Читать книгу: «Солнце для красных», страница 2

– Ваши предки? – кивнула Настя на портреты.

– Прадед и прабабушка.

– Кто они?

– Прадед работал на Демидовских заводах инженером, после перебрался в Петербург.

– Какое интересное письмо, как грубо положены краски, но в этом есть нечто мужественное, можно сказать мужицкое.

– Художник какой-то самоучка из крепостных, я даже не знаю кто он. Расскажите лучше о себе, – попросил Павел.

– Я родилась в семье офицера Дальневосточной пограничной стражи, но отца не помню, он погиб в стычке с контрабандистами, мама умерла позже, и меня забрала к себе тетушка, она занималась моим образованием и воспитанием.

– Она жива?

– Жива, но очень старенькая, сильно болеет и живет под присмотром в частном пансионате при Мариинской больнице.

За окном сгущалась синева белой ночи, и Анастасия поднялась из-за стола.

– Какая чудесная погода, пойдемте гулять.

– Пойдемте, – согласился Павел.

Чудесная погода продержалась до начала августа, а после резко испортилась. Налетели свинцовые тучи, порывы сильного ветра, полил крупный дождь.

– Неужели нельзя отложить пробег? – спросила Настя.

– Нет, в условиях контракта ссылок на погоду нет, – резко ответил за Павла Нагель.

– Звоните, – сказала Настя, нахмурившись и прощаясь.

Павел с досадой и яростью посмотрел на Нагеля.

– Ну разве я виноват в погоде, – сказал Нагель разведя руками, – отъедем от Петербурга сотню верст и засияет солнышко!

Взобраться на Везувий по узкой, утопающей в грязи дороге оказалось не так трудно, как спуститься. Прыгая на рытвинах, автомобиль, норовил разогнавшись сорваться в пропасть. Ручной тормоз действовал только на задние колеса, и барабаны перегревшись задымились. Заметив это Павел прокричал:

– Андрей Платонович немедленно остановите машину.

– А что случилось?

– Еще немного и мы останемся без тормозов.

Оглушительный хлопок и машину понесло к обрыву. Вытянув рычаг тормоза до упора Нагель с трудом остановил автомобиль. Вышли из машины и осмотрели. Одна из задних шин от перегрева лопнула, тормозные барабаны шипели под каплями дождя. Нагель вытер пот со лба и улыбнулся.

– Павел Анатольевич, обратите внимание, что лопнула иностранная шина, а нашей отечественной ничего не сделалось. Какая замечательная реклама для наших шинников, я непременно посвящу этому отдельную статью.

– Для безопасности необходимо установить тормоза на все четыре колеса, а привод тормоза сделать ножной, поскольку при ручном торможении теряется управляемость. По возвращению в Петербург, я непременно этим займусь, – пообещал Павел.

Поменяли шину и дальше спускались, делая частые остановки.

После подъема к Везувию последовали другие пробеги. По возвращении из Монте-Карло, Государь Император наградил Андрея Платоновича Нагеля орденом Святой Анны третьей степени. Об этом известили все газеты, имя Павла ни в одной не упоминалось.

– От тебя пахнет бензином, а руки похожи на руки кочегара, – сказала Настя, разглядывая ладони Павла.

– Техника, – пожал плечами Павел, – невозможно оставаться с чистыми руками.

– А вот у Андрея Платоновича руки всегда чистые. Ты делаешь за него всю грязную работу, а награды достаются только ему.

Павел помрачнел, а Настя, погладив пахнущую бензином руку, сказала:

– Забудь, делай как тебе нравится, мне за тебя обидно, и когда тебя нет рядом сильно одиноко.

– Пора подумать о совместной жизни.

– Ты хочешь сделать мне предложение? – она заглянула ему в глаза.

– Если ты не против, – ответил он, и притянув к себе поцеловал.

