Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии

Слова «этнос» и производное от него «этнография» (наука, изучающая этнические общности) были известны в Российской империи примерно с тех же времен, что и слово «нация». Во всяком случае, термин «этнография» использовался в государственном управлении уже в первой половине XIX века. Императорским указом в 1845 году было образовано Русское географическое общество с отделением этнографии. В СССР в 1930‐х годах государством был создан специализированный Институт этнографии АН СССР, смысл которого власти видели главным образом в изучении народов, не достигших стадии нации. Впрочем, к науке этнографии советское партийно-идеологическое начальство относилось, с одной стороны, без большого интереса, а с другой – с определенным недоверием, подозревая ее в ревизии постулатов исторического материализма и сталинской теории нации⁵⁷.

Во времена, когда понятие «нация» воспринималось исключительно в этнической трактовке, не было смысла вводить в советскую государственную науку и идеологию особый термин «этнос». К тому же первое определение этноса было сформулировано в 1923 году эмигрантом С. М. Широкогоровым и вступало в явное противоречие со сталинским определением нации, поскольку под этносом (а не нацией) понималась

группа людей, говорящих на одном языке, обладающих комплексом обычаев, укладом жизни, хранимых и освященных традицией и отличаемых ею от таковых других групп⁵⁸.

Это определение принадлежало человеку, который считался буржуазным ученым-белоэмигрантом, и уже из‐за этого клейма многие годы оставалось недоступным советским читателям.

В 1980‐х годах уровень идеологически дозволенного в СССР существенно расширился, и этнографы получили возможность заходить в такие предметные области, которые раньше были для них запретными, поскольку считались заповедниками других научных дисциплин – исторического материализма и научного коммунизма, включавших в себя сталинскую теорию нации. Кроме того, переход к неэтнической трактовке советского народа как исторической общности (почти нации) сделал необходимым как-то определять сугубо этнические характеристики советских людей – различие их языков и культурных традиций. Такое переосмысление начал директор Института этнографии и антропологии АН СССР академик Юлиан Владимирович Бромлей (1921–1990).

Ю. В. Бромлей первым в стране реабилитировал понятие «этнос», предложив его определение, близкое тому, которое дал Широкогоров в 1920‐х:

Этнос может быть определен как исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная совокупность людей, обладающих не только общими чертами, но и относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированным в самоназвании (этнониме)⁵⁹.

Попробуйте отличить это определение этноса от сталинского определения нации, и вы увидите, что в трактовке академика понятию «этнос» не хватает только одного признака («общая экономическая жизнь»), чтобы полностью слиться с понятием «нация» в его сталинской версии.

Прошло еще одно десятилетие, прежде чем советские понятия-близнецы «нация» и «этнос» начали движение в разные смысловые стороны, занимая постепенно свои особые предметные ниши, те, которые наметили еще Э. Ренан и Ф. Мейнеке, – политическую для нации и культурную для этноса. При этом в науке происходило уточнение и разъяснение обоих понятий.

В конце 1980‐х годов, в период перестройки в СССР, стал налаживаться международный научный обмен в гуманитарных сферах знания. В это время советские обществоведы познакомились с работами выдающегося британского социолога, теоретика этносимволизма Энтони Смита, давшего в 1986 году следующее определение этнической общности:

Ethnie (это авторский термин, близкий русскому «этнос». – Э. П.) – общность людей, имеющая имя, разделяющая мифы о предках, имеющая совместную историю и культуру, ассоциированная со специфической территорией и обладающая чувством солидарности⁶⁰.

Значимость такого определения в том, что оно на первое место выводит не объективистские характеристики этноса (язык, традиции, стереотипы поведения), а самосознание групп, их идентичность, проявляющуюся в самоназваниях и представлениях людей об общем происхождении, которое всегда носит легендарный, мифологический характер. Это, по сути, новый конструктивистский подход к теории этноса и нации, хотя Э. Смита к числу теоретиков конструктивизма обычно не относят, но все подобные классификации весьма ограниченны и упрощены.

