Тени наших дней

Кирилл растянул губы в улыбке. Все на него пялились. Хотелось провалиться под стол. С другой стороны, подобные разговоры отвлекали от дурных мыслей, так что план «пойти-проветриться, а заодно-взять-себя-в-руки» отлично работал.

– Кого волнуют экзамены?

– Вот и я о том же, – возмутилась Соня и подвинулась ближе к краю, из-за чего рука Саши упала с ее плеча. Девушка притянула к себе сок и измотанно покачала головой. – К черту экзамены. Как будто кому-то есть до них дело.

– Работодателям, – сумничал Педант, явно обиженный, что Соня от него отсела.

– Не смеши.

– Лучше притворись, что все в порядке.

– Не собираюсь я притворяться.

– А что сделаешь? Насрешь на оценки?

– Вот! – хихикнула Марина. – Послушай Санька, иногда нужно просто забить.

– Забить? – Соня усмехнулась, но отчего-то Киру показалось, что ей не смешно.

– Да ладно тебе, не драматизируй.

– Я же королева драмы.

– Серьезно.

– И я серьезно. Тебе насрать, мне насрать. Всем насрать. Отлично. – Девушка встала из-за стола. – Схожу на улицу.

– Да брось.

– Эй, – Саша крепко схватил ее за запястье и потянул обратно, но Соня стояла ровно. – Мы же хотим как лучше. Ты нарываешься на неприятности, а учиться осталось пару месяцев.

– О чем вообще разговор? – вмешался Кир, поглядев на незнакомку. Та невольно перевела на него взгляд. На ней была черная обтягивающая кофта с открытыми плечами. Плечи у нее казались такими хрупкими, что, думалось, прикоснись к ним рукою, и они обратятся в безобразные осколки. – Какие-то проблемы?

Софья заправила за уши волосы.

– Никаких.

– Не похоже.

– Они с тобой не согласятся.

– Они могут ошибаться.

– Всегда говоришь то, что люди хотят услышать?

– Тогда бы я говорил шепотом и сказал, что ты права, а они – нет.

– Чего? – Девушка прыснула со смеху.

Кирилл заулыбался. Пожалуй, виски только сейчас ударил в голову. Он с такой легкостью достал из кармана бумажник и выложил на стол пару идеально ровных купюр, что почувствовал себя героем американского вестерна.

– Закажете мне еще две рюмки? – спросил он, повернувшись к ребятам. – А я проветрюсь.

– У тебя щеки покраснели, Поэт.

– С какой это стати ты рассматриваешь мои щеки?

– С той, что они находятся на твоей самодовольной роже, – захохотал Женек.

– Просто закажи выпить.

– Слушаюсь.

– И хватит на меня пялиться.

– Соскучился. Твоя смазливая физиономия – лучший антидепрессант.

– Иди к черту.

Соня уже направилась к выходу, так что Кирилл неторопливо последовал за ней.

Девушка выбралась из помещения и спряталась за угол забегаловки. Присела на широкий подоконник и, шмыгнув носом, подогнула к груди колени.

– Сигарету? – спросил Кирилл, облокотившись о холодную стену.

– Нет.

– Уверена?

Соня не ответила, и тогда он присел рядом, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Его завораживала тишина в этом городе. Несмотря на неясный, робкий шум, доносящийся из-за спины, более приятного музыкального сопровождения он уже давно не слышал. Кирилл прикрыл глаза. Втянул сладкий воздух. Выпустил облако дыма. Оно взмыло в небо, точно пар, отскочивший от горячих губ, и затерялось в порывах ветра.

– Помогает?

Ее звонкий голос ворвался в реальность неожиданно. Кир обернулся и увидел, что Соня за ним с интересом наблюдает. Она держалась пальцами за край подоконника и наклонялась немного вперед, будто земля притягивала ее магнитами.

– Что помогает?

– Сигареты. Неужели становится лучше?

Парень нерасторопно пожал плечами.

– Вроде того.

– Вроде того?.. – переспросила она. Казалось, данный ответ не пришелся ей по вкусу. – Ты гробишь свое здоровье ради эффекта «вроде того»? Умно.

– Ты тоже его гробишь.

– Неужели.

– Прямо сейчас.

– Каким же образом?

– Дышишь, – Кир безразлично отвернулся, – дышать тоже вредно.

