Невысокие мелкие фигуры были закутаны в тряпки по самые глаза. Сквозь прорехи можно было рассмотреть темную, бугристую, будто после ожогов кожу. Тряпье давно выгорело на солнце и приобрело такой же цвет, что пустыня подарила песку. В свете затухающего солнца падальщики сливались с окружающими барханами. В пыли было невозможно подсчитать количество врага. Определённо можно было сказать одно. Их было много. Падальщиков всегда было много. Это, да еще их незатухающая злоба и давали им неплохие шансы на выживание в пустыне. Лохмотья соскользнули с лиц нападающих. Обнаженные в жутких оскалах острые мелкие зубы не предвещали ничего хорошего. Во время боя падальщики не чурались перегрызть врагу горло.

Щелчки затворов перекрыло злобное рычание псов. Собаки первыми ринулись в атаку. Груд со своими ребятами устремились следом. Отряд Зеона разбился на мелкие группы по шесть человек – трое солдат, трое воинов монастыря. Командир махнул первой группе не отставать от «волков». Остальные двинулись в разных направлениях. Закованные в броню солдаты шли первыми. Звуки выстрелов послышались и со стороны нападающих.

Побратимы выступили в первой группе. Игнар подхватил автомат, короткие очереди ненадолго отдалили наступление противника. Но стоило им ворваться в толпу падальщиков, как в руках воина неуловимо оказались безотказные матовые клинки. Солдаты, прореживая ряды врага, встали немного спереди. Броня пока еще надежно защищала как от грубого оружия, так и от острых зубов. Те, кому удалось прорваться, находят смерть от рук побратимов. Шаг, другой, мир замирает в обострившихся чувствах. Движения падальщиков, их тяжелое дыхание, стук сердца, мимолетно брошенный взгляд говорит о грядущем намерении. Мирай знает его наперед. Ударом посоха он подрубает не успевшего встать на обе ноги врага. Тот находит смерть на клинке побратима. Праведник отбивает ржавый клинок, зависший над вставшим на колено Игнаром. Слитным движением напарник поднимается и распарывает беззащитный живот напавшего. Тряпки цвета пустыни окрашиваются темной кровью. Разворот. Шаг по кругу, Игнар прикрывает книжника. Две фигуры, закутанные в тряпье, занесли тяжелые дубинки над головой новичка. Наросты засохшей крови на тупых гвоздях все ближе. С глухим звуком они зависли на скрещенных клинках побратима. Выпад Вестиана в открытый корпус и дубинка одного из нападающих с тихим скрежетом скользит вниз по клинкам вслед за телом. Второй падает лицом вниз. Мирай бьет в основание шеи сзади и круговым движением подсекает падальщика под ноги. Игнар всаживает один клинок в беззащитную спину, вторым пронзает подступившего сзади врага. Шаг, другой, третий… пространство вокруг медленно заполняется телами. В затухающем свете солнца они сливаются с пустыней. Она принимает свою дань.

