Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала

4. Metallica быстрая, громкая и неудержимая

«Следи за базаром, а не то я тебе втащу!»

Стиль для меня был важен не меньше, чем наркотические вещества.

Однажды пошли с Ларсом за шмотками, и я удивлялся тому, что почти весь день он пытался научить меня тонкостям выбора высоких кроссовок. Очевидно, это было что-то из области науки, и мы с Ларсом не сошлись в формуле. Посмотри ранние фотки Metallica и увидишь, что я ношу белые до блеска кожаные кеды Converse Pro Leather с красной звездой по бокам. Это был мой выбор. Не Ларса. Он почему-то считал, что рок-звезды носят традиционные кеды Converse Chuck Taylor.

– Да ну их на хер, – сказал я. – Они похожи на те, что носят детишки из «Толстяка Альберта». Я не стану носить это дерьмо.

Я мог быть не прав, но помню, что это первое наше с Ларсом разногласие. Может показаться, что это сущий пустяк, но, думаю, ситуация идеально показывает неизбежность распада первого состава Metallica. Слишком много хозяек на кухне. Я по натуре лидер группы. Как и Ларс. Мы бы в любом случае не смогли прийти к общему мнению или принять конкретные роли в рамках группы. Такое происходило время от времени. Столкновение различных эго, вспыльчивые личности выходят из себя и т. д. Вероятность преодолеть подобные препятствия, не говоря уже о финансовых, творческих и управленческих задачах, астрономически ничтожна.

И все же, сегодня я понимаю, что делал Ларс, потому что я и сам поступал так же: он пытался создать не только музыкальную единицу, но и образ группы. Полагаю, интуиция его не подводила. На мой взгляд, именно вкус был ошибочным. Однажды Ларс показал мне фотку Diamond Head, британской метал-группы, которой был просто одержим, – во время их европейского тура в прошлом году он даже ездил за ними по пятам, как безбилетник.

– Посмотри на них, – сказал он. – Эти парни выглядят как рок-звезды.

Я лишь уставился, разинув рот. Diamond Head много за что можно было любить, но в моде они явно не разбирались. Я посмотрел на эту фотку, увидел черные лосины, белые ботинки, длинные вьющиеся рубашки, расстегнутые до пояса и связанные в нижней части в узел, обнажая волосатый пупок вокалиста, и мне захотелось блевануть.

– Ларс, я не могу даже поверить, чтобы мужик так одевался. Они же на телок похожи.

Видишь ли, это и были отчетливые разграничения, которые нельзя размыть. Нужно было решить, какую музыку ты собираешься играть, и твой внешний вид должен точно соответствовать этой музыке. В этом плане Diamond Head никогда не были моим идеалом. И так выглядели многие группы. Волосы тоже имели огромное значение. У всех были длинные, за исключением панк-групп. В хард-роке и металле волосы были длинные, и решения принимались в соответствии с этим.

Волосы были либо собраны кверху, либо распущены.

Ты был либо как Пейдж и Плант (волосы распущены, выглядит круто), либо как KISS, Mötley Crüe и многие другие подражатели (волосы собраны кверху, выглядит дерьмово). Мои волосы были распущены. Всегда были и будут.

Мастейн за работой. Такой молодой, что даже волос нет на груди. Фотография Брайана Лью

Затем настало время выбирать название. Каждой группе нужно крутое название, согласись? Мы обсуждали варианты и несколько из них отбросили, в том числе Leather Charm – так называлась группа, в которой непродолжительное время играли Джеймс с Роном. Такие названия казались мне невероятно ошибочными и неправильными. Leather Charm? («Кожаный шарм?») К чему можно стремиться с таким названием? Кто твоя публика? Звучит весьма сомнительно и намекает на твои нездоровые увлечения, если ты меня понимаешь.

Именно Ларс предложил «Metallica», и это, бесспорно, классное название. Логотип придумал Джеймс. Когда я увидел лого Metallica, и все вокруг восторгались, какое оно крутое, помню, я подумал: «Ого, а действительно прикольно»!