– Весомое замечание. Предлагаешь не дышать?

– Предложил бы, будь это возможно.

– Это возможно.

– Но проблематично.

– Весьма, – кивнула Соня и заправила локон волос за ухо. – Рад вернуться домой? – Кир собирался ответить, но девушка опередила его: – Хотя стой, не говори. Не сомневаюсь, что твой ответ как-то связан с этим страдальческим выражением лица.

– Почему всем хочется рассмотреть мое лицо?

– Нечем больше заняться.

– Ваши проблемы.

– Твои, раз тебя это беспокоит.

– А ты… – Кирилл затянулся и посмотрел девушке прямо в глаза. Они у нее были весьма странными, раскосыми, как у эльфа. – Я тебя не помню.

– И не вспомнишь.

– Не училась с нами?

– Учусь с Мариной в универе и, честно говоря, подумываю, как бы послать все к черту.

– Ты на каком курсе?

– На втором.

– И уже выдохлась? Не горячись. С преподами обо всем можно договориться.

– Можно, – согласилась Соня и натянуто улыбнулась, словно кто-то потянул уголки ее губ за ниточки, – я как раз знаю одного ублюдка, который пойдет мне навстречу, если я… Как он там выразился? Ах да, «пущу в ход свое очарование».

Кирилл хмыкнул. Дым от сигареты медленно тянулся вверх, и он наблюдал за ним, даже не представляя, волнуют его слова девушки или нет.

– Паршиво, – наконец ответил он.

– Омерзительно.

– Он только болтал?

– К счастью.

– Молодой?

– Лет тридцать. Может, сорок. Разве это важно?

– Ну да. Есть желание. Есть извращение.

– Действительно считаешь, что приставать к студенткам – нормальная практика, если у вас небольшая разница в возрасте?

– Во-первых, не говорил я такого, – ткнув сигаретой в сторону Сони, отрезал Кирилл, – а во-вторых, ты красивая девушка. Если твоему «профессору» едва стукнуло тридцать, что ты от него хочешь? Он сам еще студент. Отчасти.

– Отчасти, – повторила низким голосом девушка и не удержалась от смеха. Она покачала головой и с укором уставилась на собеседника. Было в ней что-то бунтующее, непослушное. Она ставила под сомнение каждое слово и прожигала глазами, наверняка зная, как ее острый взгляд действует на окружающих. – Тебе легко рассуждать. Никто из учителей не представлял тебя голым.

– С чего ты взяла? – самодовольно ухмыльнулся Кир.

– О господи.

– Уверен, кому-то определенно хотелось бы узнать, каков мой пресс на ощупь.

– Да брось.

– Слушай, у тебя всегда есть варианты. Носи паранджу, выкинь обтягивающие кофты…

– То есть вопрос в выборе одежды? Боже, только не говори, что ты из тех, кто считает, что женщина сама виновата, если ее зажимают в переулке.

– А ты не притворяйся, что у тебя нет мозгов и ты не видишь разницы. – Парень выкинул окурок и посмотрел на Соню. – Знаешь, сколько уродов разгуливает по улицам?

– Я не поджидала уродов в коридоре университета.

– А они не только по темным уголкам прячутся.

– Разве я одета вульгарно?

– Ты выглядишь сексуально.

– Я – женщина, я выгляжу сексуально бо́льшую часть времени.

Кирилл в изумлении вскинул брови. Он не ожидал подобной прямоты от незнакомки.

– Что? – воскликнула она, обхватив себя руками за талию. – Это неоспоримый факт.

– Некоторые девушки с тобой бы поспорили.

– Удачи им. И все же я не собираюсь шарахаться от каждого звука просто потому, что для мужчины любой мой вид – красная тряпка. Неужели вы не можете себя контролировать?

– Можем.

– Ага.

– Я же веду себя прилично.

– Только потому, что у тебя голова другим забита.

Кир отвернулся и прошелся пальцами по волнистым волосам.

– Ну да, – с неохотой ответил он, – я обратил внимание на твои плечи, если ты об этом.

– А еще обратил внимание на дверь. Раз девять. – Соня осторожно облокотилась спиной о грязное стекло и почесала щеку. На коже появились красные полосы, но они мгновенно исчезли. – Зачем пришел, если не горел желанием увидеться с ребятами?

– Кто тебе такое сказал?

– Да брось. Ты будто причалил на похороны.