В просвете между атаками, Мирай коротко бросает взгляд вокруг. Бой идет по отработанной в монастыре схеме. Она не дает осечек. Падальщиков стало меньше. Но кажется, будто с каждым упавшим телом, уровень агрессии остальных только возрастает. Кольца вокруг солдат становятся плотнее. Автоматы легли в свои пазы, в руках ожили шипастые ножи. Группы обороняются уже широким кольцом. Побратимы, замыкая круг, подпускают ближе и свою тройку. Игнар ведет в группе. Тела вокруг не дают сражаться, и он плавно перемещает боевую единицу в сторону. Новая волна падальщиков, оружие в руках заплясало с удвоенной силой. Совсем рядом послышался рык. Челюсти пса Груда, защищая хозяина от занесенного над ним кривого длинного ножа, сомкнулись на руке падальщика. Вслед за рукой тело падает на землю, острые зубы, не замечая намотанной ткани, играючи разрывают горло. Хрип затихает в общей агонии смерти вокруг. Крепыши бьются, не зная пощады. Что там за химию они глотают не понятно, но накалом свирепости, они не уступают падальщикам. Псы дерутся с такой преданностью, что сердце Мирая опять невольно замирает. Не жалея себя, они закрывают хозяев, шкура сочиться от полученных ран. Знакомый пес с ярким рыжим гребнем встает на задние лапы, мощным ударом передних он валит крупного падальщика и зависает над ним, с острых клыков, прямо на скрюченное ужасом лицо, стекает черная кровавая слюна. Челюсти смыкаются и еще одна душа покидает этот полный страданий мир. Груд дерется сразу с тремя врагами. Краем глаза он замечает, нависший над его защитником тяжелый топор. Руки в лохмотьях уже начали опускаться. Крепыш взвыл и кинулся на помощь псу. Время застыло в настоящем. Его отделяет лишь шаг, но он становится непреодолимым. Коротышка понимает, что не успеет и бросает в противника короткий меч. Оружие слегка задевает напавшего, но тот, как подкошенный, падает назад. Между глаз сияет пулевое отверстие. Эхом шум боя прорезает дошедший звук выстрела. Зеон стоит в кругу солдат. Он один не отбивается от падальщиков, глаза пристально осматривают поле боя. Еще пара очередей и рядом с безоружным Грудом валяться подбитые враги. Кривая улыбка прорезает грубое лицо коротышки, подхватив меч, он замахивается на очередного врага. Голова, не понимая, что произошло, скалясь черными острыми зубами, откатывается к ногам рухнувшего тела.

Бой слился в единую картину, Мирай прислушался к своим. Солдаты дышат тяжело, но ровно. Им не привыкать к нагрузкам. Побратим, в лучшей из своих манер, полностью спокоен. Несколько рваных ссадин не доставляют ему беспокойств. А вот дыхание книжника тяжелеет с каждым шагом, еще немного и его надо будет ставить в центр. Усталость новичка станет помехой для других. Но здравая мысль не успевает обрести форму, пульс книжника учащается, на миг он замирает на месте и с криком срывается на бег. Быстрота реакции побратимов всегда была на высоте. Но обычно рефлексы отзывались на действия собственного тела. Здесь же, в процесс включился мозг, и на осознание ситуации ушло несколько драгоценных секунд. Этого хватило. Тело книжника повалили на землю, и толпа обезумевших падальщиков накинулась на беззащитного одиночку.

– Оставайтесь на месте, – на ходу бросил праведник солдатам и расчищая дорогу помчался вслед за Вестианом. Побратим не отстал ни на шаг. Жажда добычи отключила остатки разума, падальщики пытаясь дотянуться до свежего мяса, забыли о защите. Острые клинки Игнара лишили тел еще с десяток душ. Мирай, раскидывая посохом новых желающих, усмехнулся. Да уж, очередь на суд смерти выстроится сегодня не маленькая. Добавили они ей работенки на вечер. Сделав шаг назад, праведник уперся в родную спину побратима. Прислушался к новичку. Дыхание слабое, рваное… пока живой. Однако, бездумный поступок книжника сыграл на руку. Запах чистой крови и страха разлился над полем. Безумие, горевшее в глазах падальщиков, колыхнулось адским пламенем, слаженность атак пропала. Фигуры отделялись от групп и движимые голодом неслись на запах. Ряды нападающих поредели, вновь послышались автоматные очереди. Солдаты и воины монастыря умело косили потерявших слаженность врагов. И лишь побратимы стоя в центре сжимающегося круга ощутили на себе всю силу голода, рвущихся к добыче падальщиков. Минуты слились в мгновение. Атака, защита, нападение, шаг, еще один, выпад, контратака… Первыми плотные ряды нападающих пробили оскаленные морды. Черная от крови слюна тяжелыми каплями падает на такого же цвета песок. Мощные челюсти отбрасывают врага и рвут в клочья их плоть. Рядом прорвались невысокие фигуры. Крепыши, орудуя короткими широкими мечами прорезали толпу. Рядом не отстает парнишка охранник. Он слаженно подстроился под стиль боя «волков». Скользкими тенями за спинами мелькнули воины невидимки. Короткие очереди солдат прорезали хрипы и крики умирающих. Мгновение и победный рык адских псов возвестил о конце боя.

