Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)

Внизу она тоже не обнаружила ничего необычного. Бенджамин снова пожелал смотреть на поезда, но по дороге был непривычно молчалив, словно не встретил ничего, заслуживающего комментариев. Мальчик не удостоил вниманием даже фигурку гнома, выглядывавшего из-за сетки на теннисном корте (прежде Дорин ее никогда не замечала – наверное, гнома каким-то образом скрывала проволочная ограда). Положим, не так уж удивительно, что его не заинтересовал странный куст на площадке для гольфа, похожий на торчащий клок нечесаных волос, но чтобы Бенджамин не высказался по поводу детской фигурки, мелькнувшей и тут же пропавшей из виду, когда они миновали школу? Дорин была удивлена, вскользь заметив в магазине ребенка без взрослых, да еще и не один раз, но сочла, что эти видения – следствие почти бессонной ночи, как и кривая физиономия, глянувшая на нее из витрины антикварной лавки и нырнувшая в вазу. «Разбойник в кувшине», – возгласил Бенджамин, обретя, наконец, дар речи, хотя Дорин предпочла бы, чтобы он еще немного помолчал.

Красные огни на переезде вспыхнули, на миг ослепив ее, дребезжание звукового сигнала резануло по нервам. Хотя проходящие поезда были почти пустыми, Бенджамин повторял без конца: «Он смотрит». Конечно же, он имел в виду ребенка по ту сторону рельсов, реального ребенка (а не одну из галлюцинаций Дорин), малыша в коляске, рядом с которой стояла мать. Тем не менее фраза, которую внук твердил, как попугай, нервировала Дорин. Поезда напоминали ей обрывки фотопленки в проекторе, и было легко внушить себе, что она явственно различает лицо в нижнем углу каждого окна – только верхнюю часть лица, одного и того же. Мимо переезда прошло шесть поездов, пока Бенджамин, наконец, не решил, что ему хватит, – Дорин к этому времени была сыта по горло.

Уложив ребенка в кроватку, женщина и сама прилегла. Засыпать она не собиралась, но когда очнулась, Бенджамин уже стоял, держась за рейки, и был совсем не прочь пообедать. Накормив и умыв внука, она повезла его к Джонквиль.

– Ни о чем не беспокойтесь и не спешите, – сказала ей Джонквиль, когда Бенджамин потрусил в дом навстречу Дейзи. – Готовьте свой сюрприз столько, сколько нужно.

Дома Дорин принялась за торт. Готовка не помогла ей отвлечься от мыслей о том, что она в доме одна, и от воспоминаний о том, что случилось год назад. Она ехала в Лондон на поезде, когда зазвонил телефон и прозвучали последние слова Анны:

– Прости, мамочка. Ты не поймешь меня, но так будет лучше.

Для Дорин было непостижимо, как могла Анна оставить Бенджамина у подруги и наглотаться добытых где-то наркотиков вперемешку с лекарствами, выписанными врачом. Сейчас ей казалось, что она начинает понимать дочь – или воспоминания просто пагубно сказались на ее рассудке? Поставив торт в духовку, Дорин поднялась, чтобы запереть шкаф. Не хотелось бы, чтобы Бенджамин, переселившись в ее комнату, раньше времени обнаружил подарки.

Низкорослая тень, выглянувшая из-за кроватки, на поверку оказалась всего-навсего одним из плюшевых мишек. Дорин открыла шкаф, чтобы взглянуть на подарки, и, пошатнувшись, вцепилась в деревянную створку, чтобы не упасть. Коробки с подарками, которые она любовно заворачивала и укладывала вдоль задней стенки, были неаккуратной стопкой свалены в левом углу. Так вот он, знак – или она сама сделала это во сне, если не в бреду? Что, если все это – просто бред, вызванный сомнениями и страхом? Дорин нырнула в шкаф, аккуратно разложила подарки и проверила, надежно ли заперла дверцу. Женщине начинало казаться, что это не единственные знаки, нужно распознать кое-что еще.

