Читать книгу: «Лето начинается сегодня», страница 3

– Вы не купили для меня те фигурки, которые мне так понравились?

– Нет.

– Ох, для меня это очень-очень важно! Что же делать? Вы не знаете, как позвонить девушкам?

– Нет.

– Но им обязательно надо позвонить.

Видимо, теперь она не успокоится, пока не купит свои фигурки.

– После вас же закрывал сторож, может, он поможет?

– Отличная идея!

Они нашли сторожа. Сторож открыл дверь в магазинчик. Но он не знал цен. В результате одной из девушек, работающих в магазине, пришлось вернуться. Вопрос с фигурками был улажен, но возник вопрос про туалет. Табат не нравились деревянные домики-туалеты, а платный уже был закрыт.

Наконец, спустя сорок минут, все вопросы были улажены, и мы тронулись в обратный путь. Я, поколебавшись, сдала всё-таки руль Шайе. С огромным облегчением, если честно. Я была уже так истощена всеми событиями. А Шайя выглядел надёжным водителем, да и гаишников на дорогах Хакасии не много. Теперь израильтяне, оба, сидели впереди, а я с Ваней на руках сзади, недоумевая, как Шайя тут поместился с его длинными ногами. В это время у Табат случился очередной приступ активности.

Она вспомнила про серебряные украшения, о которых я ей рассказала сегодня. И потребовала телефон их мастера Юли, чтобы прямо сейчас той позвонить.

– Начало десятого вечера. Магазин уже закрыт, и по российским меркам звонить в такое время невежливо!

– У её сестры магазин в Израиле, и она хочет сделать этой девушке выгодное предлоМашие по бизнесу. У них в Израиле можно в два часа ночи позвонить человеку, если собираешься ему сделать выгодное предложение по бизнесу.

– У нас не Израиль, Табат! И у меня телефон всё время вырубается, и я не могу прямо сейчас узнать телефон Юли. Давай завтра?

Но мой самсунг, про который Табат недавно кричала, что он радиоактивный, потому что в трещинах, уже у неё в руках. Табат суёт его в свою зарядку и изо всех сил пытается реанимировать. Но как только она передает его мне, телефон вырубается.

На пятой попытке я заорала:

– Хватит! Я устала. Можно, в конце концов, оставить меня хотя бы чуть-чуть в покое? Я просто хочу побыть в тишине десять минут!

Кажется, Табат наконец-то смутилась.

– Я не хочу на вас давить – пробормотала она, – мы провели такой прекрасный день!

Шайя сочувственно берёт её за руку. А я так истощена, что в моей голове и теле образовывается какая-то странная, даже приятная пустота. Уснувший Ваня на моих руках сопит, а я смотрю в догорающее красным закатом небо и просто дышу. Раз вдох, и два вдох, и раз вдох, и два....

Табат хватает на целых пять минут тишины. Теперь её мучает чувство вины и благодарности. Она поворачивается ко мне и выпаливает:

– Хотите послушать чудесную музыку из пустыни – специально для Вас!

Тут же достаёт плеер, подключает мобильную колонку. Музыка, и правда, прекрасная, я хочу, чтобы она звучала всю дорогу. Но Табат выключает музыку уже через десять минут. И всё-таки пока звучит эта музыка, я снова и снова, как к путеводной звезде в ночной пустыне, обращаюсь в своей голове к одной и той же мысли: «Господи, она не даёт ему детей, она – некрасивая, болтливая женщина. Просто большой вздорный ребёнок. Но он любит её, любит по-настоящему. И так же мой муж любит меня. Не за красоту, нет, не за то, что мы им даем. Кажется, в основном мы даем им неудобство нашей неуемной энергией и постоянными желаниями. Но они просто любят нас такими, какие мы есть, если, конечно, мы сами себя любим. Разве это не чудо? Они любят нас такими, какие мы есть! Если только мы сами принимаем себя и свое великое женское начало – любовь».

2016 год

СПАСАТЕЛЬ

***

Одним тяжелым, но солнечным сентябрьским понедельником мы почти всей семьей отправились по маршруту к Висячему камню. И только наш трехлетний Ваня остался присматривать за бабушкой на базе неподалеку. По синему небу плыли ажурные, как недавно купленные мной белые чулки, облака, а солнце припекало до такой степени, что Ярик скинул толстовку и запашисто обдал нас своим потом.