Надвигался очередной автопробег и Нагель поторапливал. В его поведении появилось нечто барское и пренебрежительное, и это раздражало Павла. Не выдержав какой-то мелкой придирки, Павел вытерев промасленной ветошью руки сказал:

– Я умываю руки, – и хлопнув дверью ушел.

– Ну и правильно сделал, – одобрила поступок Настя, – И чем ты займешься?

– Хочу познакомиться с твоей тетушкой, а потом познакомить тебя с моими родителями.

– Они приезжают в Петербург?

– Нет, это мы поедем в Крым, и ты увидишь, как там замечательно!

– Ура! – воскликнула Настя, и обхватив Павла за шею поцеловала.

Начальник Генерального штаба Российской империи Владимир Александрович Сухомлинов.

Глава 2

Глава вторая.

Тело пастуха нашли спустя несколько дней после исчезновения. Страшная жара, стоявшая почти месяц наложила свой след на покойного. Урядник, привезший закутанное в брезент тело, поморщившись от запаха посоветовал сыну покойного:

– Не затягивай с похоронами и не вздумай разворачивать. Лучше уезжай отсюда, на время, пока не изловим подлеца. Вода в доме есть?

Вода была, но немного.

– Коней бы напоить, – сказал урядник.

На улице дожидалось с десяток конных жандармов, на сильно приморившихся, отбивающихся от назойливых мух лошадках.

– Арык сразу за селом, сильно обмелел, но вода еще есть. Кто это сделал? – спросил юноша.

– Политические расправу учинили. Бежал с каторги месяц назад Баграмян, вот видимо сюда добрался. Сколотил шайку, грабят банки, зажиточных граждан. Твой отец выступал против него в суде, после погрома усадьбы и убийства помещика Арутюняна, а сейчас вот поплатился.

На похоронах Акопа Бабаханяна, кроме девятнадцатилетнего сына присутствовали немногие односельчане. Каменистая земля, засуха долги, истощили кошелек покойного, денег на гроб не оказалось поэтому хоронили в саване. Осенив покойного крестным знамением, священник произнес последние слова молитвы и тело предали земле.

Едва обряд закончился, как к Сисаку подошел глава села Ваграм Мушегович.

– Соболезную, – склонив голову сказал он.

– Спасибо, – ответил юноша.

– Нынешнее лето засушливое, – вытерев со лба капли пота сказал Ваграм Мушегович, – Урожая не будет, но я помогу тебе деньгами.

Опустив темные глаза на могильный холмик, юноша скорбно молчал, легкий ветерок шевелил пожелтевшую траву, которую неподалеку щипали исхудавшие козы.

– Я уеду.

– За твоим отцом долг.

– Забирайте все что в доме, забирайте дом, забирайте овец и землю.

– Что ты задумал?

– Поеду учиться.

– Не будем сейчас говорить об этом, зайди ко мне завтра утром. Я помогу тебе, как помогал твоему отцу.

– Хорошо.

Древний каменный дом Бабаханяна, устланный старинными, выцветшими и истлевшими от времени персидскими коврами был еще достаточно крепок, лишь черепичная крыша, от пронесшегося прошлым летом урагана немного разрушилась. На участке, пожелтевшие пшеница и мандарины погибая от засухи склонились почти до земли, но синевшие над горами свинцовые тучи обещали скорый обильный дождь, от которого пожелтевший сад быстро превратится в зеленеющий, а пастбища прорастут свежей сочной травой. «Пусть уезжает, и чем скорее, тем лучше» , – думал Ваграм, возвращаясь домой.

Погода ночью изменилась, в горах загрохотали грозы, подул сильный порывистый ветер, но дождь опять обошел село стороной.

Утром следующего дня, Ваграм запряг пролетку. Денег, которые он приготовил было немного, но что знает девятнадцатилетний юнец о деньгах и о жизни, возможно предложение покажется ему щедрым.

