Диана. The Crown

Беременность

Итак, мне сказали, что я беременна, прекрасно, очень волнительно; затем мы поехали в Уэльс на три дня – визит в качестве принца и принцессы Уэльских. О боже, боже, это был культурный шок во всех смыслах этого слова. Неподходящая одежда, неподходящее все, неподходящее время, ужасное чувство тошноты, беременность, о моем положении еще не было объявлено миру, но я выглядела серой, изможденной, и меня все еще тошнило. Отчаянно пыталась заставить его гордиться мной. Выступила с речью на валлийском языке. Он нервничал больше, чем я. Никогда не получила за это похвал. Я начала осознавать, что это абсолютно нормально. Сплошное разочарование, в Уэльсе все время лил дождь. Было так нелегко, я часто плакала в машине, говоря, что не смогу выйти, не смогу справиться с толпой. «Зачем они пришли к нам? Кто-нибудь, помогите мне». Он говорил: «Тебе просто нужно выйти и сделать это». И я просто делала это. Он старался изо всех сил, и ему это действительно удалось, вытащить меня, и как только я вышла, я была в силах внести свой вклад. Но это дорого мне стоило, потому что я была без сил из-за тошноты, связанной с булимией; не говоря уже о поддержке для него или наоборот.

Я не могла спать, не ела, весь мир вокруг меня рушился. Действительно, очень и очень тяжелая беременность. Постоянная тошнота, булимия и утреннее недомогание. Меня пытались посадить на таблетки от тошноты. Я отказывалась из-за риска, что ребенок станет инвалидом. Постоянно тошнило, тошнило и тошнило. Снова, и снова, и снова. В этой семье никого раньше не тошнило по утрам, поэтому каждый раз, когда в Балморале, Сандрингеме или Виндзоре мне приходилось выходить в вечернем платье, я либо теряла сознание, либо меня тошнило. Это было так унизительно, потому что я не знала ничего, потому что не читала книги для беременных, но я знала, что это утреннее недомогание, потому что ты просто это знаешь. Поэтому я была «проблемой». «Она другая, она делает все то, чего мы никогда не делали. Почему? Бедный Чарльз переживает тяжелые времена». Между тем он решил, что не может предложить слишком многое.

Полагаю, я беспокоилась об Уильяме; с Гарри все было не так уж плохо. С Уильямом было ужасно, почти каждый раз, когда я вставала, меня тошнило. Но это была целая комбинация, я не могла определить, что было или что вызывало это, но, очевидно, я чувствовала, что это было помехой, и меня заставили чувствовать, что я являлась обузой. Внезапно, посреди мероприятия black-tie^[32] я могла уйти из-за недомогания и вновь вернуться, и они спрашивали: «Почему она не пошла спать?» Я чувствовала, что должна сидеть за столом, должна быть везде. Я не знала, что делать.

Лишь однажды во время моей беременности Уильямом отменили визит в поместье герцогства Корнуолл. И мой муж заставил меня чувствовать себя ужасно виноватой из-за этого. Мне становилось плохо каждый раз, когда я вставала с постели.

Я бросилась с лестницы [в Сандрингеме]. Чарльз сказал, что я жаловалась по пустякам, и я сказала, что я в отчаянии, и безутешно плакала, а он заявил: «Я не собираюсь это слушать. Ты всегда поступаешь так со мной. Я собираюсь прокатиться верхом». Так что я бросилась с лестницы. Появилась королева совершенно испуганная, дрожащая – так сильно она была напугана. Я знала, что не потеряю ребенка; небольшой синяк на животе. Чарльз уехал кататься, а когда вернулся, знаете, он просто проигнорировал, абсолютное безразличие. Он просто вышел за дверь.

Рождение Уильяма

Когда у нас родился Уильям, мы должны были подобрать в расписании дату, которая бы подходила ему и его игре в поло. Роды пришлось стимулировать, потому что я больше не могла выдерживать давление прессы, оно становилось невыносимым. Словно за мной следили каждый день. В любом случае, меня положили в больницу раньше. Я была совершенно подавлена все роды, и это были очень тяжелые роды. Они хотели провести кесарево сечение, и никто ничего мне об этом не говорил. В любом случае, родился мальчик, что вызвало огромный восторг. Все взволнованные, словно под кайфом, – мы нашли дату, когда Чарльз мог слезть со своего пони для поло и я могла родить. Было очень мило со стороны королевы, когда она навестила Уильяма в больнице после родов. Она заглянула в инкубатор и сказала: «Слава богу, уши у него, не как у его отца».

