Другая

Глава 56

Готовить на кухне, где властвовала Тамара, оказалось сплошным удовольствием. Всё у рачительной хозяйки находилось там, где и должно находиться – ножик к ножику, кастрюлька к кастрюльке, и царила в этом довольно просторном помещении безукоризненная чистота. Потому и блюда получались у Тамары отменные, ведь в такой сияющей атмосфере невозможно создавать что-то иное, кроме шедевров.

Приготовить девушка решила свой фирменный салат, рецепт которого, кстати, она вычитала в одной из тетрадок той, другой, Лили. Эти тетрадки, заполненные размашистым почерком, она обнаружила случайно, на дне коробки, пылившейся на чердаке. Её тёзка окончила кулинарный техникум, но, по воспоминаниям Ксении, готовить особо не любила. А вот Лиля, наоборот, взялась за изучение искусства кулинарии с интересом и за этот год освоила множество вкусных блюд. Наверное, будь она с рождения на месте той Лили, уж точно стала бы зарабатывать не на рынке, а в каком-нибудь ресторане… Будь она на месте той Лили… Господи, только не думать об этом сейчас, ни в коем случае не думать!

Но всё же маленькая слезинка скатилась вниз, упав прямо в центр яблочной дольки. Она не стала её вытирать…

Ей очень хотелось накрыть стол здесь же, в этой уютной кухне, но, пожалуй, это был бы перебор. Неизвестно, как отнесётся к этому её «жених» да и все остальные жители этого дома. Не будите лихо…

Когда отец переступил порог гостиной, они сидели за изысканно сервированным столом и Максим уплетал уже вторую тарелку мясного салата, заедая его малюсенькими пирожками, которые Лиля тоже приготовила по рецепту, взятому из тетрадки. Она услышала шаги отца задолго до его появления и в ту же секунду их узнала, как будто и не было этих долгих месяцев разлуки.

– А чем это у нас так вкусно пахнет? – Лицо отца было красным с мороза, глаза уставшие, но выглядел он совершенно счастливым и даже как будто помолодевшим.

– Папа! – она всё же не смогла сдержаться и, вскочив с грохотом из-за стола, бросилась к отцу. – Папочка!!

Настоящие отцовские объятия нельзя ни с чем сравнить. Это – как возвращение домой.

– Девочка моя… – немного удивлённо пробормотал он и заглянул в её лицо. – Что-то случилось?

– Да, папа… – она перевела дыхание и широко улыбнулась. – Я очень по тебе соскучилась!

– И я по тебе… – он поцеловал её в лоб и потрепал по волосам. – О, ты постриглась? Когда успела?

– С-сегодня…

– Довольно необычно, но тебе идёт. А будущий муж одобрил?

Лиля перехватила взгляд отца, которым тот посмотрел на Максима. Кажется, эти двое очень хорошо понимали друг друга, словно мыслили на одной волне.

– Будущий муж рассеянный дурак! – с искренним раскаянием воскликнул Максим. – Я заметил, что моя невеста изменилась, но причину этого не понял. А теперь вижу, что всё дело в причёске! Любимая, я раздавлен, мне очень стыдно! Ты сможешь меня когда-нибудь простить?

А ведь он действительно меня, то есть её, очень любит, – вихрем пронеслось в голове Лили. Боже мой… Боже мой!

– Уже простила! – дрогнувшим голосом сказала она.

– Я страшно рад! Ну, иди же ко мне. Роман Сергеевич, присоединяйтесь, у нас сегодня пир на весь мир.

– Пахнет потрясающе! – отец тоже направился к столу. – А по какому случаю праздник? Неужели платье выбрала, дочь?

– Нет, свадебный салон сегодня был закрыт, – Максим приобнял Лилю. – А праздник в честь Лилиного кулинарного таланта!

– В каком смысле?

– Вот это всё, Роман Сергеевич, приготовила ваша дочь.

– Ты шутишь, Макс?

– Я абсолютно серьёзен!

– Но Лиля никогда не умела готовить! – отец повернулся к дочери. – Тебя даже мама не могла научить, помнишь, как однажды ты пыталась омлет приготовить?

– Но мама как раз… – Лиля вовремя спохватилась. – Да, не могла, ты прав, папочка. Но некоторое время назад я вдруг захотела что-нибудь приготовить сама, попросила Тамару немножко со мной позаниматься и вот…

– Но мы почему об этом не знали?

– Сюрприз, – растянула Лиля губы в улыбке.

