Ларса Хирне, им не придется краснеть ни за угощение, ни за прием гостей, ни за беседу. Гость вежливо предложил, что переночует на постоялом дворе, но Пребен ответил, что об этом не может быть и речи. Само собой, они будут счастливы принять у себя такого дорогого гостя. И хотя на постоялом дворе по закону выделяются специальные комнаты для дворянства и других важных особ, пасторская усадьба в Танумсхеде позаботится о том, чтобы разместить посланника губернатора со всем возможным удобством и роскошью.

Бритта и Пребен стояли в дверях, когда прибыл экипаж. Элин и прочая прислуга стояли позади, склонив головы и глядя себе под ноги. Всем было велено помыться и одеться прилично, в чистую и целую одежду, и все служанки тщательно расчесали волосы, чтобы ни один волосок не выбился из-под чепчика. В доме чудесно пахло мылом и еловыми ветками, которыми батрак украсил с утра все комнаты.

Когда все уселись за стол, Элин налила вина в высокие кубки. Их она хорошо знала. В ее детстве в них подавали вино в доме ее отца, а потом они были подарены Бритте на свадьбе. Сама Элин получила несколько скатертей, вышитых ее матерью. В остальном же отец счел, что красивые и дорогие вещи из их дома придутся не ко двору в бедняцкой лачуге рыбака. И в каком-то смысле Элин была склонна с ним согласиться. На что им с Пером украшения и побрякушки? Они куда лучше смотрелись в пасторской усадьбе, чем в простом домишке Элин. А вот мамины скатерти она нежно хранила. Они лежали у нее в маленьком сундучке вместе с растениями, которые она собирала и сушила каждое лето, а потом заворачивала в бумагу, чтобы не оставили пятен на белой ткани.

Марте с самого раннего возраста было строго-настрого сказано не открывать сундучок. И не только потому, что Элин не желала видеть на маминых скатертях отпечатки грязных детских пальчиков – некоторые растения могли оказаться ядовитыми, если использовать их не так, как предписано. Бабушка научила ее, как пользоваться травами и какие заклинания подходят для разных случаев. Тут ничего нельзя напутать, последствия могут быть губительными. Ей самой было десять, когда бабушка начала учить ее, и она решила подождать, пока Марте исполнится столько же, прежде чем передать ей эту мудрость.

– Ах, какой ужас все эти прислужницы дьявола, – проговорила Бритта и мягко взглянула на Ларса Хирне.

Он не сводил восторженных глаз с ее прекрасного лица, освещенного светом многочисленных свечей. Бритта была так права, когда выбрала голубую парчу, – ткань отсвечивала и искрилась на фоне темных стен в столовой усадьбы, придавая глазам Бритты цвет синевы моря солнечным июльским днем.

В глубине души Элин задалась вопросом, как Пребен воспринимает нескромные взгляды, которые гость бросает на его жену, – но тот, казалось, нисколько не волновался или даже вовсе не замечал их. Зато она отметила, что он смотрит на нее, и поспешно опустила глаза. Однако успела заметить, что и пастор сегодня необычно красив. Когда он не надевал свое облачение, они видели его в основном в грязной рабочей одежде. У него была странная для человека в его положении любовь к физическому труду в усадьбе и уходу за животными. Уже в первый день своего пребывания здесь она спросила об этом другую служанку и услышала в ответ, что это очень странно, но хозяин часто работает бок о бок с батраками. Приходится привыкать к этим его странностям. Однако, продолжала служанка, хозяйке это не очень нравится, и по этому поводу в усадьбе случалось немало ссор. Потом она спохватилась, вспомнив, кто такая Элин, и покраснела до корней волос. Такое нередко случалось с тех пор, как Элин стала жить в этом доме. Будучи, с одной стороны, служанкой, с другой – сестрой жены хозяина, она занимала двойственное положение. Она была и своя, и как бы чужая и не раз, входя в домик, где жили служанки, замечала, что все разговоры разом смолкали, а многие даже не решались посмотреть в ее сторону. В каком-то смысле из-за этого Элин чувствовала себя еще более одинокой, но, с другой стороны, не имела ничего против. Среди женщин у нее никогда не было подруг – она считала, что они слишком много сплетничают, бранятся между собой и болтают попусту.