Если бы природе выдавались премии за лучший дизайн, то национальный парк «Ергаки» мигом отхватил бы приз. Отбросим в сторону кедры, опутанные лишайниками и мхами, и зелёные пихты, погружающие тебя в хвойную терпкую ароматерапию, отбросим в сторону небо и горы под ним. Возьмем для примера только этот ближайший пень с разлитым по нему пушистым озером исландского мха! Мох этот, кстати, не только красив. Этот природный антибиотик лечит все простудные заболевания и болезни горла, вплоть до ангины и астмы. И из этого полезного коврика пробивается целеустремленно вверх всеми своими пятипалыми иголочками кедрик. А снизу пень декорирован роскошными, размером почти с лопух, листьями бадана, зелеными с темно-фиолетовыми и желто-черными вкраплениями. Того самого бадана, который пьют монахи-буддисты вместо пуэра. Потому что, собирая этот чай, ты не вредишь ничему живому. Просто бери эти скрученный, сухие, прошлогодние, черные листья. Они уже и сами ферментировались и сами отпали.

И чем больше я смотрю вокруг и вдыхаю запах хвои и краснокнижных эндемиков. Чем больше слышу пересвист и клекот птиц, тем больше мой ум, мучающий меня весь август своими жалобами, отступает, давая дорогу сердцу. А мучает меня ум, потому что я никак не могу забыть, как три недели назад хозяйка базы, где я проводила семейный лагерь по своей «Ши по пути к себе», и от которой я ждала поддержку и опору, вместо этого каждый день на глазах у всех участников лагеря говорила мне о том, какая я плохая, как всё хреново организовала, и как много денег за это содрала. А я была с открытым сердцем, и в это самое сердце она меня и била каждый день. И вот теперь сердце болит, болит, кровоточит, и я никак не могу понять, как она могла так безжалостно наносить мне рану за раной, и чем больше не может этого понять мой ум, тем больше у меня болит сердце. И всюду, где я в последние две недели не нахожусь, мой ум снова и снова возвращает меня в мой лагерь, в те ситуации, и сердце ноет, ноет. И только сейчас в этих горах, под этим небом, рядом с этими кедрами сердце отпускает.

Все шло прекрасно, и мы так же прекрасно шли, набирая высоту над уровнем моря. И только иногда я снова проваливалась в топь своего ума. А, теперь понятно, почему у неё муж постоянно на охоте пропадает – вдруг ловила я себя на ехидных мыслях, – если она на него так эмоции сливает! Усилием воли я заставляла себя отвлекаться, смотреть по сторонам, дышать, чтобы снова оказаться здесь и сейчас. А потом вдруг снова: «боже, в моём возрасте «мерцательная аритмия», а может, эта диагностика – туфта полнейшая? Нет, но за что она меня так, за что? Что я ей сделала? За то, что привезла ей полную базу людей?». И снова я спохватывалась и мысленно кричала сама на себя, да хватит уже крутить одни и те же мысли, слушай лучше пение птиц и любуйся тайгой вокруг.

Протопав семь километров через леса и альпийские луга, мы вступили в зону высокогорной тундры и в ней уселись на привал у прозрачного озерца «Светлое». Небольшое озерцо с будто разбросанными вокруг него камнями, и нависшим сверху высоким, крутым, заросшим длинным хребтом, на вершине которого виднелся крошечный висячий камень. Да уж, топать ещё – немало. А запасы еды у нас скромные: слишком уж мы спонтанно выехали.

Тут послышались голоса. Прямо на нас надвигалась пара туристов. Моложавая женщина лет пятидесяти. И бодрый, лысый мужчина примерно того же возраста или чуть постарше. Мужчина был обнажен не только головой, но и торсом. Причем на торсе этом растительность была того же цвета, как исландский мох, которым мы любовались всю дорогу.

– К висячему камню? – скинул возле нас рюкзак мужчина

– Точно – улыбнулись мы.

– Понятно – мужчина окинул хозяйственным взором, как мы закусываем огурцами и помидорами воду и спросил:

– Чаю хотите?

Через пятнадцать минут носки Алисы, оступившейся в воду, были практически высушены на солнце, а мы налюбовались серебристыми, снующими в озере хариусами, и уже напились с Игорем крепкого ароматного чая. Взрослым, к тому же перепало по куску шоколада. А дети получили по четыре конфеты.

– Ой, вы им, пожалуйста, только слишком много сладкого не давайте, мы сейчас стараемся без него!

Игорь округлил на меня глаза:

– Да вы что? Как это в поход и без быстрых углеводов? Да ещё растущим организмам?