После возвращения домой меня охватила послеродовая депрессия, и причина была не в ребенке, который появился на свет, а в ребенке, который вызывал все, что происходило в моих мыслях. Боже, как я беспокоилась! Если он не пришел домой, когда обещал, я думала, что с ним случилось что-то ужасное. Слезы, паника и все остальное. Он не видел паники, потому что я сидела тихо.

На крестинах Уильяма 4 августа 1982 со мной обращались, словно бы меня это не касалось. Никто не спросил у меня, какое время подходило Уильяму, – не могло быть худшего времени, чем 11 утра. Бесконечные фотографии королевы, королевы-матери, Чарльза и Уильяма. В тот день меня полностью изолировали от происходящего. Я была в отчаянии, так как буквально только что родила – Уильяму было всего шесть недель. И все решалось за моей спиной без моего участия. Отсюда и отвратительные фотографии. Все вышло из-под контроля, абсолютно все. Мне было не очень хорошо, и я просто рыдала. Уильям тоже начинал плакать. Ну, он просто почувствовал, что мне совсем не так уж прекрасно и замечательно.

Королевская жизнь

Когда я впервые попала в центр внимания, я постоянно опускала голову. Теперь я понимаю, что это выглядело угрюмо. Я никогда не дулась. Я пришла в ужас от собственной недалекости. Я никогда не дулась, будучи ребенком, это не в моей натуре. Я просто была так напугана тем вниманием, которое получала, что потребовалось шесть лет, чтобы освоиться в этой роли, и сейчас я готова идти вперед.

В одну минуту я была никем, а в следующую стала принцессой Уэльской, матерью, игрушкой для СМИ, членом этой семьи, сами понимаете, это было слишком для одного человека за то время.

В сущности, канцелярия моего мужа была в суматохе, потому что в одну минуту – одно, в другую – другое, а поступающие свадебные подарки были такими феноменальными – от бассейна до письменного стола, рамок для фотографий и шести столовых стульев. Хаос! В итоге я написала свои собственные благодарственные письма. В конце концов мы кое с чем разобрались, и я вновь наняла себе в помощники Оливера Эверетта^[33], который раньше работал на моего мужа. Я сводила его с ума, потому что он загнал меня в угол, который мне не подходил. В основном было много слез. С моей стороны!

Эдвард Адин^[34] был замечательный, мы с ним прекрасно ладили. Он был закоренелым холостяком, и я всегда пыталась подобрать ему идеальную женщину, но безуспешно. Он был милым. Он сказал: «Я знаю несколько очаровательных леди, которые могут стать фрейлинами. Не желаете с ними встретиться и побеседовать?» И я ответила согласием каждой, даже несмотря на то, что я в действительности не знала их, и одна или две девушки ушли, но все остальные оказались очень надежными, также несколько девушек присоединились позже.

[Об организации своего расписания] Помню, что я не хотела заниматься чем-либо самостоятельно. Я была очень напугана. Мысль о том, что я делаю что-то сама, вызывала дрожь, поэтому я придерживалась того, что делал Чарльз. Если это входило в обязанности жены, я отправлялась вместе с ним – куда угодно. Но темп был невероятный. Я знала, что не смогла бы сразу справиться с помолвкой, свадьбой, к тому же еще и ремонтом двух домов.

[О похоронах Грейс, принцессы Монако] Когда Грейс умерла, я сказала Чарльзу: «Я чувствую, что очень хотела быть представителем твоей мамы на похоронах». И он сказал: «Что же, нам стоит спросить ее об этом, но я сомневаюсь, что она тебя отпустит». И я сказала: «Ну, я думаю, что это важно, потому что она была человеком со стороны, который после свадьбы попал в большую семью, как и я, это кажется правильным». Я пришла к личному секретарю ее величества, им был Филипп Мур, который сказал, что не думает, что это возможно, потому что я «всего три или четыре месяца на этой должности». А я сказала, что могу отлично справиться, даже стоя на голове. И не нужно об этом беспокоиться. Я знала совершенно точно, как себя вести, и все остальное, я хотела быть частью ее похорон, потому что очень восхищалась ею; она была так мила со мной.