Терминологические дискуссии в постсоветской этнологии

В 1990‐х годах в российской этнографии, которая в это время чаще стала называться этнологией, укреплялись идеи новой методологии – конструктивизма, сосредоточенного на анализе этнической идентичности и ее социально-психологического конструирования на основе дискурсивных (языковых) практик⁶¹. При этом прежний советский теоретический багаж этнографии, основанный на историко-эволюционном подходе, получил название примордиализма, как правило, со стороны его противников, вкладывающих в него сугубо негативную коннотацию. Мы еще вернемся к этой дискуссии в разделе книги, который посвящен анализу взаимосвязи примордиалистского и конструктивистского подходов в этнологии. Пока же я выражу солидарность с позицией М. Ю. Барбашина, следующим образом оценившего указанную терминологическую дискуссию в России: «В конструктивистском понимании примордиализму достается роль „лженаучного“ направления, которая в советское время отводилась генетике и кибернетике». Далее этот автор сравнивает современную критику примордиализма с «упорством, с которым правоверные нападают на еретиков, стремясь их уничтожить или, как минимум, изгнать»⁶². Такому изгнанию в указанные годы подвергся базовый термин этнологии – «этнос».

Сменивший Ю. В. Бромлея новый директор Института этнологии и антропологии РАН (1989–2015) академик В. А. Тишков внес много нового и полезного в теорию этнологии, прежде всего в утверждении в ней конструктивистской парадигмы. Вместе с тем я не могу согласиться с его предложением использовать термин «этничность» вместо термина «этнос», от которого, по мнению антрополога, стоило отказаться, поскольку

этносы есть умственные конструкции, своего рода «идеальный тип», используемые для систематизации конкретного материала. <…> Они существуют исключительно в умах историков, социологов, этнографов⁶³.

Следом В. А. Тишков провозгласил «реквием по этносу»⁶⁴. Эта идея сразу столкнулась с критикой со стороны известных этнологов⁶⁵. Да и самому Тишкову не удалось обойтись одной лишь этничностью при описании в своих работах целостных этнических общностей, имеющих свои самоназвания (этнонимы). Для их обозначения им используется термин народ⁶⁶. Между тем этот термин куда менее определенный, чем этнос или народ-этнос, поскольку имеет десятки разных значений и толкований (народные массы, народность, нация, этнос и др.).

Разные науки выделяют в «народе» свои предметные стороны и обозначают их своими научными терминами: для географов народ – это население, для социологов – социум, политологи недавно придумали термин «политикум» (совокупность всех политических сил в обществе), а этнологи почему-то отказываются от своего устоявшегося, цехового термина этнос. И как же без него различать внеэтические формы проявления народа (советский народ, россияне, европейцы, американцы) от этнических – русские, татары, якуты и др.? Потеря специфического термина не только ухудшает информационную селективность научного анализа в этнологии, но порой провоцирует у представителей этнических меньшинств подозрения, что намерения этнологических реформаторов политически мотивированы и, например, имеют цель забыть о малых этносах в пользу большого государственного народа.

Итак, до начала 1980‐х годов термин «этнос» практически не использовался в СССР, поскольку был «утоплен» в сталинском понятии «нация». В 1980‐х годах он был реабилитирован и даже «канонизирован» усилиями академика Ю. В. Бромлея в качестве основного термина в этнографии. Однако в 1990‐х от термина «этнос», или «народ-этнос», а заодно и от слова «этнография» в России стали отказываться под влиянием нового руководства академического Института этнографии и антропологии, переименованного в Институт этнологии и антропологии. Почему-то тогда считалось, что слово «этнология» звучит более научно, чем «этнография», в которой есть корень «графия» (от греч. grapho), что означает «описание». При таком подходе следовало бы признать астрологию более научной, чем астрономия, географию слить с геологией, а демографию переименовать в демологию. К счастью, такие трансформации не состоялись в действительности, но вот термину «этнос» в процессе революции в Институте этнографии не поздоровилось – он стал заложником борьбы с научным наследием Ю. В. Бромлея, которая велась под знаком торжества нового учения, конструктивизма, над старым, примордиализмом. Но термин «этнос» сопротивлялся изгнанию из языка науки, не случайно он используется, как мы еще покажем, в большинстве учебников политологии, вышедших в 2000‐х годах. В нем нуждается и практика государственного управления, прежде всего государственная статистика учета движения населения.