– Ну ты даёшь, дочь! – отец горделиво приосанился. – Вот что значит порода, вся в меня, такая же упорная! Уж ежели что захочет, ни перед чем не остановится. Цени, зятёк будущий!

– А я ценю! – Макс нежно поцеловал Лилю в висок.

Из кармана Шатрова заиграл марш, и он быстрым движением вытащил мобильник. Взглянув на высветившийся номер, отец почему-то слегка покраснел.

– Извините, ребятки, важный разговор…

Он торопливо вышел из гостиной и плотно закрыл за собой дверь.

– Она… – загадочно улыбаясь, сказал Максим.

– Кто? – не поняла Лиля.

– Ну кто-кто, твоя будущая мачеха.

– Кто??!

– Согласен, мне тоже это слово не нравится. Мачеха не может быть доброй по определению, в любой сказке об этом написано. Но эта тётушка, кажется, исключение из правил.

– Да кто она такая вообще??

– Лиль, ты меня удивляешь! – неверно истолковал её тон Максим. – Разве ты не хочешь видеть своего отца счастливым? Ты радоваться должна, что наконец он встретил достойную женщину, способную дать ему то, что никогда не сможет дать ни одна дочь, даже такая любящая, как ты! А ты вместо этого ведёшь себя, как маленький ревнивый ребёнок!

– Но я…

– Или ты боишься, что его женитьба как-то ущемит твои права?

– Я не…

– Так я тебя могу успокоить, твой отец никогда ни в чём не обидит тебя. Я, как его адвокат, заявляю об этом со всей ответственностью.

– Ну зачем ты, Максим… – её глаза помимо её воли наполнились слезами. – Я вовсе не ревную, наоборот, бесконечно рада папиному счастью! Просто это как-то неожиданно для меня, понимаешь?

– Я понимаю, девочка моя, – он прижал её голову к себе. – Не так-то просто сразу смириться с новостями, даже очень хорошими.

– О да!

– А вот и я! – отец вернулся с сияющей улыбкой на лице. – Ну, накладывай свой салат, дочь! И пирожков побольше! С чем они, кстати?

– Эти вот с мясом, эти с рыбой твоей любимой, а в той тарелке сладкие…

– Давай каждого по два, а сладкие с чаем на десерт, – он откусил от пирожка и расплылся в довольной улыбке. – М-м-м, какая вкуснотища! Божественно!

Глава 57

А после ужина Максим, к огромному Лилиному облегчению, уехал домой. Похоже, жених с невестой придерживались старых традиций, и Лилю это весьма порадовало. Она не представляла, как смогла бы остаться с ним наедине в спальне, даже зная, что здесь, в этом мире, он оказался очень порядочным и добрым человеком.

Пожелав отцу спокойной ночи и нежно обняв его, она направилась к себе, впервые за этот день оставаясь одна.

Спальня её преобразилась до неузнаваемости, Лиля даже не сразу узнала в ней свою комнату. Нет, здесь не было какой-то безвкусицы или дисгармоничности – здесь было просто по-другому. Впрочем, находилась сейчас Лиля в таком состоянии, что все эти изменения показались ей не стоящими внимания. Её жизнь дала трещину, и вот почему девушка с размаху бросилась на кровать и зарыдала. В её слезах скопилась вся горечь, вся боль от потери – потери тех людей, которых она полюбила всем сердцем и потеряла в одночасье. Она вспоминала их улыбки, их жесты, их слова, она уговаривала себя, что здесь её родной отец, – и рыдала вновь, обрушивая слёзы на подушку. Эта подушка, наверное, повидала не только её слёзы. Здесь жила девушка, которая точно так же страдала от потери своего мира. А сейчас – что чувствует она сейчас, пусть даже в окружении родной матери и друга детства, но потеряв любимого мужчину и тот комфорт, к которому наверняка привыкла за этот год?

– Что нам делать с тобой, Лиля?!

В порыве отчаяния она отшвырнула от себя несчастную подушку и вдруг увидела под ней небольшой томик со стихами Пастернака, из которого выглядывал какой-то листок. Ещё один сюрприз! Трясущимися руками она вытащила этот лист, сложенный в два раза, развернула и, вскрикнув от того, что тотчас же узнала этот размашистый почерк, начала читать.

Здравствуй, Лиля! Если ты сейчас читаешь это письмо, значит, мы с тобой опять поменялись мирами. Господин Танака Тору предупреждал меня, что такое может вновь случиться, но мне очень не хотелось ему верить. Хотя ещё ни слова из того, что он говорил, не оказывалось неправдой.

