Читать книгу: «Фобос», страница 3

У него есть сила воли.

Это точно.

Почему-то было шумно. Невнятное гудение сокращало свою тональность и снизошло до писка. Он, в свою очередь, оказался таким громким и таким противным, что Илья проснулся.

Он встретил темноту. Странно. Он ведь открыл глаза… Неужели зрение пропало… В панике он перевернулся и зарычал, прикрыв глаза рукой. Свет ударил по глазам – это стало последней каплей. Пульсирующая боль всё нарастала с каждым новым ударом сердца. А билось оно часто. Илья замычал и повернулся, не зная, что лучше – лишиться зрения или терпеть такую боль. Что вчера было? Он даже не хотел напрягаться и вспоминать то, что произошло после перехода на другую сторону улицы, в бар. Амнезия будто покрыла не только первую кружку пива, но и зацепило всё, что было до. Илья решился заново открыть глаза. Горела люстра. Господи, зачем он её включал вообще? Мучаясь от подступившей жажды, он встал, сразу выключил свет и направился в ванную. По пути успел заметить, что рюкзак стоит у входной двери, весь набитый бутылками. Илья остановился. Неужели он столько выпил? Или он… Он посмотрел на костюм, в котором проспал всю ночь и ужаснулся – грязный и воняет. Похоже, подумал Илья, он так напился, что побираться пошел. Пошел неизвестно зачем. Задавая себе вопросы, на которые он не мог ответить, Илья зашел в ванную, где надеялся смыть прошедшую ночь и постирать костюм.

В течении всего оставшегося дня он, закинувшись анальгином и последней бутылкой пива, приводил квартиру в порядок. Наконец смог добраться и до рюкзака. Бутылки весело бренчали и жутко пахли, словно умерший алкаш. Илья порылся в кухонном гарнитуре и смог найти чёрный мусорный пакет. Туда все бутылки и пошли. Ближе к вечеру, когда голова почти перестала болеть, он вынес мусор и немного подышал свежим морозным воздухом. Вернувшись, Илья собрал самый минимум вещей и повесил на дверцу шкафа комплект его любимого бежевого костюма.

Он сел на расправленный диван и посмотрел в открытый, забитый до отказа рюкзак и подумал, что он мог забыть. Вещи, гигиена, любимая кружка с жирафами, блокноты и прочую хрень для работы, всё вроде взял. Илья не любил работать с ноутбуками, считая, что, работая с ними потеряет не только спину, но и зрение. Хотя, он часто ловил себя на самообмане – он хотел бы работать с гаджетом, который мог бы упростить ему жизнь. Ему просто не хватало на него денег. Он лёг и, задумавшись, понял, что забыл сделать.

Илья схватил телефон, но тот оказался разряженным. Подключил к зарядке, подождал, пока белый экранчик загрузки сойдёт, а затем зашел в список контактов. Он был рад, что никто ему не звонил и никто его не терял (правда, потерять его мог только отец), но испугался, увидев двадцать два исходящих звонка. И звонил он, конечно, одному контакту, который значился как «почти она». Илья в ужасе отбросил мобильник. Не только потому, что звонил столько раз бедной женщине, а своей мерзкой натуре. «Боже мой, – подумал он, – это ведь неправильно. Чудовищно неправильно». Он положил ладони на лицо, повернулся на бок и не заметил, как мысли о ней, той женщине на другом конце города, перетекли в сновиденье.

Илья видел всё близко и слишком реально. Он видел, как приближается к ней, женщине, в одиночестве сидящей у бара. Он узнал её чёрные волосы по плечи, её оранжевое лёгкое платье. Сейчас он подойдёт к ней, она обернётся и покажет своё лицо. Острый чуть приподнятый нос, очки с тонкими линзами, решительные карие глаза и конечно же чёрная родинка на правой скуле. Он обожал всё это и хотел увидеть. Он подошел к ней, положил руку на плечо. Женщина обернулась, но вместо её лица было другое. То лицо, о котором Илья не имел право мечтать. В душе нарастал ужас. Она, его запретная муза вдруг прошептала:

– Теперь я та самая?..