С этими словами он развернул конфетку, отправил в рот и похлопал себя по прессу: «активно растет организм! Дети, еще три получите наверху, у висячего камня, поняли»?

Так мы получили приглашение от Игоря идти дальше вместе! Теперь нам и дорогу показывали, и детей словом весёлым подбадривали, и мои мрачные мыслишки были разогнаны нашей шутливой беседой.

А уже на подходах к Висячему камню, когда ходьба окончательно погрузила мой ум в тишину, я вдруг впервые прочувствовала мужской космогонический дух этих мест. Да, да, глядя на вершины, где ещё не везде сошёл снег, со скудной тундровой растительностью, скрученными ветром и снегом кедрами, я прочувствовала эти горы как духовного, холодного, аскетичного мужчину, далёкого от земных радостей, но устремлённого всей своей сутью в космос. Прочувствовала его чистоту, его мощный дух, его аскетизм и мощь. Это было удивительное переживание-медитация. И тем не менее, в этом космическом, холодном, чистом сиянии духа есть место и теплу, и красоте. Озёра, сверкающие, как драгоценные камни, – это подарок мужского космогонического начала – началу женскому. Я переживала этот космогонический мужской дух и смотрела на своих спутников – и на мужа, и на Игоря – с удивлением. Получается он есть внутри них. Но как тогда в них вызвать это начало и надо ли? Я смотрела, как мой муж фотографирует всех, как Ярик пытается столкнуть камень, слушала легенду о спящем Саяне, о том, что он проснётся тогда, когда камень упадёт вниз в озеро, и одновременно перебирала всех своих знакомых мужчин, – в ком из них проявлено такое космогоническое начало? И тут я вспомнила наш поход на Алтай «Тропой Рерихов». Вот у Рериха в его холодной, чистой живописи, в его стремлении к горам, и ощущается этот дух. А ещё гид из того нашего похода, в нём тоже ощущалась эта чистота (книга «Таня идёт в поход– прим. автора»). И в моём муже она есть, только обязанности мужа и многодетного отца не дают ему на данном этапе раскрывать свой дух. И вдруг я вспомнила ещё одного знакомого – говорливый в городе, он обязательно хотя бы раз в году уезжал в одиночку в горные походы – один на один со стихией. И мой отец не за этим ли уезжал в свои геодезические изыскания по болотам и дремучим лесам? И я попросила Бога дать мне встретить мужчин, в котором проявлено это божественное начало, это устремление высь, а может быть, я попросила его дать мне умение помогать раскрывать в мужчинах это устремление. Или хотя бы не мешать.

***

– Обратно одни пойдете или с нами? Мы сейчас собираемся обедать у Карового озера!

Как же будешь идти один, когда рядом такой вот Спасатель МЧС объявился, уже семнадцать лет топающий по Ергакам и знающий здесь каждого медведя, да ещё и на обед тебя зовёт со всем твоим выводком. И мы вслед за Игорем отправились в сторону Карового.

Каровое сверкало радужнее Радужного. Слева от него, величаво обратившись в небо своим каменным индийским лицом и сложив на груди каменные руки, дремал Спящий Саян. Прямо за озером раскинулся Перевал Художников. А у самого озера нас окружил сад из камней и кедров. Вон по камню сползает кедр. А из-за этого камня дерево выросло в индийского Ганешу. А вон, уррра, голубика – целые заросли! Пока мы паслись в голубике, Игорь расположился на камне-столе. Мы подошли ровно в тот момент, когда он закончил метать из своего рюкзака на стол сало, хлеб, картошку, яйца в котелке, овощи, лучок, помидорчики, огурчики, консерву, сыр, лучок, и даже персики с яблоком.

– Ну, Игорь, ты подготовился!

– Ха – хмыкнул Игорь, – это ещё что. У нас с другом фотография есть: лыжный поход, минус 35, палатка, и бутылочка вина, и мы с двумя бокалами!

Через пять минут в сковородке шваркала яичница с картошечкой и лучком, а дети налегали на ломти хлеба с салом.

– Я раньше детей в походы водил. Вот идёшь с ними и спрашиваешь: дети, что такое туризм? Они: ну как, вот же, мы идем, рюкзаки тащим, вокруг природа. Я: не…это не туризм. А вечером палатки уже поставили, костер разожгли, что-то вкусное сварено в казане. Мы сидим с мисками, чай разливаем из тут же собранного смородинового листа, я им: «Вот это, дети – туризм, а то был подход к туризму».

