Кредо негодяев

Глава 4

В тот день он простился с Алексеем Александровичем лишь утром. Всю ночь они провели вместе, работая над биографиями уехавших в США авторитетов. Информации было много, и нужно было получить максимальное представление о каждом из пятерых, с которыми он должен будет работать. Заодно он получал информацию о людях Рябого, которые должны выйти на него, и, соответственно, их конкурентах, от имени которых он должен встречаться с пятью самыми отъявленными мерзавцами, попавшими в Америку лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств.

Тщательный анализ позволял наметить некоторые ориентиры о предполагаемом «путешествии». При этом нужно было учитывать, что самостоятельно работать ему не дадут. За ним по пятам будет двигаться наемный убийца Рябого, и любой неосторожный шаг Дронго может оказаться его последним шагом в жизни. Следовало не просто отбывать номер на ковре, а работать в полную силу. Таковы были условия, в которые его поставили преднамеренно. И он заранее принимал эти правила нечестной игры, иначе его просто не пустили бы в нее играть. Преимущество первого хода было на его стороне, и он всерьез хотел им воспользоваться. Следовало продумать сразу несколько вариантов, максимально усложняющих любые действия его преследователей и облегчающих деятельность самого Дронго.

Именно для этого за несколько часов до вылета он позвонил Генералу – Георгию Хабашели и Соколу – Павло Савченко. По сведениям, полученным от Алексея Александровича, первый сумел непонятным образом перевести в Америку большую часть своих денег и даже открыл магазин. А второй сумел с пятиклассным образованием стать консультантом довольно солидной фирмы, в которой работали эмигранты из России. Если предполагаемый шантажист один из них, об этом обязательно узнают их друзья, так тесно связанные с их переездом. Кроме того, Сокол был связан с ФБР, а значит, представлял собой наиболее реальное лицо для контактов с американской разведкой. Этим двоим он представился как человек из Москвы, посылаемый для нужной обеим сторонам встречи. Оба были явно заинтересованы, но лишних вопросов не задавали – сказывалось лагерное «образование». А вот третьему участнику этой славной пятерки он позвонил, не представившись, лишь туманно намекнув на некоторые обстоятельства. Живущего в Бруклине Михаила Капустина, или Зверя, трудно было ошеломить новым предложением. Для этого Капустин был слишком стар. Он мог показать зубы и потребовать денег от советского посольства – это было вполне в духе старого, закаленного жизнью бойца. Но сотрудничать с кем-либо он не станет. В этом Дронго был убежден – Капустин слишком колоритная фигура, чтобы так просто пойти на контакт с неизвестными представителями московских авторитетов. В свою очередь, Клык и Палач были наиболее опасными из переехавших, и он справедливо решил приберечь их до своего перелета в Америку.

По его расчетам, Хабашели должен был позвонить в Москву, перепроверяя информацию насчет связного, а Савченко мог вполне выйти на своих «благодетелей» в самом ФБР. Что и требовалось в данном случае, привлекая к операции максимально возможное число людей, чтобы затруднить деятельность в Америке слишком хорошо устроившимся людям Рябого. В Америку он летел через Болгарию. Страны Западной Европы наконец открыли границы друг для друга, существенно осложнив задачу иностранцам, въезжающим в их страны. Теперь для поездки в Западную Европу требовалась общая «евровиза» и соответственно все данные просителя закладывались в общий компьютер в Страсбурге. Эра великих разведчиков и блистательных шпионов уходила в прошлое. На смену им приходили занудливые программисты и бесцветные аналитики, сидевшие у своих компьютеров. Если учесть и то обстоятельство, что в Европе вскоре собирались вводить регистрацию по отпечаткам пальцев, шансов на продолжение карьеры не было ни у одного из разведчиков. Никакие поддельные документы не смогли бы заменить отпечатков пальцев. Мир неузнаваемо менялся, но общие законы зла и добра оставались универсальными законами человечества. Зло и добро по-прежнему сходились в яростной схватке, отстаивая свое право на истину. И в мире по-прежнему были свои праведники и свои грешники, словно ничего не менялось в психологии людей со времен Адама и Евы.

