Читать книгу: «Через», страница 2

Лебеда

 
За окном льется холодный дождь, дрожат кусты.
Опустив голову в ладони, ты думаешь о том
Теплом, уютном, полном, что на краю горизонта,
О сытном, о недоставшемся. О том, что у других.
 
 
Там поют золотые цветы, наполненные солнцем,
Там время ярко, а земля плодоносит черешней.
Мне жалко тебя, мне всегда тебя было жалко.
Ты плачешь над каплями своей разбитой души.
 
 
Но знакома ли жалость тебе? Скажи, каков ее вкус?
Чье сердце ты согрела, делясь душой или раздавая
Благодарность, открывая руки? Ты не услышишь,
Если тебя спросить. Или ответишь: «Кара? Месть?»
 
 
Справедливости мало. И, нет, конечно, это не месть.
Но оглянись. Ты живешь в том мире, который твой.
 

Жасмин

 
Да, дорогая, ты смотришь на себя, как на товар.
Многие настоящие мужчины тебя этому научили,
Многие заботливые подруги научили тому же.
Так зачем же увиливать: ты видишь в себе товар.
 
 
Здравствуй, витрина, здравствуй. Разве можно
Не радоваться тебе? Твои чудесные волосы
Легко положить на ладонь; твои губы полны
Поцелуями, глаза – словами, а тело – влеченьем.
 
 
Твои руки прекрасны до самых краев ногтей,
Бедра немного покачиваются, но не слишком.
А твои ноги? Совсем, как у настоящей куклы,
Их хочется целовать. Милая, ты почти совершенна.
 
 
Что-что, личность? Ведь тебе не стыдно за меня?
А мне за тебя? Отлично! Проведем отличные дни.
 

Плющ

 
Ненасытное тело, вьющееся, час за часом
Ищущее соприкосновений, движений, ласк;
День за днем. Груди, боящиеся потеряться;
Бедра, боящиеся остаться одни. Лицемеришь?
 
 
Засыпаешь. Ты не показываешь себя, тебе
Не до этого. Не играешь в словесные игры,
Зачем они тебе? Сегодня мы уже общались,
Да и говорить проще так, без лицемерия.
 
 
Постель за постелью, но что тебе до того.
Ты лжешь, но не обманываешь; разве
Правду ты ищешь в чужих телах, а они
В тебе? Сегодня утром был кто-то другой.
 
 
От твоих сестер видел хорошее и плохое.
От высокоморальных – плохое. Рядом?
 

Клен

 
«Наверное, нам не стоит друг друга обманывать»,
Ты сказала, прижавшись щекой, «Разве так плохо,
Что наши интересы сошлись, и разве так стыдно,
Разложить их на подушке, как карты мира». «Быть —
 
 
Значит хотеть, хотеть – значит действовать». «Нет
Интереса, нет будущего». Или я придумал эти слова
За тебя? Тебя так учили, раскладывая перед глазами
Карты будущего: козыри, девятки, меченые рубашки.
 
 
«Как я могу тебя любить?», спрашивал я себя тогда,
Выученную к расчету, взвешивающую и скрытную.
Ведь так отчетливо помнил огни души, высокие слова,
Захватывающие и страшные. «Как же я любил тебя?»
 
 
Но рты красивых слов смылись в провалы прошлого;
А ты все еще звонишь и спрашиваешь, «Ну как, блин?»
 

Ольха

 
Поступь быстрая, неустойчивая, незнающая
Рыжие волосы разбросаны, широких скул поверх,
Дыхание сильное, глубокая грудь в полноту
Воздуха, слов потоком живым, переполненным.
 
 
Страсть с перепадами в застенчивость, депрессия
Счастья. Ты живешь в мире, где птицы поют хорами,
Где дома говорят, небеса полны травою, а люди
Полны абсурдом. Глядя на них, ты веришь в лучшее,
 
 
Видя худшее. В нищете ты смеешься. Среди кипарисов
Плачешь. Пьяная среди трезвых, не понимающая в людях,
Мечтающая в мире желаний и планов, ты живая среди
Мертвых. Твое тело – жертва в одиночестве и в радости.
 
