Полное собрание стихотворений

«Рыжик»

 
У низенькой калитки
Судьба столкнула их.
Блестели солнца слитки
На травах молодых.
 
 
Два паренька молчали.
Ведь цель у них одна,
Одни у них печали:
Вот здесь живет она.
 
 
Та, что смеется звонко,
О ком их сердце мрет,
Глазастая девчонка —
Колхозный счетовод.
 
 
Двоим хоть поругаться,
И, право, как им быть:
Кому из них остаться,
Кому из них входить?
 
 
Один не даст подругу
Отбить. Высок, плечист.
Краса на всю округу —
Шофер и футболист.
 
 
Другой пониже ростом,
Но ладно, крепко сбит.
Себя он держит просто,
Да бойко говорит.
 
 
Дежурный с полустанка,
Фуражка – алый цвет.
Проснувшись спозаранку,
Он даже взял букет.
 
 
Большой букет сирени.
А может, зря и брал?
Но, потеряв терпенье,
Высокий вдруг сказал:
 
 
– Довольно зря топтаться,
Ждать больше нету сил!
Идем, пора дознаться,
Пусть скажет, кто ей мил.
 
 
Все выясним без злобы,
Без драки и без ссор. —
Так порешили оба
И двинулись во двор.
 
 
Горел закат над лугом…
Без тропок, целиной
«Краса на всю округу»
Уныло брел домой.
 
 
На сердце было тяжко:
Другой остался с ней.
В своей большой фуражке
Гриб рыжик. Ей-же-ей!
 
 
А покорил подругу.
Но почему и как?
«Краса на всю округу»
С досадой сжал кулак.
 
 
Он шел по первоцветам,
Сердился и не знал,
Что «рыжик» был поэтом,
Он ей стихи читал.
 

1956

«Женщина сказала мне однажды…»

 
Женщина сказала мне однажды:
– Я тебя люблю за то, что ты
Не такой, как многие, не каждый,
А духовной полон красоты.
 
 
Ты прошел суровый путь солдата,
Не растратив вешнего огня.
Все, что для тебя сегодня свято,
То отныне свято для меня.
 
 
В думах, в сердце только ты один.
Не могу любить наполовину.
Мир велик, но в нем один мужчина,
Больше нету на земле мужчин.
 
 
Мне с тобою не страшны тревоги,
Дай мне руку! Я не подведу.
Сквозь невзгоды, по любой дороге
Хоть до звезд, счастливая, дойду!
 
 
…Годы гасли, снова загорались
Вешними зарницами в реке.
И слова хорошие остались
Легкой рябью где-то вдалеке.
 
 
И теперь я должен был узнать,
Что весь мир – курорты с магазинами
И что свет наш заселен мужчинами
Гуще, чем я мог предполагать.
 
 
А потом та женщина, в погоне
За улыбкой нового тепла,
Выдернула руку из ладони
И до звезд со мною не дошла…
 
 
Жизнь опять трудна, как у солдата.
Годы, вьюги, версты впереди…
Только верю все же, что когда-то
Встретится мне женщина в пути.
 
 
Из таких, что верности не губит,
Ни рубля не ищет, ни венца,
Кто, коли полюбит, то полюбит,
Только раз и только до конца.
 
 
Будет звездным глаз ее сияние,
И, невзгоды прошлого гоня,
В синий вечер нашего свидания
Мне она расскажет про меня.
 
 
– Как же ты всю жизнь мою измерила?
Ворожила? —
Улыбнется: – Нет,
Просто полюбила и поверила,
А для сердца – сердце не секрет!
 
 
И пойду я, тихий и торжественный,
Сквозь застывший тополиный строй.
Словно праздник, радостью расцвеченный,
Не постылый вновь и не чужой.
 
 
И, развеяв боль, как горький пепел,
Так скажу я той, что разлюбила:
– Нынче в мире женщину я встретил,
Что меня для счастья воскресила!
 