Он прилетел из Софии в Вашингтон и остановился в отеле «Савой», который знал по предыдущим приездам в Америку. Отель был расположен напротив бывшего советского, а ныне российского посольства. У него привычно испортилось настроение, когда он увидел трехцветный флаг над зданием, где раньше был совсем другой флаг. Несмотря на то что после распада СССР прошло около четырех лет, он по-прежнему сохранял в душе образ того могучего и великого государства, гражданином которого он был. Может, это была ностальгия по уходящей молодости или по погибшим друзьям, так счастливо ушедшим еще в молодые годы и не узнавшим всей горечи распада. Он часто думал, что могли сказать многие из его погибших товарищей – почему они умирали в расцвете сил, почему отдавали свои молодые жизни. И если идея, которую они защищали, была порочной и ошибочной, то и вся жизнь этих людей была одной большой сплошной ошибкой. И страна, которую они так любили и которой так гордились, была лишь нагромождением национальных образований, так быстро обособившихся друг от друга. А флаг, которым они привыкли гордиться, был лишь кровавым пятном чудовищного эксперимента фанатиков над собственным народом. И даже гимн его страны, во время исполнения которого они всегда вставали, чувствуя непонятное волнение, был осмеян и предан забвению. Иногда ему казалось, что так и должно было быть. Слишком много мерзостей и несуразностей имел рухнувший режим. Но сразу перед глазами вставали его товарищи, и он стыдился подобных мыслей, словно совершал акт предательства по отношению к погибшим.

Посланный связной погиб в Нью-Йорке, и именно с этого города он и собирался начать. Кроме того, его попросил об этом и Алексей Александрович, уверявший, что именно в Нью-Йорке люди Рябого должны взять Дронго на свое попечение. Можно было изменить программу своих визитов и начать с Западного побережья, но он знал, как трудно бывает менять отработанный вариант, импровизируя по ходу действий. Конечно, самым опытным и самым опасным среди переехавших был Зверь – Михаил Капустин. И, начав с него, он сразу обращал на себя внимание своих преследователей. Что наверняка входило в планы российских спецслужб, именно поэтому он и должен был начинать с Нью-Йорка. Собственные трудности Дронго и его безопасность, разумеется, волновали посылавших его людей менее всего.

Но для себя он все-таки оставил в резерве двадцать четыре часа, в течение которых он мог действовать самостоятельно, не опасаясь возможного наблюдения. Правда, действовать нужно было, все тщательно спланировав. Для этого он снял с выданной ему персональной карточки «Кемикл-банк» две тысячи наличных долларов. Поездка в магазин, где продавались специальные подслушивающие устройства, заняла около часа. Набив сумку, выехал в аэропорт. Теперь все зависело от всемирно известной американской сервисной системы, включавшей в себя безупречное исполнение заказов и отличавшейся хорошо налаженной, четкой информационной службой.

В аэропорту он получил всю необходимую информацию и сделал сразу четыре заказа билетов. В Бостон, Балтимор, Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Затем начался безумный день, спрессовавший в себя все трудности подготовительного периода. Он бывал в каждом из этих городов, поэтому маршрут был выбран с учетом часовых поясов на Западном и Восточном побережьях страны. Разумеется, подобный план не мог прийти ему в голову в России или в СНГ, где малейший просчет тщательно продуманного маршрута мог привести к его полному срыву. Но в Америке, где по всей территории страны действовала единая информационная система и самолеты летали с завидной точностью, можно было рассчитывать на успех.