Он проснулся и отчётливо помнил увиденное. Илья приподнялся, слушая писк будильника и вдруг смутился. Сон пропадал – распадался на осколки и растворялся словно кофе в кипятке. Остался только один не ускользнувший образ. Лицо его далёкой, запретной любви вместо лица той женщины, которой он звонил половину прошлой ночи. Не очень хорошее начало командировки. На часах было шесть ноль-ноль. Небо за окном окрашивалось в светло-синие краски. Скоро поезд. Пора вставать.

Глава 7

Глупость

Я никогда и ни о чём у Господа не просил. Даже когда умирал мой брат, даже когда умирал мой отец, я ничего у Господа не просил, потому как на всё воля Его. Он не забрал брата, но взял отца и путь так оно и будет. Но теперь я прошу его об одной вещи – убедить меня в ошибке. Пусть всё будет не так, как оказалось! Пусть её пульс снова усилиться! Пусть она снова начнёт дышать! Могло произойти всё что угодно… Я мог, поддавшись эмоциям, не ощутить слабый пульс её сердца… Вдруг я совершил убил его случайно? Вдруг он окажется ни в чём не повинен? Если это так… Да, муки мои будут страшны, но я с радостью обменяю их на правду – на то, что она выжила, а я ошибся. Хоть бы это оказалось правдой! Пусть случиться чудо… Иначе… Нет… Лучше буду думать, что ошибся… Но вдруг, о, Господи, но вдруг я ещё могу ей помочь!? Прошло не так много времени… Я должен вернуться! И я вернусь! Точно вернусь и всё будет, как прежде… Или нет.

Они зовут меня. Снова творить смерть.

Глава 8

Серое море

Илья любил кататься в плацкарте. И он не был мазохистом, вовсе нет: просто именно здесь, в плацкарте, прошла половина его детства. Словно циркачи, они всей семьёй катались по стране, в ту пору, когда отец служил в армии. Иногда Илья катался вместе с матерью на отдых, когда отец не мог к ним присоединиться. Двадцать лет назад они с мамой ехали по этой же дороге в Сочи. Сейчас же, Илья сидел на левой стороне вагона, на проходной, и смотрел в окно. Ему досталось самое дешевое место, оплаченное начальством. Ну и пусть, здесь даже лучше. Соседа сверху не было, а вот справа, на четырех полках сразу, расположилась типичная русская семья. Огромная женщина раскладывала еду на стол: жареную курицу, конфеты, салатики, супчики и прочее и прочее. Дети, сестра и брат, носились по вагону, и никакой силе было с ними не совладать. Мать утробно кричала на детей и параллельно резала хлеб. Отец же, тучный любитель пива, похрапывал на своей кровати, по-ребячески положив руки под щеку.

Илья смотрел на семейство и добродушно ухмылялся. Он прикрывался от них книгой, всё тем же недочитанным Достоевским, и вспоминал своё детство. Вспоминал и стыдился, потому что таким же образом бегал по вагону, не давая матери покоя, особенно когда отца не было рядом. Маленький безумец с мотором в заднице, он довёл мать до того, что веко её левого глаза начало дёргаться после очередной его шалости. Он запомнил этот момент. Запомнил, как смеялся. А теперь жалел. Если б он тогда мог понять ценность этого человека, то научился бы сдерживать свою энергию. Хотя, с другой стороны, он был всего лишь шестилетним мальчишкой с дефицитом внимания.

Понедельник подходил к концу. Солнце заходило там, перед лицом поезда. Завтра будет такой же день, что и сегодня. Среда и часть четверга будут такими же. Ну и хорошо. Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, погрузив эту часть Транссиба во мрак, Илья отложил книгу и краем глаза продолжил следить за соседями. Так, постепенно сомкнув веки, они и уснул, не раскладывая кровать.

Следующие полтора дня действительно не отличались от первого. Илья читал книгу, следил за семьей и посмеивался над ними. Это был такой же смех узнавания, когда видишь старого друга в новой компании. От такого смеха растекается теплота в душе. Илья чувствовал, что несмотря на мерзкую погоду за окном (во вторник их весь день преследовал ливень), поездка пройдёт хорошо, и он сможет забыться на берегу моря, а может даже избавиться от мерзких ступоров.

