Читать книгу: «Тихой поступью к мечте. Как я стал неврологом»
Иллюстратор Шедеврум
© Денис Благодарев, 2024
© Шедеврум, иллюстрации, 2024
ISBN 978-5-0064-1543-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Книга является предметом моих воспоминаний в качестве практикующего ординатора кафедры нервных болезней в 2015—2017 гг. на базе Ростовского Государственного Медицинского Университета.
События, нашедшие отражение в книге, являются, по большему счёту, реальными. Для сохранения врачебной тайны, отдельным пациентам умышленно изменён внешний облик, а в некоторых случаях ещё возраст и пол. По понятным причинам изменены имена и внешность врачей.
Все совпадения с живыми или умершими людьми не более чем случайны.
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
⠀
Посвящается
Моей семье,
которая сделала всё возможное,
чтобы я стал врачом
Моим учителям,
которые научили меня системному
и клиническому подходу
Моим пациентам
прошлым, настоящим, будущим
«В какой бы дом я не вошёл,
я войду туда для пользы больного, будучи
далёк от всего намеренного, неправедного
и пагубного…»
Из клятвы Гиппократа
Пролог1
I
На столе нейрохирургической операционной лежал пациент. Все участки его тела были сплошь покрыты стерильными простынями. Единственное исключение составляла обритая наголо поверхность головы. Именно она являлась объектом внимания медицинской бригады на ближайшие два часа.
Компанию собравшимся по важному делу врачам и ассистентам в тесной операционной составляли студенты четвёртого курса. Часть из них оказалась здесь по своей воле, другая – по настоянию преподавателя. Преподаватель заранее проследил за формой одежды собравшихся студентов. Все должны были прийти в хирургическом костюме, с надетым поверх него, для пущей надёжности, одноразовым медицинским халатом из тонкой полупрозрачной ткани синего цвета. Сменную обувь при этом приходилось облачать ещё и в специальные высокие бахилы из бязи, напоминающие по структуре тонкую ткань с надетого ранее халата. На верхнем крае бахил болтались две ленточки; их требовалось завязать примерно на уровне середины голени. Про обязательное наличие медицинских масок и шапочек студентам можно было не напоминать – носить эти предметы их приучили с первых курсов.
В операционной наступил заветный момент, которого наверняка все долго ждали и в то же время побаивались… Первый ассистент нейрохирурга приступил к работе. Сначала он разрезал скальпелем поверхностный слой кожи на виске. Как только из раны пошла кровь, второй ассистент взял в руки марлевые турунды. Подобно губке, они впитывали в себя излишки крови. Точечным движением электрического пинцета первый ассистент прижёг участок разреза, чтобы не допустить обширной кровопотери. Каждое касание пинцета сопровождалось потрескиванием тока на его конце. В такт касанию протяжно звучал аппарат, из которого на инструмент поступало напряжение.
Второй ассистент, который должен был улавливать прибором дым от прижигания, видимо, отвлёкся. Это стало понятно по запаху горелой человеческой плоти, витавшему в душном помещении операционной.
Для пущей надёжности один из ассистентов, помимо турунд, наложил на рану ещё и зажимы, которые чем-то отдалённо напоминали ножницы. Это было сделано для того, чтобы дополнительно сдерживать кровь.
Через некоторое время к работе подключился уже нейрохирург. Он взял в руки лазерный скальпель и надрезал височную мышцу на голове пациента. Чтобы часть мышцы не закрывала обзор операционного поля, один из ассистентов зафиксировал её с помощью крючков на длинной пружине.
Для обнажения кости под мышцей нейрохирург использовал распатор. По виду этот инструмент напоминал металлический шпатель. После выполнения манипуляции нейрохирург отдал его ассистенту, взамен попросив прибор, похожий на дрель. Всё время, пока доктор им пользовался, пространство операционной не смолкало от шума сверления.