1958

«Она была так хороша собой…»

 
Она была так хороша собой,
Что все мужчины с жаром каждый раз
Любой каприз, любой ее приказ
Бросались выполнять наперебой.
 
 
А время шло… Тускнел пожар волос.
Она ж не чтила никаких резонов.
И как-то раз, капризно сморщив нос,
Она сказала: – Я хочу пионов!
 
 
И вдруг удар: никто не встрепенулся,
На божество никто не поднял глаз.
И только муж пробормотал: – Сейчас. —
Пробормотал, а сам не шелохнулся…
 
 
Тогда ей было впору зарыдать.
Она была жалка в своих страданьях.
Как важно в жизни, помня о желаньях,
Возможностей своих не забывать!
 

1958

Ручей

 
Ручеек протекал меж упругих корней,
Над водою березы качали ветвями.
Много славных девчат и веселых парней
Из поселка ходило сюда вечерами.
 
 
Приходили, чтоб шорох берез услыхать,
Чтоб сказать… Чтобы в самом заветном открыться.
В роще можно вдвоем до рассвета гулять,
А устав, у ручья посидеть и напиться.
 
 
Далеко, над лугами звенела гармонь,
Локон девичий в быстрой воде отражался.
Под тугую струю подставлялась ладонь,
А ручей все бежал по камням и смеялся…
 
 
Люди, месяц, деревья – тут все заодно.
У ручья все влюбленные пары встречались.
Даже те, что женатыми были давно,
Здесь как будто бы снова друг в друга влюблялись.
 
 
Я любил. Но мечте черноглазой моей
Я, робея, сказать о любви не решался.
Я, встречаясь, молчал. Я краснел до ушей.
Но однажды, вдруг сам испугавшись, признался.
 
 
Я сказал, что не знаю ни ночи, ни дня,
Что брожу постоянно за нею по следу
И что, если она не полюбит меня,
Я умру или к тетке в Воронеж уеду.
 
 
– Взять плацкарт не забудь, – улыбнулась она.
И ушла по тропинке, а сумрак сгущался.
Я смотрел, как тоскливо вставала луна,
А ручей все бежал по камням и смеялся…
 
 
Но однажды я вновь на свиданье пришел,
Я сказал ей: – Довольно шутить надо мною!
Не затем я без сна эти ночи провел,
Чтобы, сдавшись, опять примириться с судьбою.
 
 
Не хочу больше в сердце носить мою грусть,
Все ребята, наверно, смеются над нами. —
Я нашел ее губы… Рассердится? Пусть!
Но она обвила мою шею руками…
 
 
Звезды вспыхнули ярко тогда надо мной,
Я с любимой в ту ночь до рассвета прощался.
Удивленно березы шумели листвой,
А ручей все бежал по камням и смеялся…
 

1960

Сердце

 
Милую полюбя,
Я не играл с ней в прятки:
И сердце свое, и себя —
Все отдал ей без остатка.
 
 
Но хоть смущена была,
Недолго она колебалась:
Сердце мое взяла,
А от меня отказалась.
 
 
Видимо, лестно ей
Было, гордясь красою,
Сердце мое, как трофей,
Всюду носить с собою.
 
 
Пусть тешится! Ей невдомек,
Что тем себя и погубит.
Слишком опасен ток
В сердце, которое любит.
 
 
В холод груди ее
Тайный огонь пройдет,
Сразит ее сердце мое,
Всю, не щадя, сожжет.
 
 
Кружите, ветры, смеясь!
Твердите, что я чудак!
Но верю я – грянет час.
Но знаю я – будет так:
 
 
С глазами, полными слез,
Милую, всю в огне,
Сердце мое, как пес,
Назад приведет ко мне!
 

1960

Стихи о гордой красоте

 
Как нежданного счастья вестник,
Ты стоишь на пороге мая,
Будто сотканная из песни,
И загадочная, и простая.
 
 
Я избалован счастьем мало.
Вот стою и боюсь шевелиться:
Вдруг мне все это только снится,
Дунет ветер… и ты – пропала?!
 
