Ошибка

Грейс

Моя лекция по психологии длится три часа, но честно могу сказать, что не услышала ни слова из того, что говорил профессор. Ни единого словечка.

Все эти сто восемьдесят минут я вспоминала о каждой невероятной секунде из всего того невероятного, что делал со мной Логан этим утром.

Можно причислить человека к лику святых, или для этого необходимы какие-то обязательные требования?

А можно причислить к лику святых чей-то язык? А может, существует Управление Сексуальности, где вручают приз за лучший оргазм?

Если так, то Логан его заслужил.

Я до сих пор пребываю в замешательстве из-за того, что он появился у моей двери и, скажем так, потребовал, чтобы я позволила ему довести меня до оргазма. Думаю, его эго все-таки такое же чувствительное, как пишут все эти глянцевые журналы. Но знаете что? Мне кажется, что это даже мило. И я испытываю какое-то извращенное удовлетворение от мысли о том, настолько уверенный в себе Джон Логан на самом деле сомневается в своих сексуальных умениях.

Забавно. Меньше недели назад я сетовала на то, что у меня скучная жизнь, а теперь посмотрите на меня – в мою дверь стучатся сексуальные хоккеисты и делают мою жизнь невероятно волнительной.

Да и к черту. Я присуждаю приз себе самой.

Логан продолжает занимать мои мысли и тогда, когда я встречаюсь за обедом с Рамоной и девочками, усаживаясь за наш обычный столик у дальней стены огромной столовой.

Карвер-Холл – одно из моих самых любимых мест в университете. И кто бы его ни проектировал, этот человек явно не обращал никакого внимания на остальные университетские постройки, потому что здание Карвера похоже на шале, и это придает ему какой-то деревенский стиль. Высокие потолки, деревянные панели на стенах, декорированные светильники, заливающие помещения мягким теплым светом, в отличие от флуоресцентного освещения в других столовых. И еще Карвер всего в двух минутах от моего общежития, что позволяет мне каждый день наслаждаться его великолепием.

Я ставлю поднос на стол и, опускаясь на пустой стул, открываю банку с рутбиром.

– Привет, – здороваюсь я со всеми. – О чем болтаете?

Рамона, Джесс и Майя тут же умолкают, на их лицах появляется скрытное выражение, и я сразу же догадываюсь, о ком они говорили.

Обо мне.

Я с подозрением прищуриваюсь:

– В чем дело?

Рамона с опаской смотрит на меня:

– Хорошо, но только не злись… я рассказала им про Логана.

Во мне поднимается волна раздражения, но в большей степени на саму себя. Не знаю, зачем я продолжаю делиться с Рамоной чем-то личным. Просить ее держать все в тайне – это как кинуть собаке мячик и просить не бежать за ним. Что ж, я кинула чертов мячик, и теперь Рамона несется с ним обратно. И в этом году ей повезло познакомиться и подружиться с двумя девицами, которые сплетничают еще больше, чем она. Джесс и Майя так много времени уделяют критическому анализу жизни окружающих, что если создадут веб-сайт, то составят серьезную конкуренцию Пересу Хилтону^[7].

– Так что, это правда? – требовательно вопрошает Джесс. – Ты действительно сосалась с ним?

Мне неловко обсуждать с ними Логана, но я знаю этих девчонок – они не отстанут, пока я не скажу им хоть что-то. Пытаясь вести себя как ни в чем не бывало, я наматываю на вилку феттуччини и отправляю в рот. Затем, встретившись взглядом с Джесс, отвечаю:

– Угу.

– И все? Угу? – Она, похоже, шокирована. – И это все, что ты собираешься сказать?

– Я же вам говорила: она держит все в тайне, – ухмыляется Рамона. – Видимо, нам придется напомнить Грейс о первом правиле дружбы. А именно: не умалчивать о деталях, когда целовалась с самым горячим парнем в универе.

Я жую свою пасту:

– Я не рассказываю о своих любовных приключениях.

И тут, с насмешкой в голосе, вступает Майя:

– А знаете, учитывая полное отсутствие деталей, можно подумать, что этого вообще не было.