Я не мог сказать, был ли у Metallica шанс на успех. Но точно знаю, что, когда увидел, как Ларс играет на барабанах, был шокирован его непосредственным уровнем игры. Но все же нельзя было не восхищаться его упорством. Парень любил музыку (и между прочим, хорошую) и хотел стать рок-звездой. А то, что он в конечном счете станет хитрожопым и беспринципным, каким является сегодня… ну, тогда я этого не замечал.

Когда мы начали репетировать, материала у нас, естественно, было мало. В самом начале выступления состояли из каверов, а также песен, написанных Джеймсом и его бывшим коллегой Хью Таннером. Большинство новых песен, которые у нас были, написал я.

Зимой 1982 года Metallica впервые вошла в студию. Мы не так долго были вместе, но каким-то образом оказались в небольшом местечке в округе Ориндж, где записывали «Hit the Lights». Когда настало время сыграть гитарное соло, я справился без труда, и все восхищались, насколько круто получилось. Однако почему-то, когда несколько месяцев спустя первая версия этого демо вышла на сборнике Metal Massacre, в песне так же было использовано соло Ллойда Гранта. Я подумал, что это как-то странно и не совсем в духе братства, которое питает группы, но не стал гнать волну. Все происходило довольно быстро, и я был рад принимать участие.

Наше первое выступление состоялось 14 марта 1982-го, в клубе Radio City в Анахейме, штат Калифорния. Это было примитивное, неотшлифованное, но дико энергичное выступление перед публикой численностью около пары сотен металхэдов, и многие из них были нашими друзьями и приятелями. Все равно почтенная публика для первого концерта незнакомой группы. Чтобы понять наш репертуар, почти половина сета из 9 песен состояла из каверов на Diamond Head. Также мы играли «Hit the Lights». Единственная песня, которую можно справедливо считать оригинальной композицией Metallica в то время, была «Jump in the Fire», написанная исключительно одним из участников группы.

Мной.

Я обращаю на это внимание просто для того, чтобы показать, что моя роль в Metallica была весьма важной. Я был соло-гитаристом и одним из основных композиторов. Как по мне, весьма весомый вклад. Не то чтобы я был сильно обеспокоен вопросом своего места в группе. Мы просто веселились, играли музыку, отрывались как ненормальные и пытались с каждым выступлением стать лучше. Все мы были движимы одной целью – по крайней мере, некоторое время.

Листовка с первых концертов. Фотография Брайана Лью

У каждого из нас имелись свои слабые и сильные стороны, и сегодня интересно вспомнить, как выглядела Metallica в годы становления. Имея намерения взять на себя роль фронтмена и вокалиста, Джеймс не брал в руки гитару ни в тот вечер в Анахейме, ни некоторое время спустя. Но возникла небольшая проблема: Джеймс по натуре своей был необщительным человеком, особенно на сцене. На одном из первых концертов он стоял у микрофона, буквально парализованный, и боялся слово сказать. Я не имею в виду во время песни – с пением и выступлением у Джеймса проблем не было, и, похоже, когда он начал играть на гитаре, то доказал, что является мощным и надежным гитаристом. Но заводить толпу между песнями ему было тяжело. В какой-то момент, почувствовав его тревогу, я подошел к микрофону и начал говорить. С тех пор появилась легенда о том, что я – необычайно провокационный и болтливый гитарист. Иными словами, бунтарь. По традиции, разумеется, гитаристы обычно выполняют свою работу молча. Могут прыгать, носиться по сцене, срывать с себя одежду, может быть, даже поджигать свой инструмент. Но говорить не должны. Эта роль принадлежит вокалисту. И все знают, что именно так и должно быть.

Мне было плевать. Я делал то, что подсказывала интуиция.