– А что это за перевал? – спросил Ярик.

– Перевал художников.

– Мам, пап, я же художник! Хочу сходить!

– Как-то мы возвращались мы с этого перевала Художников с дочкой, и вдруг выскакивает перец. На русском с сильным акцентом спрашивает: где мы находимся. Ну мы ему объяснили выход на тропу. А он: можно с вами? Мы: ну пожалуйста, но мы сейчас еще ночевать будем у Светлого. Он давай умолять. Оказался, словак. Вышел по картам, что-то у него случилось там, решил вернуться обратно. Ну, ладно, дали мы ему место в нашей двухместной палатке, а он как давай храпеть. По сравнению с его храпом мой как писк комариный. Я уж ворочался-ворочался, ворочался-ворочался. Часа в четыре утра не выдержал: пошли-ка, дочь, кофе варить. Всё равно не уснем!

***

Через пару недель после этого я брела с детьми по городу. Накрапывал мелко дождь. И опять у меня в душе начала скрестись хандра! «Неужели всё? Обесточена? Где же моя буйная энергия, когда крылья за спиной? Или 36 лет – это всё, прощай молодость?»

И в этот момент увидела мужика, вытаскивающего на удочке огромную рыбину. Обычный рекламный плакат туристического магазина.

«Игорь! – вспомнила я – Он же на рыбалку звал, на тайменя!! Говорил, какое там вегетарианство, пока ухи и жареных желудочков тайменя не попробовала».

Я тут же начала искать в мобильнике контакт «Игорь, радость, вино, спасатель, конфеты» – так его записала:

– Игорь, добрый вечер! Помнишь, сумасшедшие родители на Ергаках?

– Конечно, помню! Куда пропали-то?

– Да, не получилось у нас на тех выходных выбраться. Хотим вот тебя как-нибудь в гости пригласить на ризотто и красное вино. Может, в эту пятницу?

– У меня есть вино. И мясо тоже есть. Лучше вы ко мне в гости приезжайте прямо сейчас.

– Ты уверен? Мы ведь с тремя нашими «гаврюшами».

– Конечно, с ними, а как ещё?

– Сейчас мужу наберу, что он скажет.

Андрей сказал да. И уже через двадцать минут мы мчались к условленному месту встречи. «Вот так ездишь мимо, ездишь, и не знаешь, что здесь целый дачный поселок. И откуда у Игоря в его возрасте столько энергии, радости, жизнелюбия? Откуда он это все берет? Может он никогда не болел? Вот и узнаю».

– Мама, Игорь ездит на красном русском джипе – сообщила Алиса.

– Какой же это джип. Это – Нива – хмыкнул Ярик.

– Нива – это и есть джип! – разрешил споры Андрей.

Раздался стук в стекло машины. Мы открыли дверцу и жизнерадостная, по-прежнему, лысая, несмотря на холодную погоду, в окно просунулась голова Игоря. Он пожал руку Андрея, потом – всем детям.

И вот его красная Нива ловко юркает перед нами на бугристый проселок между рядами заборов. Слева мелькает то жилой дом, то заброшенные покосившиеся дачи в разрушенной изгороди. Наконец, въезжаем направо, во двор стройного двухэтажного домика из еще необделанного бруса.

– Вот моя холостяцкая берлога! Проходите.

Внутри – ещё не отделанные брёвна с торчащей шпаклей, но чисто и просторно. Занавесочки – вместо дверей. Кухонный гарнитурчик: стол, диванчик. Журнальный столик с ноутбуком. Раскладной диван. Зато на стенах – картины.

– У тебя тут прямо скифо-японский стиль в плане дизайна. А вот эта картина на Рериха похожа.

– Друг армейский рисовал.

Тепло и яркое освещение, и от этого дом кажется особенно уютным по сравнению с синей ночью за окном.

– Вы тут угощайтесь пока, – Игорь показывает на заботливо приготовленные на столе две тарелки с чипсами и виноградом, – а я пойду костер разведу.

– Да что ж такое! Мы общаться приехали, а он опять убежал. Андрей, пойдем ему поможем?

Игорь как раз подносит охапку дров к мангалу. Увидев нас, тут же скрывается в доме. Выносит белую овчину. Кладет на скамью.

– Садитесь!

– Да ладно, Игорь, мы, ты знаешь, и постоим. У нас и так сидячий образ жизни. Скажи лучше, чем тебе помочь?