 
Ветер дунул, промчал над садом,
Только образ твой не пропал.
Ты шагнула, ты стала рядом
И чуть слышно спросила: «Ждал?»
 
 
Ждал? Тебе ли в том сомневаться!
Только ждал я не вечер, нет.
Ждал я десять, а может статься,
Все пятнадцать иль двадцать лет.
 
 
Потому и стою, бледнея,
И взволнованный и немой.
Парк нас манит густой аллеей,
Звезды кружат над головой…
 
 
Можно скрыться, уйти от света
К соснам, к морю, в хмельную дрожь.
Только ты не пойдешь на это,
И я рад, что ты не пойдешь.
 
 
Да и мне ни к чему такое,
Хоть святым и не рвусь прослыть.
Просто, встретив хоть раз большое,
Сам не станешь его дробить.
 
 
Чуть доносится шум прибоя,
Млечный Путь, как прозрачный дым…
Мы стоим на дороге двое,
Улыбаемся и молчим…
 
 
Пусть о грустном мы не сказали,
Но для нас и так не секрет,
Что для счастья мы опоздали,
Может статься, на много лет.
 
 
Можно все разгромить напасти.
Ради счастья – преграды в прах!
Только будет ли счастье – счастьем,
Коль на детских взойдет слезах?
 
 
Пусть иные сердца ракетой
Мчатся к цели сквозь боль и ложь.
Только ты не пойдешь на это,
И я горд, что ты не пойдешь!
 
 
Слышу ясно в душе сегодня
Звон победных фанфарных труб,
Хоть ни разу тебя не обнял
И твоих не коснулся губ.
 
 
Пусть пошутят друзья порою.
Пусть завидуют. В добрый час!
Я от них торжества не скрою,
Раз уж встретилось мне такое,
Что встречается только раз!
 
 
Ты не знаешь, какая сила
В этой гордой красе твоей!
Ты пришла, зажгла, окрылила,
Снова веру в меня вселила,
Чище сделала и светлей.
 
 
Ведь бывает, дорогой длинной,
Утомленный, забыв про сон,
Сквозь осоку и шум осинный
Ты идешь под комарный звон.
 
 
Но однажды ветви раздвинешь —
И, в ободранных сапогах,
На краю поляны застынешь
В солнце, в щебете и цветах.
 
 
Пусть цветов ты не станешь рвать,
А, до самых глубин взволнованный,
Потрясенный и зачарованный,
Долго так вот будешь стоять.
 
 
И потянет к лугам, к широтам,
Прямо к солнцу… И ты шагнешь!
Но теперь не пойдешь болотом,
Ни за что уже не пойдешь!
 

1960

Доверчивый супруг

 
Лет с десяток замужем пробыв,
Стали вы скучны и деловиты
И все чаще, ласку отстранив,
Цедите, зевая нарочито:
 
 
– Поцелуи? Ты прости, мой свет,
Если я иронии не скрою.
Только глупо в тридцать с лишним лет
Нам влюбленным подражать порою.
 
 
Может быть, я сердцем постарела,
Только я прохладна на любовь.
В тридцать уж не те душа и тело
И не та течет, пожалуй, кровь.
 
 
А супруг? Бывают же на свете
Чудаки, наивные, как дети!
Выслушав жену, не оскорбился,
А вздохнул, поверил и смирился.
 
 
А ему хоть раз бы приглядеться,
Как для большей нежности лица
Ультракосметические средства
Пробуются в доме без конца.
 
 
А ему бы взять да разобраться,
Так ли в доме все благополучно,
Если вы с ним, прежде неразлучны,
Очень полюбили расставаться?
 
 
А ему бы взять да усомниться,
Надо ль вечно гладить по головке?
А ему хоть раз бы возвратиться
Раньше срока из командировки!
 
 
И проверить: так ли уж прохладно
Без него у милой сердце бьется?..
И увидеть… Впрочем, хватит, ладно!
Он и сам, быть может, разберется!
 