– Да, тяжелые настали времена, – говорил Ларс Хирне. – Но, по счастью, у нас есть король, который не боится принять бой с силами зла. Тяжелые годы выпали стране, и наступление дьявола видится куда более явно, чем в прошлых поколениях. Чем больше этих женщин мы разыщем и предадим суду, тем быстрее сокрушим власть дьявола.

Отломив кусок хлеба, он с явным удовольствием вкушал трапезу. Бритта буквально смотрела ему в рот с восторгом и страхом.

Элин внимательно слушала, подливая вина в кубки. На стол подали первое блюдо, и Буэль из Хольта явно могла не стыдиться своего творения. Все ели с большим аппетитом, и Ларс Хирне несколько раз похвалил еду, отчего Бритта покраснела от удовольствия.

– Однако же как узнать наверняка, что эти женщины попали в сети дьявола? – спросил Пребен, откидываясь на спинку стула с кубком в руках. – Мы в наших краях еще никого не отдавали под суд, но я подозреваю, что чаша сия нас не минует. Хотя пока до нас доходили лишь слухи о том, как вы это делаете.

Ларс Хирне оторвал взгляд от Бритты и обернулся к Пребену.

– На самом деле вовсе не сложно выяснить, что женщина – ведьма, ну или же что мужчина – колдун. Не следует забывать, что не только женщины соблазняются на искушения дьявола. Однако среди женщин это все же случается чаще, ибо они легче поддаются на сатанинские приманки.

Теперь он взглянул на Бритту серьезным взглядом.

– Первое, что делается, когда нам удается поймать ведьму, – это испытание водой. Мы бросаем ее в воду, связанную по рукам и ногам.

– А потом? – Бритта подалась вперед; похоже, разговор сильно взволновал ее.

– Если она не утонет, – значит, ведьма. Лишь таковые остаются на поверхности, так учит мудрость наших предков. Если же женщина утонула, значит, она невинна. Но могу с гордостью сказать, что до сих пор ни одну невинную мы не очернили несправедливым обвинением. Все они плыли, как утки. И тем самым обнажали свое истинное нутро. Однако потом им дается возможность сознаться – и тем самым получить Божье прощение.

– И они сознавались? Те ведьмы, которых вы ловили? – Бритта еще сильнее подалась вперед, и пламя свечи бросало на ее лицо танцующие тени.

Ларс Хирне кивнул.

– Да, все они сознались. Некоторых ведьм пришлось уговаривать дольше, чем других, – похоже, в некоторых из них сатана глубже пустил корни. Мы думаем, что такие женщины долгое время находились во власти дьявола или он особенно возлюбил именно ее. Но все они сознались. И были казнены по закону Бога и короля.

– Вы делаете благое дело, – ответил Пребен, задумчиво кивая. – Однако я с трепетом жду того дня, когда нам придется взяться за ту же мучительную работу в нашем уезде.

– Да, это тяжкий крест, однако Бог посылает нам, как известно, ту ношу, которую мы можем вынести. И все мы должны проявить мужество и выполнить возложенную на нас миссию.

– Истинно так, истинно так, – проговорил Пребен, поднося кубок к губам.

На стол подали горячее, и Элин поспешила подлить красного вина. Все трое пили много, глаза их все больше блестели. Элин снова почувствовала на себе взгляд Пребена, но избегала встречаться с ним глазами. Словно холодок пробежал вдоль ее позвоночника, так что она чуть не уронила кувшин с вином. Ее бабушка называла это чувство предчувствием беды, предупреждением о будущих несчастьях. Но Элин внушила себе, что это всего лишь сквозняк из щелястых окон.

Однако, когда поздно ночью она ложилась спать, это чувство снова накрыло ее. Элин крепче прижала к себе Марту на узкой кровати, стараясь прогнать его, но оно не уходило.