Переписи населения России учитывают не только этническую (национальную) принадлежность граждан, но и количество этнических общностей в целом. В переписи 1989 года зафиксированы 123, а в переписи 2010 года – 193 народа-этноса⁶⁷. Если в советское время многоэтничность страны могла характеризоваться шаблонной формулировкой «100 наций и народностей», то в Российской Федерации впору говорить о почти 200 народах в их этническом измерении. Перед переписью 2002 года в методологии учета этнических общностей стали выделять внутри «отдельных» народов их субэтнические группы, получившие название «включенные»⁶⁸. Эта новая терминология – «отдельные» и «включенные» народы – фактически вернула статистический учет к выделяющей этносы и субэтносы классификации, сложившейся в этнографической науке в 1980‐х годах⁶⁹.

Законодательство нуждается в учете народов-этносов как целостных единиц. В 1970‐х годах коллективные права были обоснованы французским правоведом К. Васаком в концепции трех поколений прав человека, закрепившейся затем в политической и юридической науке. Среди коллективных прав одним из важнейших считают право этносов и наций на солидарность и самоопределение⁷⁰. Законом «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» к этой категории в официальном перечне отнесены 47 народов-этносов, и отнюдь не как «идеальные типы». По требованиям закона основные признаки этносов (этническое самоопределение членов общности – осознание ими своей этнической самостоятельности, а также сохранность традиционного образа жизни) не только должны быть реальными, но и нуждаются в документальном подтверждении со стороны граждан, претендующих на статус полноправных представителей одного из коренных малочисленных народов⁷¹. Включение того или иного народа-этноса в указанный перечень дает гражданам, идентифицирующим себя с данной этнической общностью, не только символические преференции, но и вполне осязаемые материальные выгоды в виде различного рода государственных льгот и отчислений в пользу коренных народов, а также выплат из негосударственных источников для «возмещения ущерба исконной среде обитания от хозяйственной деятельности организаций всех форм собственности»⁷². Все эти нормы соответствуют мировой практике, действующей в Финляндии, Дании, Канаде, США и ряде других стран.

Терминологические дискуссии 1990‐х годов оказали неоднозначное влияние как на научную, так и на общественную жизнь России. К числу позитивных следствий относится появление и утверждение в стране конструктивистского мировоззрения и связанное с этим некоторое ослабление тех политических функций, которые возлагались государством на этнонации в советское время, в эпоху могущественной роли графы о национальности («пятого пункта») в государственных анкетах. Вместе с тем в эти годы некоторые научные новации радикализировались и превратились в идеологические догмы, проявил себя «радикальный конструктивизм», выражающийся в идее принципиальной невозможности признания этноса (или этнической группы) в качестве реальности и воспринимающий этничность и этнос только как идеальные конструкции, содержащиеся исключительно в представлениях ученых. Радикальный конструктивизм вызвал справедливую критику в философских и социологических кругах⁷³.

В 2000‐х годах в мировой науке стали преобладать новые тенденции: рос плюрализм по отношению к использованию разнообразных терминов и понятий. Эти перемены отражали глубинные изменения в системе теоретических подходов к изучению этнических и национальных процессов. Мы вернемся к терминологическим новациям 2000‐х годов после рассмотрения (по необходимости краткого) генезиса основных этнополитических концепций.

2. Современные концепции этничности

В 1990‐х годах в России сложился канон в классификации современных теоретических представлений об этничности.