Хотя она очень старалась, покрывая торт глазурью, серединка у большой синей цифры на желтом сахарном фоне получилась кривой, выдавая предательски дрогнувшую руку. Уже темнело, когда Дорин села в машину, она торопилась и потому не сразу заметила притаившуюся на детском сиденье крохотную фигурку. Она сразу не бросилась в глаза еще и потому, что была безголовой. Детская кукла, пластмассовый пупс, а голова у нее была откушена, и следы зубов еще влажно блестели. Дверца была не заперта – возможно, Дорин, погруженная в свои мысли, оставила ее открытой, когда приехала домой. Пупса она вышвырнула в мусорный контейнер у дороги и, подождав, пока перестанут дрожать руки, завела мотор.

Джонквиль, открывшая ей дверь, хмурилась. Дорин мгновенно встревожилась: «Что-то случилось?»

– Мы весело проводили время, хотя, возможно, кое-кому было немного веселей, чем прочим. А у него странные представления об игре в прятки, не находите?

– Странные? Чем же? – насторожилась Дорин, что-то предчувствуя.

– Он все твердил Дейзи, что есть еще кто-то, кто их ищет. Девочке стало немного не по себе, честно говоря.

– Ты не должен пугать Дейзи, если хочешь с ней дружить! – Дорин выждала, пока не усадила Бенджамина на детское сиденье (протертое с великим тщанием), и только тогда как бы невзначай осведомилась: – А кто играл с вами в прятки, Бенджамин?

– Мистер Зубастик.

Дорин собрала все самообладание, чтобы сдержать дрожь.

– Это его имя?

– Я так зову.

Не стоило и спрашивать. Бессмысленно надеяться, что Бенджамин сможет назвать ей настоящее имя (если оно вообще имелось). И в этот момент, вздрогнув всем телом так, что заглох мотор, она поняла то, что пыталась осознать все это время.

– Бенджамин, – спросила она, – а что это ты лопочешь по утрам, когда просыпаешься?

– Не помню, – ответил Бенджамин чуть ли не с негодованием. – Во сне.

– Мне просто интересно, – продолжала Дорин, молясь про себя, чтобы ей удалось их припомнить, – где ты слышал все эти слова?

– Не помню. Во сне.

Теперь Дорин была почти уверена – она завела машину и помчалась домой. Никто не поджидал их в высоком стульчике, и даже игрушки Бенджамина вроде бы никто не раскидал. Дорин играла с малышом, смотрела, как он ест свой ужин, вытирала остатки еды со щек, а в голове крутились слова, и она переставляла их так и эдак, придавая все новые очертания. К тому времени, когда позвонил Губерт, слова еще не выдали своей тайны.

– Чему ты посвятила этот вечер? – спросил он.

– Просто думаю.

– Постарайся не тосковать ни о ком слишком сильно, договорились? А я буду с тобой уже завтра, постараюсь приехать пораньше.

– А ты чем собираешься заняться?

– Хочу немного отдохнуть. – Голос мужа прозвучал немного виновато. – Непременно позабочусь о том, чтобы в ближайшее время и тебе представилась такая возможность.

Дорин включила громкую связь, и Губерт сказал:

– Как следует опекай нашу прекрасную даму, Бенджамин, пока я не приеду домой.

В ванной следов нашествия не было, и шкаф оставался запертым. У Дорин шла кругом голова от слов и их несуразных обрывков, так что на ночь она выбрала для Бенджамина самую короткую сказку про короля, который не знал, что он голый. Мальчик слушал ее серьезно и торжественно, не улыбнувшись, даже когда она поцеловала его, пожелав спокойной ночи. Наблюдая, с какой неохотой он засыпает, Дорин решила было остаться наверху – но тут же поняла, что несмолкаемый шум в голове мешает ей, совершенно не давая ясно мыслить. Прихватив приемник «радионяни», она поспешила вниз, к компьютеру.

Неужели вспыхнувшая надежда – всего-навсего ложный след? Сайты, составляющие анаграммы, не были рассчитаны на длинные фразы вроде тех, с которыми она отчаянно пыталась разобраться. Наконец, она обнаружила сайт с программой, которая это делала, и напечатала один из бессмысленных наборов слов, которые невольно запомнила, слушая ребенка. Через несколько мгновений на экране появился вариант, заставивший ее одновременно похолодеть от ужаса и почувствовать ликование. «Вот оно, – прошептала она, – чудеса еще все-таки случаются». Она испробовала несколько других сочетаний, чтобы проверить догадку, а потом легла.