Можно подумать?

Я резко поворачиваюсь в сторону Рамоны. Поверить не могу! Теперь она распускает такие слухи? Наводит людей на мысли, что я какая-то сумасшедшая патологическая врушка?

Рамона, под моим немым осуждением, тут же спешит защитить себя:

– Эй, мы же уже это выяснили, помнишь? Детка, я верю, что вы с ним целовались.

– Дважды. – Признание слетает с моих губ прежде, чем я успеваю остановиться. Проклятье!

У Рамоны отвисает челюсть:

– Что значит «дважды»?

Я пожимаю плечами:

– Этим утром он заходил снова.

Мои слова вызывают два потрясенных вдоха, за которыми следуют два оглушительных визга – все от Джесс и Майи. Рамона на удивление молчит, и мне не удается прочитать выражение ее лица.

– О боже! Приходил? – восклицает Джесс.

– Когда? – спрашивает Рамона.

Ее чересчур вежливый тон заставляет меня насторожиться.

– Сразу после того, как ты ушла на занятия. Но он пробыл недолго.

Ее темные глаза по-прежнему ничего не выдают.

– В этот раз ты хотя бы взяла номер его телефона?

– Нет, – признаюсь я. – Но теперь у него есть мой.

– Значит, ты по-прежнему не можешь с ним связаться. – Это не вопрос. И даже не обычное утверждение. В ее голосе чувствуется презрение, а когда я смотрю через стол, от меня не ускользает самодовольная усмешка на лице Майи.

Они мне не верят.

Рамона может отрицать это до посинения и потом сдавать назад хоть до следующего штата, но моя лучшая подруга по-прежнему уверена, что я это все придумала. И теперь она вовлекает в свои сомнения и наших подруг.

Наших подруг?

Мой насмешливый внутренний голос этим вопросом попадает прямо в цель, и, поразмыслив, я уже не могу вспомнить ни единого человека, с которым общалась в этом году и с которым меня не познакомила Рамона. В тот единственный раз, когда я пригласила к нам девчонок из своего класса по английской литературе, Рамона весь вечер болтала и смеялась, сказала им, что сказочно провела время. Но потом, когда девочки ушли, сообщила мне, что они скучные и мне нельзя приглашать их к нам, когда она дома.

Черт, ну почему я позволила ей вот так управлять своей жизнью?! Я терпела это в старшей школе, потому что… проклятье, даже не знаю, почему я все это терпела. Но мы уже больше не в старшей школе. Это колледж, и я могу проводить время с теми людьми, с которыми хочу, не переживая о том, что о них подумает Рамона.

– Нет, – стиснув зубы, отвечаю я. – Я никак не могу с ним связаться. Но не переживай: уверена – мой воображаемый друг рано или поздно свяжется со мной.

Она хмурится:

– Грейс…

– Я возвращаюсь в общежитие, чтобы поработать над курсовой. – Кусок больше не лезет в горло. Я поднимаю поднос с недоеденным обедом и встаю со стула. – Еще увидимся.

Считайте меня наивной, но мне казалось, что в университете все будет по-другому. Я думала, что все эти сплетни, разговоры за спиной и прочая чушь перестают существовать после окончания школы, но, похоже, злые девчонки присутствуют на любом уровне образовательной системы. Это как поездка на ферму – если вы отправляетесь туда, надеясь, что не будете повсюду натыкаться на кучи коровьего дерьма, то вас ждет горькое разочарование. И вот вам тестовое задание на проверку способностей: «ЗЛЫЕ ДЕВЧОНКИ в ШКОЛЕ – это как _______________ на ФЕРМЕ».

Дерьмо. Вот ответ на это задание – дерьмо.

Рамона перехватывает меня в тот момент, когда я в гневе вылетаю из здания, ее каблуки цокают по известковому камню, пока она спешит вслед за мной.

– Грейс, подожди.

Стиснув челюсти, я поворачиваюсь:

– Чего тебе?