 
Протяни мне руку, не спрашивая, венами вверх,
Я хотел бы помнить тебя такой, какой ты сама забудешь.
 

Лавр

 
Я спросил тебя, где здесь вход на вокзал и
Кассы. Ты хотела пойти со мной показать их,
Чтобы я не потерялся один на чужом вокзале.
Мне стало неловко; разумеется, я отказался.
 
 
Тонкий профиль гречанки, о твои глаза, светлый
И чуть надменный взгляд. Небольшой чемодан,
Я предложил его донести. Но ты отказалась.
«Поезд на Салоники отбывает через две минуты».
 
 
«Я еду в Салоники», сказала ты, «Здесь я учусь».
«У вас там семья?» Ты кивнула. «Когда-то там
Жила очень большая семья, а потом стала совсем
Маленькая. Вы, европейцы, знаете, как это бывает».
 
 
«Мне тоже в Салоники», закричал я закрытой кассе,
«Мой поезд уходит в Салоники». Тогда и ежедневно.
 

Сирень

 
Через волны времени, разбивающиеся о скалы утраты,
Сквозь зеленеющие поля, полные весенним ветром,
И осенний снег на лугах, спускающийся к речной
Воде, беззвучно бьющейся в водоворотах, горечь тумана,
 
 
Я вслушиваюсь в твой голос, пытаюсь услышать там
За провалом памяти, где его не коснутся, почему же
Не коснуться голоса, не протянуть руки, не прижать
Руки к его волосам? Бейся душа цветом сирени.
 
 
Тот лжет себе, кто не знает затуманенной горечи утраты,
Давящей пропасти необратимого, жгущего дыхания
Несбывшегося. Ты там, время, за которое не заглянуть,
Сквозь которое не выдохнуть – вода, луг, поле, скала.
 
 
Кто же стоит на рубце времени, на этом краю памяти?
Мне нет дела, кем ты стала по эту сторону прошедшего.
 

Сосна

 
Ты помнишь, как дрожал замерзший Инд,
И как светилось южное сиянье?
Как в облаках, призывно-голубым,
Горели осень, страх и тьма без покаянья?
 
 
Обледенелый ветер бился через сталь,
Звенели стекла, снег кружился над обрывом,
И на губах еще мерцал тибетский чай
Со вкусом поцелуев, неба и крапивы.
 
 
Обледенелое шоссе ветвилось через свет,
Там, где земля и небо сходятся на тонкой
Грани звука, где шум души и вечности ответ
Другу другу откликаются холодным стуком.
 
 
Ты помнишь времени застывшие шаги?
Ты их забыла, ты права, должна была забыть.
 

Береза

 
Светлый неба разлет, эркеры, фонари.
Праздничный невский лед, солнце и свет земли;
Горестный невский лед, серый туман и пурга.
Краем ты не пройдешь, обочина не дорога.
 
 
Встретимся у метро. А где? Внизу, наверху?
Ты натянула на уши шапку, намотала шарф,
Засунула руки в карманы пальто. Холодно,
Скользит поземка, вдоль улиц, где все и никто.
 
 
А у Владимирской церкви не повернуть назад,
В городе, где недели и годы проходят как день,
Но каждый подлунный день – это рай и ад.
Станций теперь стало две, мы ждем не у той.
 
 
Две не отбрасывают тени, двое не встретятся на
Одной. Но я вижу тебя сквозь поземку времени.
 

Ель

 
Высокие скалы памяти, синие ледники.
Мы ли здесь не заблудимся? Нам ли тут не пройти?
Не у высокой ли кромки – тропинка, вешка пути?
Гималаи – горы любви, забвения и реки.
 