Скрипнула калитка и вошел Сисак. На нем была просторная черная рубаха, опоясанная серебряным поясом, на голове папаха, щеки и подбородок покрывала борода, темные глаза, под широкими бровями смотрели уверенно и прямо.

– Здравствуй Сисак, – поднимаясь со скамейки и протягивая руки сказал Ваграм.

Сисак бросил взгляд на пролетку, запряженную фыркающим жеребцом.

– Здравствуйте Ваграм Мушегович! Собираетесь куда?

– Есть дела в городе. Не передумал уезжать?

– Сколько денег вы мне предложите за дом и участок?

– Ты же знаешь, что твой отец передо мной в большом долгу …

– Он выступал защищая вашу усадьбу в девятьсот пятом, – напомнил юноша.

– Да, я помню об этом, пройдем в дом.

Они поднялись в дом с темными стенами и маленькими окнами, в полумраке перед иконами мерцал слабый огонек лампадки, Ваграм обнажив голову перекрестился, сняв папаху перекрестился Сисак.

– Садись, – предложил Ваграм.

Развязав небольшой холщевый мешочек Ваграм высыпал на стол золотые червонцы, собрал их короткими пальцами в маленькую стопку и поднял глаза на Сисака.

– Так мало? – сказал Сисак.

– Сам знаешь, лето такое засушливое, а с твоего участка осенью ничего собрать не удастся.

– Дождь пройдет в любой из дней. Я, пожалуй, отправлюсь в город и заложу дом и участок у ростовщика, – сказал юноша вставая.

– Вау! – воскликнул Ваграм, – неужели ты считаешь, что я собираюсь тебя обмануть? Хорошо, чтобы ты не думал так , я дам тебе еще денег.

Ваграм запустил руку в карман просторных штанов, извлек бумажные рубли, свернутые в трубочку, и отсчитав несколько ассигнаций положил на стол.

– Забирай, только не думай обо мне плохо.

Сисак смотрел на деньги, но в руки не брал, тогда Ваграм добавил еще несколько банкнот и сказал:

– Больше предложить не могу, если хочешь, езжай к ростовщику.

Сисак сгреб со стола деньги и пересчитал.

– По рукам? – спросил Ваграм.

Сисак протянул руку.

– Поехали к нотариусу, оформим сделку, – сказал Ваграм.

Оформив купчую, Сисак купил более подходящую для города одежду, и наняв пролетку отправился на железнодорожный вокзал в Эриван (ныне Ереван),

В переполненном вагоне третьего класса кисло пахло луком, чесноком и потом. Пассажиры – солдаты, крестьяне, рабочие и базарные торговки пили водку, шумели, говорили о жизни. Сисак в разговорах не участвовал, но с интересом слушал. За окном тянулись бескрайние степи, на редких станциях пассажиры входили и выходили. Где-то за Москвой, на одном из полустанков, пока пропускали встречный поезд, в вагон вошел рыжеусый, с гладко выбритым подбородком кругленький мужчина в рыжем клетчатом, сильно засаленном костюме. Заметив свободное место, присел, и снял серую неприметную кепку. Толстая торговка, ехавшая напротив Сисака, освобождая лавку отодвинулась к окну, поджав под себя небольшой узелок. В вагоне, несмотря на открытые окна стояла жара, многие пассажиры спали на верхних полках или дремали сидя. Новый попутчик осмотрелся и неожиданно ловким движением прихлопнул муху, севшую на столик.

– А господа на перинах едут, – сказал он.

– А что ж им пешком ходить? – хмыкнула баба, нервно теребя узелок.

– Угнетатели, – сказал мужичек, – скоро их как мух перебьем и жизнь тогда начнется другая – светлая.

-На чужой каравай роток не разевай! – парировала баба, – Чего тебе господа сделали, что бы их убивать?

– Кровососы, наживаются на угнетении трудового народа.

– А ты сам то из рабочих будешь?

– Из рабочих, с мануфактуры.