Лиля, моя дорогая Лиля! Если ты сейчас читаешь это письмо, значит, я сейчас самый несчастный человек в мире! Даже в двух мирах, ха-ха – видишь, я пока ещё могу шутить на эту тему, но если господин Танака Тору окажется прав… Нет, я пока не буду об этом думать, ведь сейчас у меня всё хорошо, просто зашибись, как говорят у вас здесь! Я живу в своём (твоём!) уютном доме, лежу на своей (твоей) мягкой кровати и думаю о своём (!) любимом человеке, ещё чувствуя у себя на губах вкус его поцелуев. Он ушёл только что домой, как уходит туда каждый вечер в течение семи месяцев, тринадцати дней и пяти часов… Нас познакомил мой (твой) отец, человек, которого я с любовью и гордостью могу называть папой. Ровно семь месяцев и четырнадцать дней назад Максим устроился работать адвокатом в папину фирму, и это был самый счастливый день в моей жизни! Хотя, признаться, за этот странный год я вообще мало печалилась. Даже в самый первый день прихода сюда, когда твой папа увидел меня на улице и принял за тебя – даже в тот день я не грустила, расставшись со своим миром и пока ничего не понимая. Только потом мне всё объяснил господин Танака Тору, а тогда я просто приняла подарок судьбы с благодарностью и благодарю за него до сих пор!

Моя дорогая Лиля! Прости, что я так обращаюсь к тебе, но мне кажется, что случившееся связало нас с тобой неразрывной нитью, пусть даже нам никогда не суждено встретиться лицом к лицу. Лиля, я знаю, что я невольно забрала твоё счастье, но, да видит Бог, я в этом не виновата! Я не знаю, как ты живёшь сейчас. Я боюсь об этом думать, предполагая, что тебе, наверное, не сладко после тех условий, к которым ты привыкла в этом мире. Знаешь, я всю жизнь завидовала таким, как ты, но когда судьба вдруг забросила меня сюда, я поняла… Не сразу, Лиля, но я поняла, что всё это – роскошный дом, бассейн во дворе, собственный автомобиль и парк – всё это ничто, если нет рядом людей, которые искренне любят тебя и которым ты отдаёшь собственное сердце. А здесь эти люди нашлись для меня, и даже сейчас, сидя в этой комнате (твоей или моей?), я горюю о том, что могу их потерять. Не дом, не бассейн, не Мустанга – а своего, пусть и не родного, отца и… своего возлюбленного. Максима, Макса, человека, который полюбил меня без всяких условий и готов мириться с любыми моими недостатками. Так же, как и я с его – хотя у него нет никаких недостатков, честное слово!

Моя дорогая Лиля! Завтра наступает тот день, о котором предупреждал меня господин Танака Тору. И потому я решила написать это письмо, чтобы попросить тебя… Если ты вернёшься, пожалуйста, люби нашего отца за двоих! А Максима, я знаю, ты тоже сможешь полюбить, хотя писать мне об этом и даже думать очень непросто. Но ведь у нас с тобой нет другого выхода, правда? Господин Танака Тору сказал, что врата откроются ещё лишь один раз и ровно в полночь захлопнутся навсегда, а значит, нет у нас с тобой иного пути, как смириться с этим. Он, кстати, не захотел объяснить мне, почему именно нас с тобой разметало в разные стороны, но он знает это, я чувствую. Но… ох уж эти таинственные восточные люди! Как говорят у вас здесь: Восток – дело тонкое. Между прочим, ещё господин Танака Тору поведал мне, что некоторые произведения искусства, созданные человеческим вдохновением, одинаковы у нас и у вас. Я слышала здесь песни, например, которые любят петь и у нас, и видела картины (Максим водил меня в музеи, он очень образованный человек, в отличие от меня, простушки), которые я знаю по открыткам из нашего мира.

На этом я заканчиваю письмо. Завтра мне предстоит тяжёлый день в смысле необходимости много всего сделать, но невероятно радостный, потому что я еду в Москву выбирать свадебное платье!

Лови мой поцелуй, дорогая Лиля! И не держи на меня зла, пожалуйста, за те изменения, которые ты найдёшь в своей обычной необычной жизни… если вернёшься…

А я буду молиться, чтобы врата закрылись прежде, чем мы к ним подойдём!

Прощай!