В ее глазах светится паника:

– Пожалуйста, не злись на меня. Я ненавижу, когда ты на меня злишься.

– Ой, Рамона, мне так жаль, что ты расстроена. Что мне сделать, чтобы тебе стало легче?

Ее нижняя губа дрожит:

– Не обязательно язвить мне. Я хотела извиниться.

Блин, если она сейчас начнет лить свои крокодильи слезы, честно, я за себя не ручаюсь!

– Я не хочу снова начинать с тобой этот разговор, – холодно отвечаю я. – Мне плевать, думаешь ли ты, что я вру, или нет. Я знаю, что говорю правду, и все остальное не имеет значения, понимаешь? Просто сейчас мне кажется невероятно обидным, что моя лучшая подруга, с которой я дружу с шести лет, считает…

– Я завидую, – быстро говорит она.

Я замолкаю.

– Что?

Наши взгляды встречаются, и на ее лице появляется унылое выражение. Понизив голос, Рамона повторяет:

– Я завидую, ясно?

Должно быть, ад замерз. Другого объяснения тому, что я слышу, нет. Потому что за все тринадцать лет нашей дружбы, Рамона никогда не признавалась, что завидует мне.

– Весь год я пыталась сблизиться с Дином, – жалуется она. – Весь гребаный год, а он даже не знает о моем существовании. И вот ты, даже не стараясь, закрутила роман с его лучшим другом. – На лице Рамоны проступает нетипичное для нее ранимое выражение и смягчает ее черты. – Я вела себя как последняя стерва и прошу за это прощения. Из-за своей неуверенности в себе я сорвалась на тебе, а это было нечестно. Пожалуйста, не злись на меня. В среду твой день рождения. Я хочу отпраздновать его с тобой, хочу, чтобы у нас снова все было хорошо, чтобы…

Я, вздохнув, обрываю ее:

– У нас все хорошо, Рамона.

– Правда?

Гнев, который только наполнял меня, переливаясь через край, испаряется, стоит мне лишь заглянуть в ее полное надежды лицо. Это та Рамона, на которую я потратила тринадцать лет своей жизни. Девчонка, которая часами слушала мою болтовню о школьных влюбленностях, которая приносила мне домой школьные задания, когда я болела; которая научила меня краситься и которая грозилась надрать задницу любому, кто бы просто не так на меня посмотрел. Порой Рамона бывает эгоцентричной и легкомысленной, но зато она отчаянно преданная и невероятно добрая, когда сбрасывает с себя маску «плохой девочки».

Вся эта ситуация с Джесс и Майей по-прежнему больно жалит, но даже из-за этого я не могу заставить себя отвернуться от столь многолетней дружбы.

– У нас все хорошо, – успокаиваю я Рамону. – Правда.

По ее лицу расползается сияющая улыбка.

– Здорово. – Она обхватывает меня за талию и сжимает в медвежьих объятиях. – А теперь пойдем домой, где ты расскажешь мне обо всех непристойностях, которые делал с тобой этим утром Джон Логан. В подробностях.

Глава 8

Логан

Когда в среду утром я еду в Мансен, мое настроение на шкале счастья и радости прочно располагается на своем обычном месте – на нуле.

Такое случается крайне редко, чтобы я ехал домой посреди учебного года, но иногда у меня просто нет выбора. Обычно так происходит, когда внештатный механик в гараже моего отца не может заменить Джефа, который везет отца к доктору. Сегодня как раз такой случай, и я убеждаю себя, что смогу вынести пару часов, меняя масло и ремонтируя машины, и не сойти с ума.

К тому же это будет неплохим разогревом перед летом. Я имею склонность забывать о том, насколько сильно ненавижу работу в гараже, так что первый день для меня обычно равен отправке на фронт. У меня все скручивается в животе, а сердце начинает колотиться от страха, когда до меня доходит, что на следующие три месяца это станет моей жизнью. Но, по крайней мере, если сегодня я немного поработаю, то потом смогу хотя бы чуть-чуть снизить порог этой паники.