Но в ночь на среду ступор и дрожь настигли его. Илья снова не разложил кровать, пытаясь уснуть, но нежданные воспоминания нахлынули на него, когда Илья увидел во время краткой стоянки одинокий фонарь в глубине пустующей деревни. Такой же фонарь светил тогда, год назад, в такой же тёмной деревне, где прошла его первая командировка. Не сводя с фонаря взгляда, рука и челюсть Илья задрожали. Всё повторилось, как бывало и раньше. Очнувшись, Илья глянул на семейство и обрадовался, что всё её представители спали глубоким сытым сном. Но в эту ночь он уже не уснул.

Среда пролетела незаметно. Илья приближался к концовке «Униженных и оскорблённых» и не мог этому нарадоваться. Не потому, что ему не понравилось, а потому, что впереди был ещё один роман, «Игрок», который он запросто сможет осилить во время командировки. Семейство снова ело и спало, ело и спало. Ну, а младшая её часть бегала вдоль вагона. Под конец дня мальчик, которому было лет пять или шесть, убегая от сестры, столкнулся с книгой Ильи. Та упала, мать мальчишки завизжала, а Илья посмотрел пацану в глаза, улыбнулся и поднял книгу. Мать мальчика начала извиняться, но Илье было до её извинений всё равно – он глянул в глаза парня, который смущенно смотрел на него и подмигнул. И тихо продолжил читать книгу. Видимо ни парень, ни его нервная мать такого не ожидали и вернулись в свою часть плацкарта. Вечер у них прошел в тишине.

Наконец настал четверг. За окном поднималось солнце. Приближалось девять часов и тогда, подняв с наручных часов взгляд, Илья столкнулся с ним – с морем. С детства он запомнил его синим, приветливым и тёплым, но сейчас оно было серым, источающим прохладу. Вода отражала бескрайнее небо, будто сменившим краску с голубой на серую – настолько плотными и настолько плоскими были облака. Илья смотрел на море, ощущая, как в душе накапливается долгожданное спокойствие. Он далеко от всего. От женщины, которую почти любил. От тягомотной скучной работы. От памяти о тяжелом прошлом. Илья тут же ощутил, как от повреждённой ножом правой лопатки нарастает дрожь и бежит по руке. Но впервые за всё это время он смог забыться, вглядевшись в море и подумав о её холодных волнах.

Типичная русская семья, они же типичные плацкартные соседи собрались на выход, когда поезд остановился в Армавире. Отец и сын ушли первыми. Уходя, мальчик, что сбил Илье книгу, обернулся и помахал ему рукой. Илья ответил тем же. За главами семейства последовали и мать с дочерью. Стало пусто. Поезд приближался к конечной остановке. Илье предстояло высадиться на предпоследней.

Станция «Карто» ничем не отличалась от многих других, что видел Илья по пути. Небольшое здание вокзала находилось прямо посреди города. На перроне стояли люди, большей частью группками – снова семьи, которые, наоборот, ждали поездов домой. Илья стоял в синем мятом костюме и серой рубашкой под ним. За эти три с половиной дня он так и не побрился, но, похоже, рост волос достиг своего максимума, так что его щетина никак не поменялась. Пока он прислушивался к голосу перрона, Илья ощутил, насколько всё-таки теплее здесь, на югах, по сравнению с Омском. Когда Илья уехал, на родине было минус десять градусов. Здесь же температура варьировалась между десятью и пятнадцатью тепла. Хорошо, что он не взял куртку. Хотя, она всё равно бы не поместилась в его рюкзаке. Сам рюкзак он закинул на плечо и направился в здание вокзала.

Помещение встретило его гомоном сотен голосов и полумраком. Привыкнув, глаза рассмотрели привычный вид типичных старых вокзалов, которые были построены ещё в старые, имперские времена и десятки раз реставрированные. Мало окон – мало света. Много колонн и даже мозаики. Осмотревшись, Илья направился к выходу, зная, что там его должен ждать человек. Сослуживец его начальника, капитан Василий Крохин. Илья осматривался по сторонам и увидел его у металлоискателя. Бродский сразу узнал его по лысине, длинному носу и хитрой улыбке. Полицейский стоял в своей форме, уже изношенной и такой же мятой, что костюм у Бродского. Крохин заметил Илью и поднял руку.