1960

Песня-тост

 
Парень живет на шестом этаже.
Парень с работы вернулся уже,
Курит и книгу листает.
А на четвертом – девчонка живет,
Моет окошко и песни поет,
Все понежней выбирает.
 
 
Но парень один – это парень, и все.
Девчонка одна – девчонка, и все.
Обычные, неокрыленные.
А стоит им встретиться – счастье в глазах,
А вместе они – это радость и страх,
А вместе они – влюбленные!
 
 
«Влюбленный» не слово – фанфарный сигнал,
Весеннего счастья воззвание!
Поднимем же в праздник свой первый бокал
За это красивое звание!
 
 
Месяцы пестрой цепочкой бегут,
Птицы поют, и метели метут,
А встречи все так же сердечны.
Но, как ни высок душевный накал,
Какие слова бы он ей ни шептал,
Влюбленный – ведь это не вечно!
 
 
Влюбленный – это влюбленный, и все.
Подруга его – подруга, и все.
Немало влюбленных в округе.
Когда же влюбленные рядом всегда,
Когда пополам и успех, и беда,
То это уже супруги!
 
 
«Супруги» – тут все: и влюбленности пыл,
И зрелость, и радость познания.
Мой тост – за супругов! За тех, кто вступил
Навек в это славное звание!
 
 
Время идет. И супруги, любя,
Тихо живут в основном для себя.
Но вроде не те уже взоры.
Ведь жить для себя – это годы терять,
Жить для себя – пустоцветами стать,
Все чаще вступая в раздоры.
 
 
Муж – это муж, и не больше того.
Жена есть жена, и не больше того.
Не больше того и не краше.
Но вдруг с появленьем смешного птенца
Они превращаются в мать и отца,
В добрых родителей наших!
 
 
И тост наш – за свет и тепло их сердец,
С улыбкой и словом признания.
За звание «мать»! И за званье «отец»!
Два самые высшие звания!
 

1960

Хорошие люди

Генерал-лейтенанту Ивану Семеновичу Стрельбицкому

 

 
Ветер, надув упругие губы,
Гудит на заре в зеленые трубы.
Он знает, что в городе и в селе
Хорошие люди живут на земле.
 
 
Идут по планете хорошие люди.
И может быть, тем уж они хороши,
Что в труд свой, как в песню, им хочется всюду
Вложить хоть частицу своей души.
 
 
На свете есть счастье – люби, открывай.
Но слышишь порой: «Разрешите заметить,
Ведь хочется в жизни хорошего встретить,
А где он, хороший! Поди угадай!»
 
 
Как узнавать их? Рецептов не знаю.
Но вспомните сами: капель, гололед…
Кружили вокруг фонарей хоровод
Снежинки. А вы торопились к трамваю.
 
 
И вдруг, поскользнувшись у поворота,
Вы больно упали, задев водосток.
Спешили прохожие мимо… Но кто-то
Бросился к вам и подняться помог.
 
 
Быстро вам что-то сказал, утешая,
К свету подвел и пальто отряхнул,
Подал вам сумку, довел до трамвая
И на прощанье рукою махнул.
 
 
Случай пустячный, конечно, и позже
В памяти вашей растаял, как снег,
Обычный прохожий… А что, если, может,
Вот это хороший и был человек?!
 
 
А помните – было однажды собранье.
То, где работника одного
Суровый докладчик подверг растерзанью,
Тысячу бед свалив на него.
 
 
И плохо б пришлось горемыке тому,
Не выступи вдруг сослуживец один —
Ни другом, ни сватом он не был ему,
Просто обычнейший гражданин.
 
 
Но встал и сказал он: – Неладно, друзья!
Пусть многие в чем-то сейчас правы,
Но не рубить же ему головы.
Ведь он не чужой нам. И так нельзя!
 
 
Его поддержали с разных сторон.
Людей будто новый ветер коснулся.
И вот уже был человек спасен,
Подвергнут критике, но спасен
И даже робко вдруг улыбнулся.
 