В Бостон он прилетел в одиннадцать часов вечера. Бостонский международный аэропорт был расположен в полутора часах езды от намеченной цели маршрута. Такси довезло его за шестьдесят пять минут – в эти вечерние часы дороги были свободны, и расчет времени оказался не совсем правильным. Заложив все необходимое, он вернулся в аэропорт примерно за час до намеченного вылета и добросовестно просидел этот час в аэропортовском кафе, стараясь не привлекать внимания.

Перелет в Сан-Франциско занял около шести с половиной часов, и в результате он прилетел в город, когда был уже третий час ночи, здесь он верно рассчитал смещение часовых поясов между Восточным и Западным побережьями. Но, в отличие от Бостона, здесь пришлось довольно долго искать необходимую улицу и дом, в результате чего он несколько выбился из графика. Кроме того, дом, который был им выбран, оказался расположенным в очень неудобном месте, рядом находилась открытая круглосуточно бензоколонка, и пришлось действовать достаточно осторожно, потеряв при этом лишние полчаса. Затем он долго добирался до выбранной заранее гостиницы, где его должна была ждать заранее заказанная автомашина. К счастью, расчет на пунктуальность и точность американцев полностью оправдался, такси ждало его у отеля сорок четыре минуты, и водитель терпеливо дремал за рулем, благо вызов был полностью оплачен еще за несколько часов до этой встречи. В этом районе города проживало много японцев и повсюду слышалась их оживленная речь. Уже в автомобиле Дронго взглянул на часы. Он несколько отставал от графика, но пока у него был небольшой запас времени.

В аэропорт они приехали за полчаса до вылета самолета, и он едва успел пройти регистрацию. Еще через полтора часа его самолет совершил посадку в Фуллертонском муниципальном аэропорту Лос-Анджелеса. Здесь его также ждала машина. От Фуллертона до Сан-Фе-Спрингс было самое короткое расстояние по прямой, и машина довезла его за тридцать пять минут. Часы показывали шестой час утра. Нужное ему здание в этот раз он нашел довольно быстро, а сама установка аппаратуры заняла около десяти минут. Он взглянул на часы, у него в запасе было еще полтора часа. Пока все шло точно по графику, и он боялся сглазить, не решаясь признаваться самому себе в успехе задуманного.

И, конечно, сглазил. У Норфолка, несмотря на ранний час, они попали в серьезную пробку, впереди по дороге опрокинулся грузовик, и почти все спешившие в эти ранние часы на работу водители вынуждены были ждать, пока полиция впереди разбирается с опрокинувшейся машиной. В аэропорт он уже не успевал. Единственная возможность была свернуть с пятой дороги, ведущей из Лос-Анджелеса и его пригородов в Фуллертонский аэропорт, на сорок вторую, направляясь в Лос-Анджелесский международный аэропорт. Что он и предложил водителю. Конечно, это сильно выбивало из графика, но другого выхода у него просто не было. Это был резервный вариант, предусмотренный как раз для таких случаев.

В Балтимор он уже не успевал. Но даже три города из четырех были совсем не плохим результатом трудного дня, и, взяв билет в Вашингтон, он сумел выспаться в самолете, летевшем почти семь часов до столицы Соединенных Штатов. Теперь он был готов к любым неожиданностям. Необходимая страховка была предусмотрена, и он мог идти на свое первое свидание в Нью-Йорке. Вернувшись в Вашингтон, он позвонил в российское посольство по условленному заранее телефону.

– Добрый вечер, – сказал он, в столице был уже вечер следующего дня, – я только что приехал из Москвы. Меня просили встретиться с господином Уваровым.

Это был работник посольства, занимавшийся оформлением документов. Американцы точно знали, что он не был сотрудником разведки.

В данном случае этот вариант устраивал всех. Дронго получал необходимую информацию от человека, не знавшего истинных целей прибывшего. Российская разведка не подставляла лишний раз своих людей, так как почти все телефоны традиционно прослушивались и выходить на связь с кем-либо из сотрудников разведки означало привлечь к себе длительный и заинтересованный интерес американских спецслужб. И, наконец, сам Уваров мог в случае необходимости связаться с представителями службы безопасности посольства и помочь Дронго в решении некоторых вопросов.