– Лейтенант Бродский! – крикнул он.

– Вижу вас, вижу. – Илья подошел к нему, поставил рюкзак, пожал Крохину руку. – И я пока что младший лейтенант.

– Это не имеет значения, всё одно… Замятин был прав… Вас несложно узнать.

– По костюму?

– Да, по этому странному костюму и рюкзаку. Вы сочетаете несочетаемое.

– Такова моя бунтарская натура. – они посмеялись.

– Ну, пройдёмте на выход. Нас ждёт такси.

Они вышли на улицу, и Бродского снова настигли воспоминания. Вдоль всей привокзальной площади стояли ларьки, сидели старики и продавали кто на что горазд – всё, от одежды до сахарной ваты. Столько лет прошло, а здесь, на юге, будто ничего не изменилось. Крохин, поняв, что Илья отстал, обернулся к нему.

– Увидели что-то знакомое?

– Да. Будто снова в две тысячи седьмом.

– Я рад за вас. – Крохин спустился по лестнице к полицейской машине.

Илья последовал за капитаном, кинул рюкзак в багажник и уселся в «шкоду октавию». Новую, удобную машину. На родине он таких не видел. Он сидел рядом с Крохиным на пассажирском сидении и смотрел в окно. Гаишник, что сидел за рулём, завёл двигатель и включил сигналки. Благо, хоть сирену не врубил. Илья следил за движущимися картинками за окном, как вдруг Крохин вновь заговорил.

– Вы же в курсе, что будете моим помощником на время командировки?

– Да, но я ничего не знаю о сроках.

– Это как получиться. – Крохин улыбался хитрой всезнающей улыбкой, которая уже раздражала Илью. – Я знаю о вашей травме и знаю, что Замятин прислал вас, по сути, в отпуск. Не так ли?

Илья посмотрел на Крохина, на его яркие, но лживые глаза и тоже ухмыльнулся.

– Так.

– Хорошо. – капитан перевёл взгляд на окно. – Сегодня, так уж и быть, на работу можете не выходить. Останетесь в съёмной квартире. Плата внесена за месяц. Если останетесь на подольше, то уже придётся платить из своего кармана. Что ещё… Ах да, завтра жду вас в участке к восьми утра. Подходящую работу я для вас уже нашел.

Он замолчал и больше не говорил. Илья сразу понял, что Крохину он нужен также как вору совесть, так что ехал молча, смотря на дорогу. Они ехали по извилистым узким улочкам, где с трудом расходились даже две машины. Улицы были оживлёнными. Люди ходили в куртках и пуховиках, будто на улице стояли не десять градусов тепла, а двадцать с минусом. Илье наоборот было тепло после сибирских морозов и снега. Да, повезло ему отсрочить новое свидание со снегопадом на ближайшие недели. Главное, чтоб квартирой оказался не сарай какой-нибудь, а приличное жильё. Такое, как например эти невысокие коттеджи за окном, пришедшие на смену старым деревянным домам. Квартирный вопрос за годы его студенчества сильно надоел Бродскому. Он жил и с мышами, и с тараканами, и потому только и мечтал, чтобы на время командировки он забыл о бытовых трудностях.

Милые компактные коттеджи закончились, и дорога вильнула на лесную опушку, сквозь которую проглядывалось серое море. Не чёрное и не синее, а такое же серое, каким Илья видел его в поезде. Холодное и отталкивающее. Сразу захотелось выпить горячего чаю, сесть на веранде, смотреть на воду и не прикасаться к ней.

