Читать книгу: «Миртаит из Трапезунда», страница 15

Несколько раз издалека мы замечали небольшие отряды тюрков, но, не искушая судьбу, ускорялись и уходили прочь, не давая врагам малейшей возможности заметить нас и начать преследование. Моя новая лошадь хотя и была коротконогой, оказалась удивительно резвой и послушной. Я ни разу не отстал от нашего быстроходного отряда и изменил свое мнение о некрасивых и маленьких туркоманских лошадях в лучшую сторону.

Начинало темнеть, а мы так и не выехали на приморский тракт. Впрочем, Агапит оставался невозмутимым и самоуверенно утверждал, что мы следуем в верном направлении. Никто из нашего отряда даже не думал спорить с сыном Никиты Схолария. Кажется, кроме Агапита, ни один из нас толком не знал местности, в которой мы находились, и принял за благо слепо довериться нашему бесспорному командиру.

Наконец мы приблизились к какому-то невысокому холму, у подножия которого бойко журчал ручей. Почти со всех сторон холм был окружен плотным кольцом из деревьев, поэтому Агапит решил, что это место неплохо подойдет нам для ночного привала.

Я спешился и вместе со своей лошадью приблизился к ручью, сумев утолить жажду, страшно мучившую меня несколько часов кряду. Я омыл свое лицо и предпринял попытку смыть с рук остатки чужой крови, которая настолько сильно въелась в мои ладони, что они приобрели непривычный коричневатый оттенок. И если я довольно легко сумел очистить от остатков крови и грязи свои доспехи и оружие, то вот подол моей синей туники даже после всех стараний оказался в мутных темно-бордовых пятнах.

– Знатно нас потрепали, – заметил Демир, который отправился на ручей следом со мной и теперь промывал в холодной проточной воде свои, хвала Господу, немногочисленные ссадины и порезы.

– Ты спас мне жизнь, а мог бы уехать прочь, – сказал я своему другу с искренней благодарностью.

– За кого ты меня принимаешь, Гупин? – обиделся мусульманин.

– Сколько наших врагов ты убил в лесу?

– Троих, – отозвался мой друг. – Если не считать того, которого ты сам не сумел добить.

– Я сегодня впервые убил человека, – поведал я Демиру. – Там, в лесу был еще один тюрок, который напал на меня с мечом.

Произнесенные вслух слова вызвали у меня в душе бурю противоречивых эмоций. Я понимал, что туркоман в лесу был врагом, и если бы я оказался менее удачлив, то он без малейших сожалений лишил меня жизни. Однако одно дело понимать разумом необходимость убийства или даже видеть, когда оно совершается другими, и совсем иное ощущение, если ты сам становишься убийцей, а потом к тебе медленно приходит осознание того, что отныне на твоих руках есть кровь другого человека.

– Как ты его убил? – с непонятным для меня интересом спросил Демир, и я осознал, что моему другу незнакомы муки совести, которые я теперь испытываю.

– Ты хорошо обучил меня метать нож.

– По правде говоря, я не мог себе представить, что этот навык понадобится тебе так скоро, – признался мусульманин. – Надо было внять твоим просьбам и обучить простейшим приемам владения меча. Когда мы вернемся домой, то сразу приступим к тренировкам.

– Вот и славно, ведь если бы не ты и господин Агапит, то меня за сегодняшний день могли прикончить дважды, – нерадостно подсчитал я.

Демир нахмурил брови. Он недолюбливал Агапита так же, как и сам сын Никиты Схолария моего мусульманского друга.

– На редкость противный тип этот господин Агапит, но признаю, что дерется он отменно.

– Похоже, что он обладает многими знаниями и полезными навыками.

– Наверное, – с неохотой согласился мой друг. – Я не представляю, как тебе удается находить с ним общий язык.

– Ты знаешь, все не так плохо, как может показаться, – отозвался я, осознавая, что понемногу начал привыкать к крайне противоречивому характеру Агапита.