– Слушаю вас, – раздался в трубке мягкий голос работника российского посольства.

– Господин Уваров? Вас беспокоит... – он назвал фамилию своего паспорта, – мне бы хотелось узнать, не передавали ли вам для меня каких-либо писем?

– Да, – сразу ответил Уваров, – у меня есть для вас письмо. Когда вы можете зайти в посольство?

– Прямо сейчас. Я живу в отеле «Савой».

– Вот и прекрасно, жду вас. – Кажется, Уваров даже обрадовался. Конечно, он обязан был выполнять все указания посла или офицера службы безопасности, но его самого явно тяготили обязанности Джеймса Бонда. Он просто не годился для такой роли.

В посольстве на имя Дронго был заказан пропуск, и он, довольно быстро пройдя необходимые формальности, оказался в кабинете Уварова. Сотрудник посольства был невысокого роста, лысоватый, пухленький молодой человек с каким-то комическим брюшком, словно вместо живота у него была втиснута под одежду подушка, да и та боком. Увидев Дронго, он испугался еще больше. У сотрудника российского посольства было двое маленьких детей, и почти всю свою зарплату он откладывал на будущее, страшась одной мысли попасть обратно в неустроенную и разоренную страну на зарплату в тридцать долларов. Именно поэтому он боялся и своих руководителей, которые просто могли отозвать его обратно в Москву. И американцев, которые могли выслать его из этой чудесной страны и лишить зарплаты почти в две тысячи долларов, представлявшие целое состояние по сравнению с обычными зарплатами служащих в странах СНГ. Даже возвращаться несчастному Уварову было некуда – квартиру свою он сдавал иностранцам, заключив с ними договор на три года и взяв деньги вперед.

– Вот ваш конверт, – осторожно сказал Уваров, показывая на свой стол. От страха он даже не прикасался к конверту, предпочитая держать его исключительно через носовой платок. Страх оказаться без денег на своей прежней работе в МИДе был парализующим. При одной мысли об этом начинали болеть все зубы. Зубы вообще были особой проблемой всех сотрудников посольства. Работавший при посольстве стоматолог мог бесплатно осмотреть вас, даже помочь в случаях крайней нужды. Но «голливудскую улыбку» он вам не мог сделать ни при каких обстоятельствах – не было ни материалов, ни разрешения на подобные эксперименты. Да и стоило все это очень дорого. Поэтому многие сотрудники посольства предпочитали рвать уже гниющие зубы, но не вставляли новые, резонно полагая, что этим можно заняться по возвращении на Родину.

Дронго вскрыл конверт. Там было всего лишь несколько фраз. Установлено, прочел он, что дом Михаила Капустина в Бруклине был куплен через посредника Кэвена Роу, являющегося представителем колумбийской мафии в Нью-Йорке. Советуем проявить крайнюю осторожность. По прочтении уничтожить.

Он опустил листок. Только этого ему и не хватало. После утомительного дня болела голова. Уваров испуганно посмотрел на него.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

– Нет, – ответил Дронго, – все как обычно. У вас есть спички?

Глава 5

Утренним автобусом он приехал на Центральный автобусный вокзал Нью-Йорка, или, как его называли, «Автобусный порт» города. Расположенный в самом центре огромного города, на Манхэттене, между Сороковой и Сорок второй улицами, он поражал воображение множеством своих терминалов и подземными стоянками, откуда с разных уровней уходили автобусы по всему Восточному побережью Америки от канадской границы до Майами, куда они шли, почти не останавливаясь, двадцать семь часов. Нужно увидеть этот грандиозный, четко функционирующий автобусный порт, чтобы понять весь масштаб охвата страны идеально налаженным автобусным сообщением. При этом автобусы были доступны практически любому, настолько минимальной была плата за проезд, составлявшая в ближайшие города порядка десяти-пятнадцати долларов.