Проехав сквозь дубовый лес, они съехали с пригорка и оказались среди новых коттеджей, но уже более просторных и однотипных. Должно быть, они были построены специально для туристов и сейчас пустовали. Сезон уж точно не летний. Машина повернула направо, в сторону моря, и Бродский успел подумать о прекрасном виде, который открывался бы по утрам. Но не успело по сердцу разлиться тепло, как гаишник повернул налево, на очередную улицу, запертую меж домов. Шкода подъехала к предпоследнему дому с левой стороны, который был, в отличие от других, одноэтажным домиком приплюснутой формы. Он выглядел словно блин среди тортов.

– Хорошего отдыха, Бродский, – посмотрел на него Крохин. – Наслаждайтесь тишиной и одиночеством. Завтра утром жду, но если у вас будет неистовое желание отдохнуть, то приму вас после обеда.

Крохин отвернулся к окну, неприступным видом своего затылка намекая, что разговор окончен. Ну и хорошо. Илья вышел, открыл багажник, достал рюкзак и направился к дому, как вдруг его окликнули:

– Багажник, товарищ Бродский! – кричал капитан.

Смущенный, Илья кинул рюкзак и вернулся. Опустил багажник. Тот хлопнул сильнее, чем Илья хотел. Будто оскорбленная лошадь, машина взревела и поехала по пустынным улочкам туристического района. Рёв двигателя удалялся, погружая белые домики в тишину. Неужели он реально один? Илья посмотрел направо – длинная, ведущая к лесу улица уходила на километр вперёд. Посмотрел налево – картина та же, но коттеджи уходили к каменистой песчаной косе, не добираясь до полоски воды. Нигде не горели фонари, хоть они и были. Нигде не слышался голос телевизора или радио. Сплошное уединение. Илья посмотрел на соседний коттедж: трёхэтажное пустое здание смотрело на него из пустующих оконных глазниц. Оно смотрело, словно пораженный радостной вестью четырехглазой паук, который узнал о прибытии своей новой жертвы.

Илья прикрыл глаза. Что-то фантазия разыгралась. Он повернулся и направился к двери. На рюкзак капал дождь. Илья надеялся, что в доме будет свет, вода и тепло. И как бы он не хотел этого, но он чувствовал взгляд чудовищного дома позади.

Глава 9

Злость

Вот и готова новая партия. Новый груз со смертью в упаковке снова покатиться по стране, забирая всё больше жизней. Да, конечно, моё варево не убьёт, если не переборщить… Но оно всё же доберётся до последней нервной клетки какого-нибудь несчастного подростка и уничтожит его. И это делаю я! Я, кандидат наук! Что за жизнь! Что за ужас! Что за бред!

Прости меня, Господи, ибо грешен я. Я пишу эти строки, вдавливая карандаш в бумагу, потому что иначе не могу избавиться от злобы… Она кипит во мне, пусть разумом я и понимаю, что заслуживаю этой боли, этой злости. Пускай она режет мою душу! Я этого достоин! Пускай я буду мучиться от неё! Я тоже этого достоин! Боже! За что ты так со мной!?

Прости меня вновь… Ты, как всегда, мудр и поступаешь со мной как я заслуживаю. В свободе мы вправе сами определять поступки, но совершив грех мы все в руках твоих, Господи. Я желаю только, чтоб не только на меня посылал ты свой гнев, но и на мучителей моего брата! На извергов, чьи деяния унесли столько жизней! Они достойны наказанья не меньше моего, а может даже больше!

Нет… Не могу больше. Хватит. Меня застилает не только злоба, но и гордыня. Хватит.

Лучше буду скорбеть, избавившись от бумаги. В одиночестве.

Глава 10

Не только следы

Два дня прошли медленно, как часто бывает на новых местах. В пятницу Илья пришел вовремя, в семь часов. Крохину было на это всё равно, поэтому, понял Илья, в другие будние дни он будет приходить, когда захочет. Полицейский участок в центре богатого туристического городка оказался на редкость паршивым. Трёхэтажное здание советских времён снаружи обклеили мерзким сайдингом, что было всё равно лучше его интерьера. Внутри оно напомнило Илье о неприятных эпизодах из детства, когда он и мама ходили по какой-то омской больнице в поиске зубного врача, по тёмным коридорам с облупившейся краской. Также было и здесь, в полицейском участке города Карто. Что удивило Илью, так это премии местных «полисменов». Они-то подходили для богатого туристического городка и потому Илья задался вопросом – почему же они работают в такой берлоге. Вопрос он задал, когда Крохин посадил его в архив – искать случаи смерти от наркотиков за последние пять лет – на что капитан ответил, что пусть здание плохое, лишь бы на руки давали хорошо. На том и разошлись.