Я ощупал свое нещадно нывшее плечо, которым при падении с подстреленной туркоманами лошади умудрился удариться о ствол старого и толстого бука. Мои кости были целы, и, судя по всему, я даже ничего себе не вывихнул и не растянул. Безжалостно болел только огромный синяк, что с молниеносной скоростью захватывал мою правую руку. Разодранные в кровь локти и колени за значительную травму я уже не считал.

В остальном мы все, за исключением друнгария Леонида, отделались довольно легко. А вот опытный воин оказался ранен, причем узнали мы об этом, лишь расположившись на ночевку. Выяснилось, что ранение в руку друнгарий получил этим утром, когда вместе с отрядом прикрывал наш с Агапитом побег из лагеря Авшара. Тогда рана показалась Леониду незначительной, однако теперь рука мужчины распухла и почти перестала двигаться.

И вновь Агапит проявил свой новый неожиданный талант. Он внимательно осмотрел руку друнгария, а затем обработал рану каким-то снадобьем, которое уже привычным манером извлек из потайного места в своей тунике. После этого сын Никиты Схолария плотно перевязал руку Леонида лоскутом, беспощадно оторванным от собственной туники.

В очередной раз я отметил, что Агапит был невероятно хорошо подготовлен к нашей поездке и ко всем неприятностям, которые могли произойти с нами в дороге. Неожиданно ко мне пришло осознание того, что секретные и опасные поручения своего отца он выполнял не впервые и потому точно знал, что и когда ему следовало предпринять.

– Тебе нужен лекарь, Леонид, – с тревогой произнес Агапит. – Иначе ты рискуешь остаться без руки.

– Рана не так плоха. Я уверен, что дотяну до Трапезунда, – упорно настаивал на своем друнгарий.

– Завтра мы будем в Триполи и найдем тебе лекаря, а пока терпи, солдат, и молись Господу.

После недолгих пререканий мы, несмотря на риск быть обнаруженными тюрками, все же решили развести небольшой костер. Я достал сумку с припасами, что достались мне от фермера Трифона. Ничего особенного в сумке не обнаружилось: всего пара черствых буханок хлеба, несвежее мясо и бутылка вина, что удивительным образом не разбилась в результате всех моих сегодняшних полетов и прочих неожиданностей.

Скудная еда вызвала невероятный восторг у всех моих сотоварищей, потому как съестного у них при себе не обнаружилось вовсе. Подсев поближе к пламени костра и немного утолив голод, мы принялись обсуждать произошедшее в лагере Авшара.

Свой рассказ начал друнгарий Леонид:

– Мы подготовились. Перед самым рассветом я приказал по-тихому оседлать несколько лошадей. Если чепни и видели это, то никак не отреагировали. Забегали они лишь с первыми звуками трубы. Тогда-то мы и поняли, что побег Агапита и Филата удался. Я отправил Демира вместе с лошадьми пробираться к вам за холм, а мы рассредоточились по лесу, чтобы принять бой и воспрепятствовать врагу переправиться через реку. Однако надолго задержать тюрок в лесу нам не удалось. Один из них оказался настолько проворным, что сумел зацепить меня мечом, – с неудовольствием глянув на свою раненую руку, поморщился друнгарий Леонид.

– Я сожалею, командир, что не сумел выполнить приказ. Лучники подстрелили лошадей, и мне не удалось привести их в условное место, – проговорил Демир, и я видел, как глубоко он переживает свою неудачу.

– Твое задание было не из простых, – поддержал моего друга Леонид. – Никто из нас не застрахован от меткого выстрела из лука.

– А что произошло дальше? Как тебе, друнгарий, удалось отыскать нас в буковом лесу? – не терпелось разузнать мне.

– Нас было ничтожно мало, и пришлось отступать. Я уходил вместе с двумя солдатами, пытаясь увести врага следом за собой в противоположное от вас направление. Однако чепни отчего-то не стали преследовать нас. Тогда мы перешли реку по старому мосту и поехали через холмы. Там мы заметили вас троих, преследуемых туркоманским отрядом, и двинулись следом. Нагнать тюрок, а заодно и вас нам удалось в буковом лесу, когда схватка была уже в полном разгаре.

– Ты подоспел вовремя, Леонид, – вставил Агапит. – Без вашей помощи мы были обречены.