Он отправился в отель «Мэрриот Маркиз», расположенный в самом центре Манхэттена, на Таймс-сквер. Гостиница, кроме своего удобного местонахождения, имела еще ряд преимуществ. Здесь было сразу несколько выходов из отеля прямо на Бродвей и примыкающие к нему улицы, что давало возможность уйти незамеченным. Портье и все службы были расположены на седьмом этаже. Они обычно отличались хорошей памятью и запоминали всех входивших в гостиницу, что было крайне нежелательно при его неприятной работе.

И наконец, в номер на тридцать четвертом этаже можно было попасть, минуя сотрудников гостиницы и поднимаясь в красивых прозрачных лифтах до своего тридцать четвертого этажа, что было также немаловажным обстоятельством. Получив номер и поднявшись на свой этаж, он долго стоял у окна, глядя вниз, на спешивших людей и почти игрушечные автомобили. Слева назойливо бились рекламы Келвина Кляйна и Фила Донахью. Иногда вместо последнего появлялась какая-то женщина, которую Дронго видел впервые и еще не знал.

Было прохладно, кондиционер, поставленный на режим «умеренной прохлады», исправно регулировал температуру воздуха в номере. Он стоял, прислонившись к стеклу, и продолжал смотреть вниз. Дронго понимал – это его последние спокойные минуты на земле Америки. Позвонив в Бруклин, он отрезал всякую возможность для отступления. Но это был как раз тот вариант, на который нужно было идти. Поэтому он стоял и смотрел вниз, пока холод плотного стекла неоткрывающегося окна не проник ему в мозг. Только затем он оторвался от окна и, подойдя к небольшому холодильнику, достал из него маленькую бутылку мартини. Взяв бокал, поставленный на холодильник, или мини-бар, как его называли американцы, он открыл бутылку, вылил все ее содержимое и громко произнес:

– За успех, – после чего выпил все содержимое бокала.

«Кажется, я становлюсь сентиментальным, – подумал Дронго. – Или постепенно сопьюсь, превратившись в алкоголика».

Нужно было звонить, а он все медлил. Подсознательно он держал в уме еще один телефон. Это был номер женщины, которая когда-то была ему очень близка. Три года назад, будучи в Америке, он оскорбил ее недоверием, решив, что она специально подставленный агент. С тех пор они ни разу не виделись. Получив свое задание, он все время помнил о Лоне, так звали ту женщину, которую он тогда обидел. Резко подняв трубку, он набрал ее телефон, привычно не набирая код Манхэттена. Из отеля можно было звонить, не набирая двести двенадцать, – известный всему миру код центра Нью-Йорка. Телефон долго не отвечал. Затем наконец раздался женский голос:

– Слушаю вас.

– Добрый день, – мягко произнес он, – мне нужна Лона.

– А кто это говорит? – спросил заинтересованный голос.

– Это ее друг, – он не слишком уклонялся от истины.

– Да, – удивился женский голос, – она уехала с мужем в Сиэтл. Разве она вам не говорила о своей поездке?

– Нет, я ничего об этом не знал, – слово «муж» больно ударило по самолюбию и нервам Дронго.

– Как вас зовут? – спросила незнакомка. – Что передать Лоне, когда она вернется?

– Привет, скажите, звонил старый знакомый, любитель «Фаренгейта». Вы не перепутаете?

– Извините, любитель чего?

– «Фаренгейта». Если не запомните – лучше запишите.

– Запомню, – засмеялась наконец девушка.

– Вы ее подруга?

– Кажется, да.

– Как вас зовут?

– Барбара.

– Спасибо, Барбара. Я надеюсь, что в отличие от Лоны у вас нет мужа?

– Нет, – снова засмеялась девушка.