Спустя две недели мы совершили огромный прорыв, отыграв два шоу за один вечер в голливудском клубе Whisky, разогревая Saxon. Спасибо Рону, поскольку благодаря его связям с Mötley Crüe нам представился такой шанс. Рон отнес демо из трех песен в клуб, надеясь, что менеджер послушает кассету. В клубе Рон встретил ребят из Mötley Crüe и рассказал о своем плане, а они предложили помочь. Если на словах это звучит благородно, то на деле все было не так. Изначально Mötley Crüe были заявлены как разогрев Saxon, но в какой-то момент они, или их менеджер, решили, что стали слишком крутыми и успешными, чтобы кого-то разогревать; они хотели выступить хедлайнерами. И поскольку мы были готовы и хотели этого, плюс у нас было готово демо как визитная карточка, время для выступления было подобрано идеально.

Очевидно, общение с публикой, не будучи фронтменом, выглядит с моей стороны несколько комично. Фотография Уильяма Хейла

Опять же, во время обоих шоу мы играли в основном чужие песни. Однако на этот раз исполнили две моих композиции, «Jump in the Fire» и «Metal Militia». Мы хоть и выглядели сыграннее и лажали меньше, чем в Анахейме, но идеальным наше выступление, конечно же, не назовешь. Помню, как снова забрал у Джеймса микрофон и носился по сцене, когда играл на гитаре. В последующие дни мы вызвали значительный переполох, хотя ведущая рок-пресса поначалу была нами несильно впечатлена. И действительно, первая рецензия на наше творчество стала язвительным ударом, направленным практически на все, что касалось Metallica.

За одним заметным исключением.

«Saxon могли бы взять себе быстрого, яркого гитариста уровня Эдди Ван Халена. У квартета Metallica, выступившего на разогреве, такой гитарист как раз был. Но больше выделить нечего. Местные мальчишки ведут себя на сцене крайне неловко, и это бросается в глаза. Им нужно значительно прибавить».

Ох!

Не помню, чтобы получил удовольствие от того, что меня выделили, назвав ярким музыкантом в крайне невзрачном шоу. (Уверен, я встал на защиту своих коллег по группе.) Мы пережили кризис роста, не сильно отличающийся от любых других великих групп. Правда заключается в том, что мы делали нечто радикальное. Мы были быстрыми, громкими и опасными, на передовой хеви-метала. По сути, трэш начался с ранней Metallica – как по своей форме, так и менталитету.

Следующие несколько месяцев мы регулярно репетировали, сочиняли песни, выступали, но не забывали уходить в отрыв. События развивались стремительно. У нас было демо из четырех треков (в каталоге Metallica известное как The Power Demo), которое мы записали в гараже Рона Макговни. На этой кассете две из моих песен, «Jump in the Fire» и «The Mechanix», а также «Hit the Lights» и «Motorbreath», авторство которых принадлежало Джеймсу (хотя я считаю, что в самом зародышевом состоянии их автором отчасти являлся бывший коллега Джеймса по группе Leather Charm, Хью Таннер).

Не знаю, как нам удалось всего этого добиться, учитывая образ жизни, который мы вели, – вечные терки и споры друг с другом, наркота, бухло и блевотина вокруг. Но мы добились. Репертуар расширился, выступления стали лучше. Очень быстро мы поняли, что, если хотим достичь желаемой тяжести, нужен второй гитарист. Поскольку Джеймс по-прежнему был заинтересован лишь в том, чтобы петь, мы взяли в группу парня по имени Брэд Паркер. В первый же день репетиций он пришел в полосатой безрукавке, как у русских моряков. У него была подводка для глаз и серьга со вставкой из перьев. Я один раз взглянул на этого парня и заржал.

«Чувак, если ты продержишься в этой группе хотя бы день, я охренею», – подумал я.

И, кстати говоря, он продержался несколько дней – может быть, недель, – но его участие в группе было несущественным. Он сыграл с нами один концерт в местечке Music Factory в Коста-Месе. Прежде чем мы вышли на сцену, он повернулся ко мне и сказал:

– Слушай, пока мы будем на сцене, называй меня Дамьеном, лады?

– Что?

– Дамьеном… Дамьеном Филлипсом, – сказал он.

– Это кто еще, блядь, такой?

Он улыбнулся.