Я молчал, потому как чувствовал в произошедшем свою вину. Бой в буковом лесу начался из-за того, что подо мной убили лошадь, а Демир с Агапитом, рискуя своими жизнями и успехом всей нашей тайной миссии, не бросили меня на произвол судьбы. И если поступок Демира я мог понять, как-никак мы были с ним близкими друзьями, то действия расчетливого Агапита объяснял только его непременным желанием доставить к своему отцу свидетеля разговора между Авшаром и воином бея Давлета по имени Арслан, в котором обсуждалось нападение тюрок на Трапезунд.

– Будем надеяться, что принесенные жертвы были не напрасны, – с горечью в голосе заметил друнгарий.

– Твои люди погибли во имя важного дела, – с непоколебимой уверенностью подтвердил Агапит.

Ночь, что мы провели у подножия холма, оказалась на удивление мирной и спокойной. По очереди мы несли караул у костра, но чепни нас так и не побеспокоили.

С рассветом мы оседлали лошадей и, ко всеобщему облегчению, к полудню выехали на широкий приморский тракт, который должен был привести нас в Триполи.

Ехать нам приходилось неторопливо, чтобы не наскочить на других путников и бесчисленные телеги, что едва тащились по дороге и постоянно возникали у нас перед носом. Кроме того, друнгарию Леониду становилось хуже. Опытный воин терпел и старался не подавать вида, но я видел, что мужчине было все тяжелее ровно сидеть в седле, а от боли и напряжения пот градом струился по его лбу.

В Триполи мы добрались к вечеру. Приморский тракт, что был зажат между высокими холмами и неспокойным Понтом Эвксинским, по мере приближения к городу стал еще более оживленным. По дороге нам начало попадаться все большее количество жилых домов, что были густо рассыпаны на мощных склонах больших и почти безлесных холмов.

Мы подъехали к пропускному пункту в город. Похоже, что за право въезда в Триполи нам вновь предстояло заплатить пошлину в казну дуки Льва Кавасита. Без лишних размышлений Агапит расстался с очередным серебряным аспером, при этом не преминув устроить городским стражникам небольшой допрос:

– Есть ли в городе хороший лекарь?

– Как же не быть, господин, непременно есть, – подтвердил стражник с ужасно хриплым голосом.

– Мне нужен знающий врачеватель, и чтобы ехать было недалеко, – повторил Агапит свое требование непонятливым стражникам.

– Скоро ночь на дворе, но можно попробовать заехать к Симеону Главку, – вступил в разговор второй стражник, что был помоложе и говорил более звонким и приятным на слух голосом.

– Нет, к Главку лучше не надо, – отверг предложение хриплый мужчина. – Последний раз, когда он лечил меня от боли в животе, то от его проклятого зелья у меня живот еще больше прихватило, а к вечеру вдобавок и спину переклинило.

– Тогда лекарь Заза? – не отчаивался молодой стражник.

– Нет, этот лекарь настолько стар, что даже свое собственное имя постоянно забывает. Негоже такого солидного господина к нему отправлять, – возмутился хриплый.

– Нет у вас в городе нормального лекаря, что ли? – начал заметно раздражаться Агапит.

– Если господин готов хорошо заплатить, то он может отправиться к Мойше, – предложил молодой солдат.

– Точно. Этот лекарь – еврей, но уж очень знающий, – подтвердил стражник с хриплым голосом.

– Только до денег он сильно жадный, – вставил молодой солдат. – Вот в прошлом году моя жена…

– Заканчивайте вашу болтовню. Где живет ваш многоумный еврей? – грубо перебил разговорчивых стражников Агапит.

– Езжай, господин, по главной дороге до крепости. Потом поверни направо и поднимись вверх по холму. Там ты увидишь маленький каменный дом с большой шестиконечной звездой над дверями, в котором и живет лекарь Мойше, – услужливо пояснил хриплый.

– Благодарю, – и Агапит бросил каждому из говорливых стражников по медной монете.

Впятером мы въехали в город.

