Слезы Эрии

Когда вошедший снял шляпу, я не сдержала радостной улыбки, но одновременно ощутила и легкий укол досады. Гостем оказался не Артур Моорэт, но я уже была знакома с этим человеком. Из-под шляпы показались седые волосы, которые легкой паутинкой струились по вискам, плавно переходя на скулы и обрамляя краснощекое лицо мужчины. Густая борода графа Эридира делала его похожим на одуванчик.

Мужчина учтиво передал Элье свою шляпу и протянул нам с Шеонной узловатые руки.

– Милые дамы, вы как всегда прекрасны! – искренне произнес мужчина.

Граф был единственным, кто, помимо семьи Омьен, знал обо мне. Господин Омьен пригласил его на следующее утро после того, как я появилась на пороге его дома. Тогда я еще не владела собой: умудрилась навредить Шейну, в истерике осыпала всех домочадцев несдержанными оскорблениями. Но больше всего неприятных слов досталось Тенлеру Эридиру. Он снисходительно пропустил всё мимо ушей, понимая, как трудно мне принять его слова о перемещении между мирами на веру и смириться со своей участью. Магия? Другой мир? Происходящее было похоже на очень злой розыгрыш.

Следом за графом вошли сам хозяин дома и его сын. Шейн даже не удостоил нас взгляда и, протиснувшись между мужчинами, молча направился в столовую. Элья подбадривающе погладила его по плечу, когда парень проходил мимо.

Вскоре мы расселись по своим местам. Граф расположился рядом со мной.

Разговор, завязавшийся между мужчинами еще за порогом дома, не прекращался до самого десерта.

– …Мы ничего не можем сделать с этим, – сокрушенно покачал головой Тенлер Эридир. Мне показалось, что от этого движения волосы на его голове разлетятся, будто пух одуванчика. – Вина Маркуса Лэнна доказана.

– Доказана, – тихо повторил Шейн, сквозь сжатые зубы. – Вся вина Лэнна заключается в том, что он оказался не в том месте и не в то время.

– И не под той юбкой, – тихо добавила Шеонна, усмехнувшись.

Шейн недовольно покосился на сестру, но ничего не ответил.

– Маркус знал, с кем связывается. Я надеюсь, тебе хватит благоразумия не лезть в это дело, мальчик мой. Лэнн тебе не друг, и ты ему ничем не обязан.

Шейн сжал челюсти, сдерживая рвущиеся наружу слова. Граф Эридир поспешил сменить тему.

Элья незаметно сновала между собравшимися, меняя тарелки. Тема новой беседы оказалась куда менее напряженной. Прислушиваясь к обсуждению, Шеонна то и дело пыталась вставить свое слово, за что отец награждал ее строгим взглядом, которого та упорно не замечала. Для меня же разговор оставался белым шумом: я ничего не смыслила в отношениях между членами Научной Магической Коллегии или правящими домами Эллора.

Но внезапно обрывок фразы заставил меня вслушаться в беседу.

– Артур Моорэт вернулся? – шепотом спросила я у Шеонны.

Но мой вопрос достиг чуткого слуха графа, и он обворожительно улыбнулся.

– Буквально сегодня утром прибыл из Фенра, – подтвердил он. – Местная знать не дает ему прохода, желая узнать, какие диковины он принес из нового мира на этот раз. По этому случаю завтра Артур устраивает званый ужин. И ты тоже приглашена.

Месяцы ожидания подошли к концу. Сердце бешено заколотилось. Но я не могла понять, была ли это радость перед грядущим возвращением к Терри или страх перед расставанием с моим новым домом и его обитателями. Я убрала руки под стол, стараясь не выдать дрожь.

– Но самое главное – ты наконец сможешь покинуть дом, ничего не опасаясь. – Черные усы господина Омьена, плавно переходящие в аккуратно подстриженную бороду, дрогнули от легкой улыбки. – Посмотришь на наш город и замок, хоть узнаешь, где мы с Шеонной пропадаем каждый день. Кстати, дочь моя, как твои дела в Академии?

Ложка замерла у губ Шеонны. Подруга рассеянно улыбнулась, но быстро совладала с собой.

– Прекрасно, – коротко ответила она.

– Как твои успехи в руноведении? Как политология? – с нажимом продолжил он.