В. А. Тишков предложил выделять три теоретических направления: 1) примордиализм, который рассматривался как синоним эссенциализма; 2) конструктивизм и 3) инструментализм. При этом примордиализм оценивался как научная архаика и опасная лженаука, порождающая национализм и расизм, а две другие концепции – как современные и плодотворные⁷⁴. Такая схема и такие оценки стали популярными и воспроизводятся до сих пор во многих российских учебниках этнологии, этносоциологии и этнополитологии⁷⁵.

Признаюсь, и автор какое-то время разделял эту позицию, хотя и выделял при этом умеренно эссенциалистский примордиализм (социально-исторический) и неумеренный, радикальный социально-биологический примордиализм⁷⁶. Однако в 2000‐х годах такая классификация в мировой науке стала подвергаться критике, весьма справедливой, на наш взгляд, по следующим причинам. Во-первых, она считается неэтичной, поскольку определение «примордиализм» имеет заведомо негативную коннотацию и используется в качестве оскорбительных оценок научной методологии некоторых известных исследователей, разумеется, без их согласия. Во-вторых, закрепившаяся в российских учебниках и справочниках интерпретация искажала оригинальное содержание концепции примордиализма, которую предложили ее авторы (прежде всего Э. Шилз и К. Гирц). Реальный примордиализм в прочтении этих ученых не имел ничего общего с эссенциализмом, во всяком случае с представлением о кровно-биологическом происхождении этнических групп⁷⁷.

Предлагаемая в данной монографии схема классификации теоретических подходов к этничности и нации близка к той, которую использовал социолог Крейг Калхун, специалист в области теории нации, национализма и этничности.

В структуре своей фундаментальной монографии «Национализм» Калхун выделил разделы «Эссенциализм» и «Конструкция и примордиальность»⁷⁸. Мы воспользовались этой классификацией современных подходов к изучению, этничности и нации, но добавили к трем названным еще один методологический подход, условно названный мной «синтетическим» («плюралистический» или «полипарадигмальный»). Мы предложили его, опираясь на идеи Энтони Смита, еще одного классика теории наций и этничности, понимая под синтезом свойства взаимной дополнительности двух подходов: примордиализма и конструктивизма⁷⁹.

Преодоление эссенциализма

Эссенциализм (от лат. essentia – сущность) – теоретическая установка, приписывающая социальным общностям неизменный набор качеств и свойств, чаще всего связанный с представлениями о сугубо биологическом (кровно-генетическом) происхождении этносов. Среди основных признаков эссенциализма в теории этничности и нации неизменность и предопределенность сущности народа, как бы его ни называли (нация, народность, этнос и др.). Эта якобы фатальная неизменность выражается в неких эмпирически непроверяемых, постулируемых качествах и свойствах, таких как народный дух (он же германский дух) по И. Гердеру, исконно русские начала по С. Уварову, психический склад нации в терминологии О. Бауэра и в сталинской теории нации.

Еще один признак эссенциализма – упрощение (редукция) представлений о сообществе. К. Калхун определяет эссенциализм как мыслительный процесс, направленный на «сведение всего разнообразия населения к какому-то одному признаку, составляющему его главную „сущность“ и наиболее важное свойство»⁸⁰. При этом «своей» этнической группе приписываются, как правило, сугубо положительные свойства: мудрость, смелость, доброта и др., а «чужим» общностям – преимущественно негативные черты: жестокость, хитрость, жадность и др. Такие оценки, будучи закрепленными в народной мифологии, а затем и в литературе, формируют в культуре устойчивые стереотипы самоописания народа. Н. А. Бердяев, анализируя устойчивый миф о германском духе, выделял следующее его важнейшее свойство: «Это – воплощенная германская воля»⁸¹. С. Уваров трактует позитивные «русские начала» также весьма упрощенно: как послушание народа самодержавию и православию⁸². Во всех случаях представления о неизменной сущности имели политические цели и как бы оправдывали политику запрета на обновление и реформирование общества.

Как правило, неизменная «сущность» народа, проявляющаяся в его поведении, обосновывалась либо мистическими представлениями, например волей Бога, либо некими природными началами, в настоящее время чаще всего ролью генетической наследственности.