Поэтому я пошла к королеве и сказала: «Вы знаете, я бы хотела это сделать». А она сказала: «Почему бы и нет, если хочешь, ты можешь это сделать». И я ответила: «Это было бы чудесно, спасибо». Я поехала туда, выполнила свой долг, вернулась, и все накинулись на меня: «О, вы так хорошо справились!» И я подумала: «Что ж, любопытно».

Подбор гардероба

В тот день, когда мы обручились, у меня было буквально одно длинное платье, одна шелковая юбка, одна пара элегантных туфель и все. И тут нам с мамой пришлось отправиться и купить всего по шесть штук. Мы купили столько, сколько посчитали нужным, но все равно оказалось недостаточно. Имейте в виду, вы должны переодеваться четыре раза за день; ваш гардероб внезапно увеличивается просто до невероятных размеров. Вероятно, отсюда была и критика, что у меня постоянно новая одежда, стоило мне стать частью королевской семьи.

Три сезона с января по декабрь я была вынуждена носить шляпы, перчатки и другие аксессуары. После этого я попросила Анну Харви из «Вог» (Vogue), где работали обе мои сестры, приехать и помочь мне с базовыми предметами гардероба: пара тех, три этих и еще вон то. Но потом я занималась этим сама. Позже, когда я познакомилась с такими известными личностями, как Виктор Эдельштейн^[35] и Кэтрин Уолкер^[36], я могла сама позвонить им и все обсудить. Но пока этого не случилось, Анна, безусловно, выручала меня весь первый год. Мне нужно было найти нишу, в которой я была бы довольна дизайнером и тем, что мне требовалось. У меня не могло быть модной одежды, потому что это было непрактично для работы, но нужна была одежда, которая должна прослужить весь день, практичной расцветки и с благоразумным декольте и длиной юбки. Я никогда не знала про утяжеление подола [чтобы юбку не поднимало на ветру]. Выяснила все сама. С этим мне никто не помогал.

Первое королевское обручение

Один из самых первых королевских приемов – встреча с Элизабет Тейлор. Был спектакль «Маленькие лисички»^[37] в театре Виктория Палас. Помню, я появилась в искусственной белой шубе, и все тут же на меня ополчились. Так что она вернулась в шкаф, и больше никто ее никогда не видел. Я была беременна Уильямом, и это было мучительно, потому что мне было нелегко разговаривать с Элизабет Тейлор. Я думала, она заносчивая. Я надеялась, что она поможет мне, потому что она провела больше времени на «сцене», в кавычках, чем я. Помню, пережила тот вечер с чувством изумления.

[О горящих рождественских огнях на Риджент-стрит] Я помню, как надела темно-синие брюки-кюлоты с розовой рубашкой, и мне стало так плохо. Я не смогла их застегнуть, потому что была беременна, но мне больше нечего было надеть. И я так нервничала. Я должна была произнести речь перед всей Риджент-стрит. Чертовски была напугана.

Легче не стало – я просто привыкла к тому, что люди требовали от принцессы Уэльской. О чем думала Диана, не имело смысла – пока что. У меня не было достаточного представления о том, чем должна заниматься принцесса Уэльская. Я смогла адаптироваться, но на это потребовалось некоторое время. Хотя меня никогда не пугало то, что встречалось у меня на пути.

Я поехала в Херефорд, где располагалась штаб-квартира SAS^[38], и прошла курс вождения. В меня метали бомбы. Это был ужас. Грэм Смит стал моим первым телохранителем; до этого он работал у принцессы Анны. Помню, первое, что я у него спросила, было: «Ты любишь лошадей?» Он ответил: «Нет». Я сказала: «Хорошо», потому что в то время не интересовалась лошадьми. Он был милым, но потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к охране – боже, неожиданно в твоей машине оказывается мужчина, музыку приходится выключать. Нужно убедиться, что его накормили, и множество других вещей, которыми я не должна заниматься, но меня научили заботиться о других.

Сейчас я умею держать пистолет. Знаю, как стрелять из пневматического ружья, но только потому, что сама об этом попросила.