На обочине дороги я приметил мужчину, который вместе со своим приятелем с явным интересом наблюдал за нами все то время, что Агапит разговаривал с городскими стражниками. Приглядевшись, я признал в любопытствующем Геннадия Уса, командира дозорного отряда дуки Льва Кавасита, который несколькими днями ранее наткнулся на нас в лесу. Сподвижник Каваситов, однако, не предпринял ни единой попытки приблизиться к нам и заговорить. Поэтому наш небольшой отряд неторопливо прошествовал мимо, и никто из моих сотоварищей даже не обратил внимания на Геннадия Уса.

Впереди показалась крепость. Построенная из светло-коричневого камня, она полностью занимала небольшой скальный выступ, что резко врезался в волны неспокойного моря. Мы свернули направо, как указали нам городские стражники, и, поднявшись вверх по холму, уперлись в крошечный каменный домик с крупно намалеванной шестиконечной звездой над деревянной, местами слегка надтреснутой дверью.

Агапит спешился и привычно сунул мне поводья своей лошади. Не церемонясь, он взошел на невысокое крыльцо и начал с силой стучать кулаком в старую дверь.

В доме послышался какой-то еле уловимый шорох, а в темном окне мелькнул скудный свет от восковой свечи.

Дверь медленно и со скрипом отворилась. На пороге стоял старик с длинными седыми волосами и с намного более длинной неряшливой бородой. Узкие щелочки его глаз лукаво скользнули по всем нам, внимательно оценивая и изучая.

Старик заговорил с нами первый своим дребезжащим голосом:

– И зачем было так шуметь, молодые люди? Час поздний, я сплю и не жду гостей.

– Ты лекарь по имени Мойше, старик? – и бровью не повел Агапит.

– И что, если так? – с вызовом ответил еврей. – По тебе вот и не скажешь, что ты больной, если только немного буйный. Посмотри, как расшумелся.

– Болен не я, а мой друг, – объяснил Агапит и указал старику на друнгария Леонида, который, отказавшись от нашей с Демиром помощи, начал несколько неуклюже слезать со своего коня.

– Мои услуги стоят денег, – щурясь, рассматривал Леонида еврей Мойше. – Будет ли у тебя, чем заплатить? Я, знаешь ли, молодой человек, благотворительностью не занимаюсь.

– Хватит брюзжать, старый ты еврей. Я заплачу тебе сполна, если вылечишь рану моего друга, – с раздражением в голосе пообещал Агапит.

– Колотая или резаная? – мгновенно оживился старик.

– Что? – не понял Агапит, придерживая Леонида, который поднимался на невысокое крыльцо.

– Рана, говорю, какая? Колотая или резаная? Глухой ты, что ли? – и не думал тушеваться еврей.

– Резаная, – с усилием выдавил друнгарий. – Нанесена мечом вчера поутру.

– С тюрками или со своими единоверцами изволили воевать? – осведомился прозорливый еврей, впуская Леонида, а следом за ним и Агапита в свой дом.

– Какое твое дело старик? Я тебе плачу не за разговоры, а за работу, – сурово осадил еврея Агапит.

Я привязал лошадей во дворе и вместе с Демиром вошел в дом старого еврея. В нем оказалась всего-навсего одна комната, которая вся целиком была заставлена какой-то сильно обшарпанной мебелью. Стол, стулья, шкафы, сундуки и все другие поверхности в доме были заставлены бесчисленным количеством склянок, бутылок, пузырьков и чашек, а над нашими головами нависали толстые вязанки вонючих трав, которые мы все как один постоянно задевали своими головами.

Старик Мойше усадил друнгария на деревянный стул, который тут же затрещал. Я даже забеспокоился, что под весом Леонида хлипкая мебель еврея может развалиться прямо на моих глазах. Мойше тем временем размотал рану друнгария, которая, как я заметил, уже начала гноиться, и принялся за ее тщательный осмотр.

– Ну, что я могу сказать, – заговорил еврейский лекарь через какое-то время, обращаясь то ли к друнгарию, то ли к Агапиту, а может быть, и ко всем нам, что собрались в его доме. – Рана нехорошая, плоть начала гнить, отчего у молодого человека столь сильный жар.