Объяснение особенностей поведения людей с позиций природно-биологической предопределенности считается одним из основных признаков эссенциализма. Например, И. С. Кон, известный этнолог и социолог, специалист по изучению культуры сексуальности, называет идею природной предопределенности гомосексуализма эссенциализмом, а объяснения этого же явления как обусловленного воспитанием или собственным выбором личности – конструктивизмом. При этом ученый приходит к выводу, что оба подхода не стоит противопоставлять друг другу, поскольку они взаимно дополняют друг друга в объяснении рассматриваемого сложного явления⁸³.

Наконец, важным признаком эссенциализма является его заметная роль в формировании идей этнонационализма. Предопределенность лежит в основе таких свойств националистической идеологии, как представление об избранности своего народа и мессианское чувство по отношению к другим народам.

Эссенциализм представляет собой древнейшее представление об этничности, которое «сложилось еще до возникновения этнологии как особой науки, и таких воззрений придерживались мыслители на протяжении нескольких тысячелетий (от Платона до Канта). Развивалось оно и в трудах неокантианцев начала прошлого века, например, неокантианец Бруно Баух считал, что „общность крови является связкой, закрепляющей естественную прочность нации“»⁸⁴. Эссенциалистские установки лежат в основе расистских теорий конца XIX – начала XX века таких авторов, как Ж. де Гобино, Л. Вольтман, Х. С. Чемберлен и др.

Из теоретиков эссенциалистского подхода к этничности конца XX века нельзя не упомянуть Льва Гумилева, выдвинувшего свою теорию пассионарности в этногенезе⁸⁵. «Теорию пассионарности» можно охарактеризовать как уникальный для Советского Союза жесткий социально-биологический вариант эссенциализма. Значительное внимание в концепции Гумилева уделяется исследованию проблем возникновения этносов, т. е. тому, что в советской этнографии получило наименование этногенетических исследований и считается устаревшим в современной этнологии⁸⁶.

Этногенез понимался Гумилевым как процесс, детерминированный преимущественно совокупным воздействием космических энергий и особенностей ландшафта («место развития»), в котором протекал этногенетический процесс. По его мнению, этногенез – это четырехфазный процесс, включающий возникновение, подъем, упадок и умирание этноса⁸⁷. Гумилев считал этнос явлением географическим и биофизическим, лишь обрамленным в социальную оболочку. Этнос – это коллектив, который отличается от других этносов стереотипом поведения, и эти стереотипы остаются практически неизменными на протяжении всего времени «жизни» этнической общности. Это время исследователь определял в пределах 1200–1500 лет, хотя даже в письменных источниках некоторые этнические общности, судя по их самоназванию (этнонимам), известны на протяжении нескольких тысячелетий.

Переосмысление примордиализма

Примордиализм – это теоретико-методологический подход в гуманитарных науках, основанный на представлении о социально-культурной «изначальности», первичности этничности в двух значениях: во-первых, как культурного наследия, передаваемого по каналам трансляции этнических традиций и воспринимаемого новыми поколениями как «изначальные» коллективные представления; во-вторых, как указания на этническое происхождение («начало») такого социально-политического сообщества, как нация. Последнее обстоятельство, по мнению Шилза, проявилось следующим образом:

Когда более широкая территориальная общность стала главным критерием для распознания своих соотечественников, этническая общность сублимировалась в национальную⁸⁸.

Как уже отмечалось, в ходе терминологических дискуссий в России 1990‐х годов трактовка именно этого теоретико-методологического подхода была наиболее сильно искажена в сравнении с оригинальной концепцией примордиализма, предложенной социологом Эдвардом Шилзом в 1957 году⁸⁹ и развиваемой антропологом Клиффордом Гирцем с начала 1960‐х годов⁹⁰, а также теми исследователями, которые позднее причисляли себя к примордиалистскому направлению.