– Все хорошо, – продолжала свою ложь Шеонна. – Мистер Хорст говорит, что я схватываю всё на лету.

– О да, я слышал об этом, – кивнул господин Омьен. – Я понимаю, что руноведение трудно тебе дается, я и сам в твои годы не мог справиться с этим предметом, но в политологии ты очень способна. Многие великие люди пробивали себе путь шантажом и давлением, и ты ничуть не уступаешь в этом членам Коллегии.

– Что… – Шеонна потеряла все самообладание.

Холодный взгляд господина Омьена уперся в Шеонну. Мужчина нарочито медленно поставил бокал на стол. Его руки, все в мелких шрамах от ран и химических ожогов, напряглись. Шеонна умоляюще смотрела на собравшихся, но никто не мог прийти на помощь.

– Кстати, необязательно было давить на Хорста и копаться в его грязном белье, – отстраненно заметил Шейн, пригубив вина. – Старик был готов скрывать твое отсутствие по доброй воле, лишь бы ты еще дольше не объявлялась в его академическом крыле.

– Шейн! Ты влез в его голову? – прошипела Шеонна.

Она бросила возмущенный взгляд на отца, словно это не ее проделки стали причиной его недовольства, а вопиющее поведение Шейна. Но лицо господина Омьена оставалось таким же непроницаемо холодным.

– Ты не имел никакого права! – зарычала Шеонна на брата.

– Я имею полное право использовать свои Силы и полученную информацию как мне угодно, – пожал плечами Шейн.

Шеонна крепко сжала кулаки, костяшки пальцев побелели.

– Вот он, истинный Черный Пес Коллегии, – произнесла она, вложив в эти слова всю злость.

Шейн предупредительно воззрился на сестру; от меня не укрылось, как напряглись его пальцы, придерживающие стоявший возле тарелки бокал.

Никто не говорил об этом прямо, но из мимолетных разговоров домочадцев я знала, что оба ребенка господина Омьена были приемными. И каждый раз, когда семья собиралась вместе, я находила все больше различий в их внешности. Пухлые губы и круглое личико Шеонны сильно контрастировали с волевыми и резкими чертами господина Омьена. Шейн, в свою очередь, тоже разительно отличался от отца, но невольно перенял его острый взгляд и манеру хмурить брови. Ему едва исполнилось двадцать два, он был высок и крепко сложен и уже умел внушить страх одним своим видом, под стать старшему Омьену.

Неожиданно белоснежная салфетка рядом со мной вспыхнула ярким пламенем. И прежде, чем огонь набрал силу, а я успела испугаться, вовремя подоспевшая Элья опрокинула на салфетку воду из графина.

– Шеонна, хватит! – раскатистый бас господина Омьена пронесся по столовой.

В комнате воцарилась гнетущая тишина, все взгляды обратились к главе дома, и в каждом читался страх. Даже граф ссутулился и вжал голову в плечи, будто стараясь стать меньше.

– Отец, он… – начала было Шеонна, но умолкла под тяжелым взглядом.

– Он сделал то, что я ему велел, – отрезал господин Омьен.

– Но… Ему дали эти Силы, чтобы он использовал их против преступников, а не против близких людей!

– Порой мне кажется, что главный и единственный преступник в этом городе – моя дочь, – от его ледяного тона стыла кровь в жилах.

– К чему мне вообще посещать эту дурацкую Академию? – вспылила Шеонна. – Чему меня научат? Только и делают, что заставляют зубрить мертвые руны, значения которых Коллегия сама не понимает. Или безрезультатно пытаются научить заговаривать Слезы. Храни тебя Ольм! Отец, когда ты признаешь, что я не способна использовать магию?!

– Ты способна, – холодно возразил господин Омьен и мрачно добавил: – И не смей поминать мертвых богов за этим столом.

– Нет, не способна. – Шеонна хлопнула рукой по столу. – Это проклятие, а не магия, и никто не может научить меня управлять… этим.

Шеонна раздраженно махнула в сторону Эльи, держащей в руках наполовину обугленную салфетку. И будто в подтверждение ее слов маленький огонек вновь занялся на остатках кружевной ткани. Служанка бесстрастно опустила салфетку в графин с водой.

– Выйди и успокой свои мысли, – строго произнес господин Омьен, кивнув в сторону двери. – И после возвращайся обратно. Этот разговор мы продолжим позже.