– Я. Это мое сценическое имя.

Еще до того, как понадобились баррикады. Концерты Металлики. Фотография Уильяма Хейла

Это был первый и последний концерт Брэда Паркера и/или Дамьена Филлипса в составе Metallica. Следующий наш концерт состоялся через месяц, прямо перед Днем памяти 1982 года, и Джеймс играл на ритм-гитаре и пел. К тому времени мы избавились от позеров, прекратили бесконечные поиски второго гитариста и просто решили подбодрить Джеймса, предложив взять эту задачу на себя; как выяснилось в последствии – не зря. Все прекрасно знают, какой он гитарист.

На протяжении всего лета график, как и наша репутация, становился все суровее. Как минимум раз в неделю мы обязательно выступали в клубах Южной Калифорнии: Troubadour и Whisky в Голливуде, Woodstock в Анахейме, любое количество небольших тусовок и концертов в местах, о которых никто никогда не слышал. Первая версия Metal Massacre вышла в июне, и в течение месяца мы оказались в студии и работали с руководителем звукозаписывающей компании, парнем по имени Кенни Кейн. У него был свой панковский лейбл, и, по-видимому, сложилось впечатление, что Metallica подходит к подписанным на его лейбле группам, поэтому он предложил нам записать мини-альбом. Полагаю, услышав наши записи, он был несильно в восторге, поскольку (разумеется) Metallica панковской группой не являлась. Кенни отклонил предложение, и мы оставили себе кассеты. В результате демо, названное No Life Till Leather, состояло из семи песен: «Hit the Lights», «Mechanix», «Phantom Lord», «Jump in the Fire», «Motorbreath», «Seek and Destroy» и «Metal Militia».

Я был основным автором четырех: «Mechanix», «Phantom Lord», «Jump in the Fire» и «Metal Militia». Не хочу, чтобы это звучало как обида, но важно заметить, что демо, которое помогло разжечь подпольный феномен, коим стала Metallica, является довольно неоспоримым доказательством в войне между теми, кто считает мой вклад в группу значимым (в основном это фанаты Megadeth), и теми, кто так не считает (фанаты Metallica). Когда в 1983 году Metallica выпустили первый альбом, на нем оказались все четыре песни («Mechanix» была переработана и переименована в «The Four Horsemen», но я все равно числился одним из авторов).

Демо No Life Till Leather стало нашей визитной карточкой, и мы использовали его для того, чтобы обзавестись аудиторией от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско. Формального контракта у нас не было, никаких средств для распространения песен, но все это ерунда. Кассеты копировались и шли по рукам, и довольно скоро мы уже выступали перед фанатами, которые знали слова наших песен, и должен сказать, что для молодой рок-звезды испытать такое – невероятно круто. Мы прибавляли, становились лучше и знали это.

Также мы были совершенно неудержимы. Не буду отрицать, что в те дни был той еще занозой в заднице. Я вел себя агрессивно, движимый своей целью и непредсказуемый, и бухал как черт. Но так вели себя в группе все. Мы практически жили в машинах, колесили вдоль побережья, пили перед и после репетиций и выступлений. Не было ничего необычного в том, что кто-нибудь из нас, а может быть, даже несколько человек могли вырубиться во время этих поездок, а проснуться с разрисованным телом или лицом. Все было общее: жилье, деньги, оборудование, наркотики, алкоголь, девочки. Мы кутили как ненормальные (и временами было чертовски весело).

Разница – и я полагаю, это важное различие – в том, что все мы были разного типа алкоголиками. Я обычно становился гневным, враждебным; Ларс с Джеймсом были веселыми пьяницами. Безобидными в большинстве случаев, хотя иногда их выходки казались совсем ребяческими, а иногда, как мне казалось, необычайно пагубными. К примеру, они безжалостно оскорбляли Рона Макговни и издевались над ним, но, надо сказать, он сам позволял с собой так обращаться.