Один из ассистентов приподнял отделённую от черепной коробки кость. Ещё момент, и в отверстие округлой формы показалась мозговая оболочка, которая вскоре была рассечена крест на крест.
Подумать только! Поистине гениальное творение природы предстало в обнажённом виде, открыло потаённые секреты анатомии!
Поверхность мозга взблёскивала, наполнялась светом операционных ламп и холодной стали инструментов. Извилины тесно переплетались между собой, а сам орган пульсировал в такт с биением сердца.
Действо, ради которого все собрались, завершилось спустя два часа. Вскоре пациента увезли на каталке восстанавливаться, а студенты покинули операционную «на своих двоих». В их глазах читалась радость: наконец-то они могли размять онемевшие от длительного стояния ноги и ноющую поясницу.
В тот день одним из присутствующих на операции студентов был я. По телу то и дело бегали мурашки – так проявлялась гордость за думающих головой и работающих руками нейрохирургов. Это событие стало одним из ключевых в выборе будущей специальности. Похвастаться «золотыми» руками я не мог, а вот стать неврологом, чтобы думать мозгом и изучать его болезни – вполне.
II
Чем же занимается невролог? И есть ли разница между неврологом и невропатологом? Разницы нет: оба варианта верны, за исключением того, что первый звучит современнее.
Невролог занимается лечением широкого спектра патологий: головных болей, головокружения, избыточного дрожания туловища, расстройств сна, неприятных ощущений в позвоночнике, эпилепсии и многих других.
Проводником в мир болезней нервной системы служит неврологический молоточек. Инструмент, приводящий в восторг или загоняющий в страх маленьких детей и даже взрослых пациентов. Инструмент, без которого не обходится ни одна карикатура на врача-невролога. Если на ней нарисован доктор, то он обязательно проверяет огромным молотком коленные рефлексы у пациента, а те взмывают до потолка.
Зачем невролог это делает? Зачем просит пациента стоять с закрытыми глазами и попадать пальцем в кончик носа? Чтобы понять, какая часть нервной системы и на каком участке вовлечена в нездоровый процесс.
Во времена моего обучения профессор неврологии неустанно твердил: «Вы должны знать анатомию нервной системы в совершенстве, чтобы иметь возможность представить её у себя в голове в трёхмерном варианте».
Первым шагом в лечении пациента с неврологической болезнью является определение участка поражения. Осмотрев человека с помощью молоточка и глаз, неврологи, подобно детективу, выстраивают логическую цепочку.
Например, при проверке рефлексов с помощью молоточка невролог заметил, что с левой руки и левой ноги они вызываются лучше, чем с противоположной стороны. А при оценке рефлексов с левой стопы, все пальцы расходятся веером, кроме большого: он непроизвольно тянется в сторону пациента.
Везде задействована левая сторона: рука с ногой «прыгают» тут лучше, и палец на левой ноге стремится вверх. Находка плоха тем, что ответные реакции должны вызываться одинаково хорошо или одинаково плохо с двух сторон. Для невролога увиденное – зацепка: в правом полушарии мозга затаилось что-то плохое.
Почему в правом, если левая сторона в плане рефлексов работает «лучше»? Всё просто: правое полушарие отвечает за левую половину туловища, левое – за правую.
III
Желание стать таким специалистом пришло ко мне не сразу. Прошла половина обучения в университете, а мысль «кем быть?» голову упорно не посещала. На четвёртом курсе «спасательным кругом» оказались занятия на кафедре нервных болезней.
Предмет вела молодая девушка. Своей любовью к специальности она заражала студентов: теоретическую часть дополняла практической, показывая видео и изображения по теме занятий. Находилось время и для курации реальных пациентов в условиях клиники при круглосуточном неврологическом стационаре. Отчётливо вспоминается мой самый первый таковой…
В душной палате на пятерых человек лежал парень лет тридцати. Встать с койки или хотя бы сесть в знак приветствия врача ему мешала слабость в ногах.