Кирилл внезапно не удержался и как-то надрывно усмехнулся. Приподнял очки и надавил пальцами на переносицу, пытаясь заглушить гул, взорвавшийся между висков.

– Интересное сравнение.

– Ты в порядке?

– В полном.

Девушка нахмурилась. На улице постепенно становилось холоднее. Она растерла ладони и прижала их к коленям, не понимая, каким образом разговор зашел в данное русло.

– Наверное, я много выпил.

– Может, на пустой желудок?

– Может.

– Пойдем обратно. Закажешь еды, и полегчает.

Если бы от проблем можно было избавиться с помощью отменного жаркого, вот бы жизнь изменилась! И не только у Кирилла, но и у всех людей на планете.

– А знаешь… я ведь не собирался приезжать. Купил билет за два часа до отправления. По телефону предупредил начальника. Папе и вовсе ничего не сказал. Звучит по-идиотски.

– Нисколько.

– Думаешь?

– Ну, всем иногда хочется все бросить и сбежать. Я бы тоже сбежала, но понятия не имею куда. Тебе нравится Москва?

– Я к ней привык.

– Это не ответ на мой вопрос, – растянула девушка и подтолкнула парня плечом.

– Город как город, ну, большой, да, людей много, со временем перестаешь обращать на это внимание. Вообще перестаешь… отвлекаться, – наконец подобрал слово Кир и посмотрел на собеседницу. – Все вечно куда-то несутся. В глаза друг другу не смотрят.

– «Чудесное» место.

– Как будто здесь иначе.

Соня хмыкнула. Поправила рукав кофты, который спустился уж слишком низко, обнажив несколько крошечных родинок на предплечье, и откинула назад голову. Кирилл повторил ее позу и уставился в глубокое черное небо.

– Как-то не верится, что вы с Мариной лучшие подруги, – неожиданно признался Кир. Он с трудом понимал, отчего слова срываются с языка, но решил пойти на поводу у внезапно объявившегося импульса. – Вы совсем разные.

– Ты ни с кем из нас не знаком.

– Я не слепой.

– Поэтому носишь такие очки?

– Смешно, – причмокнул парень, – очень остроумно.

– Ты, кстати, тоже отличаешься от ребят.

– Дети сближаются с теми, кто живет рядом, с кем делят парту. Взрослые выбирают себе друзей осознанно, и я не представляю, каким таким образом ты осознанно подружилась с Мариной, уж прости. Она производит впечатление… своеобразной девушки.

– Составил о ней мнение, руководствуясь наличием пирсинга в ее носу?

– То есть ты со мной не согласна?

– Не умничай, ладно?

Кирилл улыбнулся. Улыбался он с необъяснимым шармом, подобно герою из криминального детектива или любовного романа. Острая ухмылка, ледяной взгляд. Нечто неуловимое, словно предназначенное только для девушки напротив, личное, сокровенное.

– Интересный ты человек, – неожиданно заключила Соня, и парень замер. Она глядела на него не так, как он привык. Не с обожанием или смущением. С любопытством. Люди со временем перестают видеть человека. Видят образ, сотканный из собственных чувств и внешних обстоятельств. Соня пока что его совсем не знала и поэтому смотрела на него, а не на события, которые его окружали.

– Я очень интересный, и это я еще не пустил в ход обаяние.

– Ну да. – Девушка спрыгнула с подоконника и отряхнула штаны. – Пойдем обратно?

– Замерзла?

– Немного.

– Тогда пойдем.

– Ребята скажут, что я тебя украла.

– Не выдумывай. – Кир поправил воротник рубашки и лениво поднялся на ноги. В конце концов, они ждали его столько лет. Подождут еще пару минут.

Они вернулись в бар и заняли места за столиком. Перед Кириллом стояли две рюмки. Он с удовольствием осушил сначала первую, потом вторую. Егор усмехнулся, а Педант выгнул дугой правую бровь.

– Что? – небрежно бросил Кир. – Вымотался.

– Не знал, что вискарь усталость лечит.

– Значит, паршиво ты разбираешься в жизни.

– Ты вчера приехал? – вмешался Женек, поставив на стол костлявые локти. Маринка тут же прилипла к нему, коснулась щекой, словно они не могли существовать раздельно.

– По-моему, ты об этом уже спрашивал.

– Повтори еще разок для публики.