Фургона Джефа уже нет, когда я паркую свой пикап перед гаражом с вывеской «Логан и сыновья. Авторемонт». Звучит, конечно, смешно, учитывая, что это мастерская называлась так еще задолго до того, как мои родители обзавелись детьми. До папы гаражом заправлял мой дедушка, который, похоже, надеялся произвести на свет немало дюжих отпрысков мужского пола. Но отпрыск получился только один, так что фактически гараж следовало бы назвать «Логан и сын».

Мастерская представляет собой небольшое кирпичное здание, где места хватает только на два автоподъемника. Впрочем причина того, что бизнес особо не процветает, совсем не в площади. «Эл и Эс» приносит достаточно денег, чтобы покрывать необходимые расходы, оплачивать счета отца и выплачивать кредит за наш коттедж, который располагается в задней части земельного участка. В детстве я ненавидел то, что наш дом стоит так близко к гаражу. И в середине ночи нас будили клиенты, дубасившие в дверь, потому что их машина сломалась неподалеку, или телефонные звонки от службы техпомощи с сообщением о том, что нам везут машину. Все это было обычным делом.

Но после той аварии эта близость превратилась в удобство, потому что папа мог добраться из дома до работы меньше чем за минуту.

Но сейчас отец проводит в гараже не так уж много времени. Джеф – единственный, кто выполняет всю работу, а родитель пропивает себе мозги, развалившись в кресле в гостиной.

Я подхожу к помятой металлической двери, которая оказывается запертой на замок. К двери неровно оборванной полоской скотча приклеен разлинованный лист, и я сразу узнаю почерк брата.

«ТЫ ОПОЗДАЛ».

Два слова, написанных большими буквами. Черт, Джеф был в бешенстве.

Воспользовавшись собственным комплектом ключей, я открываю боковую дверь, вхожу внутрь и нажимаю кнопку, которая заставляет взлететь вверх огромную механическую дверь. На улице еще холодно, но я всегда держу дверь открытой – какой бы ни была погода. Когда я начал здесь работать, это было моим единственным требованием. Потому что довольно быстро невыносимый запах масла и выхлопных газов начнет сводить меня с ума.

Джеф оставил мне список заданий, к счастью не очень длинный. Устаревшая модель «Бьюика», припаркованного на бетоне, нуждается в замене масла и передних фар. Раз плюнуть! Я натягиваю синий рабочий комбинезон с логотипом «Эл и Эс» на спине, включаю радио на первой попавшейся станции, где передают тяжелый рок, и приступаю к работе.

Через час я делаю свой первый перерыв. Сначала пью воду из-под крана в офисе, а затем выхожу на улицу для быстрого перекура.

Я как раз тушу окурок металлическим носком ботинка, когда в отдалении слышится рокот мотора. При виде того, как в просветах между высаженными вдоль длинной подъездной аллеи деревьями начинает виднеться передний бампер белого фургона моего брата, грудь моя сжимается.

Трусливо втягивая голову в плечи, я пячусь назад и устремляюсь к открытому капоту «Бьюика». Наклонившись, делаю вид, будто решил проверить мотор, и изо всех сил притворяюсь, что не слышу, как хлопают двери машины и как отец хриплым голосом что-то рявкает моему брату. До меня доносится звук шагов двух пар ног: одни, медленные и тяжелые, удаляются прочь от грязной дороги, а другие – быстрые и яростные – принадлежат Джефу, который в гневе врывается в гараж.

– Что, трудно было подойти и поздороваться с ним?! – раздраженно спрашивает мой старший брат.

Я распрямляюсь и захлопываю крышку капота:

– Прости, я как раз заканчивал работу. Зайду в дом перед отъездом.

– Давай-давай, а то он только что выговорил за это мне, а ведь это не я не здоровался с ним! – Джеф сердито хмурит темные брови. У него такой вид, словно он собирается продолжить читать мне нотации, так что я резко меняю тему до того, как он успеет начать:

– Что сказал доктор?

Тон Джефа меняется:

– Ему нужно перестать пить, иначе он умрет.

Я невольно фыркаю:

– Черта с два он бросит.