* * *

Йоста радовался тому, что ему не пришлось присутствовать на пресс-конференции. По его мнению, все подобные мероприятия – просто скандальные шоу. У него всегда возникало чувство, что журналисты приходят лишь затем, чтобы найти оплошности следствия и создать проблемы, а не для того, чтобы передать важную информацию общественности и таким образом помочь полиции. Хотя, возможно, он просто судит слишком цинично – это качество нередко развивается с годами…

Хотя Йоста и радовался, что у него есть повод пропустить пресс-конференцию, под ложечкой неприятно посасывало, когда он думал о том, куда направляется. Флюгаре заранее побеседовал с врачом и получил от него известие, что Эва и Петер потрясены, но в состоянии говорить. Он и сам помнил, как они с Май-Бритт потеряли маленького сына и как надолго горе парализовало их.

Проезжая мимо красного домика с белыми углами, Йоста заметил машину Паулы и Мартина и понадеялся, что опрос соседей окажется успешным. Из опыта он знал, что люди, живущие в сельской местности, обычно следят за тем, что происходит по соседству. Сам Йоста тоже жил на окраине Фьельбаки, возле поля для гольфа, и нередко ловил себя на том, что сидит у кухонного окна, разглядывая прохожих. Видать, это тоже привычка, приходящая с годами. Он отчетливо помнил, как его отец сидел у кухонного окна и смотрел на улицу. В детстве это занятие казалось Йосте невыносимо скучным, но теперь он начал понимать своего отца. Это так успокаивает… Не то чтобы он когда-либо опробовал на себе все эти глупости с медитацией, но догадывался, что они из той же оперы.

Флюгаре свернул на короткую дорожку, ведущую к хутору. Вчера во дворе кипела работа, но сейчас здесь было пусто и безлюдно. Ни души. Так тихо… Полное затишье. Ветер, слегка дувший с утра, после полудня улегся. Воздух вибрировал от жары.

Возле сарая валялась скакалка, и Йоста сделал несколько осторожных шагов вокруг «классиков», начерченных на земле. Наверняка это Нея начертила на земле квадратики – или же ей помогли в этом мама или папа.

На мгновение он остановился и оглядел дом. Ничто здесь не говорило о трагедиях, случившихся на хуторе. Старый сарай покосился набок еще больше, чем тридцать лет назад, но небольшой жилой дом был свежевыкрашенным и выглядел ухоженным, а сад цвел как никогда. У дома на веревке висело на просушке белье, и Йоста разглядел детские вещички, которые никогда уже не наденет та, которой они принадлежали. Горло сдавило, он откашлялся. Затем направился к дому. Эмоции эмоциями, а дело надо делать. Если кто-то должен поговорить с родителями девочки, то это будет он.

– Можно войти?

Дверь была приоткрыта, и Йоста нажал на нее. Пожилой и куда более загорелый мужчина, похожий на Петера, поднялся и пошел ему навстречу, протягивая руку.

– Бенгт, – представился он с серьезным лицом.

Маленькая женщина с выгоревшими на солнце волосами и красивым загаром тоже поднялась и представилась как Улла.

– Мы слышали от врача, что вы придете, – произнес Бенгт.

Его жена снова опустилась на стул. На столе лежала куча скомканных платочков.

– Да, я попросил его предупредить вас о моем приходе, – сказал Йоста.

– Садитесь, я позову Эву и Петера, – тихо проговорил Бенгт и направился к лестнице. – Они прилегли.

Улла подняла на Йосту полные слез глаза, когда тот сел за стол напротив нее.

– Кто мог такое совершить? Она была такая маленькая… – Потянулась к рулону бумажных полотенец, стоявшему на столе, оторвала кусочек бумаги и вытерла под глазами.

– Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы это выяснить, – ответил Йоста и сжал руки на столе.

Уголком глаза он заметил, что Бенгт спускается по лестнице, а Эва и Петер идут за ним. Они двигались медленно, как во сне, и Йоста снова почувствовал ком в горле.

– Хотите кофе? – механически спросила Эва.

Улла вскочила.

– Сядь, моя дорогая, я сварю кофе.

– Но я могу… – проговорила Эва, поворачиваясь к плите.

Улла мягко усадила невестку за стол.