Илья прибыл на работу и в субботу, за счёт пропущенного дня в четверг, но пробыл там недолго. В архиве оказалось не так много работы и здание совсем опустело. Делить один этаж со стариком дежурным, громко щелкавшим семечки, не хотелось, и потому Бродский сразу после обеда в два часа улизнул в город. Погулять по рынку.

Ему повезло. Дом, в который его поселили, оказался пусть и аскетичным по содержанию, но абсолютно полноценным в плане удобств. Электричество, отопление, горячая вода – в нём было всё для хорошей жизни. Пустой холодильник и гарнитур нисколько Илью не смутили. Смутило только расстояние до ближайшего супермаркета. Два километра пешком. Такси ездили к Илье неохотно, поэтому Бродский решил закупаться сразу после работы и возвращаться на такси из более густонаселённого района города, находившегося за дубовой опушкой.

Илья сидел в гостиной у широкого окна, попивал кофе и, думая о прошедших деньках, смотрел на море. Точнее на тот кусок, что позволяли ему видеть дома по другую сторону улицы. Илья старался не смотреть на них, как стараются не смотреть дети на покрытый одеждой стул в темноте. К сожалению, тот четырёхглазый дом был идентичен всем остальным пустующим домам по соседству. Илья думал об этом – о своём одиночестве и о пустующих домах, которые никто не охраняет. Хотя это было не совсем правдой: когда Илья думал, что совершенно одинок перед жестокими взглядами этих домов, он вспоминал, что территория района огорожена забором, что вдоль каждой улицы по вечерам гуляют охранники, которые машут Илье, замечая его на пробежке или видя его на террасе. Иногда он говорил с ними о новостях и благодаря охранникам узнал, что в городе действительно не найти приличного жилья кроме этих домов и, «наверное, Илью заселили сюда, чтоб он просто не был в обиде на коллег» – как подумал самый старший из охраны, Геннадий Петрович, усатый щетинистый старик с прямой спиной. Благодаря же нему, вчера, в полдевятого вечера, когда охрана делала обход, Илья узнал о пропаже мужчины и женщины, супругов, которые неделю назад остановились в единственном отеле Карто с пятизвёздочным статусом, джакузи и стрип-клубом (на этом слове старый охранник выругался). Парочка куда-то выехала после обеда и в отель так и не вернулась. Дослушав Геннадия Петровича, Илья захотел только, чтоб эта история обошла его стороной.

Он вздрогнул. По спине побежали мурашки. Илья снова отпил кофе и подумал о далёкой женщине, которая двадцать раз не ответила на его звонок. Которую он по-прежнему любил и боялся потерять. Но вдруг он уже её потерял? Надо позвонить. Надо всё утрясти, прояснить. Илья посмотрел на телефон, который лежал на журнальном столике и понял, что боится прикасаться к нему. Словно это был не айфон, а крестраж – прикоснешься и столкнешься с ужасным злом. Хотя, по мнению Илья, с айфон сам по себе был злом, но сейчас был другой случай.

На стекло упали две капли, затем три, после чего Илья потерял счёт. Начинался новый мерзкий осенний вечер, который он проведёт за просмотром телека, держа купленную по акции бутылку пива. Да, именно так. Разговор пускай подождёт. Возможность позвонить есть всегда. Он возьмёт свою волю в кулак и сделает это. Он не боится. Нет, он просто хочет подождать, чтоб пришли нужные слова.

Конечно же.

Илья задвинул плотные шторки, не желая больше видеть пустых домов и упал на диван. Рядом, на журнальном столике, стояла бутылка виски, купленная уже не по акции, и стакан. Илье ничего более не хотелось делать в этот выходной день. Правда, он думал над тем, чтоб пойти к морю. Почувствовать его солёное дыхание, послушать его громкий шепот, который Илья почти не слышал в доме. Он думал об этом, но решил, что за месяц найдётся хоть один светлый денёк, который он посвятит прогулкам.