…

Мирай, опершись о посох, посмотрел на уходящее солнце. Его диск наполовину спрятался за горизонтом. Скоро, совсем скоро запах крови гигантским маяком вспыхнет в сознании покинувших недра пустыни чудовищ, и они примчатся на сервированный ужин. И не важно чистая это кровь или черная как глаза преисподней. Что делать с телами праведник уже давно решил, но запах товарища надо было спрятать первым делом. Скинув рюкзак, он достал аптечку и, раскидав мертвые тела, склонился над книжником. Тяжелое дыхание вырывалось из провалившейся груди. Броня была разодрана, тело, видневшееся в прорехах, покрывали не просто укусы. Плоть, куда добрались падальщики, была выдрана крупными кусками. Пустыня не для одиночек. Этот урок ярким узором останется на теле новичка.

– Сильно ему досталось…, – Игнар обработал свои раны, свежие шрамы светились под тонкой пленкой антисептика, – чего он ломанулся?

– Пустыня его разберет…, – праведник первым делом нащупал вену на тонкой руке и ввел смесь обезболивающего и антиинфекционки, и только после этого принялся обрабатывать раны. Шипя и пузырясь, антисептик съедал кровь, стягивал края ран и покрывал их прочной слюдой, – думаю признал в ком-то из падальщиков, того, кто его обитель сжег. Видимо у него память не только на языки феноменальная…

– Ну ты…, – побратим мотнул копной светлых волос и приступил к ранам с другой стороны, – мне такая даром не надо.

– Да, уж, – Мирай согласно кивнул, – некоторые вещи бывает полезно забыть.

Со следами укусов было покончено, праведник оглянулся. Немногочисленные воины, что получили ранения, уже подлатали себя. Остальные добивали падальщиков. В основном это были солдаты «былой славы». Вот здесь в ход пошли их широкие ножи. Оно и понятно, патроны лишними не бывают. Праведник вздохнул и, почувствовав на себе взгляд, перевел глаза в сторону. Не надо было особо стараться, чтоб прочесть строгий упрек в глазах командира. Побратимы отвечали за книжника и… прозевали его. Кивнув, праведник подтвердил. Жить будет и приступил к сложному. Надо выровнять ребра. Падальщики так навалились на беднягу, что те не выдержали и некоторые точно лопнули. Благо легкие остались целыми. Дыхание Вестиана хоть было тяжелым, но не рваным. Привалив книжника к спине побратима, Мирай опять залез в рюкзак. Сколько раз уже их жизнь спасали вещицы из бункера. Да, судьба часто бывает иронична. Схрон забрал жизнь его первого наставника, но не раз сохранил ему самому и побратиму, а вот теперь и новому другу. Праведник содрал с книжника остатки брони. Припухлости на груди говорили, что ребра сломаны в нескольких местах. Достав плотную шириной с ладонь ленту, Мирай принялся обвязывать ей корпус книжника. Стоило полотну завершить полный круг и намертво прилипнуть к коже, как оно стало вытягивать грудную клетку, возвращая ей изначальную форму. В итоге получился неплохой корсет прочно держащий фигуру. Носить его придется до конца рейда точно.

– Все опускай, – выдохнув Мирай и положил новичка на песок, – давай отнесем его немного, и… распаковывай запасы.

Крови книжник потерял достаточно. Игнар залез в рюкзак и достал один из пакетов крови, что они так удачно стащили с бойни. Конечно парня стоило перенести в более спокойное место… Но транспортеры еще не пожаловали, а у праведника осталось одно незаконченное здесь дело. Быстро введя в вену иглу трубки и подвесив пакет на раздвижной штатив, Мирай удостоверился, что тело книжника охотно поглощает кровь и повернулся побратиму.