– Чего налегке едешь?

– Вещи там, – неопределенно махнул рукой пассажир, – А ваши?

– На полке вон два баула.

– Не тяжело?

– Не в первой – справлюсь.

– Ну, ну, – оценив крепкую фигуру бабы, – сказал мужик.

– А вы, юноша, куда?

– Учиться, ответил Сисак.

– Похвально,– сказал рыжий пассажир, и вынув из кармана жилетки сложенный листок протянул, – почитайте на досуге, да не выбрасывайте а поделитесь с другими студентами.

За окном совсем стемнело, и вскоре баба напротив откинувшись на стенку вагона переливисто захрапела. Рыжий попутчик, надвинув кепку на глаза похоже тоже дремал. Монотонный стук колес, прерываемый иногда далеким ревом паровоза, темнота за окном сморили Сисака в сон.

Разбудил проводник, проходящий по вагону и громко вещающий:

– Петербург, просыпаемся!

Открыв глаза Сисак выглянул в серое от предрассветного тумана окно, за которым тянулись сонные улицы большого города. Вскоре замелькал перрон, и пассажиры стали собирать вещи. Толстая баба долго рылась в котомке и вдруг завопила:

– Караул, обокрали!

Возникла суета, рыжий незнакомец, исчез, а поезд замедлявший ход, заскрипев тормозами остановился. Высунувшийся из окна вагоновожатый, пронзительно засвистев замахал красным флажком. Тот час подбежали здоровенные жандармы, заблокировали выход из вагона и начали расспрашивать бабу о попутчиках. В числе прочих, баба указала на Сисака.

Бабахана взяли под руки и отвели в привокзальный околоточный участок, где обыскали и нашли прокламацию. Дежурный офицер нахмурил густые брови.

– Твое?

– Нет, в вагоне дали.

Пошевелив толстыми губами, полицейский сказал:

– Не по нашей части, поедешь в политический сыск.

Юношу привезли в Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, сфотографировали, взяли отпечатки пальцев, провели допрос. Положили на стол альбом с фотографиями, попросили опознать попутчика. Полистав, Сисак нашел фотографию и уверенно указал.

– Этот

Заполнив протокол, пристав вернул паспорт, деньги и сказал:

– Распишись и свободен.

Сисак подписал, но не уходил.

– Чего ждешь?

– Может у вас останусь?

– Зачем?

– Работать.

– Сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

– Молод.

Пристав почесал толстым пальцем за оттопыренным ухом, снял трубку.

– Ваше превосходительство, молодой человек из задержанных хочет у нас работать.

На другом конце провода что-то спросили, офицер ответил:

– Девятнадцать, у меня сидит, – офицер положил трубку и звякнул в колокольчик. Дверь отворилась, вошел урядник, – Отведите молодого человека к Его превосходительству.

Прошли длинными, устланными красными коврами коридорами, поднялись на второй этаж, вошли в богато обставленную приемную.

– К Его превосходительству приказано доставить, – сказал конвоир сидевшему за огромным столом офицеру в синем кителе с серебряными погонами.

– Заходите, – разрешил офицер.

Его превосходительством оказался мужчина тридцати с небольшим лет, одетый в штатский костюм, с бритой наголо головой, аккуратными усиками и бородкой. Глаза за круглой оправой очков блестели неприкрытым любопытством.

– Садитесь, – сказал Его превосходительство, указав на роскошное кресло.

Поднявшись из-за стола, прошелся по кабинету.

– Вы, молодой человек откуда-то с юга пожаловали?

– Село Камарлю Эриванского уезда, Эриванской губернии.

– Замечательно, – сказал чиновник, садясь за стол, – можете называть меня Владимир Григорьевич, а вас, извиняюсь как зовут?

– Сисак Акопович Бабаханян.

– Замысловато, – поморщился чиновник, – не каждый сможет повторить. Значит вы, из армян?

– Да.

– Какое сословие?