– Ну разве что бокалы принести.

И вот в мангале потрескивает душистый огонь. Мы с Андреем сидим на лавке на шкуре. Сверху на мне ещё плед – Игорь укутал. Пьём вино. Смотрим в пламя. Из дома, где наши дети смотрят мультики, падают яркие уютные четырехугольники света. Месяц в небе улыбается. Рядом с мангалом холмик камней.

– Игорь, а зачем тебе эти камни?

– Не знаю, пока ещё. Я этот дом за три года построил. Тут столько работы было и еще столько будет. Как квартиры лишился, так и построил.

– С женой что ли развелся?

– Развелся! Мы так разбежались, до сих пор больно!

Игорь ворошит кочергой в костре. Разворошили гости воспоминания. Потом рассказывает, что жена от него ушла к их школьному товарищу, её однокласснику, старинному другу семьи. Тем более обидно. Я отпиваю ещё глоток вина. Напряжение из сердца уходит, становится меньше, но всё-таки ещё чувствуется.

– Игорь! Я вот хотела тебя спросить. Откуда у тебя столько энергии? Столько любви к жизни? А у меня вот в тридцать шесть лет – хандра, хуже того, – мерцательная аритмия!

Игорь хмыкает. Ставит свой бокал. Ворошит огонь.

– Да нет у тебя никакой мерцалки, если хочешь знать моё мнение. Ну а меня жизнь столько раз била. Но если ты хочешь знать мою историю, то ладно, Лен, я тебе тогда расскажу историю.

91 год. Перестройка. Жизнь только начинается. Дочке – шесть лет. Я – здоровый мужик. Таскаю вот такие бревна. И тут температура, слабость. Меня ложат в больницу: у вас там камушек в почке. Гидронефроз. Делают мне операцию четыре с половиной часа. Отрезают сосуд и заносят инфекцию. Из антибиотиков тогда только пенициллин, у меня начинается заражение крови. И вот я третий день лежу под простынкой с температурой 40. Меня вот так вот подкидывает. Сознание уже практически никакого. А при температуре 41 происходит закипание крови и человек умирает. И тут приходят меня попроведывать товарищ мой и его, так скажем, сослуживец, военный врач. Он когда увидел меня под простынкой, сразу понял все. А он пьяненький и начал тупо гонять всех медсестер, чтобы нашли врача. Ну всё, делают мне операцию. Перед этим привели дочку прощаться со мной, потому что шансов, что выживу, было 50 на 50. Ну это я смутно помню, потому что в таком состоянии был, когда не до телячьих нежностей. Ну помню, что руку она взяла. В общем, выживаю я. Теряю 18 килограмм. Учусь заново ходить. Ну уже оклемался маленько, прихожу к доктору. А сколько мне можно поднимать вес, хочу с ружьем пойти на рябчиков поохотиться. На что мне врач говорит: продавайте ружье, вам жить осталось полтора года.

Тут с мангала падает кочерга. Я наклоняюсь её поднять.

– Нет, нет – кричит Игорь, – я-то её за холодный конец брал, а ты бы сейчас за горячий схватила!

– Вот за что, Игорь, я ненавижу врачей, так за такие вот диагнозы, черт бы их подрал, неправильные!

– Погоди, погоди, стоп! Простой вопрос, очень легкий. И в то же время сложный. Болезни даны человеку, как испытание, или как наказание?

– Ну я считаю… считаю, Игорь, что это направление.

– Нет, третьего не дано. Ну может быть, человек вёл себя неправильно в жизни, неправильные приоритеты, поэтому господь наказание его. Или все-таки испытание?

– Игорь, ну… Я по себе сужу. Вот мы как-то в путешествие поехали. И в дороге я отравилась, потом простыла. Пока у мамы гостили, меня болезнь всё трепала. Две с половиной недели, пока до меня наконец не дошло, что причина моей болезни – в неблагодарности… Мне столько всего даётся, а я – мало, мало, мало. И ты знаешь, как начала я благодарить свою жизнь – ой, какой длинный список, за сколько всего мне оказалось нужно благодарить. И болезнь отпустила, а через день и вовсе прошла. Болезнь – это как плот с GPS. Ты плывешь себе, плывёшь, и раз, заплыл не туда, и тебе это болезнью показывают. Ну вот и я тогда осознала, мне столько всего дается, а я жадничаю, ещё хочу, ещё хочу, не благодаря за то, что мне уже далось. И болезнь ушла. И так со всеми моими болезнями. Как только осознаю, где не туда свернула, то исцеляю их.