– Конечно нет. Будет пить до самой смерти. – Джеф яростно качает головой. – До того несчастного случая это было просто зависимостью. Но сейчас, мне кажется, это стало его целью.

Господи. Я в жизни не слышал более удручающего суждения.

Но с ним не поспоришь. Несчастный случай действительно все изменил – отец словно с катушек слетел, и прежние годы трезвой жизни пошли коту под хвост. И ведь это было хорошее время, черт побери. На целых три года у меня снова появился отец.

Когда мне было четырнадцать, последнее пребывание папы в центре реабилитации волшебным образом оказалось продолжительным. До маминого ухода он не прикасался к выпивке целый год, что, собственно, и стало причиной, почему она согласилась, чтобы мы остались с ним. Когда родители разводились, у нас было право выбора, с кем остаться. Джеф не хотел менять школу и уезжать от своей подружки, поэтому решил остаться с папой. А я решил остаться со своим старшим братом. И не только потому что боготворил его, а еще потому, что когда мы были маленькими, то пообещали прикрывать друг другу спину.

После развода отец соблюдал трезвый образ жизни еще года два, но у меня такое ощущение, что вселенная решила, будто семья Логанов не должна быть счастлива. И вот, когда мне стукнуло шестнадцать, отец попал в ужасную автомобильную аварию по дороге из Бостона, где он оставил нас в гостях у мамы.

Обе его ноги были сломаны. Действительно сломаны – папе повезло, что он не остался парализованным. Он чертовски страдал от боли, но доктора не спешили назначать обезболивающие человеку с губительной тягой к алкоголю. Они сказали, что ему нужен постоянный уход, и Джеф ушел из колледжа, чтобы остаться дома и заботиться о нем. Новый мамин муж предложил нам взять кредит и нанять кого-нибудь, кто бы присматривал за папой, но мы убедили Дэвида, что в состоянии справиться сами. И тогда мы действительно ничуть не в этом сомневались. В том, что ноги отца заживут и если он пройдет курс физиотерапии, как предписали врачи, то когда-нибудь и сможет нормально ходить.

Но вот опять – вселенная снова послала Логанов в жопу. Папе было настолько плохо, что он снова стал пить, чтобы заглушить боль. Он не закончил курс физиотерапии, и ноги не срослись так, как планировалось.

Так что сейчас он сильно хромал, постоянно мучаясь от боли, а оба его сына смирились с тем фактом, что им придется ухаживать за ним до самой его смерти.

– Что будем делать? – мрачно спрашиваю я.

– То же, что и обычно. Возьмем себя в руки и будем заботиться о нашей семье.

Чувство бессилия опутывает меня изнутри, переплетаясь с уже поселившимся там чувством вины. Почему мы должны пожертвовать всем ради него?

Потому что он твой отец и он болен.

Потому что твоя мама делала это на протяжении четырнадцати лет и теперь твой черед.

И вдруг в сознание прокрадывается другая мысль, которая уже не раз приходила мне в голову, всегда вызывая ощущение тошноты.

Все стало бы куда проще, если б он умер.

Желчь обжигает мне горло, и я отгоняю от себя эту эгоистичную, отвратительную мысль. Я не хочу, чтобы он умирал. Пусть он конченый человек, пусть он пьет и порой ведет себя как настоящий козел, но, черт побери, он все равно остается моим отцом. Именно он в любую погоду возил меня на хоккейные тренировки. Он помогал мне запоминать таблицу умножения, и он научил меня завязывать шнурки.

Когда он был трезвым, то из него выходил отличный отец, и именно это делает всю ситуацию такой невыносимой. Я не могу ненавидеть его. Я не ненавижу его.

– Слушай, я тут подумал… – я умолкаю, опасаясь реакции Джефа. Откашлявшись, достаю из пачки еще сигарету и направляюсь к двери. – Давай выйдем.

Через несколько секунд я уже делаю глубокую затяжку, надеясь, что никотин добавит мне столь необходимой сейчас уверенности. Джеф с неодобрением поглядывает на меня, но вскоре покорно вздыхает:

– Дай и мне одну.