– Из крестьян.

– Недурно, побарабанив пальцами по столу сказал Его превосходительство и достав пачку папирос предложил, – Курите.

– Спасибо, не курю.

– Чем собирались заняться в столице?

– Учиться.

– По определенной стезе?

– Пока не решил.

– Хорошо-с, расскажите подробно о своей поездке, о всех, кто ехал с вами в вагоне, желательно с самого начала, с того момента как решились на поездку.

Речь Бабаханяна хоть и с сильным армянским акцентом оказалась правильной и выразительной. Несколько раз Его превосходительство задавал уточняющие вопросы, выясняя незначительные мелочи о костюмах попутчиков, но Сисак ни разу не сбился, и припомнил все мельчайшие детали.

Убедившись, что юноша обладает хорошей зрительной памятью и наблюдательностью, Его превосходительство спросил:

– От чего же умер ваш отец?

– Убил беглый политический.

– Убийцу схватили?

– Нет.

– Теперь понятны ваши мотивы. Как и хотели, пойдете учиться. В случае недостаточной успеваемости, получите с нашей стороны необходимую протекцию для поступления в Политехнический институт, где будете присматривать за неблагонадежными студентами и сообщать нам, о чем они говорят. Постарайтесь завязать знакомства, войти в доверие. Фамилия и имя у вас не очень звучные, поэтому изменим.

На минутку задумавшись, Его превосходительство взял перо и на листке бумаги размашисто начертал: « Оформить под именем Бабахан Сергей Яковлевич, служебный псевдоним товарищ Николай».

– А как быть с тем, кто дал мне прокламацию?

– Вам дадут несколько адресов, где может появиться этот ваш попутчик. Заглядывайте туда, если встретите, постарайтесь завести знакомство. А сейчас отнесите мое распоряжение в канцелярию, пусть вам выправят паспорт, и всего хорошего. Как появятся новости, жду вас у себя.

Его превосходительство, действительного статского советника, ведавшего политическим сыском Петербурга звали Владимир Григорьевич Орлов.

Под именем Сергея Яковлевича, Бабахан снял на Выборгской стороне небольшую комнатку, совсем неподалеку от ниточной мануфактуры Торшилова. По утрам за окном оглушительно ревел фабричный гудок, и целое море бредущих на смену рабочих заполняло улицу. Сисак завтракал и достав учебники принимался готовиться к экзаменам.

На первом этаже бревенчатого дома находился трактир, и по окончании смены многие рабочие заходили туда на рюмку водки. В прочем, трактирная жизнь не утихала до семи утра, часто случались потасовки, иногда убийства. Сисак не случайно выбрал этот адрес для проживания, – он стоял в списке, полученном от Его превосходительства.

В большом, пропахшим водкой и щами помещении трактира, грубо сколоченные из досок столы окружали не менее грубо сделанные скамьи. Половые с одинаково стриженными под «горшок» головами проворно разносили щи, каши, селедку и водку, убирали со столов, и вытаскивали перепившихся клиентов за ноги на улицу.

Некоторые рабочие, выпив рюмку брели домой, в тесные бараки, некоторые оставались. Еда, подаваемая к столу, стоила недорого, поэтому Сергей взял за привычку здесь ужинать. После нескольких посещений уже начал различать постоянных посетителей, узнавали и его. В дальнем углу, у окна собиралась группа рабочих, отличающаяся от остальных. Водки на столе у них не стояло, сдвинувшись головами они о чем-то беседовали, временами озираясь по сторонам, получая листки распихивали их по карманам и по одному расходились. Заметив странную компанию, Сергей стал усаживаться поближе, стараясь услышать, о чем говорят.