Устный расспрос пациента дал знать о ряде других неврологических симптомов. Помимо общей слабости, особенно в ногах, его мучало онемение в разных частях тела, снижение памяти и внимания, нечёткая речь, недержание мочи. В те редкие моменты, когда пациент мог устоять на ногах, было заметно как он раскачивался в покое и при движении вдоль койки на небольшие расстояния, а при просьбе коснуться пальцем до кончика носа – промахивался.
Диагноз молодого человека я знал до того, как войти в палату – рассеянный склероз. Заболевание встречается в разных возрастах, но особо беспощадно к только начинающим познавать жизнь людям.
Семинары чередовались с лекциями, лекции с семинарами… И так примерно три недели – цикл по нервным болезням был одним из самых длинных по времени освоения на четвёртом курсе. Болезнь Паркинсона, эпилепсия, менингиты, энцефалиты, инсульты, комы – сколько понятий я уже слышал и как многое предстояло ещё узнать!
Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончились и занятия по нервным болезням, которые окончательно расставили приоритеты будущей специализации. Я хотел работать с мозгом человека, изучать его болезни, скрытые тайны и возможности. А чтобы мечта наверняка сбылась – по окончании курации купил в аптеке рядом с институтом хлипкий неврологический молоточек с отсеками для иголочки и жёсткой кисточки из искусственного ворса в надежде когда-нибудь всем этим воспользоваться.
IV
После той курации прошло два года. А я, тем временем, заканчивал последний курс университета с твёрдым намерением стать неврологом.
Базовое обучение длилось шесть лет, после него студенту следовало выбирать нужное направление для самостоятельной практики, например, терапия, урология… Осваивать специальность можно было в интернатуре в течение года или в ординатуре – тогда на это требовалось два года.
Хотелось поступить хоть куда – лишь бы когда-нибудь держать в руках неврологический молоточек. Воплотить желаемое в действительное или вдребезги разрушить перспективы должно было распределение. Воплощал это противное слово в дело деканат.
Два раза в год, во время учебной сессии в зачётные книжки преподаватели ставили оценки за успеваемость. После окончания всех шести курсов университета деканат на основе этих баллов высчитывал на каждого студента среднее арифметическое. От него всецело зависело место в очереди на распределение по специальностям.
«Студентом года» я точно не был, поэтому из трёх «волн» зачисления мне выпала вторая. Душу грело наличие гарантийного письма от больницы, в которую предстояло вернуться после освоения специальности и отработать пять лет. А это уже душу грело не так сильно, вообще не грело.
В день распределения, а если быть точнее – в утренний его отрезок времени, солнце успело ощутимо нагреть воздух. Несложно представить какой накал страстей кипел в душных, забитых до отказа коридорах деканата. Ещё вчера я приятельски общался с некоторыми однокурсниками, которые сейчас стояли со мной в одной толпе, но сегодня они были для меня уже конкурентами.
Мыслей в голове вертелось много, но самой доминирующей была: «Хоть бы остались места в неврологию!». А студенты всё заходили и выходили из кабинета ректора, где решалась их судьба. Кто-то плакал от решения за той дверью, кто-то радостный выбегал, улыбался и прыгал в объятия друзей и подруг. Прыгал именно в их объятия, потому что родители и прочие родственники внутрь деканата не допускались – было и без того тесно.
«Вот бы взять и так же радостно выбежать, кинуться кому-то на шею!» – подумывал я время от времени в перерыве от основной мысли.
Мой черёд не заставил себя долго ждать. Сердце бешено колотилось, виски пульсировали, но я нашёл в себе силы коснуться дверной ручки кабинета ректора, потянуть её вниз, чтобы оказаться внутри в окружении руководителей здравоохранения.