– Да, я причалил вчера, – официально заявил парень, поглядев на давних друзей, – и нет, я не планировал приезжать. Может, покончим с допросом и вы лучше расскажете, как здесь поживаете? Где твои прелестные скобы, рыжий?

Рыжий засмеялся, прикрыв ладонью рот – рудиментарный механизм, привычка, – и сипло выдохнул спертый воздух. Казалось, вот этим вот вздохом он рассказал целую историю о том, как ему тяжко приходилось с брекетами и как теперь легко без них живется.

– Я купил целое ведро грецких орехов.

– Да ладно.

– Ага, смотреть уже на них не могу.

– И прическу сменил. – Кирилл схватил рюмку и принялся вертеть ее в ладонях. Перед глазами заплавали цвета и лица, смешались звуки, но он не подавал виду. – Непривычно, наверное. Смотришь на людей без оранжевой занавески.

Ребята заулыбались, а Егор вяло отмахнулся:

– Да пошел ты.

– Не вздумай никуда идти! – Женя, как всегда, привлек внимание громким возгласом. Его и в детстве было слишком много, но Кириллу, как ни странно, эта черта в нем нравилась. – Я строго-настрого запрещаю тебе шевелиться.

– Рад это слышать.

– Честно говоря, я уж подумал, что ты свалил с нашей королевой драмы с концами. Видок у тебя не располагает к душевным беседам, знаешь ли. Так что классно, что вы вернулись.

Соня невзначай посмотрела на Кирилла. Тот тоже бросил на нее рассеянный взгляд. Уже в следующее мгновение они отвернулись.

– Разве мой видок когда-то располагал к беседам?

– Забыл, как мы подолгу сморкались друг другу в жилетку?

– Ты, может, и сморкался, – Кир прошелся кончиками пальцев по липкому ободку рюмки, – а я всего лишь был рядом и притворялся, что меня это не бесит.

Маринка прыснула со смеху, а Женек закачал головой, точно китайский болванчик, и без особого энтузиазма отпил пива. Потом неряшливо вытер подбородок рукавом кофты.

– Так что насчет работы? – в очередной раз поинтересовался Егор. – Ты чего все бросил и сюда примчался? Начальство адекватное? Или зарплата все равно отстой?

Когда люди спрашивают, сколько ты зарабатываешь, они намереваются, а точнее, хотят услышать, что зарабатываешь ты меньше, чем они. В противном случае разговор быстро превращается в обмен кислыми ужимками.

Кир подозвал официанта и, пока тот прорывался к их столику, стянул с плеч рубашку.

Ему вдруг стало так жарко, что щеки порозовели и заблестели от пота.

– Денег мне хватает.

– Это сколько?

– Это «мне хватает».

– Самая лучшая мера исчисления, – подхватила разговор Соня. – Есть «свожу концы с концами». Есть «мне хватает». И есть…

– «Купаюсь в зелени», – согласился Кирилл.

– Именно.

– И кем же ты работаешь?.. – хрипло спросила Марина, поглаживая затылок Жени, будто он являлся ее личным чау-чау и в любой момент мог сорваться с места, чтобы принести ей фрисби. – Судя по винтажным очкам…

– Я не ношу очки.

– А на носу что?

– Мои линзы… собирался впопыхах, так что…

– И куда так торопился?

– Какая разница? – закатила глаза Соня.

– Тебе без разницы, а мне интересно.

– Интервью у него берешь?

– Ну ты наверняка уже урвала кусочек историй, но мы – нет. Не жадничай.

– Так что насчет работы? – Педант со стуком поставил стакан. Пена в нем всколыхнулась подобно океанской волне и со всхлипом пролилась на столик. Повисла нехарактерная для данной компании тишина, и Кир почувствовал, как к глотке подскочила тошнота, но не от алкоголя, а от паршивого ощущения, будто он – свежее мясо, на которое сбежались изголодавшиеся животные.

– Я – редактор. В небольшом издательстве.

– И что делают в издательстве?

– Издают книги, – с сарказмом парировал парень. Наконец рядом оказался официант. Кир заказал себе картошку и какой-то салат, где, как он надеялся, было много мяса. – А вы?

– Угощаешь? – подался вперед Егор.

– Разумеется.

Ребята оживились, попросили меню, а Саша склонил голову набок, словно все его мысли бильярдными шарами перекатились в левое полушарие.