– Нет-нет, ты садись, а я займусь кофе, – сказала она и принялась рыться в шкафах.

– Фильтры в шкафчике справа от мойки, – сказала Эва и сделала движение, чтобы подняться.

Йоста положил ладонь на ее дрожащую руку.

– Ваша свекровь справится, – сказал он.

– Вам нужно было поговорить с нами, – сказал Петер, садясь на пустой стул, где раньше сидела Улла, и посмотрел на гору платочков на столе, словно не понимая, что они там делают.

– Что-нибудь случилось? – спросила Эва. – Вам что-нибудь известно? Где она?

Голос звучал однотонно, но нижняя губа дрожала.

– Пока мы ничего не знаем, но, поверьте, все работают не покладая рук, и мы делаем все возможное. Нея сейчас в Гётеборге; мы сможете увидеть ее потом, если захотите, но чуть позже.

– Что они… что они с ней делают? – спросила Эва, глядя на Йосту пронзительным взглядом.

Флюгаре сделал над собой усилие, чтобы не поморщиться. Слишком хорошо ему было известно, что будут делать с маленьким телом, но матери об этом лучше не знать.

– Эва, не спрашивай, – проговорил Петер, и теперь Йоста заметил, что тот тоже дрожит всем телом. Шок – или уже отпускает? Этого он точно не знал. Все реагируют по-разному. За долгие годы Йоста повидал немало разных реакций на смерть близких.

– Мне необходимо задать вам несколько вопросов, – сказала он, кивком поблагодарив Уллу, когда та поставила перед ним чашку кофе.

Теперь, когда у нее появилось дело, Улла казалась спокойнее. Они с Бенгтом сели за стол, серьезные и собранные.

– Все, что может помочь. Мы ответим на любые вопросы. Но мы ничего не знаем. Не можем понять, как это могло произойти. Кто…

Голос Петера прервался, и он всхлипнул.

– Давайте начнем с самого начала, – спокойно произнес Йоста. – Я знаю, что вы уже отвечали на некоторые из этих вопросов, но лучше повторим – важно, чтобы все было точно. – Он положил на стол свой телефон и, получив кивок одобрения от Петера, включил диктофон на запись. – Когда вы видели ее в последний раз? Постарайтесь как можно точнее указать время.

– В воскресенье вечером, – сказала Эва. – Позавчера. Я почитала ей сказку, когда мы переоделись в ночную рубашку и почистили зубы, а все эти приготовления начали в восемь. Я читала, наверное, с полчаса. Ее любимую книжку про крота…

Эва вытерла у себя под носом, Йоста потянулся к рулону бумажных полотенец, оторвал кусок и протянул ей. Она высморкалась.

– Стало быть, между половиной девятого и без четверти девять? – переспросил Флюгаре. Эва взглянула на мужа – тот кивнул.

– Да, кажется, так.

– А потом? Вы видели или слышали ее после этого? Ночью она не просыпалась?

– Нет, она всегда спала очень крепко, – проговорил Петер, качая головой. – Дверь в ее комнату мы закрывали и не заглядывали к ней после того, как пожелали ей спокойной ночи. Проблем со сном у Неи никогда не было, даже в самом раннем возрасте. Она обожает свою кроватку… обожала…

Его нижняя губа задрожала, он несколько раз сморгнул.

– Расскажите, что было утром, – сказал Йоста. – Утром в понедельник.

– Я поднялся в шесть часов, – ответил Петер. – Вышел на цыпочках, чтобы не разбудить Эву и Нею, сделал быстренько пару бутербродов с собой. Кофеварку я заправил еще с вечера, так что мне оставалось только включить ее. А потом… потом я уехал.

– Вы не заметили ничего необычного? Входная дверь была закрыта и заперта?

С минуту Петер молчал, потом проговорил чуть слышно:

– Да, она была закрыта.

Голос не повиновался ему, он всхлипнул. Бенгт погладил его по спине своей загорелой рукой.

– Иначе я обратил бы внимание. Если б дверь была открыта, я бы точно обеспокоился.

– А дверь в комнату Неи?

– То же самое. Закрыта. Иначе я задумался бы, что случилось.