Внутри всё происходящее напоминало телевизионные передачи про заседания суда. Как и в передачах подобного рода, я словно обвиняемый стоял посреди большого зала в окружении серьёзных людей. Они изучали мои документы, смотрели на меня, потом чей-то голос громко произнёс:
– Перед нами Денис Вячеславович. Имеет желание поступить в ординатуру по направлению неврологии. Гарантийное письмо от больницы при нём. Давайте посмотрим, остались ли ещё выделенные квоты на желаемое направление Дениса Вячеславовича.
Сердце моё заколотилось ещё сильнее, дыхание замерло.
Пауза оказалась недолгой. Когда вопросы между ректором и главным врачом моей больницы были улажены, министр здравоохранения сказала:
– Поздравляю, Денис Вячеславович, вы поступили в ординатуру по нервным болезням, поставьте свою подпись вот в этом месте.
Темп дыхания быстро восстановился, но сердце продолжало ускоренно стучать. Я поставил подпись в приказе о зачислении и вышел из кабинета ректора в общий коридор. Своей очереди за дверью ожидали мои однокурсники.
Воплощать своё желание кинуться кому-то на шею после успешного зачисления я, конечно, не стал, но на душе было очень тепло. Даже теплее, чем от воздуха на улице, который к обеду стал ещё жарче и сквозь который я мчался домой в приподнятом настроении вдоль зелёных аллей.
Жизнь была бы не жизнью, если всё давалось бы слишком легко. Распределение осталось позади, но вступительные испытания в ординатуру никто не отменял. Что наша жизнь? Сплошной экзамен!
Выдержав в конечном счёте и его, я с нетерпением ожидал дня начала обучения.
Часть I. Волна открытий
«Природа светит человеку во тьме незнания
невидимыми лучами.
Свет этот видят не все,
но лишь немногие из людей».
Парацельс
I
Наступило 1 сентября. Этот день ознаменовал начало учёбы для меня и десятка других будущих неврологов. Обучаться предстояло два года.
Поступивших ординаторов заранее поделили в равном количестве между двумя кафедрами при университете. Кто и на какую кафедру отправится было известно заранее. Загадкой оставались лишь наставники, которые на протяжении двух лет будут нас сопровождать на пути освоения нелёгкой специальности.
Ранним холодным утром я вышел из дома в надежде попасть к хорошему руководителю. Лёгкий ветер дул в лицо, мысли о начале учёбы согревали и одновременно бередили душу.
Вдоль пешеходной аллеи мимо меня с рёвом проносились автомобили. Отчаянно втиснуться в транспортный поток пытались и бесшумные велосипедисты. Красный сигнал светофора на время останавливал всех, кто передвигался на колёсах. Зелёный свет, напротив, разрешал движение пешеходам. Толпы прохожих разбредались по зебре кто куда. Невольное присутствие в оживлённом потоке выбивало меня из колеи, кружило голову, потому я решил срезать путь через двор жилого дома и добраться до университета в спокойной обстановке.
Тихую обстановку здесь нарушал лишь одинокий дворник. Он подметал узкую дорогу рядом с гаражами. С каждым взмахом метлы берёзовые прутья поднимали с асфальта клубы пыли. Те подхватывались ветром и разлетались по сторонам, образуя подобие туманной дымки. На мужской крик из окна пятиэтажки: «Хватит шкрести в такую рань, дай поспать!» дворник не обращал ни малейшего внимания.
Я вышел со двора и вскоре оказался на центральной аллее. По этой аллее мне уже приходилось возвращаться домой после удачного распределения. А в это осеннее утро я, наоборот, шёл из дома в университет навстречу своему первому рабочему дню в качестве ординатора. Несмотря на осень, растительность на улице не потеряла в цвете. Трава, кустарники и кроны деревьев оставались по-летнему зелёными.
По аллее суетливо шли навстречу мне нарядные взрослые и дети. Одной рукой родители держали за руку сына или дочь, а другой придерживали пышный букет – в День знаний не могло быть иначе. Школа неподалёку зазывала в свои стены первоклассников и тех, кто постарше торжественной музыкой.