– Как щедро. Некоторые вещи не меняются.

– Угу. Приятно чувствовать знакомый детству запах.

– Это ты о чем?

– О твоей маме. – Кирилл подпер подбородок рукой и уставился на давнего друга. Лицо у того тонуло в дымчатом ореоле. А может, не тонуло и Кир просто сходил с ума? – Если я не ошибаюсь, а я не ошибаюсь, она стирала всю твою одежду этим порошком.

– Вот оно что.

– Ну да.

– Занятно, что ты помнишь такие детали.

Ребята засмеялись, а Педант закатил глаза, что делал постоянно, когда ситуация выходила из-под контроля и раздражала его. То есть практически каждые две минуты.

Как долго Кир не слышал их совместного смеха, сочетание призрачных голосов, теперь взрослых, гортанных, знакомых и чужих одновременно. Пересечение давнего прошлого и настоящего, точка в дневнике, которая превратилась в запятую. Он даже не представлял, что вновь окажется здесь, и все же это он, это здесь, и жаль, что нельзя предсказывать свое будущее, ведь тогда удалось бы исправить столько ошибок или же подготовить себя к последствиям.

Кирилл все еще улыбался. Картинка все еще плавала перед глазами. Он надавил пальцами на виски и встряхнул головой, надеясь избавиться от белесых вспышек, но разбередил спящее море. Шум взорвался в ушах подобно гранате, и его плечи сами собой покатились вниз, сами собой сжались в судороге. Смех друзей превратился в отвратительные крики на низкой частоте, движения замедлились, дикость в глазах застыла. Парень едва не свалился со стула, замахнувшись в поисках поддержки, но неожиданно его под локоть взяла Соня.

– Ты чего? – заскрежетал голос. – Кирилл? – Острая стрела. – Кирилл?

Бродский выпрямился и устало посмотрел на нее. Время понеслось с обычной скоростью, голоса ребят приобрели знакомые ноты. Жизнь в забегаловке вернулась в прежнее русло, но взгляд девушки остался там, в поврежденной киноленте, поплывшей на экране.

– Кир? – повторила она, хмуря брови, из-за чего кривой шрам на ее переносице стал более четким.

– Ты мне?

– Нет, себе.

Женек продолжал что-то рассказывать. Кирилл невероятно обрадовался, когда понял, что никто не обратил на его приступ внимания. Никто, кроме Сони. Она продолжала сжимать его ледяную руку с необъяснимой силой.

– Я все еще не поел, – небрежно улыбнулся он, – и я все еще пьян.

– Так не пей, раз становится паршиво.

Парень усмехнулся. В его мире он пил как раз потому, что ему уже было паршиво, а не наоборот. Он прошелся пятерней по волосам, расправил плечи. Поглядел на девушку и выдохнул:

– Я чувствую себя превосходно.

– Считаешь?

– Угу.

– Ты ведешь себя странно.

– Я веду себя обычно.

– Нет, странно.

– Слушай, сделаешь мне одолжение? – Кирилл приблизился к Соне, к ее милому личику с горящими красивыми глазами и тихо проговорил: – Пусть это останется между нами, как тебе идея?

– Но я…

– Вот и договорились.

Он щелкнул ее по носу кончиком пальца, отстранился, а она вскинула брови и посмотрела на него с нескрываемым недоумением. С какой стати он так легкомысленно отмахнулся от явных проблем? И откуда эти проблемы у него взялись?

День 59-й

Горячий кофе. Больше никогда в жизни. Теперь только чай и только черный. Можно с бергамотом. Или с чабрецом. Кажется, кому-то нравится чай с чабрецом, но он тоже на любителя. Горчит и обжигает горло. Приходится добавлять много сахара. Что до кофе… его запах – настоящий демон-искуситель. Поначалу ты уверен, что насладишься самым прекрасным напитком в мире, но от него потеют ладони, расширяются зрачки, а сердце вытанцовывает с такой скоростью, будто обкуренный барабанщик рок-группы.

Кирилл заварил себе чай, сделал глоток, а потом резким движением закрыл жалюзи на кухне. Солнце прожигало глаза, словно лазер.

Кир поднялся к себе в комнату, закрыл за собой дверь и вдруг понял, что внутри безбожно воняет какой-то кислотой. Спиртом… У дивана раскачивался перевернутый стеклянный стакан. На тумбочке примостилась недопитая бутылка виски. Сколько он вчера выпил? И какого дьявола он вообще решил надраться в первый день своего приезда?