Опрокинув пару стаканов виски для согрева, Илья заснул.

Он проснулся, когда телефон в его кармане завибрировал. Илья, держа глаза закрытыми, ответил. Звонил Крохин. К сожалению, по делу. Его глубинное желание побывать на море, скрытое за пеленой лени, всё-таки было исполнено. Илья будто лёг не на диван, а на золотой шар из «Пикника на обочине», исполняющий заветные, сокровенные желания.

Он подумал об исполнении желаний потому, что в это промозглое утро воскресенья он всё-таки встретиться с морским ветром.

Илья Бродский, Василий Крохин и гаишник, имя которого Илья снова не уточнил, ехали по узкой дороге между скалой и плотными зарослями кустарника. Илья сидел, смотрел на каменистый склон холма и думал, что всё-таки зря он не прихватил с собой родные берцы. Те, что ему выдали в участке, были на размер меньше и порядком измучили Бродского. Оставалось только надеяться, что по ходу дела они растянутся. На замену не приходилось надеяться – фонд одежды пополнялся так же редко, как и делался ремонт в здании участка, то есть, никогда. Вот и чёрная служебная куртка ему досталась пропахнувшая порошком, стёртая почти до дыр и мятая. Брюк и вовсе не нашлось – пришлось надевать чёрные джинсы, что он прихватил с собой и заправлять их в берцы. Теперь Илья напоминал ветерана скинхедовых войск, которому не требуется брить рожу, чтобы приезжие гости из ближнего зарубежья обходили его стороной. Имея дела со скинами во время обучения в академии, Илья знал, о чём думал.

Наконец скала перед его взором пошла на спад. Они приближались к берегу. Илья узнал не многое, но взволнованный голос Крохина и срочность дела говорили сами за себя. Пусть они собирались порядка трёх часов, но Илья всё равно считал, что нужно было больше времени на сборы. Хотя бы на поиск нормальных ботинок. Машина остановилась. Полицейские вышли.

Захлопнув двери, коллеги переглянулись. Крохин кивнул в сторону толпы полицейских, которые стояли на берегу будто в хороводе. Илья направился в их сторону, чувствуя, как ветер треплет его волосы, и как солёный воздух прочищает обленившийся мозг от неги. Берцы ступили на песок, мягкий и плотный – влага пропитала его и будто сплела песчинки в огромный ковёр. Крохин обогнал его, резко переступая ногами. По мере приближения к полицейским, Илья всё отчетливее видел, вокруг чего они стояли.

Синяя палатка, чьи крепежи ослабли настолько, что казалось, они вот-вот сорвутся под порывом ветра. Илья подошел к коллегам и посмотрел на их лица. Никто ни с кем не говорил. Стояло молчание. Никто друг на друга не смотрел и думал о своём. Испуганные лица взрослых мужиков произвели на Илью впечатление. Не самое приятное впечатление. Илья насторожился и перевёл взгляд на лысую макушку Крохина. Тот стоял у входа в палатку и смотрел на него.

Интересно, у меня поедет крыша после того, как…

Но мысль не успела закончиться на логичной ноте. Потому что Крохин, нагнувшись, открыл ему вход в палатку, а Илья в неё заглянул. Сначала в нос ударил пока ещё не сильный трупный запах, а затем глаза увидели то, что он не забудет так же, как и не забудет увиденное год назад, в ту ужасную командировку. Два трупа лежали друг перед другом и смотрели друг на друга выпученными от ужаса глазами. У обоих рты были раскрыты, а руки искажены в неестественных положениях. Илья отпрянул от палатки, чувствуя, как в душе нарастает ужас, ощущая желчный ком, подступивший к горлу. Тут же он почувствовал дрожь в руке, но закрыл глаза и постарался сосредоточиться на другом. На первом впечатлении. Первое впечатление всегда самое важное. Илья повернулся к Крохину.

– Что произошло, товарищ капитан? – Илья пытался отвлечь себя разговором. Пока не получалось.