Следом за школой на горизонте виднелся фонтан. Его каменно-белые очертания в виде лебедей свидетельствовали о приближении к университету. Через пять минут я уже стоял у ворот alma mater2.
II
Сразу за воротами меня встретило трёхэтажное здание клиники белого цвета. Табличка у входа гласила: «Кафедра нервных болезней и нейрохирургии», рядом с ней висела другая – «Кафедра неврологии и факультета повышения квалификации».
Я поднялся по ступеням и потянул на себя дверную ручку. Сразу же в глаза бросилось убранство холла: внутри стояли два дивана, над которыми висели картины и часы. У отдельного входа в гардероб располагался аквариум. Молодые люди примерно моего возраста наблюдали за жизнью плавающих в нём рыбок и о чём-то общались между собой.
Комната ожидания плавно перетекала в стойку регистрации посетителей. За ней сидела пожилая женщина со светло-жёлтой копной волос, собранных в пучок на затылке.
– Вы к кому, молодой человек? – спросила она исподлобья.
– Здравствуйте. Подскажите, куда мне идти? Я ординатор.
– Ааа… Ваши вон там собираются, – кивнула женщина в сторону аквариума.
Решение вернуться назад к аквариуму было не лишено смысла. Возле аквариума по-прежнему стояла компания, которую при ближайшем рассмотрении мне удалось сосчитать: пять девушек и всего два парня. Все держались скромно и наверняка не верили в собственное счастье. Ведь для каждого из них закончилась мучительная пора вступительных экзаменов в ординатуру. Теперь они стояли на пороге открытий. Открытий, подобных тем, что совершали до них в этих стенах ушедшие на вечный покой именитые врачи и педагоги.
Постепенно к компании примыкали новые ординаторы. Каждый пришедший разрушал устоявшуюся атмосферу молчания. Уже через каких-то пять минут из толпы слышались фразы: «А меня зовут Дмитрий, рад знакомству с вами… и с вами тоже».
Весёлое общение продолжалось до тех пор, пока у стойки регистрации не хлопнула дверь. На пороге показался худощавый мужчина в халате поверх костюма с галстуком и в лакированных туфлях. К ситуации лучше всего подходила пословица: «По одёжке встречают, по уму провожают». Впоследствии оказалось, что умён мужчина был не менее, чем моден.
На вид доктору казалось не больше шестидесяти лет. Среднего роста, стройный, седовласый. В приветливых карих глазах теплилась доброта и умный взгляд. Узкое овальное лицо украшал прямой нос и маленькие губы.
– Доброе утро. Вы ординаторы? Идёмте за мной, – доброжелательно сказал он.
Подобно утятам, идущим за мамой-уткой, мы пошли вслед за доктором. Не прошло и минуты, как все заняли места вокруг длинного стола в тесном, но уютном кабинете.
– Давайте знакомиться. Я куратор вашей ординатуры. Зовут меня Анатолий Валерьевич Левин. На кафедре преподаю и врачую. Если будут какие-то вопросы или предложения – сразу ко мне. Дел на сегодня хватает, так что давайте сразу приступим к главному, не будем терять время зазря. Я закреплю каждого из вас за врачами отделения, и попутно познакомлюсь. Распределять буду в случайном порядке, но на всякий случай спрошу: может у кого-то из вас есть пожелания? Тогда озвучьте их заранее. Может, кто-то уже знаком с врачами отделения и хочет попасть к конкретному? Во всяком случае, от самих докторов отделения просьб относительно кого-то из вас ко мне не поступало. Тем лучше – не будет никакой предвзятости, будете начинать освоение специальности с чистого листа без кумовства.
Пожеланий ни у кого из собравшихся не возникло. Наши врачебные судьбы готовы были вершиться здесь и сейчас.
Анатолий Валерьевич приступил к распределению. В ожидании очереди моё горло сжимала невидимая рука, отчего дыхание пресекалось.