 
Такой «рядовой» эпизод подчас
В памяти тает, как вешний снег.
Но разве тогда не прошел возле вас
Тот самый – хорошей души человек?!
 
 
А помните… Впрочем, не лишку ли будет?!
И сами вы, если услышите вдруг:
Мол, где они, эти хорошие люди? —
Ответьте уверенно:
Здесь они, друг!
 
 
За ними не надо по свету бродить,
Их можно увидеть, их можно открыть
В чужих или в тех, что знакомы нам с детства,
Когда вдруг попристальней к ним приглядеться,
Когда вдруг самим повнимательней быть.
 
 
Живут на планете хорошие люди,
Красивые в скромности строгой своей.
Привет вам сердечный, хорошие люди!
Большого вам счастья, хорошие люди!
Я верю: в грядущем Земля наша будет
Планетою только хороших людей.
 

1961

Разрыв

 
Битвы словесной стихла гроза.
Полные гнева, супруг и супруга
Молча стояли друг против друга,
Сузив от ненависти глаза.
 
 
Все корабли за собою сожгли,
Вспомнили все, что было плохого.
Каждый поступок и каждое слово —
Все, не щадя, на свет извлекли.
 
 
Годы их дружбы, сердец их биенье —
Все перечеркнуто без сожаленья.
Часто на свете так получается:
В ссоре хорошее забывается.
 
 
Тихо. Обоим уже не до споров.
Каждый умолк, губу закусив.
Нынче не просто домашняя ссора,
Нынче конец отношений. Разрыв.
 
 
Все, что решить надлежало, решили.
Все, что раздела ждало, разделили.
Только в одном не смогли согласиться,
Это одно не могло разделиться.
 
 
Там, за стеною, в ребячьем углу,
Сын их трудился, сопя, на полу.
Кубик на кубик. Готово! Конец!
Пестрый, как сказка, вырос дворец.
 
 
– Милый! – подавленными голосами
Молвили оба. – Мы вот что хотим… —
Сын повернулся к папе и маме
И улыбнулся приветливо им.
 
 
– Мы расстаемся… совсем… окончательно…
Так нужно, так лучше… И надо решить.
Ты не пугайся. Слушай внимательно:
С мамой иль с папой будешь ты жить?
 
 
Смотрит мальчишка на них встревоженно.
Оба взволнованы… Шутят иль нет?
Палец в рот положил настороженно.
– И с мамой, и с папой, – сказал он в ответ.
 
 
– Нет, ты не понял! – И сложный вопрос
Каждый ему втолковать спешит.
Но сын уже морщит облупленный нос
И подозрительно губы кривит…
 
 
Упрямо сердце мальчишечье билось,
Взрослых не в силах понять до конца.
Не выбирало и не делилось.
Никак не делилось на мать и отца!
 
 
Мальчишка! Как ни внушали ему,
Он мокрые щеки лишь тер кулаками,
Никак не умея понять: почему
Так лучше ему, папе и маме?
 
 
В любви излишен всегда совет.
Трудно в чужих делах разбираться.
Пусть каждый решает, любить или нет,
И где сходиться, и где расставаться.
 
 
И все же порой в сумятице дел,
В ссоре иль в острой сердечной драме
Прошу только вспомнить, увидеть глазами
Мальчишку, что драмы понять не сумел
И только щеки тер кулаками.
 

1961

Попутчица

 
– Мой муж бухгалтер, скромный, тихий малый,
Заботлив, добр, и мне неплохо с ним.
Но все-таки когда-то я мечтала,
Что мой избранник будет не таким.
 
 
Он виделся мне рослым и плечистым,
Уверенно идущим по земле.
Поэтом, музыкантом иль артистом,
С печатью вдохновенья на челе.
 
 
Нет, вы не улыбайтесь! Я серьезно.
Мне чудился громадный, светлый зал
И шум оваций, яростно и грозно
К его ногам катящийся, как вал.
 
 
Или вот так: скворцы, веранда, лето.
Я поливаю клумбу с резедой,
А он творит. И сквозь окно порой
Нет-нет и спросит у меня совета.
 