 
Реки, что одна из многих, скатывается сквозь туман,
Сквозь дым, покрывающий время,
Ручьи чувств, дальний свет, поленья,
Сквозь тусклую чащу образов. Дальнее – не обман.
 
 
Но никому друг к другу по снегу уже не пройти.
Там на заливе сосны, ряска, соль и песок;
Там на озере солнце, будущих чувств росток.
Время пройдет прибоем, и прошлого не найти.
 
 
То, что не было, – было, будет, не будет – всегда;
Лица, слова, движенья. Но память светлее огня.
 

Хайфа,

2008–2014

Вещь

* * *

 
Стол.
Тени, падающие под углом.
Кофе. Белая чашка.
Чашка кофе.
 
 
Музыка за стойкой бара,
Официантка рассматривает диск.
Кивает.
Мы давно знакомы.
Шум почему-то почти не слышен.
 
 
Сознание разомкнуто, сомкнуто,
Неисчислимо.
Сознание мира
 
 
В белочерной горсти
Воздуха. Точке времени
Здесь и
Через все пространство
Прошлого
Памяти
Рваное
 
 
Но всюду – там.
А что здесь?
Где я?
 

* * *

 
Бесформенный
Рваный
Просвет неба сквозь
 
 
Верхушки сосен.
Я иду,
Ноги легко,
Глядя на него,
Вспыхивает просвет мысли
 
 
Также всполохами,
Пульсируя, неясно.
Как если бы что-то уже
Откликнулось,
 
 
Как если бы тому
Откликающемуся
Мне было что сказать
Отчетливо.
 
 
Заговорить.
 
 
Но не так:
Напряженное, длящееся,
Бессловесное,
Неопределенное —
 
 
Почти что просто густоголубое
Сквозь зеленое.
 

* * *

 
Высокий окоем окна
Гаснущей голубизною
Неба, но
У окна никого
 
 
Пустые диваны
Пустые кресла
Незанятые стулья
 
 
В воздухе тихо
Тихо тяжело
 
 
Брошенная книга
Чистая посуда
Грязная посуда
В раковине
 
 
В раковине
Не слышен
Шум моря
Никому не слышен
 
 
Надо прибраться
Можно не прибираться
Не нужно
 
 
В комнатах тишина
Тромбоны души
Не проливаются
 
 
Здесь нет
Здесь никого
Никто, нет
Не здесь
 

* * *

 
Письменный стол,
За которым
Почти не пишут.
 
 
Письма,
Которые уже не напишут,
У них нет адресатов,
Но еще есть
Адресаты мыслей.
 
 
Поверхность жизни,
Невидимая взглядом.
Попытаться всмотреться?
 
 
Черновики, бумаги,
Провода, карандаши,
Скрепкосшиватель,
Настольная лампа,
Но взгляд не там.
 
 
Он в обрамленном
Черным, стоящим
На столе, окне
Приоткрытости,
Видения и иллюзии —
 
 
Силы присутствия,
Изобилия ненужного,
Иллюзии смысла.
 
 
Но кто мы,
Под взглядом безликого
Оттуда?
 
 
Безликое – не вещь.
 
 
Я не вещь,
Но отражен в вещах
 
 
К себе
 

* * *

 
Мейлы.
Пишут быстрее,
Чем я отвечаю
 
 
Как же их много много
 
 
Хочется назвать письмами,
Но писем не стало.
Звякающее бремя
Опустошенных слов.
 
 
Информация, ложь,
Реклама, объявления,
Вопросы, просьбы,
Претензии, благодарности,
Спам, фейк, треш.
Надоели.
 
 
Хотелось быть человечным,
Даже вежливым.
 
 
Но, получив свое,
Исчезают.
Зачем они все?
 
 
Вокруг мейлов люди,
Звонят, приходят, исповедуются,
Жалуются, пропадают.
Как? Теми же словами.
 