Искажение (сознательное или случайное) этого понятия начиналось с объяснения ключевого термина этой концепции – «примордиальность» («первоначальность», или «изначальность»). Ее в российских энциклопедических изданиях почему-то отождествляли с эссенциализмом и определяли как «изначальное и неизменное объединение людей „по крови“»⁹¹. Между тем ни один из исследователей, причисляющих себя к примордиализму, не разделял и ныне не разделяет биогенетическую трактовку понятия «этничность». Все они подчеркивали ее социально-культурный характер. Э. Шилз писал об этом явлении как о «социальном феномене глубинного коллективного самосознания»⁹². К. Гиртц определял этничность как «социально ратифицированную личностную идентичность»⁹³. Известный американский социолог Дональд Горовиц, обобщая все известные ему проявления примордиализма в американской социологии, трактует их исключительно как подход, основанный на анализе социальных предпосылок и факторов индивидуальной и коллективной идентичности⁹⁴.

В данной монографии мы впервые в российской научной литературе предлагаем определение примордиализма, близкое, на наш взгляд, к трактовке его авторов (Э. Шилза и последователей). Основные признаки примордиалистского подхода в такой трактовке включают в себя:

– реальность бытования этничности как коллективного самосознания и внутригрупповой солидарности. Э. Шилз писал, что «этничность кажется неуловимой, но она вполне реальна»⁹⁵. Здесь подмечена одна из важнейших особенностей примордиалистского подхода в его дискуссии с радикальным крылом конструктивизма, представляющим этничность исключительно как миф. Шилз и другие примордиалисты рассматривают реальность этничности не только в связи с ее видимыми проявлениями (в языке и особенностях этнического поведения – брачного, семейного, бытового и трудового), но и в этнических представлениях, в том числе и мифологических. Из знаменитой теоремы Томаса о том, что представления реальны по своим последствиям, вытекает вывод о реальности этнических стереотипов. Например, недоброжелательность к «чужим» становится социальной реальностью, овладевая массами людей и проявляясь в их действиях;

– примордиальность (изначальность, первичность) этничности по отношению к нации. Эту идею наиболее последовательно развивал Э. Смит в своем фундаментальном труде «Этническое происхождение наций», подчеркивая важность учета этнического фактора в истории современных политических наций, в которых переплетены гражданские и этнические основания (начала)⁹⁶. Этнические корни наций проявляются, например, в государственном языке. Ни одна из существующих политических наций не изобрела для себя искусственный язык, все изначально используют языки реальных этнических общностей. Даже государственный язык Израиля (иврит) нельзя назвать возрожденным из «мертвых» и уж тем более искусственным⁹⁷. В тех случаях, когда законом установлено несколько государственных языков, как в Швейцарии или Финляндии, все они отражают «первичность этничности по отношению к нации», подчеркивая культурный вклад той или иной этнической группы в общее культурно-политическое наследие сложившейся нации;

– устойчивость и преемственность этнических признаков. Сторонники примордиализма рассматривают этничность как культурное явление, передаваемое из поколения в поколения по каналам трансляции культурных традиций. Эта традиционность обеспечивает устойчивость этнических явлений культуры, в каких-то случаях со времен эпохи племенных обществ и до наших дней⁹⁸. Веками, а то и тысячелетиями сохраняются некоторые этнонимы (самоназвания). Весьма устойчивы также представления (мифы) об общем происхождении и важные фрагменты этнического языка. Менее длительное время, но также на протяжении жизни нескольких поколений могут сохраняться пищевые или эстетические представления.

В большинстве современных российских справочников, изданий и учебников этнологии к течению примордиалистов причисляют видных советских этнографов Ю. В. Бромлея, С. А. Токарева, Н. Н. Чебоксарова, М. В. Крюкова и других классиков советской и российской этнографии. Между тем ни один из них не называл себя примордиалистом, хотя большинство из них были знакомы с концепциями Э. Шилза и К. Гиртца, а С. А. Токарев даже оспаривал ряд положений антропологической концепции Гиртца⁹⁹. Искусственное, без учета их мнения и желания, отождествление идей советских этнографов с примордиалистским направлением в этнологии не только этически некорректно, но и научно неверно, поскольку не учитывает особенности советской историко-эволюционной методологии. Можно говорить лишь о том, что преобладавшая в Советском Союзе методология пересекалась с примордиализмом в признании реальности этнических свойств как социального явления и понимании причин их социально-исторической устойчивости в качестве культурного наследия. В большинстве же других вопросов подходы советского эволюционизма не совпадали с «буржуазным» примордиализмом.