– Побудь с ним недолго, я к командиру.

Дождавшись ответного кивка, праведник быстрым шагом направился к начальству. Вокруг стремительно темнело и надо было срочно решать где ночевать.

– Да нечего боятся, – громкий голос Зеона был слышен издалека, – тут этим тварям на ужин столько лежит, что они нас не тронут. Затаимся в зданиях, дождемся транспортеров. Они уже на подходе.

– Да будет верен наш путь, командир, – высокая фигура праведника замерла в шаге от говорящих, -позвольте обратиться?

– Как раненный? – серые глаза впились в Мирая, – докладывай.

– Пока без сознания, но состояние возвращается к стабильному, – коротко кивнув, ответил праведник. Взгляд командира прожигал насквозь, кивнув он разрешил продолжить, – ты хотел сказать что-то еще.

– Да, – фигура парнишки подтянулась, упорство отразилось в глазах, – возможно будет лучше не оставлять тела. Они привлекут слишком много хищников. Мы можем зависнуть здесь на долго.

Праведник хорошо знал, о чем говорит. Их с побратимом вылазки в пустыню имели и печальный опыт. Стоило только вспомнить, как однажды они так же самонадеянно оставили останки убитого птицеящера вблизи древней системы заправки двигателей. Приползшие на лакомство гигантские черви вмиг сожрали добычу, а потом учуяв свежее мясо, долго пасли ребят в развалинах.

– Предлагаю сжечь тела. Так мы не только избавимся от приманки, но и отпугнем хищников огнем.

– Хммм, – командующий отрядом пристально глянул на парня, – а неплохая мысль, что скажешь?

Зеон повернулся к командиру неведимок.

– Думаю, стоит попробовать, – и уже обращаясь к Мираю приказал, – давай, ты руководишь процессом.

Для того количества тел, что оставили после себя нападающие, понадобились усилия всего отряда. Проведав книжника, Мирай приставил к нему одного из воинов. Остальным поручил укладывать, то что осталось от падальщиков небольшими кучами, тел по десять.

– Ты что-то задумал, – ухмылка привычным движением отразилась на лице побратима, – раньше мы и не думали палить врагов.

– Отчего же, – левый уголок рта праведника приподнялся в кривой улыбке, – были случаи…

– А ты, про тех червей, что не давали нам покоя всю ночь, – Игнар быстро сообразил, о чем говорит брат, – да, согласен, тогда тела неплохо было уничтожить. Но ночка то получилось веселой, что-то я сомневаюсь, что дело лишь в этом…

– Ты прав, брат, – темные глаза праведника стали серьезными, – хочу исполнить наказ Хранителя твоего рода… Не каждая душа может достойно уйти за грань, а он просил проводить каждую, что встретила смерть по твоей милости. Но мы ведь не будем делать исключения для других?

– Что я знаю о твоих Богах и их правилах, брат, – Игнар шутливо развел руками, – я с тобой, всегда… для меня этого достаточно. Хранитель в тебе уверен. А ты решай сам, скольких ты потянешь проводить на тот свет…, – усмехнувшись твердому кивку побратима, воин спросил, – а что жечь обязательно? Как же те, дикие?

– Да нет, не обязательно, – праведник качнул головой, – огонь уничтожит тела, и привязка души к этому миру ослабнет. Живому существу будет легче найти путь домой. Но в молитве я вспомню о каждом.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Побратим закинул последнее тело в одну из небольших куч. Их получилось шестнадцать. Вот вам и ответ сколько было падальщиков. Больше ста пятидесяти.

– Не просто знаю, брат, – решимость горела будущим пламенем, – я уверен, – и замолчав на секунду, прокричал солдатам, – тащите топливо!