Последние слова он произнес уже мягче, но в них все еще звучала сталь. Шеонна молча встала и, не разжимая кулаков, покинула столовую. Шейн поднялся со своего места следом за сестрой, но отец жестом велел ему остаться. Парень угрюмо опустился на стул.

– Ох уж эти детки! Вся в мать! – усмехнулся граф Эридир, пытаясь разрядить обстановку, но тут же поперхнулся, поймав на себе взгляд господина Омьена, и попытался сменить тему: – Кстати, до меня давеча дошли слухи, что на ужин к Артуру приглашен Фельдер-сновидец, поэтому я не пожалел пары золотых на листья рейруда из самых глубин Ксаафании! Элья, дорогая, думаю, ты лучше меня знаешь, как их заваривать.

Элья осторожно приняла небольшой сверток, словно в нем находилась самая хрупкая в мире вещь, и принюхалась.

– Я рада, что ты внял моим советам, Тенлер, и в этот раз тебя не облапошили, как деревенского дурака, – усмехнулась служанка. Граф Эридир, будто не заметив этой вопиющей фамильярности в свой адрес, ответил широкой улыбкой.

Шеонна вернулась в столовую как раз к тому моменту, как Элья разлила по чашкам жидкость сливового цвета. От напитка исходили сладкие ароматы цитрусовых и вишни, в чашках плавало несколько цветочных лепестков.

Заметив мое замешательство, граф Эридир пояснил:

– Раньше рейруд рос по всей территории Гехейна, и каждый мог испить чая из его листьев. Правильно заваренный отвар, употребленный перед сном, позволял видеть вещие сны. И те, кто мог их понять, становились поистине великими. Но ксаафанийским ведьмам претила мысль, что какие-то людишки пытаются сравняться с ними в Знании, и они наслали хворь на это чудесное растение. Теперь рейруд можно найти лишь на некоторых островках Ксаафании, и стоят его листья практически как жеребенок.

– Чушь все это, – вмешался в разговор Шейн, и граф смерил его добродушной улыбкой, словно ребенка, которому простительно чего-то не знать в силу своих малых лет. – Если бы это действительно работало, то наша знать бы уже закладывала свои состояния, лишь бы получить эти чаинки. А так это всего-навсего развлечение на пару вечеров.

– Ты невнимателен к моим словам, Шейн, – парировал граф. – Чтобы знать будущее, недостаточно видеть сны – их нужно уметь читать. А это доступно не каждому, такой дар не получают в подарок от Коллегии – с ним рождаются. Да и листья рейруда нужно правильно заваривать, и, к счастью, у нас есть ксаафанийка, знающая в этом толк. – Граф отсалютовал Элье и залпом выпил свой чай.

Его примеру последовали все остальные, даже Шейн, не верящий, что рейруд способен открыть людям их судьбы. Я прильнула губами к чашке и ощутила горький вкус, который никак не сочетался со сладким ароматом лепестков, плавающих на поверхности. Я скривилась, но осушила отвар до дна.

Граф Эридир покинул дом далеко за полночь.

Я зашла в спальню, и Слеза Эрии на прикроватном столике приветливо вспыхнула. По меркам всего дома комната была крошечной, но мне она казалась необъятной. Желтоватый свет от кристалла, будто жидкое золото, стекал на пол и на темно-синее одеяло, застилавшее двуспальную кровать, к которой я до сих пор не могла привыкнуть, – на ней было слишком много свободного места. Мне хватало маленького диванчика в доме Терри, лежа на котором я могла упереться спиной в стену, забиться в угол и почувствовать себя хоть немного защищенной.

В этой комнате все будоражило мои многочисленные страхи: темные углы, куда не доставал свет кристалла в лампе, горевшей всю ночь, или пустое пространство под высокой кроватью, откуда веяло холодом. Я могла уберечься лишь от одной пугающей меня вещи – зеркала, стоявшего возле шкафа. Накинутое на него тяжелое одеяло не позволяло видеть игры теней на серебряной поверхности.

Сейчас я как никогда ощущала себя слабой и никому не нужной. Забравшись под тяжелое одеяло, я обхватили себя руками, пытаясь унять дрожь, и не заметила, как погрузилась в сон.