Разновидности конструктивизма

Конструктивизм – научное направление в изучении этничности и нации, представляющее нацию или этническую общность как социальный конструкт – воображаемые сообщества, порождения культуры. Ныне это одна из основных парадигм социальных наук¹⁰⁰, в той или иной мере разделяемая большинством современных этнологов. При этом применительно к проблемам этничности и нации методология конструктивизма распадается на множество разновидностей.

Радикальный конструктивизм отрицает сам факт реального существования как этничности, так и нации. Это направление представлено прежде всего философом Карлом Поппером, который первым (еще в 1945 году) сформулировал, в весьма жесткой форме, основную идею этой методологии: «Мысль о том, что существуют такие естественные элементы, как нации, лингвистические или расовые группы – чистый вымысел»¹⁰¹. Если под «естественностью» наций и этничности понимается их «природность», биологизм, то с отсутствием такой естественности не спорят и примордиалисты. Но выдающийся философ отрицал реальность самих этих явлений, и такой вывод имеет связь с его биографией. В 1930‐х годах К. Поппер у себя на родине в Австрии испытал ужасы нацизма и антисемитизма. Тогда этничность, в виде еврейских корней его семьи, была несомненной реальностью, хотя бы как повод для нацистских репрессий. Однако Карлу удалось эмигрировать в Англию, где он полностью ассимилировался в новой культурной среде, отказавшись от своей прежней этнической идентичности. После войны Поппер захотел радикально переосмыслить проблему этничности и нации, доказывая их ложность и вымышленность. Ныне примерно такую же точку зрения, хотя и по другим причинам, выражает Роджерс Брубейкер. В аннотации к его книге «Этничность без групп» говорится, что «этничность, раса и нация представляют собой не объекты внешнего мира, а способы его видения, интерпретации и репрезентации»¹⁰².

Такая точка зрения, назовем ее «ирреализмом», допустима, но имеет свои ограничения, особенно для использования в управлении. В принципе любую социальную реальность, например город, можно рассматривать не только как реальный объект жизнедеятельности людей, но и как воображаемое сообщество, совокупность репрезентаций: отражений городских проблем и образов в общественном мнении, политических дискуссиях или художественной литературе. Однако анализ города в такой проекции будет явно недостаточным для целей государственного или муниципального управления, например когда задача состоит в снабжении города продуктами питания, развитии дорожной инфраструктуры или энергетическом обеспечении жизнедеятельности тысяч людей. Точно так же и о нации можно говорить как об образе в сознании людей, однако реальность существования национально-политических сообществ неизбежно даст о себе знать в случае их раскола, эрозии и возникновения этнических, религиозных или расовых конфликтов или агрессии со стороны других государств-наций.

Реалистический конструктивизм. Большинство этнологов всех направлений и разных стран мира не ставят под сомнение реальность этничности, этнических групп и наций, но различают два типа реальности. На первую из них обращают внимание примордиалисты, изучая исторически устойчивые, унаследованные из прошлого явления, воспринимаемые людьми как внешняя, независимая от них данность, – этот подход можно описать метафорой «социальной эстафеты» передачи наследия из рук в руки из поколения в поколение. В свою очередь конструктивисты выделяют второй тип реальности – созданную, сконструированную людьми, но зачастую воспринимаемую как давняя традиция¹⁰³. Эрик Хобсбаум и группа английских историков собрали многочисленные примеры другой реальности – так называемых «изобретенных традиций»: культурных артефактов, считавшихся большинством англичан древними, но в действительности специально созданных в Новое время, в период промышленного подъема, для укрепления веры людей в национальное государство, поскольку всякая вера нуждается в опоре на древние символы¹⁰⁴.