– Благодарев Денис Вячеславович, – зачитал мою фамилию куратор. Она оказалась второй в списке. – Вас я закрепляю за Михайленко Ольгой Анатольевной. Доктор работает в ординаторской3 на втором этаже.
Через пять минут все оставшиеся ординаторы были распределены. Кинув спешный взгляд на настенные часы, куратор подвёл итоги:
– Желаю каждому врачебных свершений. Не подведите тех, кто в вас верит. Ну а теперь ступайте по врачам, дальше уже они сами расскажут о тонкостях работы.
После подведения итогов Анатолий Валерьевич вышел из кабинета последним, в руках он держал распределительный лист и ручку. Недавние птенцы, сегодня мы разлетелись практически в самостоятельную врачебную жизнь. Никто не хотел оставаться глупым слётком, все мечтали стать мудрыми совами.
III
Я стоял один на первом этаже клиники и глядел по сторонам. Два с половиной года назад мне уже доводилось быть студентом этой кафедры. Оттого обстановка не казалась новой, я ориентировался в ней хорошо.
Длинный коридор первого этажа клиники пустовал бо́льшую часть времени. Жизнь кипела здесь преимущественно с приходом студентов на занятия. Специально для них сотрудники в ознакомительных целях повесили на стены плакаты с историей создания кафедры, фотографии преподавателей и фотографии из жизни участников молодёжного научного кружка по неврологии.
Обстановка стен первого этажа была представлена бежевой цветовой палитрой. От удачного сочетания цветов внешнее убранство коридора оставляло положительные эмоции. Приятную теплоту коридору этажа добавлял проникавший сквозь единственное окно солнечный свет. Он мягко стелился по полу на несколько метров вперёд и заканчивал путь едва ли дойдя до кабинета куратора.
Помимо кабинета куратора и холла, на первом этаже находился дневной стационар и комнаты для занятий со студентами. В отдельном крыле уместились отделение реанимации и интенсивной терапии, лаборатория компьютерной томографии. Близкое соседство было неспроста: пациентам в реанимации в любой момент могла потребоваться срочная компьютерная диагностика.
Три этажа клиники связывали между собой лифт и лестница.
Я перестал предаваться мыслям о былом из студенчества, сдвинулся с места и пошёл в направлении второго этажа. Насколько мне было известно, там находилась ординаторская, а за её дверьми меня ожидал врач.
На лестничном пролёте я встретил парня, который тоже никуда не спешил.
– Ординатор? – спросил я его.
– Ординатор.
– Денис.
– Николай.
Вытянутая вперёд каждым из нас кисть руки заключила союз рукопожатием на ходу.
Наверняка большая часть ординаторов уже увидела наставников. И только мы с Николаем опаздывали.
IV
Второй этаж клиники был в распоряжении врачей, медсестёр и пациентов – пока что это было единственной известной информацией. Остальную информацию о работе отделения оставалось узнать у докторов на месте. С этой и многими другими целями мы шли с Николаем в направлении ординаторской по просторному коридору.
Первым делом увидели медицинских сестёр на дежурном посту. Две молодые девушки сидели за стойкой и пронзительно смотрели в нашу сторону. Они осматривали нас с головы до пят, а потом делали то же самое в обратной последовательности.
Медсёстры перешёптывались и улыбались, а мы с Николаем шли дальше.
В коридоре по левую и правую сторону стояло шесть диванов. Все, за исключением одного, пустовали. Сидящий на этом диване пожилой мужчина сложил кисти рук в замок и уместил их на тросточку. Подбородок опирался на тыльную поверхность кистей.
Рядом с дедушкой сидел молодой человек возрастом не больше тридцати лет. Он выпрямил ноги и вальяжно растянул руки вдоль спинки дивана, всем своим видом показывая, будто бы это его территория.
Интереса к нашему присутствию никто из них не проявлял: дедушка смотрел в одну точку с задумчивым видом, а молодой человек протяжно зевал.