– Скажи, старик, ты в силах что-то сделать или нам поискать кого-то помоложе да посноровистее? – уязвил неторопливого еврея Агапит, явно теряя остатки своего терпения.

– Не оскорбляйте Мойше, молодой человек, если вы не знаете Мойше, – кажется, не так уж и оскорбился еврей. – За такую рану не каждый лекарь возьмется, а если и возьмется, то сохранение руки не станет обещать. Случай-то непростой.

– Ты сам-то сможешь мне помочь? – с надеждой спросил у еврея Леонид.

– Если хорошо заплатишь, – без лукавства ответил старик. – А в остальном даже не утруждайте себя, молодые люди, тем, чтобы угрожать мне или запугивать. Я живу на этом свете очень давно и успел повидать всякого.

– Этого тебе будет достаточно для того, чтобы заткнуться и начать врачевание? – рявкнул на старика Агапит, доставая из-за пояса вторую половину своей разрубленной на две части золотой с серебром цепи.

Еврей сощурился и, затаив дыхание, принялся старательно изучать цепь.

– Плата подходящая, – удовлетворенно кивнул старик. – Оставьте своего раненого друга у меня до завтрашнего утра, а сами пойдите прочь, ведь вы только и делаете, что меня отвлекаете.

– Я останусь с командиром, – вызвался солдат друнгария Леонида по имени Федул.

– Тогда нагрей горячей воды, – распорядился еврейский лекарь. – Остальных господ попрошу удалиться из моего дома. Спуститесь вниз по холму к главной дороге. Там для ваших нужд имеется трактир.

– Лошадей хоть на твоем дворе мы оставим? – не стал спорить со старым евреем Агапит.

– Пожалуй, – как-то безразлично ответил Мойше, уже копошась на столе в куче своих банок и склянок.

Втроем мы вышли из дома лекаря и направились вниз по темной ночной дороге, что вела нас к крепости и трактиру.

– До чего же бесстыжие и наглые эти евреи, – в сердцах выругался Агапит.

– Почему мы тогда доверили старику лечение друнгария Леонида, если он так не понравился тебе, господин? – осведомился я.

– Еврейские лекари хотя и известные всем проходимцы, но в медицине обычно неплохо смыслят, – пояснил Агапит. – А рана у Леонида и правда наипресквернейшая.

– Командир может лишиться руки? – забеспокоился Демир.

– Надеюсь, что нет, – холодно отозвался Агапит. – Завтра увидим.

Спустившись к главной дороге, напротив защитной крепости города Триполи мы увидели небольшой трактир с чудаковатым названием «Скрипучая телега». В остальном трактир оказался самым что ни на есть обыкновенным: с видавшими видами столами и стульями, заурядной пищей и еще более посредственной выпивкой. Почти наполовину заведение было заполнено подвыпившими мужчинами, отчего в трактире было шумно и до тошноты воняло потом и проквашенной капустой.

Мы устроились за свободным столом, что располагался недалеко от входа. Владелец трактира, щуплый мужчина с сильно выступающим на шее кадыком, подошел к столу и принял наш незамысловатый заказ.

– Можно ли будет, хозяин, у тебя где-нибудь переночевать? – спросил Агапит.

– Отчего же нельзя, можно, – без долгих раздумий согласился мужчина, разливая для нас по кружкам дешевое вино. – Если вы люди хорошие и меня не обидите, то извольте заночевать в сарае.

Агапит выложил на стол пару серебряных монет, и мне вновь стало любопытно, насколько в этой поездке был велик его денежный запас. Только слепой мог не заметить, что с деньгами и другими материальными ценностями Агапит расставался легко и без лишних сантиментов. Я предположил, что сын Никиты Схолария никогда прежде не испытывал настоящей нужды и воспринимал богатство своей семьи как нечто само собой разумеющееся.

– Ну, еще одну ночь в вонючем сарае я, пожалуй, переживу, – потянувшись всем телом, тяжело откинулся на спинку монотонно скрипящего стула Агапит.

– Завтра мы вернемся в Трапезунд, господин? – уточнил я.