Вместе со слухами о демо No Life Till Leather появились и разговоры о нашей репутации. Мы стали тратить в дороге все больше времени, кататься туда-сюда вдоль побережья между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско. Неизменно в этих поездках ребята стали всячески унижать Рона. Ларс с Джеймсом выбрасывали один из его кроссовок из задней части грузовика только лишь для того, чтобы посмотреть, как Рон бесится и выходит из себя. Но он редко давал отпор. На его месте я бы свалил. Но Рон был подхалимом, поэтому постоянно зависал с нами, жаловался и ныл, но все равно платил вдвое больше остальных. Он сидел в грузовике, и было ощущение, что он вот-вот заплачет, а Джеймс с Ларсом напивались и делились друг с другом едой. Один раз я видел, как Ларс откусил большой кусок сэндвича, прожевал, затем наклонился и выплюнул его прямо в раскрытую пасть Джеймса, словно мамаша, кормящая своего птенца. Мой порог разврата в те дни был достаточно высоким, но помню с некоторой ясностью мышления, что этот ритуал, или как его ни назови, казался мне в крайней степени ебанутым.

Надо признать, что на сцене – злой, пытающийся быстро играть на гитаре, чуть ли не обжигая пальцы, – я был почти таким же, как и в жизни. Когда я напивался, то зачастую становился задиристым. Не всегда пытался спровоцировать драку, но уж точно никогда не отказывался от возможности набить кому-нибудь морду. Даже если это касалось моих друзей и коллег по группе.

Еще до того, как появилась Metallica, я купил пару собак, чтобы защитить свой дом от воров (что временами случалось, отчасти из-за моих «деловых» интересов). Это были грозные щенки – стаффордширские терьеры (похожие на питбулей), скрещенные с родезийскими риджбеками^[11], – и они вполне естественно вселяли страх в большинство людей. Но также были очень ласковыми и преданными, и я души в них не чаял. Когда приезжал к Рону на репетицию или ехал на концерт, обычно оставлял их дома, чтобы никто не влез. Однако иногда один из псов составлял мне компанию. Однажды летом 1982-го я приехал на репетицию, и, когда, выпустил собаку из машины, она начала носиться по кругу. Так делают все собаки, когда некоторое время были в неволе. В какой-то момент сучка запрыгнула на бампер машины Рона, красивого «Понтиака» GTO, и Джеймс тут же ударил собаку ногой в грудь. Собака (она все еще была совсем щенком) взвизгнула и убежала прочь.

И я вышел из себя

– Ты че творишь?

– Чувак, она царапает машину, – ответил Джеймс, как будто это приемлемое оправдание, чтобы ударить собаку ногой.

– А ты не охерел?!

И поначалу не было никакой драки. Это называют «затяжным выстрелом», когда происходит неожиданная задержка между нажатым спусковым крючком и фактическим выстрелом. Ты знаешь, что рано или поздно это произойдет, и ничего уже не остановить. Всего лишь вопрос времени. Мы с Джеймсом обменялись матерными словами в адрес друг друга и отказались разговаривать, пока в конечном итоге оба не оказались в доме Рона, готовясь к репетиции, и вот здесь уже напряжение достигло точки кипения. После этого снова полились ругательства и оскорбления, еще больше мата, больше угроз.

– Следи за базаром, а не то я тебе втащу! – сказал я.

– Пошел на хуй!

Пока мы обменивались любезностями, Рон вышел из туалета и вошел в гостиную. Они с Джеймсом отступили, и, несмотря на то, что Джеймс часто относился к нему как к дерьму, Рон инстинктивно стал защищать своего друга.

– Ударишь его, сначала ударь меня.

– Завали ебальник, сядь и не высовывайся! – ответил я.

И затем Джеймс принялся защищать Рона.

– Тронешь его, сначала придется ударить меня.

– Боже, подумал я, это что, блядь, телеигра такая?

Я понял, что надо принимать решение.