– А давно они поженились? – все-таки не удержался он от вопроса.

– В прошлом году. А вы об этом не знали?

– Не знал. Запишите на всякий случай мой телефон.

– А вы действительно ее друг?

– Безусловно. Думаю, она очень обрадуется, услышав обо мне, – он почти верил в свою спасительную ложь или делал вид, что верит в свои слова. Или просто ему так хотелось, чтобы она обрадовалась. Он продиктовал номер своего телефона.

– Я обязательно передам, если она позвонит. Но вы так и не сказали, как вас зовут, – немного кокетливо произнесла Барбара.

– Это действительно совсем не важно. До свидания, Барбара.

– Бай, бай, – девушка положила трубку.

В номере было уже очень холодно. Он подошел к терморегулятору и перевел его на положение подачи теплого воздуха. Затем вновь подошел к окну и, не прислоняясь, посмотрел вниз. Интересно, чего он ждал? Чуда? Три года не подавал о себе никаких вестей. Все было правильно и оттого еще больнее.

Уже не раздумывая, он набрал номер телефона в Бруклине. Видимо, он ошибся. Соединения не произошло. Он вспомнил, что в Бруклине другой код, и привычно набрал знакомые цифры «семьсот восемнадцать». Почти сразу ответили по-русски:

– Алло, кто говорит?

– Это квартира господина Капустина? – спросил он, привычно употребляя английский. Только сказав фразу, он вспомнил, что по телефону ответили на русском языке. Попадая в другую страну, он словно автоматически переключался на английский язык, и ему трудно было обратное переключение. Сказывался многолетний опыт работы в зарубежных странах, когда там еще не было так много русскоговорящих людей.

– Кто говорит? – Его собеседник владел английским значительно хуже.

– Это его знакомый. Мне хотелось бы поговорить с господином Капустиным. Когда он меня сможет принять? Я привез привет от его знакомых.

– Каких знакомых?

– Из России.

– Оттуда, значит, – уточнил незнакомый голос, – а по-русски разговариваешь?

– Конечно.

– Так какого хера ты дурака валяешь, – разозлился уже на русском собеседник Дронго. – Мог бы сразу сказать, что приехал из России. От кого привет привез?

– От его знакомых, – уклонился он от ответа, – мне нужен сам Зверь, а ты не кипятись, я же не знал, что можно говорить, а что нельзя.

– Понятно, – он действительно много понял. Раз Дронго назвал кличку Капустина, значит, действительно знал многое и привез привет от определенной категории людей. Дальнейших расспросов не требовалось.

– Когда я могу с ним встретиться? – продолжал давить Дронго.

– Перезвони через полчаса, – предложил его собеседник, – и назови, в какой гостинице ты остановился?

– Отель «Мэрриот Маркиз», – ответил Дронго.

– Хорошо живешь, – удивился собеседник, – сколько баксов платишь?

– Больше двухсот в день.

– Молодец, лихо. А на чье имя такой номерок?

– Виктор Крылов, – по паспорту с этим именем он и въехал в Америку.

– Будь в номере, мы тебе позвоним сами. Какой у тебя номер?

– Тридцать четыре.

– Жди, – на том конце повесили трубку.

Теперь нужно было ждать. Они будут проверять, когда он въехал в Америку, какой у него паспорт, как он платил. С этой стороны ничего выяснить не удастся, платил он наличными, а паспорт, разумеется, ему выдали заграничный, красный, общегражданский, с обычной туристической визой для двухнедельной поездки в страну.

Какая связь может быть у Капустина с представителями наркомафии? Видимо, есть нечто такое, что заставило Рябого покинуть Бруклин, переселившись в Хартфорд. Здесь кроется какая-то непонятная тайна. Капустин никогда не занимался наркотиками. Для него это было слишком мелко по прежним, советским понятиям. Он был вор в законе, лично убивший нескольких человек, и никогда не пачкал руки каким-то непонятным порошком или грязной травкой, часто привозимой с юга загорелыми продавцами, коих он даже немного презирал.