– Да, но вряд ли нам там придется пить, гулять и веселиться, – заметил Агапит и испытующе посмотрел сначала на меня, а потом на Демира.

И если я невольно кивнул сыну Никиты Схолария, понимая, о чем может идти речь, то Демир с недоумением уставился на Агапита. Тот же, убедившись, что я, как и обещал, благоразумно держал свой язык за зубами и ничего не рассказал мусульманину о наших с Агапитом секретах, принялся безучастно глазеть на покрытый густой копотью потолок.

Хозяин заведения принес нам жареной телятины, хлеба и немного свежих овощей. Разговор за столом у нас не клеился, и мы, радуясь еде, принялись жадно поглощать немного пресную и недосоленную трактирную пищу.

– Господин Агапит Схоларий, ты ли это? – раздался чрезмерно восторженный голос, обращенный к Агапиту.

К нашему столу приблизился молодой мужчина. Судя по его богатой шелковой одежде и напыщенно-развязной манере поведения, он принадлежал к одному из богатейших и влиятельнейших семейств Триполи. Что-то едва уловимое в том, как держался незнакомец, напомнило мне самого Агапита. Вот только был он не настолько красив и статен, как сын Никиты Схолария. Скорее, даже наоборот. Незнакомый мне господин был слегка полноват и имел какое-то чересчур широкое лицо с далеко посаженными раскосыми глазами.

– Господин Лев Кавасит! – также притворно обрадовался Агапит. – Какими судьбами ты здесь? В обычном трактире?

Произнесенное Агапитом имя за последние несколько дней я слышал несколько раз. Именно так звали местного дуку, который заправлял в Триполи и близлежащих землях. Однако знакомец Агапита показался мне слишком молодым, чтобы занимать такой высокий и ответственный пост.

– Пришел поприветствовать старого друга, если ты не против, – нарочито сердечно объявил Лев Кавасит. – Ты ведь совсем забыл про меня. В гости не приглашаешь и сам не заезжаешь.

– Откуда ты узнал, что я в Триполи? – прямо спросил Агапит и, сделав небольшой глоток вина, неприятно поморщился.

– Не только у тебя, мой дорогой друг, есть глаза и уши повсюду, – почему-то подмигнул именно мне приятель Агапита.

Мужчина, что звался Львом Каваситом, уселся на стул рядом с сыном Никиты Схолария и положил свою руку ему на плечо. Агапит улыбнулся, но я приметил едва заметные морщинки в уголках его рта, быстро сообразив, что встреча с так называемым старым другом не является для него желанной и долгожданной.

– Как поживает твой отец? – задал, на первый взгляд, самый обыкновенный вопрос Агапит.

– Собирает положенные ему пошлины, как ты сам мог убедиться, – слащаво улыбнулся Кавасит в ответ.

– Твой отец всегда славился практичным подходом к делу и во всем умел найти для себя выгоду.

– А с какими такими делами прибыл в наши края достопочтенный господин Агапит Схоларий? Он же Алексей Калистрат? – лукаво сощурился приятель Агапита.

После упоминания имени, которым Агапит неоднократно назывался во время нашего путешествия, я понял, что его осведомителем должен был быть Геннадий Ус. Именно командира одного из дозорных отрядов дуки Льва Кавасита мы, должно быть, не случайно встретили на въезде в город.

– Я здесь нахожусь с самыми что ни на есть ничтожными делами, которые не стоят, Лев, твоего даже малейшего внимания, – искусно ушел от ответа Агапит.

– До чего же я люблю твою игривость и неизменно следующую за тобою по пятам таинственность! – громко рассмеялся Кавасит. – Пойдем со мной, Агапит! Нечего нам, таким старым и добрым друзьям, засиживаться в мерзком трактире. А вот мальчиков твоих я не приглашаю. Они ведь у тебя достаточно взрослые, чтобы ты смог оставить их одних на целую ночь?

– Что же, идем, – нехотя согласился сын Никиты Схолария. – Пойло в этом трактире совсем никуда не годится.

– Удивляюсь я, – приторно сладко пропел приятель Агапита. – Как ты с твоим-то утонченным вкусом вообще можешь пить такую редкостную гадость.