Или во второй?

Ах, да на хрен.

Кирилл глотнул чай, отставил кружку на столик и открыл окно. Свежий воздух ворвался в комнату, стряхнул пыль и затхлый запах с вещичек. «Второй день, всего-то второй, а ты уже воняешь, как кусок дерьма, и еле различаешь дорогу перед носом из-за слипшихся, опухших глаз». Они ведь горят даже без солнечного света. Сколько он вчера выпил? С кем он вчера пил? Разве в Москве нельзя было заниматься тем же самым? Можно. На кой черт тогда он вернулся в родной городок? Чтобы проворачивать ту же бессмысленную чушь? Кир рухнул на край дивана, прижал холодные ладони к щекам и уставился в одну точку. Ничто так не убивает мозговые клетки, как рассуждения о том, «что делать» и «как быть». Впустую потраченное время, впустую приговоренные к смерти секунды. Все люди – палачи собственной жизни. Мы расстреливаем свои мечты, амбиции и чувства. Припираем их к стенке и спускаем курок. Мы чертовски талантливые ребята. Мы чертовски несчастные ребята. С пустым взглядом, но с переполненными болью легкими. Со словами на языке и холостыми речами на публике. С желанием жить и нежеланием что-либо менять. С желанием что-либо менять и все же с отсутствием характера. Мы в замкнутом круге, который начертили белоснежным мелом, стиснутым в пальцах. Вытерли ладони о собственную одежду и притворились, что не заметили следов, что это не я, что это они, а следы ничего не отрицают, это, мать их, всего лишь следы. Они не могут вступать с нами в дискуссию, отнекиваться, открещиваться, отмазываться, и нам нравится сидеть в центре круга, и нас тошнит от этого.

Дверь распахнулась.

От неожиданности Кирилл вздрогнул и вскочил на ноги, но на пороге оказался отец. Он в недоумении нахмурился:

– Ты чего?

– В смысле?

– Чего подорвался?

– Не подорвался. Просто встал.

Альберт оглядел комнату, подметил полупустую бутылку, беспризорный стакан… Робко почесал затылок, словно неприятно ему было произносить следующие слова, но все-таки с хрипотцой отрезал:

– Не знал, что ты любишь виски.

Кир ухмыльнулся. Странно, что всех так удивляла его любовь к алкоголю. Он никогда не слыл послушным ребенком, баловался выпивкой уже в средних классах, вдоволь упивался дешевыми энергетиками и таскал из родительского тайника дорогое вино.

– Ты что-то хотел? – скрестив на груди руки, поинтересовался Кирилл.

– Твой одноклассник.

– Одноклассник?

– Ну да. Болтливый такой. Он в коридоре. Сказал, вы с ним договорились встретиться.

Руки парня опустились.

– Женек?

– Наверное. С кучерявыми волосами.

И когда он пообещал ему увидеться? Да и зачем пообещал? В голове ничего не осталось после вчерашнего вечера. То есть что-то, конечно, осталось, но конкретно этот разговор выветрился вместе со спертым запахом алкоголя из крошечной спальни.

– Скажи ему, я сейчас спущусь.

– Поторопись, – рассмеялся Бродский-старший и махнул рукой, – у него пятки вот-вот загорятся, так он к тебе рвется. Я с ним поговорю, а ты…

– Что?

– Умойся. И окно не закрывай, а то… сам знаешь.

Кир знал. И на долю секунды ему стало стыдно.

Ситков ждал его на улице. Припрыгивал на месте, словно ему было холодно, и курил, то и дело озираясь по сторонам. Его светлые волосы казались липкими, жирными. Он нервно заправлял их за уши, а потом затягивался и заправлял снова. В полуденном свете куртка на нем предстала перед Киром в истинном возрасте, со всеми морщинками, трещинками и потертостями. Да и сам Женек изменился. Темнота больше не сглаживала впалых синяков под его глазами, не маскировала худобу и усталость. Внезапно, вот так вот неожиданно и стихийно, даже после бурной ночи, полусонный, изъеденный паразитическими мыслями, Кирилл оказался на фоне друга манекенщиком со страниц глянцевого журнала.

Он пришвартовал рядом и бросил:

– Ты рано.