Минут через сорок пять раздался телефонный звонок. Он быстро поднял трубку. На этот раз он ответил по-русски:

– Слушаю.

– Это ты, Крылов? – раздался в трубке хриплый голос, очевидно, Капустина. – Хорошо устроился, парень. Всего второй день в Америке и уже в таком отеле. Видно, деньги привез приличные. Угадал?

– Почти.

– А ты скрытный, Крылов. – Зверь продемонстрировал свое умение, за сорок пять минут выяснив данные его паспорта. Значит, у него есть человек, либо имеющий доступ к компьютерам иммиграционной службы США, либо к компьютерам самой гостиницы. Это нужно будет проверить позже.

– Да нет, просто денег действительно не так много. Я приехал на несколько дней. Погулять думаю здесь, никогда в Америке не был.

– И гостиницу сразу нашел такую хорошую, – с этим типом нужно разговаривать очень осторожно.

– Не нашел. Ребята хвалили, говорили, прямо в центре находится, поэтому я сразу с автобуса сюда и приехал.

– А почему на автобусе приехал?

– Так мой самолет в Вашингтоне приземлился, – этот тип легко мог узнать, где именно он проходил пограничный контроль.

– Где так хорошо английскому выучился? Я тут своих ребят никак заставить не могу взяться за ум, говорить нормально все не выучатся.

– Работал одно время в «Интуристе», там и научился.

– Фарцовщик, что ли? – ласково уточнил Зверь.

– Всего понемногу, – ему было неприятно говорить на эту тему. И небезопасно. Его могли легко поймать на неточностях. Эту сферу своей предполагаемой деятельности он знал хуже всего.

– Ну, что ж, – неожиданно сказал Зверь, даже не спрашивая, от кого именно ему привезли привет, – тогда приезжай. Адрес знаешь?

– Знаю.

– Ну, приезжай. Только без «пушки». Громкого шума я не люблю. А пронести ее в дом ребята не позволят.

– У меня ее нет.

– Ну нет так нет, еще лучше. Поймай такси и приезжай. Ты у нас все одно – богатый. А мы люди бедные, вот и живем на окраине города. Долларов пятьдесят заплатишь, но доберешься. А может, меньше. Это смотря как поедешь.

Зверь положил трубку. Теперь нужно ехать к нему на встречу. И постараться не делать никаких ошибок. Иначе следующим убитым будет сам Дронго. Только на этот раз его тело просто не найдут.

Важно будет уточнить, на каком именно этапе к нему подключится Цапля. Судя по предположениям Алексея Александровича, у Рябого должен быть свой осведомитель среди «шестерок» Капустина, который и даст знать о появлении связного из Москвы. Значит, если все верно рассчитано, по возвращении оттуда он должен обрести свое второе «я», того самого наблюдателя, который будет отныне сопровождать его по всей Америке и который в один прекрасный день вполне может стать его палачом.

Внизу у отеля швейцары в роскошных фирменных костюмах помогали постояльцам, свистками подзывая стоявшие за углом длинной вереницей такси. Он сел в автомобиль и назвал адрес в Бруклине, после чего закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на своих мыслях. Вчера он не успел заехать в Балтимор, но три города, в которых он успел побывать за сутки, были вполне неплохим результатом вчерашнего дня.

