Москва-Лондон, кот и букет невесты

Глава 4. Танец огня

Эмили, одетая в платье с черным лифом и широкой красной юбкой до пола, собиралась станцевать фламенко. Рауль, ее давний друг, который жил и работал в Москве у знаменитой танцовщицы-испанки, приехал к вечеру, когда гости уже вальяжно сидели в доме, ибо устали.

Рауль обладал божественным голосом, и надрывная страсть старинной песни солеа под аккомпанемент гитары заставляла Эмили физически страдать от стремления выплеснуть в танце душевные силы.

В большой гостиной собралось человек двадцать – все те, кто еще не уехал. Горел камин, бросая теплые отблески на бокалы с вином на столе. Центр комнаты был свободен, и Эмили встала на деревянном полу, по которому так звучно застучали каблуки ее черных туфель. Сердце, как всегда перед танцем, трепыхалось в предвкушении мучительно приятного полета в собственные эмоции.

Взгляд то и дело искал Ника, но его нигде не было. Они не виделись почти два часа, которые Терехов провел с гостями. Приехал какой-то европейский миллионер, поклонник свидетельницы Лизы, и основные события последних часов разворачивались вокруг них.

Но и Лиза, младшая сестра жениха, и ее таинственный ухажер сидели сейчас здесь, в гостиной, а Ника не было!

Эмили шумно втянула теплый воздух и размяла щиколотку, повертев ступней.

Распущенные волосы падали черной волной на спину, красные мягкие рюши юбки легко ложились в ладони, чтобы летать под музыку.

Эмили не использовала кастаньеты, давая свободу рукам и работу – каблукам. Ей нравился старинный, высокий стиль «канте хондо», и она раз в два года не упускала возможность побывать в Севилье на фестивале фламенко. Собственно, до начала актерской карьеры Эмили мечтала когда-нибудь открыть танцевальную студию. Страстью фламенко она заболела еще в средней школе, когда посмотрела старый испанский фильм «Кровавая свадьба». В комнате даже плакат с изображением актера, Антонио Гадеса, висел несколько лет.

Когда тянуть стало уже неприлично, Эмили дала Раулю знак начинать – и в гостиную вошел Ник. Он был в тонком сером свитере без горловины, с подкатанными рукавами, и Эмили прикипела взглядом к сильным, красивым рукам; темные джинсы подчеркивали, до чего строен их обладатель, и она едва не пропустила первый такт.

Звуки старинной андалусской песни заполнили пространство, просочились в поры, заставляя двигаться в ритме надрывной страсти-боли, и Эмили застучала каблуками, подхватывая край юбки, покачивая бедрами и сплетая кистями узоры смысла в воздухе.

Рауль пел о непредсказуемой жизненной дороге и любви, срываясь на самые надрывные ноты своего очаровательно-сиплого голоса, а Эмили видела перед собой голубые глаза мужчины, которого знала меньше суток. Впервые в сознании не возникало образа Дэвида, и свобода этого непривычного состояния заставляла парить в эйфории.

Заиграла гитара, оборвав пение, танец стал более стремительным, и Эмили бросило в жар от азарта и душевного терзания, которое она вкладывала в каждое мгновение. Но не было больше слез, они словно испарились, а со дна сердца поднялась давно забытая надежда.

***

Он смотрел и не мог вспомнить, как дышать. Эмили не просто сразила наповал, она забрала его с собой в свой чувственный мир, и Терехов кожей ощущал ее движения.

Она танцевала для него, о нем, о них. Искренне, откровенно, до надрыва, который так редко встречаешь в жизни. Николай не мог шевельнуться до последней секунды танца и еще несколько минут – после. Он просто стоял у входа, и гости бубнили, чтобы он отошел и дал пройти нормальным людям. Прием официально завершился.

Эмили обнялась со Стасом и Сашей и подошла, смущаясь, явно в разбитых эмоциях после страстного танца.

– Я переоденусь и спущусь, – прошептала она, мило улыбаясь, а он не мог даже открыть рот и ответить, что будет ждать. Кивнул, как дурак, и проводил ее взглядом.

Он чуть не опоздал на ее выступление, потому что готовил место для встречи. Хозяин дома, Валик, поддержал желание Терехова устроить тайное свидание и лично выдал провизию со словами: «Ну наконец-то стоящую женщину пригласил». В летнем домике наспех был сооружен самый настоящий оплот романтики. Николай зажег камин, штук пятьдесят свечей, принес все цветы, до которых дотянулся, и корзину еды. Усыпал лепестками белых роз кровать и пол – не зря хозяйка кусты сегодня оголила.

Он стоял у подножия лестницы в доме и нервничал, будто шел на первое в жизни свидание. От адреналина сводило горло и скулы, и Босс, сминая в руке сигарету, совсем не спокойно ждал, когда Эмили наконец спустится.

Она появилась минут через миллион, с порозовевшими щеками, в теплых шерстяных чулках, в прямом бежевом платье выше колен и джинсовке. Никаких шарфов, шапок и шуб. На улице к вечеру совсем похолодало, но Эмили, видимо, тоже нервничала. А нервная дрожь, как известно, согревает, отвлекая от погоды.

Терехов быстро сунул сигарету обратно в пачку и зачесал пятерней волосы наверх. Он ничего не сказал, чтобы не разрушить момент очарования, только руку протянул – и Эмили вложила в нее свою белую ладошку. Николай совершил настоящий подвиг, цивилизованно и неторопливо дойдя со своей спутницей до места назначения, хотя на деле хотелось утащить желанную женщину в пещеру.

У входа он поддался порыву и поднял Эмили на руки, чтобы внести ее внутрь. Легкая и податливая, она ласково обняла его за шею.

– Вау, – выдохнула она, наградив восторженным взглядом. – А царь подготовился!

– Я даже торт принес, – улыбнулся он, усаживая Эмили в широкое кресло за деревянный стол.

– Обожаю сладкое, – протянула она.

– Я тоже, – ответил он, глядя на нее в упор.

Она очаровательно смутилась, и он взвыл про себя от незамутненного мужского желания.

В свете свечей и камина комната выглядела очень уютной, и Эмили довольно вздохнула. На столе мерцало шампанское в бокалах, а на тарелке возвышался кусок торта со сливками и ягодами. Николай ткнул в него тонкую свечу и поджог.

– А в честь чего? – удивилась Эмили.

– Один день знакомства. Круглая дата, – сказал он, усаживаясь напротив.

– Действительно, – рассмеялась она. – А почему только один кусок? Ты не хочешь?

– Я буду на тебя смотреть.

Смех прервался, и Эмили перевела дыхание. Она зачерпнула указательным пальцем немного крема и слизала.

– Если ты собираешься смотреть, то мой долг – сделать зрелище незабываемым, – лукавым тоном произнесла она.

…Это были самые долгие три минуты в жизни Терехова. И самое эротичное поедание торта, который так и остался недоеденным. У Босса дрогнул внутренний мир, и выдержка раскололась надвое. Он сорвался с места и сгреб Эмили в охапку, усаживая на стол и целуя, слизывая сладость с ее губ и млея от отклика податливого тела.

Эта знакомая незнакомая женщина проникла ему в сердце, оплетая своим ароматом, как лозой. Хотелось приклеиться к ней навечно, и от одной этой мысли голова шла кругом.

Эмили обхватила его талию стройными ногами и запустила руки под тонкий свитер, едва ощутимо царапая спину. Не разрывая объятий, он подхватил ее под бедра и перенес на кровать, усыпанную розовыми лепестками. Эмили раздевала его и помогала раздеть себя. В ее прикосновениях было столько нетерпеливой страсти, что сердце болело, оживая, и каждое плавное движение навстречу друг другу отзывалось в забытых глубинах души.

Он целовал ее всю, доводя до экстаза и заставляя кричать; согревал белую кожу дыханием и не мог остановиться, оставить в покое. Если бы понадобилось описать свое чувство к мисс Райт, то Терехов сказал бы, что сошел с ума с первого взгляда.

***

Эмили лежала в изнеможении под боком у Ника, забросив на него ногу, и водила пальцами вдоль твердых мышц пресса, восхищаясь тем, насколько нежная кожа у такого серьезного мужчины. Он определенно следил за собой, и тело было подтянутым и неутомимым. Сильные руки с выступающими на бицепсах венах смотрелись настолько притягательно, что Эмили не удержалась и провела губами от его запястья до самого плеча. Не зря за царем столько женщин бегает. Он воплощал собой… созидательную власть. К нему тянуло магнитом.

В камине горело пламя, и под треск поленьев Эмили уснула, совершенно не думая о завтрашнем дне. Настоящий момент был до того прекрасен, что она мечтала застыть в нем, как в капле янтаря, на тысячи лет.

– Спасибо, – сказала она тихо, и ответом стал мягкий поцелуй в висок.

Утром они старались говорить, о чем угодно, только не о расставании. Ник раздобыл свежесваренный кофе и полноценный завтрак с яичницей, беконом и сэндвичами. Они сидели за столом и беседовали обо всем и ни о чем. Ник набросил ей на плечи шерстяной плед, и она куталась в него, потому что к утру в домике стало зябко. Эмили подтянула ноги в шерстяных чулках на кресло и размахивала бутоном белой розы, которую подняла с пола. Ник, взъерошенный и небритый, то и дело закрывал лицо руками и смеялся, кода она рассуждала – между прочим! – на очень серьезные темы.

– Мне все равно больше нравится оригинал «Семи самураев», не обижайся, – сказал он примирительно.

– А я разве обижаюсь? Просто говорю, что в американской версии снимался Юл Бриннер и он великолепен. Он ведь был родом из России. Он же и выкупил права у Куросавы на адаптацию.

– И?

– Неужели ты ни капельки не гордишься?

– Но японский оригинал ведь лучше.

– Вот. Ты такой же, как Бриннер!

– Не такой.

– Именно такой. Мятущаяся душа. Он не мог найти покоя, ему нравился надрыв, чтобы бесконечно умирать и возрождаться. Трудно с ним было американским женщинам, не понимали его. Разница менталитетов, ценностей.

– Ты же меня понимаешь. Может, и его понимали. А кроме того, я не хожу с медведями и цыганами по площади и не рыдаю, как делал он. Так что со мной гораздо проще. Я не эпатажный.

– С тобой невозможно спорить.

– Мы не спорим, а завтракаем.

Эмили закатила глаза к потолку и отхлебнула кофе без сахара, слизав пенку с губы. Она могла бы общаться с Ником сутками, настолько с ним было интересно размышлять, даже о тех вопросах, где они придерживались разных точек зрения. Эмили была в восторге от этого и продолжила болтать без умолку, пока все темы в итоге ни свелись к отношениям. Она рассказала о Дэвиде. О том, что мужчину и женщину может связать любой вид симбиоза: мутуализм, когда обоим выгодно быть вместе, комменсализм, когда выгодно лишь одному, а второму все равно. А еще паразитарство, естественно, когда одному из пары плохо, а другой прекрасно живет за счет его ресурсов. И что с Дэвидом у нее была какая-то гибридная смесь, которая истязала и приносила удовольствие одновременно.

А вот именно возвышенной связи, необъяснимой с точки зрения биологии, но понятной с точки зрения духовной эволюции, у них с Дэвидом не было, и этого ключевого ингредиента ей всегда не хватало. От этого их отношения больше напоминали зависимость.

– Мы часто ссорились в последние годы, не знали, как жить дальше. Он хотел одного, я – другого. Мне хотелось… знаешь, когда люди самодостаточны и обоим друг от друга ничего не нужно, а жить друг без друга все равно невыносимо, потому что души тянутся навстречу? Вот о таком я мечтала, но это был не наш случай. Мое счастье всецело зависело от хорошего настроения Дэвида, а он бесконечно требовал от меня эмоций. Стоило мне закрыться от него хоть на пару недель, чтобы сохранить немного сил, как он обвинял меня в измене. В итоге я сдалась ему полностью и растворилась в нем, так что едва не погибла без него. У меня ушло полтора года, чтобы отделить себя от Дэвида.

– И что же тебе помогло себя отделить?

«Ты», – вдруг поняла Эмили, но вслух не произнесла.

– Время помогло, – солгала она.

Говорить об утраченной любви оказалось не сложно, как ни странно. Может, потому что Ник все понимал и действительно умел слушать. Постепенно он и сам начал делиться подробностями личной жизни. О жене он вспоминал с теплом, называя ее ангелом-хранителем.

– Иногда она со мной разговаривает, – признался он.

В отличие от Эмили, он овдовел давно, но никогда даже не задумывался о новых серьезных отношениях… После этих слов он очень пристально посмотрел на нее, и она быстро опустила глаза в чашку с остывшим кофе. Эмили уже сама не знала, чего ждала от этих отношений, которые задумывались как приключение на одну ночь.

Чтобы не углубляться в опасную тему, она вернулась к обсуждению собственной драмы.

– Стоит появиться сплетням в СМИ, что я с кем-то встречаюсь, как сразу звонит моя младшая сестра, плача от счастья: «Ну наконец-то ты вышла из комы!» А я потом рыдаю всю ночь. Со Стасом нам тоже приписывали роман, но ничего не было.

– Так уж и ничего?

– Только дружеское общение.

Ник удивленно хмыкнул:

– Надо же.

Видимо, верилось с трудом, но Стас, каким бы распрекрасным он ни был, не вызвал отклика в сердце Эмили. Он был ее ровесником, даже чуть младше, а ей нравились более зрелые мужчины. Дэвид, например, был старше на десять лет. А голубоглазые блондины, вроде Ника – это вообще фетиш, мечта.

– Стас – хороший человек, он спас меня. Но ему, как и мне, просто нужен был друг, слушатель, который сопереживает. Он все время говорил о Саше, а я – о Дэвиде. Мы достали друг друга. – Эмили рассмеялась. Она задумчиво посмотрела в окно, на котором возвышались кактусы, и ахнула восторженно, как в детстве:

– Снег идет!

Эмили подхватилас