– Зато ты поздно. – Женек вытер рукавом куртки нос. – Договаривались же на двенадцать.

– Договаривались?

– Тебе память отшибло?

– Отшибло.

– Весьма удобное оправдание, – затянулся парень. – Удобное, – повторил он и избавился от окурка, выпустив его из пальцев и наступив на него всей стопой.

– Так в чем суть дела?

– Ты пообещал меня до Окружной подбросить. На автобусе тащиться через весь город, а на меня паршиво влияют все эти долгие поездки в компании неадекватных мамаш и их вечно рыдающих детей, ну ты в курсе, меня наизнанку выворачивает.

– Я сказал, что возьму тачку отца? – удивился Кир.

– Ага.

– И сказал, что подвезу тебя?

– Так точно.

Кирилл усмехнулся и неторопливо прокатился пальцами по подбородку, гадая, сколько же рюмок виски он вчера выпил. Блестящее, конечно, обещание, учитывая, что он не садился за руль уже год, а то и два. Но давать заднюю было поздно, так что он покачал головой и с неохотой поплелся обратно в дом, чтобы взять ключи от ржавеющего раритета.

Отец сидел за столом и потягивал кофе. Жалюзи были вновь открыты, так что кухня, как и весь мир, тонула в свете и чертовом пространстве, где находилось так много метров для пустоты. Пустота именно так и ощущается, в широком смысле. Просачивается между нами и воздвигает невидимые барьеры, через которые не удается перебраться без синяков и переломов.

– Я возьму ключи от машины.

Альберт выпрямился и стянул с носа очки, будто без них лучше разглядит сына.

– Ключи?

– Верну, как получится.

– Это когда?

– Когда получится. – Кир пожал плечами. На нем висела белая футболка. Сквозь нее четко просматривались толстые кости ключиц. – У тебя были какие-то планы или…

– Да, у меня были планы, – кивнул мужчина и вновь нацепил очки на переносицу, – хотел с тобой провести время, взял отгул на весь понедельник, думал, пообщаемся.

– То есть машина тебе не понадобится?

Альберт ответил, немного погодя:

– Не понадобится.

– Тогда я пошел. Может, вечером увидимся и… что ты там хотел? Пообщаемся.

– Постой.

Кир застыл на пороге. Он обернулся и стиснул зубы, надеясь не свалиться, не признаться, не сломаться, как тонкая ветвь или гриф карандаша. Он надеялся, что отцу не заметны его сжатые в кулаки пальцы, не понятен слегка прищуренный взгляд. Он надеялся вырваться из дома без последствий и вопросов, а еще ждал, когда кто-нибудь схватит его за руку и вытащит на поверхность.

– Ты ведь много выпил, – наконец выдохнул папа, откинувшись на стуле. Плечи Кирилла расслабились, и пальцы разжались сами собой. – Если остановят, проблем не оберешься.

Кир хмыкнул и вытер ладонью лицо, возможно, предполагая, что таким образом он сотрет с физиономии осточертелую ухмылку.

– Как-нибудь разберусь.

– Я звонил тебе вчера, но телефон…

– Я его выключил.

– И как мне с тобой связываться?

– Я сам свяжусь. – Парень достал из кармана пачку сигарет. – Если надо будет.

Медленным шагом он покинул кухню, стащил с комода ключи и закурил сигарету. Дверь с грохотом захлопнулась за его спиной, теплый ветер ударил в лицо, и Кир поглядел куда-то вверх, куда-то далеко, но увидел лишь грязные облака, которые загораживали солнце и беспечно растекались по небу, точно прокисшее молоко.

– Эй, Поэт! – Женя ожидающе расставил руки. – Завис? Что там увидел? День прошлый? Я человек пунктуальный, слово держу, а тем, кто его не держит, морду набиваю. Знаешь же, все про меня знаешь. Пошевеливайся, ради всего святого, или катись на фиг и позвони мне через пару деньков, когда я взвешу все «за» и «против» и найду причину тебя простить.

Кирилл вскинул брови и в голос рассмеялся, едва не поперхнувшись горькой затяжкой. На глаза так и навернулись слезы. Он неторопливо подошел к вишневой «Шкоде», запрыгнул в салон и, зажав сигару в зубах, пробормотал:

– Взвесишь все «за» и «против»… – Улыбка все не сходила с лица. – «За» и «против».