Дорин не верила, что сможет заснуть, но на всякий случай поставила будильник и спрятала часы под подушку. Проснулась она от странного ощущения, будто кто-то касается ее лица. Оказалось, это сработал вибросигнал будильника. Она еще пыталась отключить его, когда из тьмы раздался тихий голос.

– Ты меня ждешь?

Она не отвечала, пока не справилась с будильником.

– С кем ты разговариваешь?

– С кем же, как не с женщиной, которая думает, что знает.

– А может, еще и с Бенджамином, а? Говоря, что больше никто тебя не слышит, ты же не имел в виду, что слышать тебя могу я одна?

– Умная женщина. Все вы считаете себя умницами.

– Это ты считаешь себя умнее всех, – возразила Дорин запальчиво, забыв даже понизить голос. – Ты хуже ребенка. Решил, что можешь безнаказанно дразнить Бенджамина, вот до такой степени ты нас презираешь, но тебе и в голову не пришло, что малыш может дать мне знать, пусть даже сам того не понимая.

– Ты сама-то соображаешь, что говоришь? Послушай себя. Ты выжила из ума, Дорин.

– Нет, пока я еще помню свое имя. Сказать, почему никто не знает твоего?

– Позабавь меня. Я не тороплюсь, ведь теперь он мой.

– Потому что имени у тебя нет.

Дорин услышала хихиканье и щелканье мелких зубок.

– Значит, ты не можешь его назвать и спасти его.

– И все же я могу сказать, как ты зовешься.

– Я жду. Я весь превратился в уши – не считая рта.

– Может, так: «А перережь винт, пловец!»?

– Полно, это вовсе не имя! – Голос зазвучал резко, как оскаленные зубы.

– Я же сказала, у тебя никогда не было имени. Может, тебя зовут «Повар вен, теперь жилец»?

– Ты бредишь, женщина. Ты так же безумна, как была безумна твоя дочь.

– Да, потому что ты и Денни превратили ее жизнь в ад. – От горя Дорин с трудом сохраняла контроль над собой, но знала, что должна держать себя в руках, пока еще не отстояла Бенджамина. – Цвет вне пера про жилье, – прошептала она.

– Это даже не фраза. – Голос звучал насмешливо, но в нем нарастала злоба. – Довольно. Время настало.

– Да, – отозвалась Дорин. – Настало время для меня и моей семьи.

Она устала дразнить его, пришла пора произнести слова, которые ей выдал компьютер.

– Тебя зовут пожиратель первенцев, – сказала она.

Из угла за кроваткой, завывая, как хищный зверь, попятилась тень. Ростом она была немногим выше Бенджамина, но широкая и приземистая, как жаба. В полумраке Дорин не могла рассмотреть его как следует, особенно лицо, тем более что оно было совсем крохотным. Однако она рассмотрела зияющую пасть, в которой поблескивали зубы, множество мелких зубов, а потом челюсти вдруг раскрылись еще шире, как бы зевая. Голова словно развалилась на две половины и вдруг проглотила сама себя, следующий конвульсивный глоток – и в пасти исчезло приземистое тело. Вой резко оборвался, будто существо взорвалось, а в кроватке с плачем проснулся Бенджамин. Как только он захныкал, Дорин через всю пустую комнату бросилась и прижала мальчика к себе.

– С днем рождения, мой родной, – шепнула она.