Зеон смотрел как его здоровяки послушно потянулись к приехавшим транспортерам и не понимал откуда в этом парнишке столько силы. Даже ему не удавалось так легко командовать своими головорезами. Да, что говорить своими. Груд с командой без единой просьбы присоединился к членам отряда и, выторговав небольшую кучу останков для собак, проворно тягал тела. А сейчас встал в очередь за топливом. Сначала командующий поморщился, поняв, что придется пожертвовать нужным ресурсом. Но потом сам попал под власть голоса праведника. За ним хотелось идти, помогать ему казалось правильным. Да и запасы топлива были большие. Синтетическая дрянь в избытке осталась от рухнувшей цивилизации. Намного больше, чем выжившей техники. Ее то, как раз и погубили последние годы войны.

Мирай осмотрел выложенные кругом тела. Около каждой кучи осталось по воину, по сигналу они подожгут тела. Остальные расположились разреженным кольцом вокруг. Зеон прошелся и выставил часовых. Пески пустыни постепенно оживали, медлить не стоило. Праведник поднял руку и с резким выдохом опустил.

– Поджигай!

Огонь вспыхнувший в руках воинов перескочил на курганы и плавно будто магией объял тела. Синий от соприкосновения с синтетикой топлива, он постепенно разгорался и очень скоро красные всполохи образовали кольцо вокруг праведника. Поднявшаяся страшная вонь грозила испортить величие момента, но Мирай уже погрузился в транс. Он настраивался, ловил ощущениями души, каждой он должен был приоткрыть верный путь. Праведник был готов. За все в этом мире надо платить. В его случае дань, которую соберет смерть вместо падших душ, станет его праведность. Грани реального мира стирались все больше, границы сознания рубили оболочки вселенной. И когда погребальные костры пошли на убыль, смолк треск ломающихся от жара костей, а прохлада разнесла тревожным знаком по пустыне вонь сгоревшей плоти, над полем раздался охрипший от недавних команд голос праведника.

Вновь стоишь за чертой,

стужа веки закрыла.

Вновь очнулся собой,

тело к чертям остыло.

Сердце полное грязи

душу в клетку сковало.

И лишившись всех связей,

Смотришь смерти в оскалы…

Воины, что стояли кольцом замерли, слова будто камнепадом свалились на них. Каждый из них был свидетелем смерти, чаще врагов, реже друзей. Многие лично, порой и не раз, видели открывающийся засов ее двери. Но редко кто знал, что ждет его по ту сторону. Каждый жил настоящим, и все казалось таким простым и правдивым. Убивай врагов, защищай близких. Но было ли это по настоящему честным? Мотив песни изменился, голос праведника стал выше:

Там… на том берегу,

Там в обители чистой.

Там… увидеть смогу,

Тех, кто памятью дышит.

Там… не тленно начало,

Там… не виден конец.

Там… стоит у причала

Жизни нашей венец.

Игнар подошел к побратиму. Знакомые слова разбередили его сердце. Когда-то Хранитель пел эту песнь для него. Он вкладывал в юного мальчишку знания способные сделать из него достойного воина, того кто с честью пройдет жизненный путь и без страха ступит за черту. Боль разочарования с новой силой вспыхнула в памяти юного воина. Он рано понял, насколько успел прогнить его род, как низко пал его отец. Власть ослепляла, а чувства, пытаясь урвать как можно больше наслаждений, не знали покоя. К счастью, маленькому Игнару хватило чистоты сердца встретить на своем пути верного человека.

За фальшивой улыбкой

Ты пороки не спрячешь.

Нет, не будет попыток,

Ты теперь настоящий.

Звон грехов на весах,

Чаша жизни качнулась.

Вечность стынет в глазах

Она к тебе повернулась.