Женек неуклюже уселся рядом.

– Поехали уже.

– А если «против» перевесит?

– Тогда я тебе не завидую.

– А сейчас завидуешь?

– Очень даже! Свободная ты скотина, Кир. – Парень завел двигатель, а Ситков продолжил: – Все у тебя в жизни не так, как у простых смертных: из нашей дыры вырвался, разбогател и даже щетиной обзавелся. Футболка с вырезом, как у девчонки, кроссы начищенные. Сам их по утрам вылизываешь или кому платишь за это дело?

– Хочешь, чтобы тебе платил?

– Так все-таки платишь?

– Угомонись, – Бродский выдохнул четыре слога вместе с серым шаром дыма, выкатился на дорогу и включил вторую передачу. – Денег у меня не много. С чего ты взял обратное, сам разбирайся.

– А я уже разобрался, – Женек по-хозяйски расставил ноги и повернулся к другу, – тут вот какая загвоздка, разбрасываться бумажками беднякам не под силу.

– Я не бедняк.

– Вот и ответ.

– А только два ответа? Или бедный, или богатый? В суровом мире ты живешь.

– В реальном.

– В реальном мире люди разные бывают.

– Ну да. Те, кто живет в свое удовольствие. И те, кто живет в удовольствие других. Знаю я все, что ты сказать хочешь. Поворот не проспи, бедняжка, а то погонишься за столичной философией и затеряешься в провинциальной действительности.

– Если вам так паршиво живется в провинциальной действительности, чего не примыкаете к столичной философии? – Кир самодовольно поглядел на Ситкова.

– Может, потому что для этого тоже нужны деньги?

– Продолжай в том же духе.

– Что именно?

– Оправдываться.

– Так вот чем я занимаюсь? А я, блин, не втыкал, пока ты мне по полочкам все не разложил.

– Возможно, ты попросту не понимаешь, что вместе с большими деньгами приходят большие проблемы. Что шансы выше, но и ставки тоже. Что люди горбатятся сутками на ненавистных работах, а деньги в глаза не видят, умирают у себя за рабочими столами. Вы все можете сорваться в Москву. Но не все из вас хотят проходить через подобное. Так что хватит считать мои деньги, бедняжка. Я себя счастливчиком не чувствую, хотя, вот это поворот, моя зарплата вдвое выше вашего.

Женек молчал какое-то время. Смотрел на друга, хмуря лоб, и в конце концов отрезал:

– Втрое.

Кир усмехнулся. Прижал пальцы с сигаретой к губам и, затянувшись, кивнул:

– Втрое так втрое.

Сцепление, третья передача. Еще раз сцепление – четвертая. Кирилл так давно не ездил по знакомым улочкам, что получал удовольствие, обгоняя еле ползающие рухляди и рысью проносящиеся иномарки. Старые многоэтажки летали за стеклами. Искусанные временем плакаты, украшенные дизайнерами торговые центры… Как сильно изменился фасад родных домов, и какими знакомыми остались их внутренности.

– Как и в школе, пыль в глаза ты бросаешь мастерски, – проворчал Женя.

– Стараюсь. Это же все-таки моя работа: красиво распинаться без повода. Лучше скажи, на кой черт тебе так рано ехать на Окружную? Что за срочность?

– Должен с одним типом встретиться.

– Что за тип?

– Тебе он не понравится.

– А ты к нему испытываешь нежные чувства?

– У меня с ним все гораздо серьезнее. – Женек поправил непослушные волосы и небрежно откинулся на спинку кресла. – Мы с ним деловые партнеры. У тебя в Москве уже имеется деловой партнер? Ну или другой какой.

– Я не женат, если ты об этом.

– Видел бы ты лицо Педанта, когда вы с Соней из забегаловки выкатились.

– А было на что смотреть? – Парень заулыбался и невольно вспомнил симпатичное личико новой знакомой, а еще ее звонкий голос и колючий взгляд. – Давно они встречаются?

– Кто – они?

– Соня с Сашей.

– Ну, в мечтах Педанта – целую вечность.

– А на деле?

– На деле Соня – тухляк. Ты не подумай, болтать с ней классно. Она веселая и прикольная, иногда как понесет ее в дебри про кино или музыку, приятнейшее создание! Но с парнями, в том самом смысле, ну в том, чтобы ее как следует…