– Филат, – обратился ко мне Агапит, – как закончите с ужином, сразу отправляйтесь спать. Не засиживайтесь в трактире и не ищите себе приключений.

– Кто бы мог подумать, Агапит! Ты стал прямо как моя мамаша, что следит за моим моральным обликом, но, увы, тщетно! – тут же сыронизировал Лев Кавасит, а я подумал, что оба приятеля определенно друг друга стоят.

– Мы в точности исполним твой приказ, господин, – кивнул я, подтвердив, что Агапиту о нас с Демиром не стоит волноваться.

– Пойдем-ка, мой друг, отсюда побыстрее, а то меня уже тошнит от этого паршивого места! – поспешно встал с трактирного стула Лев Кавасит.

Не сказав нам более ни единого слова, Агапит и его приятель быстро покинули трактир.

– Еще один такой же странный господин, как и твой Агапит, – усмехнулся Демир.

– Ну, Лев Кавасит, по-моему, человек с гораздо большими странностями, нежели господин Агапит, – вслух предположил я.

– У избалованных богатством и властью свои причуды, – пожал плечами мой друг. – Главное, что мы избавились от господина Агапита на целую ночь.

– Надеюсь, что с ним ничего не случится. Он как-то не очень обрадовался неожиданной встрече со старым приятелем.

– А я смотрю, вы друг о друге уже начали проявлять заботу, – ревниво отметил Демир.

– Я беспокоюсь исключительно из-за того, что у нас с господином Агапитом есть общее важное дело, – посчитал необходимым пояснить я Демиру.

– А ты случаем следить за ним не собираешься?

– Думаю, что не стоит, – воспринял я предложение мусульманина как очевидную шутку.

– Вот и правильно. Пошли в сарай, а то я уже валюсь с ног от усталости.

Маленький сарай, в котором хозяин трактира разрешил нам переночевать, был на добрую половину набит пустыми деревянными ящиками и бочками. Совсем немного сена нам удалось обнаружить в его самом дальнем углу. Недолго думая, мы с Демиром расстелили на сене свои хламиды и улеглись.

– Итак, Гупин, ты принял решение, что мы с тобой будем делать со зловредным господином, который преследует Ирис? – напомнил мне Демир о господине Дамиане.

– Я совсем о нем позабыл, – признался я, ведь в свете последних событий наша проблема с безумным поклонником Ирис отошла на второй план.

– А зря. Завтра мы возвращаемся в Трапезунд.

– Я не знаю, Демир. Честно не знаю, что нам следует предпринять в отношении господина Дамиана.

– Значит, решено. Я прикончу ублюдка, что не дает Ирис спокойно жить, – убежденно заявил мой друг.

– Не говори ерунды, – одернул я мусульманина, а сам понадеялся на то, что кухарка Ирина, огрев господина Дамиана винной бутылкой по голове, окончательно стрясла ему мозги и тот напрочь забыл обо всем, что касается меня, Ирис и Демира. – Ты ведь хотел спать? Так давай спи!

Глава 18. Римская вилла

Агапит появился утром. Сын Никиты Схолария был нервный и взъерошенный, как будто не мы, а он вместо теплой постели спал на мокром, отдающем гнилостью сене и утолял голод не добротной пищей, а не первой свежести подгоревшей телятиной, запивая ее старым и прогорклым вином. Наблюдая за хмурым настроением нашего главного командира, я пришел к заключению, что встреча со старым другом не принесла ему большой радости. Удовлетворить свое любопытство расспросами, не вызвав при этом гнева Агапита, я так и не решился.

Нам с Демиром пришлось обойтись без добротного завтрака. По утверждению Агапита, мы проспали до позднего утра и должны были спешить. Он позволил нам лишь только перехватить в трактире пару вчерашних, изрядно подсохших лепешек. После чего мы все без промедления отправились к дому еврейского лекаря Мойше.

Старик-еврей не спал и уже давно поджидал нас.

– Что-то вы не торопитесь за своим другом, молодые люди, – в качестве приветствия проворчал лекарь.