* * *

Рэмси Кэмпбелл родился в Ливерпуле и до сих пор живет в Мерсисайде со своей женой Дженни. Его первая книга, сборник рассказов под названием «Обитатель озера и другие непрошеные жильцы» была выпущена легендарным издательством Августа Дерлета Arkham House в 1964 году. Им также написаны романы “Кукла, которая съела его мать” (The Doll Who Ate His Mother), “Тот, кто должен умереть” (The Face That Must Die), “Безымянные” (The Nameless), “Воплотившийся” (Incarnate), “Голодная луна” (The Hungry Moon), “Древние изображения” (Ancient Images), “Считаю до одиннадцати” (The Count of Eleven), “Давно утраченное” (The Long Lost), “Пакт отцов” (Pact of the Fathers), “Самый темный лес” (The Darkest Part of the Woods), “Ухмылка тьмы” (The Grin of the Dark), “Похитители страха” (Thieving Fear), “Твари из омута” (Creatures of the Pool), “Семь дней Каина” (The Seven Days of Cain), “Призраки знают” (Ghosts Know), “Добрые люди” (The Kind Folk) и сценарий фильма “Соломон Кейн”. Его короткие новеллы широко представлены в многочисленных сборниках. Будучи сейчас на пятом десятке жизни и став одним из наиболее уважаемых авторов хоррор-литературы, Кэмпбелл был удостоен множества наград, таких как World Fantasy Awards, British Fantasy Awards и Bram Stoker Awards, а также World Horror Convention Grand Master Award, the Horror Writers’ Association Lifetime Achievement Award, the Howie Award of the H.P. Lovecraf Film Festival for Lifetime Achievement, и International Horror Guild’s Living Legend Award.

Поющая косточка

В одну землю пришла великая беда: поселился там дикий вепрь, который опустошал крестьянские поля, убивал скотину, а людей рвал на куски своими клыками. Король обещал большую награду смельчаку, который освободит землю от этакой напасти. Но так громаден и силен был зверь, что никто не отваживался и близко подходить к лесу, в котором он поселился. Наконец король пообещал отдать в жены свою единственную дочь тому, кто поймает или убьет дикого вепря.

В то время жили в этой земле два брата, сыновья бедняка. Явились они во дворец и сказали, что хотят отважиться на это опасное дело. Старший брат, ловкий да хитрый, согласился, потому что был горд и уверен в себе, а младший – дурачок и простофиля – решился на это от доброго сердца.

Говорит им король:

– Чтобы взять зверя наверняка, вам нужно заходить в лес с разных сторон.

И отправился старший брат в лес с западной стороны, а младший – с восточной. Прошел младший брат немного и видит вдруг прямо перед собой человечка с черным копьем в руке. Говорит ему человечек:

– Я дам тебе это копье, потому что у тебя сердце чистое и доброе. С этим копьем ты можешь смело идти на дикого вепря, и он не причинит тебе никакого вреда.

Поблагодарил младший брат человечка, положил копье на плечо и бесстрашно двинулся в путь.

Вскоре он заметил вепря, который несся прямо на него, но парень выставил навстречу ему копье. Ослепленный злобой зверь кинулся на копье, да так стремительно, что ему разорвало надвое сердце. Взвалил тогда младший брат чудовище на плечи и пустился в обратный путь, чтоб отнести его королю.

Вышел он из лесу с другой стороны и оказался у входа в дом, где гуляли люди – плясали и пили вино. Был там и его старший брат – он решил, что вепрь от него никуда не денется, вот и захотел сперва напиться для пущей храбрости.

Едва увидал он младшего брата, выходившего из лесу с тяжелой добычей на плечах, как в сердце его поселились зависть и злоба. Он окликнул брата:

– Сюда, милый братец, зайди-ка, отдохни да подкрепись кубком вина.

Юноша, не заподозрив дурного, вошел и поведал брату о том, как добрый маленький человечек дал ему копье и как он убил им страшного вепря. Старший брат не отпускал младшего от себя, пока не наступил вечер, а как стало смеркаться, они отправились вместе.

Как подошли они в потемках к мосту через ручей, старший пропустил младшего вперед; и вот когда тот был уже на середине моста, старший брат нанес ему сзади такой сильный удар, что младший свалился замертво. Закопал он брата под мостом, а сам взвалил вепря на плечи, отнес королю и притворился, будто это он его убил. За это получил он в жены королевскую дочь.

Когда младший брат не вернулся назад, старший сказал:

– Должно быть, дикий вепрь разорвал его, – и все ему поверили.

Но ничего не остается скрытым от Бога; вот и этому злодеянию суждено было обнаружиться. Много лет спустя гнал как-то пастушок свое стадо через мост, да и заметил внизу на песке белую, как снег, косточку. Решил пастушок, что из нее выйдет славный наконечник для его рожка. Спустился он, поднял косточку и вырезал из нее наконечник. Но не успел он заиграть на рожке, как косточка, к великому удивлению пастушка, вдруг сама собой запела:

 
Ах, мой милый пастушок, ты играй, играй в рожок.
Я ж тебе расскажу, что давно в реке лежу.
Из-за вепря брат сгубил меня, за награду,
ради дочки короля.
 