Зеон оглядел скрытые забралами лица своих солдат. Будто смеясь над ним, воображение нарисовала на них смешные рожицы. А не ходит ли он сам, прячась за прочную броню с подобной лощеной улыбкой. Ему вспомнился старый друг, настоятель монастыря. Его лицо всегда было отражением внутренних железных принципов. Ничто, ни смерть близких, ни время, не смогли изменить это. Командующий втянул очищенный воздух. Запах горелой плоти пробился сквозь фильтры. Настоящий… Жизнь за броней может быть фальшивкой, если фальшивка внутри. А он, он сможет пронести через жизнь верные ценности.

Там… на том берегу,

Там… свобода бесценна.

Там… огонь разажгу,

Душу вырву из плена.…

Там… нет мрака и тени

Там… предание дышит

Там… отринут сомнения

Те, кто сердце услышит

Груда передернуло. Смысл песни отказывался уместиться под его рыжий гребень. Бой адреналином прошелся по нервам и разбудил былую сентиментальность. Он один из немногих ценил собак, не как рабочий инструмент, а как верных товарищей. Он потерял нескольких псов. Последний рядом с ним держался дольше всех. К нему Груд сильно привязался. Мысли о его преданности теплом разлилась по его жесткому сердцу.

Секунды станут в столетья

Крик осядет на стенах.

Время огненной плетью

Расплатой вывернет вены.

Плату примешь смиренно,

Смерть отбросит хлысты.

Душу вырвать из плена

Шанс получишь и ты.

У парнишки из городской охраны фильтров для дыхания не было. Груд и его бойцы к вони были привычней и легко справлялись без них. Потому и подумать о нежном обонянии стража, не видавшего городских окраин, не подумали. Парня скрутило похлеще чем от пойла, что пришлось глотнуть, чтобы пробиться в рейд. Но вместе с этим прошло понимание, насколько приторно фальшивой была жизнь в верхней части города.

Там… на том берегу,

Там… сомнения смыты,

Там… услышать смогу

Тех, кто мной не забыты

Там… себя ты яви.

Сделать нужно не много.

Только лишь назови

Имя забытое Бога…

Командир воинов монастыря застыл, глядя на Мирая. Он присматривался к нему давно. С тех самых пор, когда мальчишка притащил тело погибшего наставника. Он не сводил глаз с юного праведника, когда тот три дня сидел на месте прощания с учителем. Он знал, что возьмет его в бой, уже тогда, когда позволил себе удар милосердия на плацу. А теперь надеялся, что тот окажется рядом, когда будут провожать в последний путь и его.

Слова закончились. Над поляной повисла гробовая тишина. Сознание постепенно возвращалось к здесь и сейчас. Упав на колени, праведник продолжал молиться и за тех, кто ушел, и за тех, кто остался. Прямо сейчас сети мироздания покачнулись и освободили проход тем душам, с кого слетела грязь прожитых жизней. Грех убийства не лег и на плечи причастных. Внутри Мирай ощутил непривычную пустоту. А где-то там, на самом низу вселенной довольно улыбнулся тот, кого зачастую величают Смертью. Дар чистой души пришелся ему по вкусу. Он был много лучше гнилого запаха человеческих грехов. Ведь он и сам был праведником.

…

Ночь прошла спокойно. Твари пустыни на самом деле не потревожили их. Огонь и страшный запах распугал всех хищников. Выставленные патрули не заметили движения и в раскинувшихся вокруг старых развалинах. Те не ожили ни звуком, ни светом. Но пустота внутри не давала Мираю уснуть. Он застыл в закрытой нише одного из зданий на окраине, глаза невидяще ловили линии городского скелета.

– Эй, брат, ты в порядке, – Игнар легко нашел побратима. Встревожившись не на шутку, он всматривался в бледное лицо друга, – я могу помочь?

– Ты всегда помогаешь, – слабая улыбка пробежала по лицу праведника, – сейчас лучшей помощью будет, если ты выспишься.

– Хорошо, – Игнар легко согласился с товарищем, но не ушел, любопытство взяло вверх, – так это он и есть тот самый шанс, о котором ты читал в книге?