Чистота отделения и такой же бежевый цвет стен, как и на первом этаже, располагали к уюту. О том, что ты не у себя дома, напоминал запах хлорной извести вперемешку со спиртом, а также длинный коридор с множеством палат для больных.
Вскоре мы стояли с Николаем у последнего рубежа – металлической двери с табличкой «Ординаторская».
На стук в дверь никто не откликался. Тогда мы потянули тяжёлую дверь на себя и оказались в предбаннике ещё с тремя дверьми. Это привело нас в замешательство – в какую заходить? Ситуацию спасла дублирующая табличка «Ординаторская» на одной из дверей и глухой шум за ней. Повторный стук в эту дверь увенчался успехом. Вместе с Николаем мы вошли внутрь, чтобы с порога погрузиться в рабочий процесс.
В тесной ординаторской, насыщенной запахом кофе, суетились люди в белых халатах – ощутимый контраст после тихого коридора отделения. Ситуация напоминала образ бегающих работников биржи из кинофильмов. Понять, кто врач, а кто учащийся было сложно. От активности кружилась голова, глаза разбегались по сторонам.
Одна девушка сидела за столом и смотрела в монитор, вторая под диктовку что-то записывала в тетрадь. Женщина рядом контролировала процесс. У соседнего стола во весь рост стоял парень и проверял содержимое навесного шкафа. Места́ вдоль стен тесной комнаты и на единственном диване скромно занимали молодые люди. Бурная деятельность шла мимо них, из-за нехватки места они сидели буквально «друг на друге» и размеренно чего-то ждали. Часть из них я видел в кабинете куратора ранее.
Суета продолжалась до тех пор, пока в ординаторскую следом за нами без стука не вошёл незнакомый мужчина в очках и с листом бумаги. Все подняли головы как по команде и замерли в ожидании. В комнате воцарилось молчание. Его нарушал разве что работающий принтер.
– Ну-с, ещё раз здравствуйте всем тем, кто меня знает. А кто не знает – сейчас познакомимся. Представлюсь: меня зовут Владимир Николаевич. Я заведующий отделением, где вы будете обучаться, то бишь – неврологическим, – сказал упитанный мужчина: уже не молодой, но ещё и не старый. – Информации много, приготовьтесь слушать.
Половина людей в белых халатах заёрзала на стульях и диване в предвкушении. Ординаторская продолжила наполняться монологом:
– Распорядок рабочего дня в клинике таков: в восемь утра без опозданий приходите ко мне в кабинет на планёрное совещание. Обсуждаем с докторами поступающих больных и больных убывающих. Важная будет информация, не важная – без разницы. Вы должны жадно впитывать всё подобно губке! После планёрки идёте вместе с наставником к пациентам, справляетесь об их самочувствии. Некоторые из них окажутся пожилыми людьми, которые плохо ходят, или людьми молодыми, которые тоже плохо ходят из-за болезни, поэтому некоторые из них потребуют вашего участия в сопровождения на обследования, в том числе в соседние корпуса клиники университета. Знайте об этом и планируйте своё время. Санитарок не хватает, что ж поделать. Обеденное время в нашем отделении перегружено – поступает много больных и столько же больных выписывается. Послеобеденное время посвятите ведению документации, но и о себе заботиться тоже успевайте – кушайте. Ну вот и всё, ну вот как-то так… Старался рассказать кратко. Понимаю, информации много, всё не усвоить. Ну ничего, наверстаем как-нибудь. Готов выслушать вопросы. Подумайте с минутку.
После долгой речи заведующий отделением взял паузу. Положил лист бумаги на стол подле себя и полез в задний карман брюк. Оттуда вытянул носовой платок и бережно протёр по очереди толстые линзы снятых очков, после чего водрузил их обратно на переносицу. Порывистое движение платка смахнуло со лба проступающие капли пота. Заведующий не волновался – сказывалась духота тесного помещения. Кондиционер попросту не справлялся с жарой внутри.