– Что за чудесный рожок, – сказал мальчик, – поет сам, будто человек. Отнесу-ка я его королю.

Когда же пришел он к королю, рожок опять принялся петь свою песенку. Король сразу обо всем догадался, велел раскопать землю под мостом – и нашли там косточки убитого человека.

Не смог злой брат отрицать своего злодеяния, потому его зашили в мешок и живым утопили. А кости убитого младшего брата схоронили на кладбище, и он обрел покой в красивой гробнице.

Нил Гейман
Вдаль, к тусклому морю

Темза – скверная тварь: она вползает в Лондон, словно аспид или морской змей. Все реки в нее впадают – Флит и Тайберн, и Некинджер, принося разную мерзость и пакость, отбросы и сточные воды, трупы кошек и собак, бараньи и свиные кости, в бурые воды Темзы, а она тащит все это на восток, в устье, а оттуда в Северное море и дальше, в забвение.

В Лондоне льет дождь. Дождь смывает грязь в сточные канавы, от него ручьи вздуваются, будто реки, а реки становятся мощными потоками. Дождь – шумное создание, он плещет, стучит и барабанит по крышам. Если с неба и падает чистая вода, ей достаточно коснуться Лондона, чтобы стать грязью, всколыхнуть грязь и превратить ее в топкую слякоть.

Никто не пьет эту воду, ни дождевую воду, ни речную. Поговаривают, что вода из Темзы моментально убивает, но это неправда. Мальчишки, что прочищают водостоки, глубоко ныряют за брошенными монетками, а потом выныривают, плюются речной водой, дрожат и сжимают свои пенни в кулаке. Они не умирают, конечно, ничего такого, хотя не бывает чистильщиков водостоков старше пятнадцати лет.

Женщина, судя по всему, не обращает внимания на дождь.

Она направляется к докам Ротерхайта, она ходит туда уже много лет, может, даже много десятков лет: никто не знает сколько, потому что никому нет дела. Она ходит там, в доках, или стоит и смотрит на море. Пристально глядит на стоящие на якорях корабли, как они покачиваются на волнах. Видно, что-то мешает ее душе расстаться с телом, но никто из портового люда понятия не имеет, что именно.

Убежищем от потопа служит брезентовый навес, натянутый парусным мастером. Сначала вам кажется, что больше под навесом нет ни души, потому что она – как статуя, стоит неподвижно и не отрываясь глядит на воду, хотя сквозь пелену дождя ничего не разглядишь. Да и дальний берег Темзы исчез.

А потом она видит вас. Она видит вас и начинает разговор – не с вами, о нет, а с серой водой, падающей с серого неба в серую реку. «Сынок-то мой моряком хотел стать», – говорит она, и вы не знаете, что ей отвечать и как отвечать. Вам пришлось бы надрываться, орать во всю глотку, чтобы перекрыть рев дождя, а она говорит, и вы слушаете. Сами не замечая, вы вытягиваете шею и наклоняетесь, чтобы уловить ее слова.

Сынок-то мой моряком хотел стать.

Говорила я ему не ходить в море. «Я – твоя мать, – говорила я. – Море тебя так не полюбит, как я люблю, жестокое оно». Но он отвечал: «Ах, матушка, я хочу повидать свет. Хочу посмотреть на восход солнца в тропиках, полюбоваться северным сиянием в небе Арктики, а больше всего хочу сколотить деньжат, а потом, как разбогатею, я вернусь к тебе, построю тебе дом и слуг найму, и будем мы с тобой танцевать, матушка, ох, как же мы потанцуем…»

«Что я стану делать в этом богатом доме? – спрашивала я его – Дурачок ты, хоть и красиво говоришь». Я рассказывала ему о его отце, который не вернулся из моря – одни сказывали, что смыло с палубы и он утонул, а другие клялись и божились, будто видели его в Амстердаме и что он там заправлял веселым домом.