Первый международный тур

Тогда это стало для меня переломным временем. Мы поехали в Австралию и Новую Зеландию, начиная с Элис-Спрингс. Это был настоящий тяжелый кризис, конец свободы принцессы Уэльской. За нами следили тысячи представителей прессы. Мы были в туре шесть недель, и в первый же день мы отправились в ту школу в Элис-Спрингс. Было жарко, я устала после перелета, меня тошнило. Я была слишком худой. Весь мир каждый день пристально следил за мной. Я была на первых страницах газет. Я думала, как все ужасно, я не совершила ничего особенного, как если бы забралась на Эверест или проделала еще что-то столь же грандиозное. Однако, вернувшись из этой поездки, я пришла к моей фрейлине, расплакалась и сказала: «Энн [Энн Беквит-Смит], мне нужно домой, я не могу с этим справиться». Она тоже была вымотана, потому что это была ее первая подобная задача. Таким образом, первая неделя была для меня очень травмирующей, я научилась быть членом королевской семьи, в кавычках, за одну неделю. Меня бросили в омут с головой. Сейчас я даже предпочитаю такой способ. Мне никто никогда особо не помогал. Они всегда готовы раскритиковать меня, но никогда не скажут «Молодец!»

После возвращения из шестинедельного тура я была другим человеком. Я стала взрослее, опытнее, но ничто из этого не было похоже на то, через что мне предстояло пройти в следующие четыре или пять лет. В целом тур прошел очень успешно. Когда мы ехали на машине, все всегда говорили: «Ой, мы не с той стороны, мы хотим увидеть ее, мы не хотим видеть его», – вот что мы слышали, когда спускались к толпе, и, очевидно, он такого не ожидал, да и я тоже. Он срывался на мне. Он ревновал, и я понимала его чувства, но не могла объяснить, что не просила об этом. Я продолжала повторять: ты женился на ком-то, и на ком бы ты ни женился, всех интересовала бы ее одежда, и то, как она справляется с одним, другим и третьим, и ты бы строил кирпичик за кирпичиком фундамент для своей жены, на котором она будет стоять, чтобы тоже внести свой вклад. Он совсем этого не понимал.

Первой зарубежной поездкой, в которую мы взяли Уильяма, была Австралия и Новая Зеландия. Она продлилась шесть недель. Все было замечательно – мы были семьей, и все было хорошо. Для меня это было очень непросто психологически, потому что столпотворение было невероятное. Мой муж никогда не видел такой толпы, и я, черт возьми, тоже, и все твердили: все успокоится, когда у вас появится первенец, но толпа никогда не стихала, никогда.

Мы никогда не спорили о том, брать ли принца Уильяма в тур. Человеком, который так и не был оценен по достоинству, стал Малколм Фрейзер, действующий в то время премьер-министр Австралии. Во время тура он уже оставил этот пост. Он написал нам совершенно неожиданно. Все готовы уехать без Уильяма. Я приняла этот факт как часть обязанностей, хотя это было нелегко. Он написал мне и сказал: «Мне кажется, будучи такой молодой семьей, вы хотели бы взять своего ребенка с собой?» И Чарльз спросил: «Что ты думаешь об этом?» Я ответила: «О, это было бы просто замечательно». Он сказал: «Тогда мы можем пробыть шесть недель вместо четырех и сможем охватить Новую Зеландию, так что это было бы идеально».

Я ответила: «Замечательно». Всегда ходили слухи, что мы с королевой поссорились. Мы даже ее не спросили, мы просто сделали это. Это было очень здорово. Мы не часто с ним [Уильямом] виделись, но мы хотя бы были, так сказать, под одним небом. Для меня это было невероятным удовольствием, потому что все хотели знать о его успехах.

Другие зарубежные поездки

С президентом Венгрии и госпожой Гёнц^[39] удалось очень быстро найти общий язык. Я вышла из самолета, и мы пожали руки. Удивительно, для меня в этом не было ничего особенного. А дома это попало на обложки всех газет. Я помню, что подумала тогда: «Что в этом странного?» После этого отношения с общественностью стали очень напряженными. Внезапные перемены, которые я не могла понять. Мне не с кем было об этом поговорить. Я думала, что взрослею. Запомнила подобный опыт на будущее.

Я думала, что это просто прекрасно, что-то особенное [аудиенция у Папы Иоанна Павла II]. Я была совершенно ошеломлена. И так запугана правилами. Это довольно странно, когда сидишь рядом мужчиной в белом платье. Я сказала ему только одно. Набралась храбрости и спросила: «Как ваши раны?» В него недавно стреляли^[40]. А он подумал, что я говорю о своей утробе!^[41] Он решил, что у меня будет ребенок! И после этой ошибки я тихонько ушла.