PS. Ты, наверное, решила, что я какое-то чудовище, ни слова не написала о родной матери и тех людях, которые меня окружали там, в моём мире. Лиля, если бы ты только знала, как я устала и замучилась в той жизни с пьющей матерью, которую так и не смогла простить за то, что она сделала с собой и со мной!.. Но теперь, когда рука моя выводит эти строчки, я решила и я клянусь тебе, что попробую помочь хотя бы той женщине, что так похожа на мою мать, если останусь в этом мире…

Только бы остаться!!!…

В конце письма был жирно отпечатан ярко-красный поцелуй девичьих губ, и Лиля провела по нему пальцем с нежностью и печалью.

Если ты сейчас читаешь это письмо… Я сейчас читаю это письмо, моя дорогая Лиля, и я плачу вместе с тобой, потому что так же несчастна в эти минуты, как и ты!

Она сложила листок по сгибам, вложила его обратно между страницами и, прижав книгу к груди, затихла, свернувшись клубочком на кровати. Тишина затопила её комнату, лишь слышался монотонный звук часов, отбивающий последние секунды этого дня. Сколько их осталось до окончания? Лиля подняла голову и туманными от слёз глазами вгляделась в циферблат. Одиннадцать часов вечера. Ещё шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь минут – и врата навсегда закроются. И они с Другой останутся на разных берегах, не в силах преодолеть расстояние, которого нет, и время, которое им неподвластно.

Но… у неё ведь есть эти пятьдесят… семь минут!

Лихорадочно написав на листке несколько слов и вернув его под подушку, она торопливо оделась и выскочила из спальни, бросив ей прощальный взгляд.

Никогда ещё в своей жизни она не бежала так быстро. Она мчалась так, как будто убегала от смерти. В её руках была та сумка, с которой она вернулась в этот мир, а в сумке лежал маленький томик Пастернака и альбом в сафьяновой обложке с семейными фотографиями. Прощаться с отцом она не решилась, да и разве она уходила? Рядом с ним останется его дочь, пусть в жилах её течёт кровь другой группы, и женщина, которая сумеет заменить этой дочери мать, а отцу станет любящей женой.

На платформу она вбежала в последнюю секунду перед отправлением электрички. Одиннадцать пятьдесят три. Ещё семь минут, чтобы прийти в себя и – что ещё нужно сделать для перехода? Заснуть? Или…

Она бухнулась на сиденье возле окна и рывком раскрыла томик Пастернака – не глядя, но точно зная, что сейчас увидит. Тот же снег, что кружился за окном, сыпал и здесь, на странице с этим стихотворением.

Снег идёт, снег идёт.

К белым звёздочкам в буране

Тянутся цветы герани

За оконный переплёт.

Снег идёт, и всё в смятеньи,

Всё пускается в полёт, -

Чёрной лестницы ступени,

Перекрёстка поворот.

Снег идёт, снег идёт,

Словно падают не хлопья,

А в заплатанном салопе

Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,

С верхней лестничной площадки,

Крадучись, играя в прятки,

Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждёт.

Не оглянешься – и святки.

Только промежуток краткий,

Смотришь, там и новый год.

Снег идёт, густой-густой.

В ногу с ним, стопами теми,

В том же темпе, с ленью той

Или с той же быстротой,

Может быть, проходит время?

Может быть, за годом год

Следуют, как снег идёт,

Или как слова в поэме?

Снег идёт, снег идёт,

Снег идёт, и всё в смятеньи:

Убелённый пешеход,

Удивлённые растенья,

Перекрёстка поворот.

Слова кувыркались в воздухе, вверх взлетали, наполненные силой её голоса – над этим полем искристо-белым, над угольными нитями дорог. Она летала вместе с ними, не понимая – зачем всё это? И, когда смешались звуки, а небо и земля местами поменялись, она вдруг осознала, что мир, её истинный мир – там, где она сама. И, поняв это наконец, она распахнула глаза навстречу настоящему и на какое-то мгновение успела увидеть перед собой в пустом вагоне электрички сидящую фигурку девушки. Она махала ей светлой книжицей и встряхивала длинными волосами, а на лице, зеркально похожем на её собственное, горячим заревом металось счастье…

Но вот образ девушки расплылся, поезд качнуло и понесло в обратный путь, за окном взвыла на прощание метель, а из Лилиной сумки раздалась тихая трель, точно задрожали колокольца.

– Алло!

– Любовь моя, что случилось? Тошка сказал, что ты умчалась в направлении станции, и я торчу тут уже полчаса, а ты трубку не берёшь! Ты где?

– Я здесь, Мишенька!

– Где здесь, сумасшедшая девчонка?!

– Уже к тебе спешу! Ты меня только дождись, пожалуйста, никуда не уходи!

– Да куда я теперь от тебя денусь, Лиль! Я тут стою и буду здесь стоять хоть до скончанья мира!..