Йоста подался вперед.

– Стало быть, все было как обычно? Никаких, даже малейших, отклонений? Вы не заметили ничего странного за пределами дома? Людей? Проезжавшие машины?

– Нет, ничего такого. Выходя из дома, я подумал – такое ощущение, что я один во всем мире не сплю. Услышал только пение птиц, а единственным живым существом, которое я встретил, был кот, который стал тереться о мои ноги.

– И потом вы уехали? Знаете, во сколько, хотя бы примерно?

– Будильник я поставил на шесть, в кухне провозился минут двадцать… Так что в шесть двадцать – в половине седьмого.

– И вернулись только после обеда? Вы кого-нибудь видели? С кем-нибудь разговаривали?

– Нет, я весь день провел в лесу. Когда мы покупали хутор, к нему прилагался участок леса, а за ним надо ухаживать…

Голос снова изменил ему.

– Стало быть, никто не может подтвердить, где вы были в течение дня?

– Вы в чем-то обвиняете Петера? – спросил Бенгт, побагровев. – Какого дьявола!

Йоста поднял ладонь. Он знал, что такая реакция последует. Так бывало всегда. И это было более чем понятно.

– Я должен задать эти вопросы. Мы должны исключить Эву и Петера. Я не думаю, что они замешаны. Но моя задача заключается в том, чтобы чисто формально исключить это.

– Всё в порядке, – проговорила Эва чуть слышно. – Мы понимаем. Бенгт, Йоста просто делает свое дело. Чем быстрее и лучше он это сделает…

– Хорошо, – ответил Бенгт, но остался сидеть неестественно прямо, готовый кинуться защищать сына.

– Нет, за целый день я никого не встретил, – сказал Петер. – Я был в лесу. Там даже приема нет, так что вы не увидите ни исходящих, ни принятых звонков. Я был совсем один. А потом отправился домой. Дома оказался без четверти три. Это я знаю точно, потому что посмотрел на часы, прежде чем въехать во двор.

– Хорошо, – сказал Йоста. – А вы, Эва? Как прошли ваши утро и день?

– Я проспала до половины десятого. Я тоже это точно знаю, потому что, проснувшись, первым делом смотрю на часы – если, конечно, не завела будильник. Помню, что я очень удивилась… – Она потрясла головой.

– Чему вы удивились? – спросил Йоста.

– Удивилась тому, что уже так поздно. Я редко сплю дольше чем до семи, – просыпаюсь сама. Наверное, просто устала накануне… – Она потерла глаза. – Потом поднялась, заглянула в комнату Неи и увидела, что ее нет. Но я не встревожилась. Ни капельки не встревожилась.

Она ухватилась за край стола.

– Почему вы не встревожились? – спросил Йоста.

– Она часто ездила с Петером, – вставила Улла.

Эва кивнула.

– Да, она очень любила ездить с ним в лес, к тому же обычно просыпалась очень рано. Так вот, я и подумала, что она уехала с ним.

– Что вы делали потом? В течение дня?

– Долго завтракала, читала газету, потом собиралась. Около одиннадцати решила поехать в Хамбургсунд и пройтись по магазинам. У меня так редко выпадает свободное время…

– Вы с кем-нибудь общались? – Йоста отпил глоток кофе, но кофе успел остыть, так что он поставил чашку обратно на блюдце.

– Я сварю еще, этот наверняка остыл, – сказала Улла и поднялась.

Он не стал протестовать, только благодарно улыбнулся.

– Нет, просто заглянула в несколько магазинов, – ответила Эва. – Народу было много, но никого знакомых я не встретила.

– Хорошо, – сказал Йоста. – Кто-нибудь приезжал сюда, на хутор, до или после вашей поездки в Хамбургсунд?

– Нет, никто не заходил. Конечно же, несколько машин проезжали мимо… Несколько человек, кто бегает… Еще, прежде чем уехать, я видела Дагмар, отправившуюся на прогулку, как всегда по утрам.

– Дагмар? – переспросил Йоста.

– Она живет в красном домике неподалеку от нас. И каждое утро выходит на прогулку.