Время, которое Владимир Николаевич выделил на вопросы, истекло. Доктора по-прежнему молчали.
– Эх, вы… Ну что ж такие неразговорчивые? – сказал заведующий. – Хорошо. Анатолий Валерьевич – если кто забыл – это ваш куратор, передал мне список распределённых ординаторов по докторам. Приступим?
Владимир Николаевич взял со стола бумагу и принялся зачитывать информацию. В самом конце очередь дошла до фамилии моего наставника.
– К Михайленко Ольге Анатольевне идут Николай Рублёв и Денис Благодарёв. О как! Я с вами стихами скоро заговорю, – сказал заведующий. – Н-да, вот дела… Парни у нас вообще редкость, а тут сразу два, да ещё и попали к одному врачу!
Доктор за соседним столом с ехидным смешком предложила забрать одного из нас к себе.
Заведующий вышел из ординаторской в неизвестном направлении, а прерванная ранее работа возобновилась в ритме, не терпящем скуки.
V
Вдвоём мы стали одними из помощников врача-невролога.
Николай Рублёв и я, Денис Благодарёв – начинающие доктора, по воле случая познакомившиеся на лестничном пролёте и только что ставшие частью одной команды.
Ольга Анатольевна сидела за столом слева от входа и смотрела на нас. От силы ей было не больше тридцати пяти лет. Складного телосложения, низкого роста, со вьющимися тёмными волосами. Отличительной чертой внешности были ямочки на щеках.
Жестом руки она подозвала нас к себе и сказала:
– Ну что, коллеги, Николай и Денис… Долго приветствовать не буду, уже наслышались. Первый день всегда в этом плане сложный. Поэтому просто скажу: рада видеть вас в своей команде. Да, команде, вы не ослышались, – от улыбки ямочки на щеках ещё глубже нырнули под кожу, придав лицу дополнительную привлекательность и выразительность. – Вы помогаете мне, я помогаю вам. Всё просто. Не правда ли?
Первое впечатление о враче оказалось положительным. Хотелось, чтобы оно не оказалось обманчивым. Сущность людей во все времена определяли поступки.
– Сейчас у меня под наблюдением пять пациентов. Не далее десяти минут назад поступил шестой. Предлагаю сойти с корабля на бал и пойти осматривать его вместе со мной – продолжила наставник.
Наша команда вышла вслед за Ольгой Анатольевной в коридор. По ходу движения нас вводили в курс дела:
– Врачи сидят в ординаторской, медсёстры – на посту и в процедурной. Пациенты лежат в палатах, а кушают в столовой на втором этаже. Что ещё рассказать… – после недолгой паузы наставник продолжила. – Да, по поводу палат… Палаты в отделении разных условий пребывания. По-честному говорю: условия определяются положением человека в обществе и его финансового положения. Согласна: жёстко и несправедливо. Но не я эти правила придумала: такое было, есть и будет. Отсюда вытекают понятия комфортности: будет ли отдельный туалет с душем и унитазом в палате или нет. Этой правды никакой заведующий не расскажет, но вы люди вроде неглупые, сами должны это без меня понимать. Да, чуть не забыла: на первом этаже у нас палата дневного стационара. Пациенты ме́ста не занимают – приходят, капаются и уходят домой или по делам.
Монолог Ольги Анатольевны продолжался до тех пор, пока мы не остановились у дивана в конце коридора. На нём в окружении сумок с лямками для удобного переноса на плече сидел угрюмый мужчина средних лет с потухшим взглядом и округлым животом. Это был тот самый шестой пациент, о котором нам рассказывали.
– Добрый день. Меня зовут Ольга Анатольевна, я буду вашим лечащим врачом, а вместе со мной к вам пришли помощники, – сказала наставник и присела рядом с ним. Мы не рискнули поступить так же, поэтому стояли рядом и слушали диалог.