– А тебе, старик, не терпится от нас поскорее избавиться? – язвительно парировал Агапит. – Я заплатил тебе намного больше, чем требовалось. Так что изволь нас еще немного потерпеть.

Мы вошли в единственную комнату в доме старика Мойше. Друнгарий Леонид сидел за столом и вместе со своим солдатом Федулом уплетал за обе щеки наваристую гороховую похлебку с кусками жирного подкопченного мяса. Я даже позавидовал этим двоим, ведь старая лепешка из трактира, что я с трудом дожевал по дороге, сухим и жестким комом встала у меня в горле.

– Тебе, Леонид, как я вижу, намного лучше, – заметил Агапит, внимательно разглядывая командира своего практически несуществующего отряда.

– Да, Агапит. Я чувствую себя хорошо, – подтвердил друнгарий. – Жар спал, и я уже могу шевелить раненой рукой.

– Мойше сказал, что вылечит. Значит, вылечит, – недовольный, что его умения были поставлены под сомнение, продребезжал старый еврей.

– Спасибо тебе, старик! От всего сердца спасибо! – искренне поблагодарил обычно более сдержанный в выражении своих эмоций друнгарий Леонид.

– Тебе, – еврей Мойше неуклюже сунул в руку Леонида какую-то маленькую непрозрачную баночку. – Пусть вечером кто-нибудь из твоих друзей сменит повязку и намажет рану мазью. Да нежирно и только по краям.

– Понял, – охотно принял Леонид лекарственную мазь от старика Мойше.

– Ты сможешь ехать верхом? – уточнил у друнгария Агапит.

– Конечно, смогу, – кивнул тот, даже немного возмущенный подобным вопросом.

– Ну, хоть одна хорошая новость, – звучно выдохнул Агапит и отдал приказ: – Мы выезжаем из Триполи прямо сейчас!

– Что это с ним сегодня? – поинтересовался у меня Леонид, когда сын Никиты Схолария стремительно вышел из дома Мойше и направился к нашим лошадям.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Встал не с той ноги?

– Тогда нам и правда лучше поторопиться, – криво усмехнулся Леонид, поднимаясь из-за стола.

– А как же наши лошади? – вспомнил я, ведь если они всю ночь простояли без еды и воды, то вряд ли были пригодны для того, чтобы мы могли продолжить наш путь в Трапезунд.

– О лошадях позаботился Федул, – указал мне Леонид на своего верного солдата. – Лекарь Мойше был очень любезен и выделил нам овса и воды, чтобы мы смогли накормить и напоить их.

– Значит, мы в самом деле можем ехать, – согласился я.

Друнгарий Леонид и старый еврей простились удивительно тепло. Я должен был признать, что еврейский лекарь не являлся настолько грубым и ворчливым, как отчего-то хотел нам показаться.

– Чего вы так долго возитесь? – недовольно бросил нам Агапит.

Сын Никиты Схолария уже садился на свою лошадь и нетерпеливо ждал, когда все остальные сделают то же самое.

– Мы готовы, господин, – миролюбиво отозвался я, устраиваясь на крупе у своей низкорослой кобылы.

Путь до Трапезунда был проделан нами без новых неприятностей и дорожных неожиданностей. Агапит по большей части либо молчал, либо высказывал нам свои новые, ничем не обоснованные претензии. Для себя я решил, что поведение Агапита стало меняться по мере его приближения к Трапезунду и он вновь начал превращаться в прежнего высокомерного и жутко манерного типа, который на протяжении всего нашего знакомства меня изрядно раздражал. Однако теперь, зная сына Никиты Схолария намного лучше, я гораздо спокойнее реагировал на все его придирки, а язвительные замечания в мой адрес удивительным образом перестали быть для меня столь обидными, как прежде.

В Трапезунд мы прибыли под вечер, когда солнце уже начало приближаться к горизонту. Я был уверен, что мы сразу направимся в Цитадель, однако Агапит распорядился иначе.

– Леонид, – обратился сын великого логофета к друнгарию, – поезжай со своими людьми в казармы, а мы с Филатом отправимся в другое место.