Борисов был убит, когда попытался выйти на связь с одним из этой пятерки в Вашингтоне. Значит, кто-то из них специально прилетел для встречи в столицу из своего города. Хотя почему именно – прилетел? Если это Генерал, он вполне мог приехать на автобусе или автомобиле: от его города до Вашингтона всего полтора часа езды, да и того меньше. Если Зверь, то он бы не поехал сам – послал бы кого-нибудь. А вот остальные трое – Палач, Сокол и Клык должны были прилететь в Вашингтон из своих городов. Если бы можно было проверить по компьютерам, не летали ли они в день убийства Марека Борисова в столицу. Тогда многое удалось бы выяснить. Но одновременно пришлось бы давать долгие объяснения полиции и ФБР, почему его интересуют именно три представителя русской мафии, приезжавшие в город в момент убийства российского дипломата. И тогда невозможно будет уклониться от неприятных расспросов. А это совсем не поможет операции, наоборот, максимально ее осложнит. По существу, он провалит в таком случае шестого, прикрытие которого и является его главной задачей. А тут еще надо помнить, что Сокол является осведомителем ФБР. Вопрос с проверкой аэропортовских компьютеров отпадал сам собой.

Такси въехало в Бруклин. Привычно мелькали невысокие дома, виднелись многочисленные вывески на русском языке. Машина плавно затормозила у небольшого двухэтажного дома, видневшегося в глубине сада. Дронго знал, что, по сведениям, полученным в Москве, этот дом давно был превращен в хорошо укрепленную крепость, стены выложены дополнительно очень дорогим в Америке камнем. Внизу оборудован еще один этаж. По сведениям Алексея Александровича, дом Зверя мог выдержать даже небольшую осаду, все необходимое для этого в доме имелось.

Расплатившись с водителем, он вышел из автомобиля и подошел к ограде. Кругом было тихо и спокойно. Но его появление уже заметили. Справа вращалось дуло телекамеры, следившей за появлением чужого у ворот ограды. Он позвонил, и почти мгновенно из приемника, установленного на ограде, раздался голос незнакомца, который первым поднимал трубку в доме Капустина.

– Что нужно? – спросил он почти грубо.

– Открой ворота и не возникай, – посоветовал ему Дронго. Блатной жаргон давался ему с трудом, но другого выхода в данном случае не было.

– Ах, это ты, можешь заходить. Мне о тебе говорили.

Раздался щелчок, и замок автоматически отворил ворота виллы. Дронго прошел в сад, где его уже ждал высокий молодой парень. Последовала обычная процедура обыска. Ничего не найдя, парень удовлетворенно кивнул головой и показал в сторону дома. Камера по-прежнему следила за пришельцем. Дронго, стараясь не проявлять нетерпения, открыл тяжелую, массивную дверь. Здесь его ждал тот самый незнакомец, с которым он беседовал по телефону и который открыл ему дверь.

– Как добрался, миллионер? – весело спросил незнакомец. Ему было лет тридцать пять. Он был светловолосый, голубоглазый, с тонкими прямыми чертами лица. С таким лицом можно было смело претендовать на главные положительные роли в голливудских фильмах. Впечатление портила лишь улыбка – она была какая-то гадкая и глумливая одновременно, словно меняющая красивое лицо и превращающая его в паяца.

– Ничего. Ты, видимо, все время на паперти побираешься, подаяниями живешь, если двести долларов для тебя большие деньги.

Вопреки ожиданиям, незнакомец не обиделся, только чуть усмехнулся. Он повернулся к Дронго спиной и пошел в большую гостиную. Дронго вошел следом. В большой, прекрасно обставленной гостиной, на кожаном диване, в окружении роскошных цветов сидел сам Капустин. Тюрьмы и лагеря изрядно потрепали его облик, у него было морщинистое лицо, смятый подбородок, редкие коричневато-седоватые волосы. Только глаза сохранили прежний задор и какую-то волчью настороженность.

– Здравствуй, – сказал хозяин дома, – ну проходи, садись. Посмотрим, какие новости ты нам привез с родной земли.

Руки гостю он не подал. Дронго сел в глубокое кресло напротив дивана. «Из этого кресла не сразу и поднимешься в случае необходимости», – подумал вдруг Дронго. Рядом справа, в другое, более приспособленное для быстрого реагирования кресло сел приведший его в гостиную голубоглазый красавчик.