Крохин посмотрел на других коллег и приблизился к Илье. Заговорил, стараясь, чтоб слова долетали только до Бродского.

– Пока считаем, что обкололись или нанюхались дури. Мы нашли ещё бутылку вина, наполовину пустую. Отдали криминалистам. Возможно, парочка подсыпала что-то для кайфа. Что привело к галлюцинациям и смерти. Ну… Или…

– Или? Или что?

Крохин прищурился, посмотрел за спину Ильи, на плескающееся море и кашлянул. Затем второй раз.

– Это я у тебя должен спросить, гроза маньяков. Не видишь ли чего необычного?

Илья вернулся к палатке и присмотрелся к трупам, стараясь не переводить глаз на их лица.

– Запаха почти нет. Как давно они умерли?

– Эксперты думают, что около полутора суток.

Бродский не замечал каких-либо деталей, пока не посмотрел на ноги мертвецов.

– А это уже интереснее.

– Что?

– Обувь. Женщина босая, а вот мужик в кедах. – Илья дотронулся до подошвы. – Ещё и песок сырой. Будто он только что по земле ходил…

– Товарищ капитан! – раздался голос позади. Крохин обернулся, чуть не ткнув своим острым носом молодого сержанта.

– Что?

– Там из области прибыл…

Но капитан не дослушал молодчика и поспешил обратно к дороге.

Илья всё же хотел отвлечься, чувствуя дрожь, набирающую силу от лопатки до кончиков пальцев. Он отошел от палатки к берегу и посмотрел под ноги – на золу и куски поленьев, которые когда-то были костром. Берцы ушли в мокрый песок почти на всю высоту подошвы. Илья повернулся, увидел следы от острых туфель, которые Крохин забыл заменить на берцы. Илья снова повернулся к морю. На горизонте синели тучи и чернела вода. Он опустил взгляд и увидел ещё следы. Они уходили ближе к воде и, делая крутую петлю, разворачивались. Илья следовал за следами взглядом и наткнулся на кашу, оставленную ботинками его коллег. Илья обошел проклятую палатку, высматривая на сером голом пляже новые следы. И он их нашел. Крупные, отчётливые отпечатки бежали от палатки в сторону отвесной скалы, на которой Илья увидел мамонта – ДОТ времён Великой Отечественной. Илья пошел параллельно следам, стараясь не думать о палатке. Стараясь пропустить мимоходом вопросы. Что случилось? Что их убило? Почему на их лицах отпечатался ужас, прямо как у… Илья Бродский остановился в десяти шагах от палатки, словно замурованный в песок. Рука, лежавшая в кармане куртки, задрожала, голубые, смотрящие в пустоту глаза застыли, а челюсть задрожала под тяжестью диких воспоминаний.

Забытие продолжалось недолго. Так во всяком случае подумал Илья, когда пелена в глазах отступила, и зрение вернулось к прежней четкости картинки. Ветер не ослаб, а приглушенный свет от облаков нисколько не изменился. Илья снова уткнулся в землю, вспоминая, зачем вообще сюда пришел и, увидев следы, решил посмотреть, откуда они шли. Он обернулся и в ужасе увидел, как какой-то мужик с красной рожей, в деловом костюме, шел прямо по этим следам, уставившись на Илью. Бродский вскинул руку и прокричал:

– Стойте! Стойте, прошу вас!

Шедший впереди мужик остановился и уставился на Илью как баран на сородича. Крохин, который шел позади, тоже остановился и опасливо глядел то на мужика, то на Илью. Илья быстро сообразил, что к тому «Фунтику» – именно эту кличку выплюнуло подсознание, – лучше обращаться поосторожнее.

Илья подошел к ним.

– Вы извините… Здесь просто следы… Они идут от палатки к холму и наоборот.

Полицейские посмотрели себе под ноги. Правда, относительно Фунтика Илья переборщил. Тот уже давненько не видел своих ног из-за широкого пуза над ремнём, а потому просто чуть наклонил подбородок к земле, да и то, сделал он это быстро, и как бы бессознательно. Он сузил глазки и вдруг рявкнул так, что Илья вздрогнул: