Держись подальше

А на улице адское липкое пекло! Выбор невелик – сдохнуть от вируса или задохнуться под маской. На работе дресс-код: рубашка, брюки, туфли, галстук по желанию. Униформа никогда не была для меня проблемой, заморачиваться по одежде – не моё. Но здесь, недалеко от экватора, всё не так! Утром я выезжаю рано и не успеваю сильно вспотеть, а возвращаюсь домой уже замаринованный в собственном соку. Ежедневная стирка и глажка сделались моим мазохистским удовольствием. Теперь я мало-мальски адаптировался, а в первый день, когда только приехал, оконфузился не по-детски. А всего-то проехал в метро несколько остановок и прошёл пару кварталов вверх по улице. В отдел кадров для подписания контракта явился весь мокрый. На мне была голубая сорочка без пиджака. Она насквозь пропиталась потом так, что были видны соски на груди. Секретарша спросила меня, попал ли я под дождь. Я хмуро ответил: «К сожалению, нет». Она принесла мне стакан воды и кипу бумажных салфеток. Потом улыбалась, поглядывая на меня, и шепталась с коллегами.

Первое время я брал на работу в офис сменную сорочку. Теперь адаптировался, и обхожусь одной. У нас в фирме есть менеджер из европейцев. Позиция у него не самая влиятельная, однако каким-то образом он умудрился продавить для себя особое положение. Зовут его «человек-сандаль», потому что он носит сандалии без носков, спортивные шорты до колен и мятые футболки с австралийскими принтами. PR-менеджер бесится, когда видит его в конференц-зале на переговорах. Так вот, он был моим тайным кумиром. Однажды я совсем обнаглел и пришёл в офис о гавайской рубахе с коротким рукавом, в джинсах и кроссовках. Мне сразу сделали замечание.

– А как же человек-сандаль? – спрашиваю.

– Его позиция занята, – презрительно заявила PR-менеджер. – Как освободится, я вам сообщу.

Вот такая дискриминация по расовому признаку или по корпоративной иерархии, кому как нравится. Человек-сандаль упал в моих глазах. Гораздо проще презирать его, чем обижаться на систему.

На обед я теперь хожу в одно и то же время. Не сговариваясь, мы встречаемся с Юли в холле внизу, вместе выбираем кафе. Для меня теперь выбор простой – предпочитаю обедать там, где меньше народу. Готов проглотить любую гадость. А Юли долго принюхивается и приглядывается. Я уже понял, что для неё главное не еда, а обстановка в кафе. Ей нравятся белые чистые столики, светлые помещения, большие окна в пол, современный минималистичный дизайн. Она заходит в такие кафе и подолгу вчитывается в меню, не зная, что выбрать. Говорю ей: «Пойдём отсюда, здесь дорого и поесть нечего». А она: «Посмотри, как здесь уютно». Если уж она решила остаться, лучше смириться и не настаивать. Иначе весь обед просидит недовольная, молчаливая и быстро уйдёт. А мне хочется остаться с ней подольше. Я не люблю разговаривать, но быть рядом и просто слушать её мне нравится. Я бы пригласил её в кино или в бар на крыше с красивым видом на центр сити, но с этой недели из-за эпидемии всё закрыто. Пока не запрещено гулять в национальном парке. Юли, конечно, любит долгие блуждания по лесу, но я как представлю себя потного и вонючего, с пеной у рта, сразу гоню всякую мысль о таком первом свидании. Поэтому пока приходится довольствоваться офисным ланчем, где каждый платит за себя.

Мне нравится Юли. Мне нравится её белозубая улыбка. Мне нравится её полная грудь. Я разглядываю, как шевелятся её губы, как она порой обнимает себя одной рукой за плечо, и грудь её поднимается ещё выше. Я разглядываю её, и она, конечно, замечает. Она не кокетничает и не флиртует, но позволяет собой любоваться. Так естественно у неё это получается, так просто и не пошло. Я хочу быть с ней, но не знаю как.

Я давно изучил её в Фейсбуке. Нашёл профиль и подал заявку в первый же день, как мы познакомились. Она – единственная из моих виртуальных друзей не постит про вирус. Грузит на стену фотографии природы – Австралию, Новую Зеландию, куда ездила в прошлом году, ещё какие-то места в Азии, где я никогда не был и вряд ли побываю с моими-то привычками и фобиями.

Вижу её на фотографии напротив древнего индуистского храма: не побоялась надеть чужие давно нестиранные тряпки, что раздают на входе, пройти босиком по выщербленным плитам пола, истоптанного тысячами немытых ног, вероятно, с грибками под ногтями. Не побоялась омыться в священном источнике посреди джунглей вместе с толпой местных, преподнести дары каким-то непонятным чужим богам, чтобы очистить карму. Вот уж не думаю, что в таком месте можно от чего-то очиститься, скорее приобретёшь новых докучливых друзей на коже и других частях тела. На другой фотографии кто-то заснял, как Юли покупает и тут же пробует свежеразделанный дуриан с лотка на улице в Бангкоке. Удивительно, как она выжила до сих пор! Не умерла от дизентерии, не потерялась навсегда в джунглях, не попала в плен к доброжелателям, не потеряла все свои сбережения. С ней могло случиться всё что угодно и не единожды!

Я спросил её недавно: с кем она путешествовала по Австралии? Ответила, что полетела туда одна. Уже в самолёте познакомилась с компанией сёрферов. У тех была пересадка в Мельбурне, на следующий день они летели на коралловые рифы, а ночь должны были провести у знакомого в частном доме. Они пригласили Юли с собой. Та по прилёте в Мельбурн аннулировала свой отель и отправилась с новыми знакомыми в какой-то дом на побережье непонятно к кому. По её словам, она отлично провела время, всю ночь проболтала с новыми приятелями. Они слушали музыку, ели пиццу и смотрели на океан. Потом она уснула в гамаке на веранде, а когда проснулась, знакомые сёрферы уже уехали в аэропорт. Хозяин дома накормил её завтраком, помог взять в аренду машину в местной конторе. Юли до сих пор поддерживает связь со всеми через социальные сети. И не только с ними, а с сотнями других, с кем познакомилась при таких же сомнительных обстоятельствах. Число друзей в Фейсбуке у неё около двух тысяч. Я поинтересовался, всех ли она знает лично. Оказалось, что практически всех…

Меня, конечно, волнует вопрос: сколько мужчин у неё было? Она так легко сходится и расходится с людьми, что размышления на эту тему возникли сами собой. Даже если бы я не хотел её… А уж тем более… Хорошо, предположим я знаю. Разве любая цифра – три или тридцать – изменила бы моё к ней отношение? Я спрашиваю себя и не могу дать ответа. Так три или тридцать, чёрт возьми?!

***

Ситуация с вирусом катится под гору по нарастающей. Пойти в супермаркет равносильно разведке боем: сплошные заграждения, разметка, сканирование ID-карточек⁵ и QR-кодов, удостоверяющих твою локацию. Все стараются покупать продукты в интернет-магазинах, но службы доставки не справляются, свободные слоты появляются лишь на несколько минут раз в сутки и совершенно неожиданно. У нас в фирме все заранее забивают виртуальные корзины и целый день обновляют страницу заказа, чтобы вдруг получить возможность оплатить доставку. Если посчастливилось отовариться, пишут в общий чат товарищам: так и так, видел два свободных слота. Толпа оголодавших тут же бросается тыкать в экраны телефонов, и через пару секунд заказать доставку уже невозможно. На той неделе мне повезло – удалось первым тюкнуть кнопку «Оплатить», но из того, что я выбрал, привезли только половину. Ни яиц, ни сливочного масла, ни муки, зато мороженого сколько угодно! Ем по вечерам сладкое, быстрые углеводы способствуют мышлению, а хотелось бы отупеть, стать непробиваемым, как мужики на «мокром рынке». Они грузят из ящиков на базарные лотки свежие фрукты, тут же закидывают в рот немытую вишню или разламывают сочный лонган. Сок бежит по пальцам, они его слизывают и дальше хватаются за ящики. Таким любые вирусы нипочём!

Теперь мы работаем посменно, через день. На этой неделе мои дни – понедельник, среда, и пятница. У Юли тоже. Меня хотели занести в другую группу, но я настоял, чтобы работать именно в эти дни. Мы продолжаем обедать в кафе. Выбор теперь невелик. Большая часть общепита продаёт еду только навынос. В других местах всё ещё можно посидеть за столиком. Чтобы увеличить дистанцию между посетителями, на столики через один наклеили крестом красную ленту. Сегодня, когда мы вошли в кафе и сделали заказ, у нас спросили, живём ли мы вместе. Я почему-то растерялся и не нашёлся что сказать. Юли ответила, что мы коллеги.

– Вообще-то, вы должны сидеть раздельно, – заметил парень на кассе. Из-под приспущенной маски у него торчал мясистый широкий нос. – Ладно, можете сесть за один столик, дело ваше. – Он пробил нам разные чеки. – Самое время определиться, с кем остаться на карантин, – буркнул он.

Двинуть бы по носу этому советчику, чтобы не лез не в свои дела. Судя по расплющенности его носопырки, кто-то об этом уже позаботился. Зло берёт, да вот только он прав. Всё идёт к тому, что скоро отправят по домам надолго. И это скоро ни через месяц, и даже ни через неделю. Ситуация усугубляется прямо сейчас. Каждый день по электронной почте приходят извещения от руководства фирмы с новыми ограничениями. Я должен решиться хотя бы намекнуть…

– Ты посмотрела видео? – спросил я её, так и не придумав правильных слов. К сожалению, я не мастер экспромта. Вот так и на совещаниях: пока сформулирую, что сказать, за меня уже ляпнет кто-то другой. Остаётся только злиться и пыжиться, думая, что я-то объяснил бы куда обстоятельнее.

Я взял поднос с едой и пошёл в центр зала к пустым столикам.

– Давай на кресла, возле окна, – попросила Юли, догоняя меня.

– Нет, там уже сидят, – отрезал я, вытирая наш столик влажной салфеткой с алкоголем, прежде чем поставить на него тарелку с сэндвичами и кружки с кофе.

Юли скептически дёрнула бровями, но спорить не стала.

– Так ты посмотрела видео? Я тебе отправил вчера на Whatsapp.

– Нет ещё, – отмахнулась она, и схватилась было за сэндвич, но я успел сунуть ей в руки свежую влажную салфетку. Она взяла, скомкала её в ладонях и отложила на край стола.

– Посмотри, – попросил я, стараясь не слишком напирать. – Японцы засняли на высокочувствительную камеру, как больные люди распространяют микрокапли слюны, даже когда просто разговаривают. Для этого не нужно чихать или кашлять. Эта зараза дрейфует по воздуху…

– И что?

– А то, что маску нужно носить! Я говорил тебе.

Всё-таки я зануда! Сам себя не выношу!

– У меня лицо потеет и в ушах щёлкает от резинок. – Юли потёрла глаз. Есть у неё такая вредная привычка. – В конце концов переболею, большое дело. Надоело об одном и том же. Все превратились в параноиков.

– Я просто не хочу, чтобы ты заболела. – Я попытался состроить жалостливую гримасу с круглыми глазами, как у кота из мемов. Вряд ли у меня получилось с моим-то эпикантусом. Наверняка у китайцев есть какой-то свой трюк для подобного случая. Надо бы спросить у Сау Чин.

Юли всё же улыбнулась. Мы помолчали.

– Чувствую себя как в клетке, – выпалила она. – Если объявят карантин, всё равно буду выходить на улицу.

– И подхватишь заразу, – спокойно констатировал я.

– Нет, вот такие как ты и подхватывают. А я буду делать что хочу, буду лапать себя руками, – она повозила ладонями по лицу, – и никогда не заражусь!

Тут я промолчал, хотя она несла откровенную чушь. Мать мне как-то посоветовала никогда не спорить с женщиной, потому что её не особо интересует, кто из вас двоих окажется правым. «Правда у всех своя, – утверждала она. – Женщину больше интересует, что для тебя важнее – одержать над ней победу или сделать её счастливой. Не спорь с женщиной, если не хочешь, чтобы она тебя возненавидела». Сомнительная логика. Помню, я было хотел возразить маме, а она отвесила мне подзатыльник: «Не спорь с женщиной!»

Я так и не понял, в чём там дело и почему нельзя спорить, но на всякий случай решил следовать совету. С ней я точно никогда не спорю. Уже привык, что в жизни мало логичного – сплошная религия, всё нужно принимать на веру. Вот и Юли возомнила себя пророком-чудотворцем. Пусть, мне легко поверить, когда она уверена.

– Кстати, у меня в воскресенье день рождения. Буду праздновать! – бунтарским тоном заявила она. – Приглашаю тебя на барбекю. Придёшь? – Юли испытующе прищурилась.

– Bien sûr!⁶ – блеснул я скудным знанием французского.

– O, merci! Merci beaucoup!⁷ – весело засмеялась она. Так легко её осчастливить.

***

Шеф уехал в отпуск и застрял посреди океана на тропическом острове площадью в один квадратный километр. Можно было бы сказать, что застрял в раю с белым песком и пальмами, но цены, как известно, там совсем не райские. Вылететь оттуда уже невозможно – закрыли аэропорт. Остров на карантине. Местный никудышный интернет перегружен, и связи с шефом почти никакой. Иногда он назначает интерактивные совещания и, страшно заикаясь и дёргаясь на экране, раздаёт какие-то указания, которые никто расшифровать не может, но все делают вид, что понимают и готовы к действию. Его «чайка-менеджмент», когда он залетает к тебе в офис, орёт, срёт тебе на голову и улетает, оставляя обтекать, больше не работает. Так смешно наблюдать за его беспомощностью. Начинаю подозревать, что одно из моих безумных желаний исполнилось. Отключаю исходящий звук и комментирую слова шефа в стиле Масяни: «Але, кто это?! Директор? Да пошёл ты в жопу, директор, не до тебя щас…»⁸