– Ладно, ваша взяла, – сказал я, после чего ударил правой Джеймсу прямо в морду, превратив его рот в кровавую жижу. К моему удивлению, Рон тут же прыгнул мне на спину. Я машинально перебросил его через бедро; он перелетел через комнату и грохнулся на телевизионную тумбу, разбросав по всей комнате куски ДСП и разнеся в щепки старую видеоигру Pong, подключенную к телику. Драка могла бы продолжаться дольше, если бы не присутствие моего друга и спарринг-партнера по боевым искусствам, Рика Солиса, который тут же вмешался. Я в ярости готов был убить Рона и Джеймса, но Рик налетел на меня со спины и схватил за локоть, надавил на локтевой нерв и сделал меня недееспособным^[12]. Некоторое время мы стояли и ничего не говорили, как вдруг Джеймс стал на меня кричать.

– Проваливай из группы! Уебывай отсюда!

Рон тоже орал. А Ларс, тем временем, стоял в уголке, накручивая на палец локон своих волос, и безуспешно пытался урегулировать конфликт.

– Чувак, да хорош тебе… я не хочу, чтобы все закончилось вот так.

– Иди на хуй! Я ухожу!

– Отлично! В таком случае пиздуй!

* * *

И пусть наши разногласия никогда не достигали такого уровня напряженности, следует отметить, что к этому времени Metallica уже стала группой, которая боролась с личностными конфликтами. Каждый из нас был виновен в том, что обвинял друг друга в тот или иной момент. Насколько я мог сказать, моей работе в группе ничего не угрожало, хотя, очевидно, я не смог правильно оценить ситуацию.

Разгружаем с Роном колонки перед выступлением. Фотография Брайана Лью

Мое увольнение продлилось примерно 24 часа. На следующий день я вернулся на репетицию, перед всеми извинился и был принят обратно. Все было хорошо. Мне так казалось. Некоторые моменты невозможно исправить и вычеркнуть, и эта ссора стала одним из них. Во многом это стало началом конца. Мы с Роном стали все больше раздражать друг друга. Я считал его самодовольным и избалованным, да и талантливым бы не назвал; меня он считал непредсказуемым и опасным – должен признаться, он не ошибся. Когда я рассказал о драке у Рона своим знакомым (не друзьям, заметь), Рон разозлился и начал во всем обвинять меня. В ответ, и говорю это без какой-либо гордости, когда Рона не было, я вошел в репетиционную комнату и вылил банку пива на звукосниматели его баса Washburn, тем самым фактически уничтожив этот довольно дорогой предмет оборудования.

Я знал, что Рон будет негодовать, но мне было плевать. Вот как я себе это обосновал:

«Ты мне не нравишься, не нравится, что в драке ты винишь только меня, не нравится, что ты маменькин сыночек, не нравится, что тебе, похоже, все достается слишком легко, на блюдечке с голубой каемочкой, а ты не ценишь. Тебе не место в нашем коллективе – ты не один из нас».

К этому времени, поздней осенью 1982-го, Metallica стала регулярно выступать в Сан-Франциско, где металлическая сцена была в значительной степени менее фальшивой, нежели в Лос-Анджелесе. Музыка была важнее завивки и макияжа. Когда дело коснулось живых выступлений, Metallica была группой, которую никто прежде не видел и не слышал. Но всегда было к чему стремиться. И вот тогда в группу пришел Клифф Бертон.

За кулисами с Metallica. Наша первая фотография с Клиффом Бертоном в 1983 году. Фотография Брайана Лью

Клифф был выдающимся басистом из Trauma, местной группы из района залива Сан-Франциско. Даже один лишь термин – «выдающийся басист» – должен о чем-то сказать, потому что, как правило, басисты находятся на самом дне рок-н-ролльной иерархии. Гитаристы и вокалисты на вершине, барабанщики – посередине, а басисты – в самом низу. Однажды я сказал, что «игра на басу на уровень выше игры на казу^[13]», что вполне предсказуемо взбесило многих басистов, но ведь это чистая правда. Разумеется, всегда есть исключения из правил, и Клифф, безусловно, не был прославленным игроком на казу. Он был великолепен. Когда я увидел, как он играет, я знал, что он особенный, и Ларс с Джеймсом тоже это знали, поэтому начали тайно подбивать Клиффа к переходу в Metallica, пока Рон Макговни еще был в группе^[14].