– Может всё не так просто? Может иммунитет просто улучшился?

– Да нет. Именно в благодарности дело тогда было. А вот сейчас сердце у меня болит, мерцалку мне поставили на диагностике, – обидела меня очень одна женщина, я думала, она мне партнёр, а она…. Вот это я ещё не поняла, за что мне…разбираюсь… может потому и с тобой мы встретились, чтобы понять. Хотя ты знаешь, мне кажется, я вот прямо сейчас начала понимать, за что. Да точно, начала понимать. Но ты, давай, рассказывай, рассказывай дальше! У тебя-то что дальше было?

– У меня… Где-то я прочитал такую фразу, она мне понравилась, я её запомнил на всю жизнь. Страшна не сама смерть, а её ожидание. Жду я эту смерть, жду. И через полгода у меня крыша начинает ехать. Жена и говорит: да ты водки выпей маленько! Полегчает. Выпил я и, правда, отпустило. Ну вот так. Смерть ко мне не пришла, а алкоголизм – да.

– Ну что огонь уже совсем прогорел. Пойдемте домой шашлык готовить.

Мы возвратились в дом. На нас тут же накинулись дети. Я стала нарезать кабачок. Игорь рубил мясо.

– Ты меня прости, пожалуйста. Ты – состоявшаяся личность, мать троих детей, не мне тебя учить, но мерцалки у тебя нету. Я же видел, как ты по Ергакам бежала. Человек с мерцательной аритмией так не ходит. На 99, 9 я уверен, что у тебя её нет. Ты если хочешь нормально провериться, пойди и сделай себе Холтер. А если хочешь знать, что такое мерцательная аритмия, то слушай.

Он подлил мне ещё в бокал вино. Отнял у меня чеснок и в мгновение ока измельчил гораздо мельче.

– Люди ведь не просто так встречаются. Значит, тебе надо это знать. В общем, положили тещу в больницу. Звонок. Жена подходит к телефону. Слышу крик! Умерла, короче, теща. Ну похороны. Я всем этим занимаюсь. Вдруг чувствую…как-то тяжело. Я – к врачу. Делает она мне кардиограмму. У вас мерцательная аритмия. А тогда в очередь на операцию надо было стоять три года. Но можете сделать платную в Томске – за 150 000. Ну собрал я эти деньги. Решил поехать на платную. И вот понимаю, что у меня куртки даже нету нормальной. Что, думаю, делать, ехать в старой или, если что, хоть в гроб меня положат красивым, в новой куртке! Пошел в магазин и увидел куртку «Вирус». Купил ее. Сейчас ты поймешь, почему Вирус. Это мне Вселенная уже намекала, что будет. Бог нас обо всем предупреждает. Приехал я в Томск. Делают мне операцию. И вот такой редкий случай, не могут врачи добраться…до желудочка. Вот такой редчайший случай, когда сердце так устроено, что не могут врачи добраться, и все. И заносят мне гепатит ц. Приезжаю я домой с этим вирусом.

– О-хо-хо…

– Ну всё готово, пойдёмте жарить.

Дети выбегают с нами.

– Ну так и что с гепатитом и с сердцем?

– Подожди.

Игорь заботливо пристраивает детей. Выдаёт каждому хлеба для жарки. Ваню укутывает потеплее. И потом продолжает.

– Второй раз съездил эту операцию сделать. Уже бесплатно. И снова мне не достали до него. Но хочешь верь, хочешь нет. После того, как я три года пропил траву одну, ни аритмии у меня, ни гепатита… Уже два с половиной года я делаю анализы на гепатит, и они отрицательные! Но главное, что я понял, когда схватил вирус, что важно не количество лет жизни, а их качество. И вот теперь, Лена, я очень качественно живу каждую минуту своей жизни!

А потом мы едим. Андрей и дети – мясо. Я – кабачок. Игорь достает из холодильника хлеб, посоленную им красную рыбу и открытую консерву с языком трески. Учит Ярика, как надо правильно и вкусно есть этот самый язык. Ставит на ноутбуке красивую музыку. Наливает душистый травяной чай из термоса. И мои сердце и ум вдруг соглашаются в едином решении: какая к черту хандра, всё ведь у тебя замечательно! И про болезнь свою я уже поняла причину, за что она ко мне пришла. А значит, скоро выздоровею. Люди ведь не просто так встречаются!

2017 год