В один из весенних дней, в трактир зашел рыжий пассажир, на этот раз одетый в серую промасленную спецовку. Замерев на пороге, пассажир осмотрелся. Бабахан отвернулся, склонившись над тарелкой, наблюдая за входом в отражении зеркала над стойкой. Рыжеусый пассажир, закрыв за собою дверь, стал пробираться по узкому проходу к столу в углу. Дождавшись, когда пассажир поравняется с его столом, Сергей резко поднялся и встал спиной к бывшему попутчику, не ожидавший этого, рыжеусый наскочил на преграду. Как – бы случайно, Сергей опрокинул свою тарелку со щами и повернувшись к рыжеусому прокричал:

– Смотри куда прешь!

Рыжеусый всмотревшись в лицо Сергея его узнал.

– Не шуми студент, сейчас все исправлю.

Щелкнув пальцами подозвал полового и заказал новые щи.

– Как жизнь в столице? – спросил рыжий, когда половой отошел.

– Нормально, – ответил Сергей.

– Учишься?

– Готовлюсь к поступлению.

– Прочитал, то, что я тебе дал?

– Прочитал, очень интересно, и главное все правда.

– Есть и другая литература, могу дать почитать.

Рыжий запустил руку во внутренний карман, и незаметно передал Сергею листок.

– Ты вообще где остановился?

– Здесь, на втором этаже.

– Чудненько! – воскликнул рыжий, – А зовут тебя как?

– Сергей.

– Я Федор. Ничего, если я у тебя немного разгружусь?

– То есть?

– Я из типографии, слишком много всего взял, часть у тебя оставлю.

– Хорошо.

Половой принес щи, и Федор сказал:

– Кушай, потом к тебе поднимемся.

Деревянная лестница на второй этаж слабо освещалась. В крохотной коморке стоял запах совсем как в трактире, все место занимала узкая кровать, у маленького окошка стоял крохотный столик, рядом с ним единственный стул, на полке над столиком несколько учебников. Федор распахнул спецовку и извлек толстую пачку прокламаций.

– Спрячь.

Сергей наклонился, вытащил из-под кровати дорожный саквояж и положил листовки в него.

– Здорово, что встретились, – сказал Федор, застегивая спецовку, – теперь буду к тебе заходить. И, вот что, с именем.?

– А что с именем? – не поняв удивился Сергей.

– Не годится. Если жандармы, там или еще какие неожиданности, лучше иметь другое имя. Я вот по паспорту совсем и не Федор, и тебе не стоит своим именем называться. Можешь сам любое придумать.

– Когда?

– Да, хоть сейчас. Василий, Петр, Семен, – начал перечислять рыжеусый.

– Николай, – сказал Бабахан.

– Неплохо одобрил Федор, теперь ты товарищ Николай, так я тебя и буду представлять.

Спустя некоторое время, Бабахан узнал место нахождения типографии, и адреса некоторых подпольщиков.

Его превосходительство уже совсем забыл о деревенском пареньке из Эривани, когда дежурный офицер доложил:

– Ваше превосходительство, вас некий товарищ Николай спрашивает, просит срочной аудиенции.

Владимир Григорьевич, вспомнив удивился.

– Зовите.

Паренек еще сильнее оброс бородой, и стал похож на семинариста.

– Есть новости?

– Есть.

– Присаживайтесь и рассказывайте.

Выслушав, Его превосходительство сказал:

– Оформите донесение в письменном виде. Что с учебой?

– Поступил.

– Какой вы, однако успешный. Будем готовить ваш отход. И, разумеется, вы достойны премии.

На следующий день, Федор, застал Николая, собирающим вещи.

– Ты куда?

– Далеко отсюда в институт добираться, да и шумно здесь. Переезжаю, – ответил, Николай, укладывая саквояж учебники, – Нашел комнату в доходном доме, там лучше. Вот возьми ключ от этой комнаты, у меня до конца недели оплачено.

– Жаль, хорошее место. Как тебя найти?

– На Маховой, в новом коммерческом доме спросишь студента из Эривани, или в институте спроси.

– Договорились, – ответил Федор.