Клифф был достоин такого пристального внимания, и я думаю, все мы (за исключением Рона) видели в нем «недостающее звено». Мы приехали в Сан-Франциско как популярная группа, подпольная сенсация, которая быстро всех превзошла, даже местных королей трэша, группу Exodus. Мы были в полном боевом настрое, готовые выдать обалденное сценическое шоу с участием ублюдка с луженой глоткой на гитаре, рубящего хеви-метал, который был тяжелее, быстрее и мелодичнее всего в округе. Мы были серьезным заявлением. Как и Клифф. В Trauma не было ничего особенного, но все знали, что на группу стоит посмотреть живьем хотя бы только ради того, чтобы увидеть волшебные выкрутасы Клиффа с «квакушкой^[15]». Не так часто басист выделяется, являясь звездой группы, но Клифф, с его безумной гривой волос и атлетическим мощным стилем игры, изменил эти принципы. Он был новатором.

Также он не горел желанием переходить в Metallica или любую другую группу не из района залива СФ. Но Ларс продолжал преследовать Клиффа и не слезал с него. В конечном итоге, когда Рон ушел, всего через несколько дней после того, как я надругался над его басом фирмы Washburn^[16], дверь для Клиффа была открыта. Но пришлось пойти на компромисс. Клиффа впечатлила наша работа, и он был более чем готов променять Trauma на Metallica. Но при одном условии.

Мы должны перебраться в Сан-Франциско.

Не помню, чтобы у нас по этому поводу возникли какие-то раздумья. Все мы знали, что Клифф достаточно талантлив, чтобы поставить нам подобное неслыханное условие. Переехать всей группой? Ради басиста?! Да, он был настолько крут. И мы были настолько движимы этой идей; готовые на все, чтобы стать успешными. Думаю, все мы поняли, что с Клиффом станем величайшей группой в мире.

* * *

Переезд занял несколько месяцев, во время которых мы изменили свой образ жизни и профессиональные договоренности, чтобы сэкономить деньги и подготовиться к поездке в Сан-Франциско. Незадолго до Рождества 1982-го Рон Макговни выгнал Джеймса из дома (неудивительно, поскольку Рон по понятным причинам не желал продолжать спонсировать Джеймса после разрыва с Metallica). Я уже вернулся в дом матери, потому что… ну, потому что был на мели. И пригласил Джеймса пожить со мной и моей мамой, создав своего рода свой сериал «Трое – это компания^[17]» с предсказуемо катастрофическими последствиями. Вдруг с мамой, довольно тихой домохозяйкой, стали жить сразу два воина металла. Сказать, что она была шокирована, – ничего не сказать, и не только из-за своих религиозных убеждений. Образа жизни, который мы вели, – пили, собачились, кутили, – было достаточно для того, чтобы заставить любого родителя забеспокоиться. Но когда это происходит под твоей собственной крышей? Наверное, ей было непросто. Особенно, когда она пришла к пониманию, что это не просто какая-то фаза или период. Я довольно хорошо играл на гитаре и на полном серьезе собирался зарабатывать этим на жизнь. Но это была не единственная причина, по которой я играл. Дело не только в том, что я ходил с надменным видом, трахался и пытался стать знаменитым. Когда я держал в руках гитару, мне было спокойно на душе, я был собой доволен. Когда исполнял музыку, ощущал чувство комфорта и успеха, которые никогда не испытывал, будучи ребенком. Когда я снимал аккорды, которые мне нравились, то чувствовал связь с ними и с музыкантами, их сочинившими. И когда я начал сочинять собственные песни, то почувствовал себя артистом, способным впервые выразить себя. Может быть, мать все чувствовала и поэтому мирилась с этим сумасшествием. А может быть, так поступают все матери.