 
Люди-мейлы,
Фейк-люди,
Спам-люди.
Получив свое,
Исчезают.
 

* * *

 
Нить на полу,
На одежде нить,
Я снимаю ее
С рукава,
 
 
Вглядываюсь в нее,
Синяя нитка
Между пальцами,
Оглядываюсь вокруг
 
 
Кругом – сквозь мир
Вещей, книг и людей.
 
 
Где проходит
Нить смысла,
Пульсируя,
Сквозь мир вещей,
Сквозь
Кольцо отражений.
 
 
Я хотел бы
Проследить за ней.
Но она теряется —
 
 
Нить памяти и времени,
Вплетенная в воображаемое.
 
 
Я хотел бы говорить с ней,
Но с нитью
Говорить невозможно.
 
 
А где же дальнее?
 

* * *

 
Тишина
Но голос не звучит
 
 
В зеркале не узнать
Свое лицо
 
 
Присматриваюсь
Вслушиваться не надо.
Воздух полон
Голосами прошлого
 
 
Их нет
 
 
Разные, узнаваемые,
Осязаемые, как вещи.
Но неслышны
 
 
Точки во времени,
Густые, телесные,
Еще полные реальным.
 
 
Голоса из прошлого
Из времени, времен
Уже неданных. Там.
Как же их нет?
 
 
А тот, кто их слышит,
Это ли я? Они не вещи.
Я не вещь.
 
 
Кажется, что их
Не может не быть.
 
 
Но больно.
Присматриваюсь
Подхожу к зеркалу
 
 
Это не я. Наверное,
Это не я
 
 
А в зеркале
Уже не узнать
Своего лица
 

* * *

 
Почти прозрачный стакан
Блики на его стенках
На секунду
Вглядываюсь
 
 
Отблески ламп
На столе
 
 
Дерево с осколками света
Стекло на дереве.
Снова стакан
 
 
Она подходила, спрашивала:
«Как всегда?» «Спасибо»,
Я отвечал и улыбался.
Спрашивал: «А как вы?»
 
 
«Отлично».
Приносила кофе
И почти прозрачный стакан
Со скользящими бликами
И водой
 
 
Иногда оглядывалась
На то, как я пишу —
Взглядом с прозрачными
Отблесками света.
 
 
Как же ее звали?
Почему я никогда
Не спрашивал об этом?
 
 
Обыденное.
 
 
Наверное, я ее не увижу,
Она здесь не работает,
Вообще не понимают,
О ком идет речь.
 
 
Так что ее об этом,
Наверное, не спрошу.
 
 
Где же теперь ее жизнь,
Такая непрозрачная,
Проходившая
У края моих ладоней.
 
 
Горечь и отблески
Невидимых глаз, ее,
 
 
На стекле
 

* * *

 
Ветер катит по тротуару
Пустые жестянки,
 
 
Поднимает и разбрасывает
Брошенную бумагу,
И листки рекламы.
 
 
Кривые вывески,
Замурованные балконы,
Надписи, яркие граффити
На облупившихся фасадах.
 
 
За столом у магазина
Выпивают уже с утра.
 
 
Девушка в мини-юбке
С большими наушниками
Презрительно оглядывается
На меня —
 
 
Неужели я ее рассматривал?
 
 
Я здесь не дома.
 
 
А где, дома?
 

* * *

 
Украденный патрон
Осколок войны на полке,
Такой простой
Безликий предмет.
У кого нет дома
Ворованных патронов?
 
 
Осколок сердца,
Оставленный в аду.
 
 
Когда-то я думал,
Что враги посылают на нас
Бомбы, танковые колонны.
 
 
Потом, что враг – тот, кто,
Обмотавшись взрывчаткой,
Садится в автобус.
 