Я знала, что это был сон. В реальном мире, каким бы волшебным он ни был, снег не бывает таким ослепительно белым – и уж тем более теплым. Я шагала по земле, мои босые ступни утопали в мягкой снежной пелене, но стоило оглянуться – и мне не удавалось отыскать собственных следов. Неподалеку журчал, извиваясь, тонкий темный ручей, и я медленно двигалась по его течению.

Внезапно меня пробрал необъяснимый животный страх. Я резко остановилась, увидев крупного волка.

Я не заметила, как оказалась на расстоянии вытянутой руки от зверя, и не понимала, как не разглядела его черную шкуру среди этой бесконечной белизны.

Волк, не замечая моего присутствия, жадно лакал воду из ручья.

Я попятилась, и снег скрипнул под ногой, сделавшись обжигающе ледяным и плотным. Зверь дернул ушами и повернул массивную голову в мою сторону. Его глаза излучали призрачное бирюзовое свечение, от которого перехватывало дыхание.

Волк не нападал, но его взгляд пугал сильнее острых, как лезвие, клыков.

Неосторожный шаг – и моя нога соскользнула в ручей. Вода показалась горячей и слишком вязкой. Я опустила взгляд и, к своему ужасу, обнаружила, что стою по колено в алой жидкости, от которой исходят неприятные металлические пары.

Кровь.

Из груди вырвался истошный крик. В ту же секунду под ногами разверзлась пропасть – и я с головой рухнула в реку.

Мальчик, который любил ее ложь

200 год со дня Разлома

10-й день шестого звена

Мальчик сидел на краю деревянного настила и не сводил взгляда с темной полосы горизонта – там, где океан леса обрывался голубыми водами Беспокойного моря. У подножия горы бушевал ветер. Старые сосны стонали под его неистовым напором. Здесь же, на вершине, царило безмолвие, и высокая трава колыхалась, лишь когда мальчик задевал ее босыми пятками.

Женщина села рядом, накрыв плечи ребенка тяжелым вязаным пледом. Едва уловимым движением она смахнула каштановую прядь со лба мальчика и невольно вздрогнула: его кожа была холоднее горного снега.

– Почему она плачет, мама? Ей больно?

Сердце женщины болезненно сжалось.

Изумрудные глаза сына полнились мудростью и древним Знанием, непомерным для пятилетнего ребенка. Способный без труда отличить вымысел от истины, он давно не нуждался в сказках матери, но все еще просил о них каждую ночь – ради нее.

Мальчик опустил взгляд на бирюзовый осколок, тревожно мерцавший в его ладонях. Ведьма взяла кристалл и, нахмурившись, с минуту вглядывалась в неровное сияние: Слезам было не место в этих горах. Одно легкое слово, тише шепота и мысли, – и камень обратился в мерцающую пыль. Дуновение, сорвавшееся с губ женщины, унесло бирюзовое облачко в небо, туда, где сияние пыли смешалось со светом звезд.

– Ей не больно, родной, – ласково произнесла женщина и обняла сына за плечи, стараясь не замечать обжигающий холод его тела, пробирающий сквозь плед. – Она скорбит.

Ведьма лгала.

Конечно, Эрии было больно, она стенала в агонии уже сотни лет, но женщина не испытывала к ней жалости. Знал ли ее сын об этом? Знал. Но он всегда позволял ей лгать – как сейчас, так и в те минуты, когда женщина тешила его и себя мыслями о счастливом будущем. Хотя оба знали: этому будущему не суждено наступить.

Ее ложь была для мальчика той самой сказкой, которая скрашивала его вечера и успокаивала перед наступлением ночи, наполненной кошмарами.

– Потому что ее предали?

– Потому что она поверила, – поправила его мать.

Женщина устремила взгляд к горизонту, который медленно поглощала ночь. Даже с этих вершин она не могла увидеть чуждые земли Клаэрии, окутанные зеленью исполинских дубов. Но ведьма чувствовала их ежесекундно и всем своим естеством противилась существованию этого острова.

– Когда-то давно, много сотен лет назад, в этом мире правили Ольм и Эрия, – тихо заговорила она. – Они были мудры и справедливы. Они любили друг друга больше жизни и порой даже больше собственных детей – людей и ар’сэт. Но сердце Эрии, как и ее душа, было изменчиво.