Через неделю, полиция накрыла типографию и несколько нелегальных квартир, Федору намеренно дали улизнуть, предполагая, что он явится к Бабахану.

Взяв из тайника запасной паспорт и деньги, Федор сняв дешевую квартирку, перекрасил волосы и из рыжего превратился в брюнета, купил очки, черный котелок, трость, набил под сюртук тряпок, изобразив полноту и прикрывшись газетой, устроился на скамеечке перед главным входом в институт. Ждать пришлось долго. Наконец, в окружении нескольких студентов появился Николай, они остановились неподалеку и разговаривали. До Федора, превратившегося по документам в Романа Зелецкого, долетали лишь некоторые обрывки фраз; угнетение, трудящихся, капиталисты, империалисты. Подискутировав некоторое время студенты разошлись, поднялся и Федор, кряхтя и опираясь на трость он достаточно бодро заковылял за Николаем.

Между тем, Николай заметил, тучного господина, ковылявшего следом, и решив проверить догадку о слежке, резко развернувшись пошел навстречу. Они поравнялись, и Федор сказал:

– Привет Николай.

Бабахан узнав рыжего, превратившегося вдруг в брюнета остановился, не находя что сказать, тогда заговорил Федор.

– Иди за мной, здесь неподалеку чайная, там поговорим.

В светлой, благоухающей булочными ароматами чайной было немного посетителей. Заняв место у окна, заказали чай и баранки, подождав, когда половой отойдет Федор заговорил.

– Провал! Многие явки и типографию накрыли, многих арестовали. Чудом избежал ареста, просто чудом. Подхожу к типографии, смотрю, а жандармы выносят оборудование и выводят арестованных товарищей. Ну я тогда в тайник, за запасным паспортом и деньгами, в центр сообщил, перекрасился и к тебе.

– За мной тоже придут? – спросил Бабахан, – Мне уехать?

– Тебе беспокоиться нечего, кроме меня никто не знает, как тебя найти, а меня им теперь уже не взять. Кто- то предал. Наверное, из типографских, там много новичков. Что делать, без специалистов не обойтись.

– И куда вы, теперь?

– В Варшаву, в распоряжение товарища Яцека (Яцек одна из подпольных кличек Ф.Э. Дзержинского.). Я расскажу там о тебе.

– Яцек? – переспросил Бабахан.

– Видная фигура, со временем познакомишься.

– Когда уезжаете? (Роман Малиновский)

– Вечерним поездом. Буду изображать поляка. У меня остались здесь нити в центр, с тобой свяжутся. Оставайся в чайной, не ходи за мной, – сказал Федор вставая.

Дождавшись, когда Федор уйдет, Бабахан поспешил в Третье управление.

– Отлично! – воскликнул Владимир Григорьевич, – теперь мы выходим на Яцека. Моя бы воля, давно его бы прихлопнул, а тут возись …

Напрасно товарищ Федор прихрамывал и закрывался от жандармов газетой. Никакой слежки в Петербурге за ним организовано не было.

Его превосходительство не желая рисковать телеграфировал в Варшаву о скором прибытии Романа Зелецкого.

На вокзале, по приезду в Варшаву, товарищ Федор взял извозчика, являвшегося агентом жандармерии, и назвал адрес конспиративной квартиры. В результате установленного наблюдения, удалось арестовать Феликса Дзержинского.

В период с 1906 года по 1917 Феликс Эдмундович Дзержинский арестовывался Третьим жандармским одиннадцать раз!

Роман Малиновский, замешанный в нескольких кражах, склоненный к сотрудничеству с жандармерией – использован как прообраз товарища Федора. Вот как его описывают: «Он был блестящим оратором, высоким, рыжеволосым, желтоглазым и рябым, «крепким, румяным, энергичным, возбудимым, любителем выпить, талантливым лидером». В 19019 году разоблачен и после короткого суда расстрелян.

Феликс Эдмундович Дзерджинский.