Пока он закуривает, я выпускаю облако дыма и заставляю себя продолжить разговор:

– Один из агентов из Нью-Йорка заинтересовался мной. И речь идет о крупном спортивном агенте. – Я выдерживаю паузу. – Он считает, что мне ничего не стоит попасть в профессиональную команду.

Лицо Джефа тут же каменеет.

– Это может означать приличную премию. И контракт. Деньги, Джеф. – От отчаяния мое горло словно сжимает тисками. – Мы сможем нанять человека, который занимался бы гаражом, и постоянную сиделку для папы. Возможно, даже сможем выплатить весь кредит за дом, если сумма контракта будет достаточно большой.

Джеф язвительно усмехается:

– И насколько большой контракт ты планируешь заполучить, Джон? Давай начистоту. – Брат качает головой. – Послушай, мы уже говорили об этом. Если ты хотел уйти в профессиональный хоккей, то тебе следовало бы податься сначала в юниорскую лигу. Но ты решил окончить колледж. Ты не можешь убить одним выстрелом сразу двух зайцев.

Да, я выбрал учебу в колледже. Потому что чертовски хорошо знал, что если выберу второй путь, то никогда не смогу уйти из лиги, а это значит подставлю брата. Им бы пришлось вытаскивать клюшку из моих холодных мертвых рук, чтобы я перестал играть в хоккей.

Но мы с Джефом вот-вот поменяемся местами, и это вселяет в меня ужас.

– Я мог бы заработать кучу денег, – бормочу я, но моя жалкая попытка убедить Джефа не срабатывает – он опять качает головой:

– Нет уж, Джонни. У нас был уговор. Если бы даже ты попал в команду, то не получил бы всех денег сразу, и понадобилось бы время, чтобы все здесь уладить. У меня нет этого времени, понимаешь? Как только ты получишь диплом, я уматываю отсюда.

– О, да брось. Думаешь, я поверю, что ты вот так, ни с того ни с сего, уедешь?

– Мы с Кайли в мае уезжаем в Европу, – тихо говорит Джеф. – На следующий день после того, как ты окончишь колледж, нас уже здесь не будет.

Его слова обрушиваются на меня.

– И когда вы это решили?

– Мы планировали эту поездку уже давно. Я говорил тебе – сначала мы хотим немного попутешествовать, а потом пожениться. А затем провести какое-то время в Бостоне и уже только после этого подыскать жилье в Гастингсе.

Моя паника только усиливается:

– Но ты по-прежнему не отказываешься от задуманного, ведь так? Жить в Гастингсе и работать здесь?

Именно об этом мы договорились, когда я окончил старшую школу. Джеф держит оборону дома, а я учусь в колледже, затем, пока они с невестой обустраиваются, на несколько лет я сменяю его, но в результате он снова занимается мастерской, а я получаю свободу.

Вот только на тот момент мне стукнет уже двадцать пять и шансы попасть в профессиональный хоккей сведутся к нулю. Да, возможно, меня возьмут в какую-нибудь команду Американской хоккейной лиги, а вот НХЛ вряд ли будет уже во мне заинтересована.

– Не отказываюсь, – уверяет меня брат. – Кайли хочет жить в небольшом городке и растить наших детей здесь. К тому же мне нравится работа механика.

Что ж, хотя бы одному из нас это по душе.

– Я не возражаю присматривать за папой. Я… – Он тяжело вздыхает. – Мне просто нужен перерыв, понимаешь?

Мне трудно говорить, и я просто киваю. Затем тушу сигарету и, выдавливая из себя улыбку, наконец обретаю голос:

– Мне все еще нужно поменять ту фару. Лучше вернуться к работе.

Мы входим внутрь, и Джеф направляется в офис, а я возвращаюсь обратно к «Бьюику».

Пятнадцать минут спустя я вешаю на крючок свой комбинезон, кричу «пока!» брату и как можно быстрее лечу к своему пикапу.

Чертовски надеюсь, Джеф не заметил, что я так и не поздоровался с нашим отцом.