 
Потом, что враг – это тот,
Кто отправляет нас воевать
С детьми и стариками
На чужой земле.
Потирая в тылу руки,
Раздуваясь и восклицая:
«Нация превыше всего»,
«Главное различать
Своих и чужих».
 
 
Теперь же,
Глядя на них всех,
Потирающих руки,
Думаю, что они
Не стоят того,
Чтобы за них умирать.
 
 
Пусть делают это сами.
 

* * *

 
Сегодня
Я мог бы написать
Всю эту книгу
 
 
Или любую другую
 
 
Страница за страницей,
Взгляд за взглядом,
Нота за нотой,
Боль за болью,
Счастье за счастьем,
Герой за героем.
 
 
Изобилие чувства
Наполняет легкие,
Затапливает комнаты,
Переулки, кустарники,
Ступени, склоны,
Пещеры и дальние горы.
 
 
О, ликование полноты!
 
 
Но я не напишу эту книгу,
Нет, этого я не сделаю.
 
 
Честно говоря,
Книгу невозможно
Написать за день,
 
 
И даже за год
 

* * *

 
Кресла
Рядами, кругами
Удобные, неудобные
 
 
Люди, случайные.
Стоящие, сидящие, проходящие
С сумочками, рюкзаками,
Небольшими чемоданами.
В ожидании.
 
 
Шум ожидания —
Голосов, шагов, сообщений.
Табло скользящие, меняющиеся,
Как в лобби, в холле.
В пути ли они?
 
 
Но чувство дороги
Подступает тонкой ряской
В ожидании неожиданного.
На границе неслучившегося,
Которое не случится.
 
 
Ожидание
Аэропорт
Осознание мгновения
 
 
Душа утончается
До легкого звона
Перед гранью.
Как оно незнакомое?
Как там за?
 
 
Но это не за.
Там гостиницы,
Там впечатления,
Хотя и немного.
Их не будет много.
 
 
А пока грань,
За гранью
Звенит
Внутри.
 

* * *

 
Упругое тело тротуара,
Шаг, шаг – шаги
Незаметны.
 
 
Я не смотрю под ноги,
Плеск, хлюпанье,
Ступням неожиданно
Мокро, холодно.
 
 
Смотрю под ноги,
Оглядываюсь.
 
 
Серая плитка
Почти невидима.
Свет фонарей
Желтый, тусклый,
 
 
Витрины бессветны
Почти все,
В них неясные
Очертания предметов;
 
 
Избыточность скрыта.
Сумерки.
Промозглый ветер.
 
 
Осень
Осень времени
 
 
Контуры мира вокруг
Размыты
 
 
Вещи тонут в тумане,
В полутьме
 
 
Холодный промозглый
Человеческий ветер
 
 
Серая мокрая плитка
Тротуара. Был дождь.
 
 
Лужи.
 
 
В темноте.
 

* * *

 
Близкие облака
Далекие облака
 
 
Высокого неба
Низкого
Темнеющего
Густою накипью
 
 
С красной
Предзакатной пеной
С тяжелым плеском
Дождя, громом.
 
 
Чужого неба
Своего неба
 
 
Ликованием удивления
Дальних земель,
 
 
Теплом чувства:
Я скоро вернусь.
 
 
Меня ждет дом,
Ждет
Теплом узнавания
 
 
Каждой нити
На ощупь,
 
 
Еще немного
И я вернусь.
 
 
Но дом не ждет
Там, здесь не ждет.
 
 
Возвратиться
Невозможно
 
 
Как с этим жить?
 

* * *

 
Белая тарелка
Почти без рисунка.
 
 
Книга, лежащая на столе
Переплетом направо,
Больше нет закладок.
 
 
Брошенные на полу
Кроссовки со следами
Мокрой земли.
 
 
Взгляд мимолетен.
Но можно ли
В них заглянуть?
 
 
Они почти ничего
Не весят.
Должны ли весить?
 
 
Услышать звук.
Но у них нет звучания.
 
 
Близкое, конечное,