В Испании^[42] мне было совсем плохо: усталость, истощение, я была полностью разбита. Я говорила всем, что устала, но ко мне вернулись приступы булимии. В Португалии^[43] мы были близки как муж и жена в последний раз. Это было шесть или семь лет назад. После этого – поездка на Майорку [в отпуск с королем и королевой Испании], первая поездка, в которой я все время провела с головой над унитазом. Я так это ненавидела. Потому что они все были заняты мыслями о том, что Чарльз – самое прекрасное создание на свете, а это что за девушка рядом? И я знала, что внутри меня есть что-то, что не выходит наружу, но не знала, как это использовать, в том смысле, чтобы позволить им увидеть это. В той ситуации мне было совсем некомфортно.

Никто никогда не учил меня разговаривать с людьми. Иногда у тебя есть переводчик, в зависимости от того, насколько твои собеседники владеют английским.

Из министерства иностранных дел приходит инструкция, и вы знаете, какие темы не стоит поднимать.

Рождество в Сандрингеме

Это было весьма чревато. Я знаю, что я дарила, но не могу вспомнить, чтобы получала рождественские подарки. Разве это не ужасно? Я делаю подарки всем, и принц Чарльз подписывает открытки. Это было кошмарно и так досадно. Никакого шумного поведения, много напряжения, глупых выходок, глупых шуток, которые посторонние сочли бы странными, но понимали бы посвященные. Конечно, я была такой посторонней.

Церемония выноса знамени

Все вокруг общаются. И те, кто хочет избегать друг друга, – избегают друг друга, а те, кто хочет поговорить друг с другом, разговаривают. Нас слишком много.

Рождение Гарри

Между рождением Уильяма и Гарри царит полная тьма. Я многое не могу вспомнить, я стерла это из памяти, это была такая боль. Однако чудом появился Гарри. Мы были очень близки друг другу за шесть недель до рождения Гарри, были самыми близкими за все то время, что прошло и когда-либо наступит. Затем внезапно, когда родился Гарри, все пошло наперекосяк, наш брак, все пошло насмарку. Я знала, что Гарри будет мальчиком, потому что видела снимки. Чарльз всегда хотел девочку. Он хотел двоих детей и хотел девочку. Я знала, что Гарри родится мальчиком, и не сказала ему. Гарри появился на свет, Гарри был рыжеволосым, Гарри был мальчиком. Первым комментарием было: «О боже, это мальчик». Вторым: «И у него даже рыжие волосы». Внутри меня что-то отгородилось. Но к тому моменту я знала, что он вернулся к своей даме, но каким-то чудом нам удалось зачать Гарри. Гарри был абсолютной радостью и на данный момент ближе к своему отцу, чем, возможно, Уильям.

Чарльз подошел поговорить с моей мамой на крестинах Гарри и сказал: «Мы были так разочарованы – мы думали, что это будет девочка». Мама накинулась на него, сказав: «Вы должны понять, насколько вам повезло, что у вас есть здоровый ребенок». С того момента он отгородился и делает это каждый раз, когда ему кто-то отвечает.

Я выбрала имена Уильям и Гарри потому что альтернативой были Артур и Альберт. Нет, спасибо. Никаких споров из-за этого не было. Это был просто совершившийся факт.

Отношения с королевской семьей. Королева

Отношения, несомненно, изменились после обручения, потому что я представляла угрозу, не так ли? Я восхищаюсь ею. Я хочу проникнуть в ее разум и поговорить с ней, и я сделаю это. Я всегда говорила ей: «Я никогда вас не подведу, но я не могу сказать того же о вашем сыне». Она восприняла это довольно спокойно. Она может расслабиться со мной. Она указала мне на причины, по которым наш брак пошел под откос: причина была в том, что принцу Чарльзу было очень трудно справиться с моей булимией. Она сказала мне это. Она, так сказать, повесила пальто на крючок. И это заставило меня понять, что они видели именно это не одним из симптомов, а единственной причиной проблемы в браке. Я держалась особняком. Я не стучала в двери и не спрашивала совета, потому что сама знала ответы.

Я очень хорошо лажу с ними [со свекрами], но я не стараюсь изо всех сил пойти попить с ними чай.