А какая разница? Так или этак, море взяло его.

Когда ему сравнялось двенадцать, моему мальчику, он сбежал в доки и нанялся на первый подвернувшийся корабль, до острова Флориш на Азорских островах, так мне сказали.

Бывают такие корабли, за которыми беда ходит по пятам. Дурные корабли. Их перекрашивают после очередного несчастья и дают новое имя, чтобы доверчивых околпачить.

Моряки суеверны. Слухи расходятся. Сперва капитан посадил тот корабль на мель по приказу судовладельцев, чтоб обмануть страховщиков. А сразу после починки, совсем как новенький, он был захвачен пиратами. А потом на борт взяли партию одеял, и весь экипаж покосила моровая язва, только трое в живых остались, они и привели его в Гарвичский порт…

Мой сынок нанялся на несчастливый корабль. Уже на обратном пути, когда он вез мне все свое жалованье – потому что был слишком молод, чтоб тратить денежки на женщин да на грог, как делал его папаша, – разразился шторм.

В спасательной шлюпке он был самым младшим.

Они сказали, что честно бросали жребий, да я не верю. Он был меньше их и слабее. Восемь дней шлюпка дрейфовала в море, и они страшно голодали. И, уж конечно, сплутовали они, когда бросали жребий.

Дочиста обглодали они его косточки, одну за другой, и отдали их новой матери, морю. Та мать ни слезинки не проронила, приняла их без единого слова. Жестокая она.

Иной раз по ночам я жалела, ох, как же я жалела, что он сказал мне правду. Уж лучше бы соврал…

Побросали они в море косточки моего мальчика, но помощник капитана – он моего мужа знавал, был знаком и со мной (и, сказать по чести, знаком ближе, чем думал муженек), – так вот, он сберег одну косточку, на память.

Вернувшись, они все, как один, клялись, что мой мальчик погиб на затонувшем корабле, а тот пришел ночью и рассказал всю правду, и косточку мне отдал, ради любви, что случилась меж нами однажды.

Я сказала: «Что же ты наделал, Джек. Ты ведь своего сына съел».

Море и его забрало в ту ночь. Он зашел в него, доверху набив карманы камнями, и так шел до конца. Он никогда не умел плавать.

А я повесила кость на цепочку, чтобы вспоминать их обоих поздними вечерами, когда ветер поднимает океанские валы и обрушивает их на песок, когда ветер завывает в трубах, будто то плачет дитя.

Дождь утихает, и вы думаете, что она закончила рассказ, но тут, в первый раз, она взглядывает на вас и как будто хочет что-то добавить. Она снимает что-то с шеи и протягивает это вам.

«Вот, – говорит она. Теперь, когда ваши взгляды встречаются, вы замечаете, что глаза у нее коричневые, как вода в Темзе, – хотите потрогать?»

Вам хочется сорвать это с ее шеи и швырнуть в Темзу – пусть чистильщики водостоков найдут это или потеряют. Но вместо этого вы пятитесь и выбираетесь из-под навеса, и дождевая вода бежит по вашему лицу, словно чьи-то чужие слезы.

* * *

Нил Гейман (совместно с Роджером Эвери) написал сценарий для фэнтезийного фильма «Беовульф» режиссера Роберта Земекиса, по его книгам сняты фильмы «Звездная пыль» Мэттью Вона и «Коралина» Генри Селика. По его роману «История с кладбищем», за который он получил Медаль Ньюбери, также снимаются фильмы, Гейман является одним из их продюсеров. Этот неистощимый на выдумки автор выпустил также книгу стихов «Черничная девочка» с иллюстрациями Чарльза Весса; совместно с Дейвом Мак-Кином он издал иллюстрированную книжку «Безумные волосы» («Джунгли на макушке»), а также книгу комиксов «Бэтмен: что случилось с крестоносцем в плаще» совместно с художником Энди Кубертом. В 2008 году Гейман написал детскую книгу «Одд и ледяные великаны», а в книгах «Абсолютная Смерть» и «Полная Смерть» от DC/Vertigo появляется персонаж из его комикса «Песочный человек». Также писатель работает над документальной книгой о Китае, посвященной его поездке в эту страну в 2007 году.