– Да, брат, – Мирай тихонько рассмеялся, – когда я дочитал книгу до конца, то смысл песни Хранителя наконец дошел до меня. У всех есть шанс вернуться назад к Богу. Надо лишь умереть с именем Господа на устах или с мыслями о Нем, – праведник замолчал, глаза потемнели от нахлынувшей грусти, – Бог всех нас любит одинаково и ждет, да только мы забыли об этом. Как можно вспомнить имя Господа при смерти, если никогда не знал Его при жизни? Никак… Вот я и напомнил уходящим душам об этом. Их смерть не ляжет на тебя грехом…

– Спасибо, брат!

Поддавшись порыву, Игнар крепко сжал побратима в объятьях. На мгновение время остановило свой бег. Небывало высокий и мощный для своих четырнадцати, он застыл, пытаясь передать благодарность, светлые волосы рассыпались по плечам, слова стали лишними. Бледные губы Мирая эхом повторили… Это тебе спасибо, брат. Подождав пару секунд, он отодвинул побратима. Взгляд указал на транспортеры. Но парнишка лишь весело ухмыльнулся. Спать в спёртом воздухе среди нескольких десятков тел… ага, нашел дурака. И завалился прямо на пол, рядом с другом и через несколько минут уже погрузился в сон. Мирай сел, привычно скрестив ноги и погрузился в себя. Чистое сердце открыло связь, он вновь и вновь взывал к Богу, шепча его имена, он просил только об одном. Дать сил понять и довести дело до конца.

…

Первые лучи солнца прорезали небосвод. Игнар проснулся, но не стал тревожить брата. Праведник, застыв в одной позе, сидел погруженный в себя. Оставшись один, Мирай приоткрыл глаза. Большая часть отряда ушла на зачистку развалин. Неподалеку мелькнула фигура побратима, но праведник не торопился вставать. Сердце давно уже заполнила привычная теплота и вера. Но противный червячок вины не давал покоя. По вине Мирая чуть не погиб книжник. Он не уберег нового друга и едва не потерял учителя в его лице. В голове мелькали мысли, как предотвратить такую ситуацию. Ответ был лишь один – молиться. И он молился, за нового друга, чтоб быстрее стал на ноги. За побратима, чтоб Господь уберег его. За всех, чтоб каждый смог пройти верный путь и обрести достойный конец. Время шло. Темная полоса тени здания, в котором он сидел, становилась все ближе. Яркая линия света, обнажая детали, почти подобралась к ногам и тут внимание праведника привлек маленький комочек неизвестно чего. Издалека, он больше всего походил на свалявшийся комок пыли. Но вот цвет, не давал Мираю покоя. Присмотревшись он увидел маленькую лапку, а на ней крошечные пальцы с бусинками присосками на концах. Это было тельце, на удивление маленькое тельце ящерицы. Таких в пустыне было навалом. Оно было искорёжено будто по ней чем-то прошлись, но никак не расплющили тяжёлым ботинком. Да еще и цвет. Капли, что застыли на тельце были насыщенного алого цвета, цвета чистой крови.

Подтверждая подозрения Мирая, порыв прохладного воздуха скользнул по лицу праведника. Небольшой участок стены здания напротив, ровно там, где застыло тельце ящерицы, бесшумно сдвинулся вбок. На пороге, щуря глаза от яркого солнца, застыл старик. Самый настоящий. Не просто потухший мужчина, чье время забрал их странный мир, а реальный, будто сошедший со страниц исторических хроник. Тяжело ссутулилась по-стариковски сгорбленная спина. Глубокие морщины залегли вокруг потускневших глаз. Скрученные временем руки нашли опору в старой деревянной трости. Взгляд выцветших глаз уперся прямо в юное лицо Мирая, скрипучий голос, под стать старику, произнес:

– Праведник, значит… давненько я вас тут не встречал, – подрагивающие в коленях ноги ступили на ярко освещенную растрескавшуюся от времени мостовую, – ты то мне и нужен…