 
Вагон дремал под ровный стук колес…
Соседка, чиркнув спичкой, закурила.
Но пламени почти не видно было
При пламенной косметике волос.
 
 
  Одета ярко и не слишком скромно,
  Хорошенькое круглое лицо,
  В ушах подвески, на руке кольцо,
  Вишневый рот и взгляд капризно-томный.
 
 
  Плывет закат вдоль скошенного луга,
  Чай проводник разносит не спеша,
  А дама все описывает друга,
  Которого ждала ее душа.
 
 
  Чего здесь только нет: талант, и верность,
  И гордый профиль, и пушистый ус,
  И мужество, и преданность, и нежность,
  И тонкий ум, и благородный вкус…
 
 
  Я промолчал. Слова нужны едва ли?!
  И все ж хотелось молвить ей сейчас:
  «Имей он все, о чем вы тут сказали,
  Он, может быть, и выбрал бы не вас».
 

1961

Телефонный звонок

 
Резкий звон ворвался в полутьму,
И она шагнула к телефону,
К частому, настойчивому звону.
Знала, кто звонит и почему.
 
 
На мгновенье стала у стола,
Быстро и взволнованно вздохнула,
Но руки вперед не протянула,
И ладонь на трубку не легла.
 
 
А чего бы проще: взять и снять
И, не мучась и не тратя силы,
Вновь знакомый голос услыхать
И опять оставить все, как было.
 
 
Только разве тайна, что тогда
Возвратятся все ее сомненья.
Снова и обман, и униженья —
Все, с чем не смириться никогда!
 
 
Звон кружил, дрожал, не умолкая,
А она стояла у окна,
Всей душою, может, понимая,
Что менять решенья не должна.
 
 
Все упрямей телефон звонил,
Но в ответ – ни звука, ни движенья.
Вечер этот необычным был,
Этот вечер – смотр душевных сил,
Аттестат на самоуваженье.
 
 
Взвыл и смолк бессильно телефон.
Стало тихо. Где-то пели стройно…
Дверь раскрыла, вышла на балкон.
В первый раз дышалось ей спокойно.
 

1961

Апрель

 
Москва. Апрель. Воскресный день.
Край облака рассветно-розов…
Природе, видно, вновь не лень
Конфузить Институт прогнозов.
 
 
Грозы и ветра нет в помине,
По скверам прыгают грачи,
Ошибся институт… Но ныне
Ему прощают москвичи.
 
 
И мы прощаем: я и Вера.
В пожатье рук – горячий ток…
И нас несет людской поток
Вдоль набережной, мимо сквера.
 
 
Весна зеленой веткой машет,
Ручьем бежит, поет скворцом…
Нам весело – ведь мы вдвоем!
Все ближе, ближе губы наши.
 
 
Минута – и они сольются
Днем на глазах у всей Москвы…
Стоп! Не теряйте головы —
Ведь люди рядом засмеются.
 
 
Вдруг, яркой мыслью озаренный,
Увидев впереди вокзал,
Я улыбнулся и сказал:
– Хитер на выдумку влюбленный!
 
 
Вдоль шумно-пестрого перрона
Стоит экспресс «Москва – Чита».
Смех, слезы, говор, теснота…
Идет прощанье у вагонов.
 
 
– Прощай, Степан, счастливый путь!
– Марго, привет горячий Зине!
– Андрюша, детка, не забудь,
Тут сыр, а курочка в корзине.
 
 
Я в девичьи глаза смотрю —
Не рассказать, как их люблю я.
– Пиши! – я громко говорю
И нежно милую целую.
 
 
В толпе мы – как в глуши дубрав.
До нас тут никому нет дела.
Но вот свисток… Рванул состав —
И вмиг платформа опустела.
 
 
Как быть? Куда теперь идти?
Нашел! И я шепчу подруге:
– Бежим! К четвертому пути
Подходит скорый из Калуги.
 