Играю с Клиффом Бертоном в особняке Metallica (дом Марка Уитакера). Фотография Брайана Лью

Как бы там ни было, из-за уважения к маме (и страха, что меня повяжут) я перестал барыжить и постарался заработать денег более достойным способом. Ларс устроился ночным доставщиком газет «Лос-Анджелес Таймс» и спросил меня, не хочу ли я тоже попробовать. Некоторое время я этим занимался, но терпеть не мог эти долгие часы и тягомотину. Иногда, чтобы не было так скучно, мы с Ларсом развозили газеты вместе. Колесили на машине его мамы, AMC Pacer, мчась по районам, иногда задевая припаркованные тачки или почтовые ящики. Вряд ли можно было найти картину более забавную, чем Ларс за рулем «Пейсера», фактически аквариума на колесах. Видя, как он виляет по улицам в одной из самых уебищных машин в истории, разбрасывая новостные газеты из окна, и плевать, куда они приземлятся – невозможно не ржать. Это была видеоигра: «Злобный датский доставщик газет».

Не хватало только голоса Орсона Уэлса или Джеймса Ерл Джонса со словами: «Metallica едет к вам!»

К февралю 1983-го мы переехали в район залива, а именно – в Эль-Серрито, в домик менеджера Exodus Марка Уитакера, который вскоре стал дорожным менеджером и помощником Metallica. Дом Марка, с любовью названный «Особняк Metallica», стал эпицентром всего, что было связано с группой. Ларс с Джеймсом заехали и сразу же взяли себе две доступные комнаты. Я же довольствовался дерьмовой крошечной комнатушкой – без душа, раковины и холодильника – в доме бабушки Марка, примерно в часе езды. Меня спасал кулер из стиролового пенопласта, в который я запихивал все, что мне требовалось в тот день… или два дня… может быть, даже три. Один из парней, обычно Клифф Бертон, забирал меня утром и отвозил на репетицию. Мы с Клиффом в первые пару месяцев стали близкими друзьями, просто потому, что проводили вместе очень много времени. Приезжали на репетицию, уезжали с нее, курили ужасную доморощенную траву Клиффа, болтали о музыке и слушали ее. И не только металл или даже старомодный хард-рок, а то, что никогда в жизни не ассоциировалось бы с Metallica. Несколько раз, когда мы ехали по шоссе, курили один косяк на двоих и пели на всю тачку песни Lynyrd Skynyrd.

Когда репетиция заканчивалась и остальные парни говорили о том, чтобы куда-нибудь поехать и зависнуть, я предлагал поиграть еще. Не потому, что любил репетиции, а просто было плохо от мысли о том, что сейчас один поеду в этот крошечный домик. Иногда я просто отказывался уезжать; спал на кушетке несколько дней подряд. Это было странное и сюрреалистичное существование, жил фактически впроголодь. Но мне не привыкать, я уже это испытывал; я вырос в нищете, стрелял мелочь на пиво, знал, что такое, когда несколько дней носишь одни и те же грязные джинсы и питаешься макаронами с сыром. Думаю, Ларсу с Джеймсом было тяжелее. И по этой причине, помимо того, что я считал нас собратьями по оружию, часто заступался за них.

Как-то раз все мы зависали на вечеринке, и вошли парни из группы Armored Saint. Как иногда происходит в таких ситуациях, безобидные словесные перепалки сменились грязными личными оскорблениями, провоцируя драку. Ребята цеплялись к Ларсу, возможно, потому, что он был самым мелким. Не помню точно, как все началось; но помню, что спрыгнул со стула и сказал им, чтобы они отстали от моего друга. В ответ они лишь посмеялись, как потешались до этого над Ларсом, но зря. Может быть, Ларс не умеет драться, зато я мог втащить. У меня за плечами был опыт тренировок. Но важнее то, что мне было насрать.

Когда парни из Armored Saint навалились на Ларса, я пробежал через комнату и ударил ногой первого стоявшего на моем пути. Звали его Фил Сандовал, и он оказался соло-гитаристом этой группы. Первое, что я услышал, это громкий хруст! Как будто сломалась ветка дерева. А затем услышал жалобный стон, когда Фил рухнул на пол и схватился за голень.