Дорожная встреча

 
Было нас трое в купе одном:
Моряк, богатырски храпевший над нами,
И мы – это я и волгарь-агроном,
Плечистый, с застенчивыми глазами.
 
 
Мы с ним толковали о ржи и о гречке.
И я, немного в том смысля порой,
Нет-нет да и важно вставлял словечко, —
Знай наших, хоть я, мол, и городской!
 
 
До книг, до стихов добрались мы потом.
Но он не смотрел мне восторженно в рот,
А стал вдруг цитировать стих за стихом, —
Знай тоже, мол, наших, хоть я – полевод!
 
 
Ложились мы в первом часу, вероятно.
И тут, отвернувшись на миг, из блокнота
Он вынул потертое женское фото,
Взглянул, улыбнулся и спрятал обратно.
 
 
– Так, так! – прогудел вдруг раскатистый бас.
Проснулся моряк, усмехнулся, зевая. —
Красавицу прячете? Молодая?
Женаты, конечно? По опыту знаю,
Проведает женка – ох, перцу ж и даст!
 
 
Слегка растерявшись, тот выключил свет.
С минуту иль две была тишина.
Потом он ответил: – А тайны и нет.
Это жена. Вы не смейтесь, сосед.
Честное слово, это жена.
 
 
– Простите, – моряк пробасил смущенно.
– Понятно. Бывал в положенье таком.
Счастливое время… Молодожены…
– Да нет, мы двенадцатый год живем.
 
 
И чувствуя, видно, как подняли брови
Оба соседа, он в тишине
Стал говорить вдруг просто, с любовью,
С любовью… о собственной о жене.
 
 
Как встретил в клубе ее впервые,
Как в первый раз сказал ей: «Жена…»,
Какие глаза у нее озорные
И как хорошо смеется она.
 
 
– Немного капризная, правда, бедовая,
Балую тоже и сам порой,
Орехи очень любит кедровые,
Чуть не мешок вот везу домой.
 
 
Был на Урале в командировке,
Две недели дано мне было.
А я в полторы достал сортировки… —
Моряк улыбнулся: – И снова к милой?
 
 
Мы с флотским шутили, острили зубато,
Но было нам вроде неловко немного.
Ну так, словно были мы в чем виноваты
Пред теми, с кем нас разлучила дорога.
 
 
Он вышел в Бекетовке. Снова мрак
Гудел от вагонной дрожи.
– Хороший парень, – сказал моряк, —
Душевный парень, и все же…
 
 
Таких, к сожаленью, жены порой
Не очень-то любят и ценят не очень.
Зря раньше срока он едет домой.
Всякое может застать, между прочим…
 
 
Он выкурил трубку и вновь – храпака.
Бывалому всюду родная каюта!
А мне не спалось. От слов моряка
Стало грустно вдруг почему-то.
 
 
И впрямь не слишком ли часто бывает,
Что многие странно живут порой:
На чувства холодом отвечают,
На холод – нежностью и тоской?
 
 
Не знаю, как будет попутчик наш встречен,
Не ведаю, что у него за жена,
Но мне захотелось вдруг в этот вечер
Сказать, чтоб смогла услышать она:
 
 
– Послушайте, незнакомка далекая!
Не знаю: хорошая вы или скверная,
Сердечная, добрая или жестокая,
Но то, что любимая, – знаю наверное!
 
 
Поймите: в вагоне, соседям на час
Обычно не лгут никогда. Зачем?
Вас любят! А это один только раз
Встречается людям, и то не всем!
 
 
Поэтому, если вы любите тоже,
Привет вам сердечный!.. Но если вдруг
Сосед мой недаром меня встревожил
И встретится с болью ваш лучший друг,
 
 
Стойте тогда! Удержитесь от взгляда,
От тайных улыбок и тайных встреч!
Поймите: любовь не оплевывать надо,
А либо отвергнуть, либо беречь!..
 
 
Прислушался: ровно сосед мой дышит.
Он рядом – и то услышать не мог.
А до нее километры дорог…
Все верно. И все-таки вдруг услышит?!
 

1961