Однажды из погибающего мира в Гехейн прибыли новые люди, которые привели с собой собственного бога. Будучи великодушными, Ольм и Эрия приняли чужой народ и их отца – Гестафа. Вскоре Гестаф очаровал Эрию, любовь к нему поглотила ее, и ради этого чувства она совершила непростительный поступок. Эрия похитила Силу своего мужа и вместе со своей собственной преподнесла Гестафу как дар их будущему союзу и правлению. Но Гестаф предал Эрию.

Он обратил ее в камень, заточив вместе с ней и великую Силу, которую мог черпать, когда того пожелает. Наступили темные времена: старая магия и письмена, подаренные Ольмом своим детям, утратили Силу, а ткань мира истончилась настолько, что Гехейн наполнился невиданными существами, многие из которых были столь же злы и жестоки, как и Гестаф. И он с жадностью правил этим темным миром, погрязшим в безумии…

Мальчик обмяк в руках ведьмы, провалившись в беспокойный сон. Женщина не успела поведать ему о той, которая отдала свою жизнь, чтобы подарить миру второй шанс, о той, по ком Эрия проливает слезы и о чьем прощении молит по сей день.

Ведьма подняла мальчика – он был легче перышка – и бросила строгий взгляд во тьму, окутавшую сад.

– Ее Слезам не место на Болотах, – холодно произнесла женщина и с сожалением добавила: – Как и тебе.

С этими словами она скрылась в деревянной лачуге.

Глава 2

Скрежет заглушил мой испуганный крик: альм, сидевший на распахнутом окне, пытался взять высокую ноту, подражая пению Шеонны.

Я натянула одеяло на голову. Давно следовало выкорчевать из оконной рамы Слезу, которая каждое утро распахивала створки, впуская в спальню свежий воздух и «пение» птиц. Альм не заметил моего внезапного исчезновения, или его вовсе не смутило отсутствие слушателей. Он не замолкал. И я перешла к более действенным методам и кинула в него подушку. Я намеревалась попасть в стену под окном и тем самым напугать птицу, заставить ее улететь, но не рассчитала силы – и подушка вылетела в окно. Альм недовольно дернул ухом, не прерывая отвратительного скрежета, который он считал сладостной трелью.

– Ты издеваешься? – застонала я. – У вас вообще есть инстинкт самосохранения?

Я подошла к окну – альм вежливо подвинулся, уступая место, – и нашла взглядом подушку: она угодила в густой куст ежевики. Накинув старую кофту Шеонны, я вышла из спальни, оставив птицу скрежетать в пустой комнате.

Дом все еще спал, погруженный в тишину.

Я ненадолго задержалась в галерее второго этажа. Просторный холл внизу заливал призрачный утренний свет: он пробивался сквозь зашторенные окна, разливаясь по серому полу серебристыми лужицами. Спустившись на первый этаж, я выскользнула из пушистых тапочек – холодный кафель тут же обжег ступни, отчего по телу пробежала легкая дрожь. Это помогло избавиться от ощущения нереальности происходящего и еще раз убедиться, что я смогла вырваться из цепких лап сна. Я неловко покружилась на месте – и в тонких лучиках света заплясали потревоженные мной пылинки.

Скоро мне предстояло покинуть Гехейн и вернуться в Сильм, поэтому я пыталась запомнить каждую минуту, проведенную в этом мире. И самое главное – я хотела бы вспоминать этот дом именно таким: тихим, уютным и душевным даже в хмурое раннее утро.

Позже я спустилась в подвал и через кухню вышла в сад. По пути заглянула через приоткрытую дверь в спальню Эльи, но ее кровать пустовала – разноцветные подушки были аккуратно сложены поверх гладко заправленного покрывала.

Чтобы выудить подушку из колючих ветвей ежевики, пришлось повозиться. Когда с этим было покончено и я уже собиралась вернуться в дом, мое внимание привлекло какое-то движение под кустом. Испугавшись, что в ноги вцепится невиданный зверь, я замерла. Но ничего не произошло. Немного осмелев и выставив перед собой подушку, будто щит, я опустилась на колени и всмотрелась в переплетение ветвей. Из-под куста на меня смотрели широко распахнутые зеленые глаза, сиявшие на рыжей кошачьей морде.

– Кис-кис, – позвала, протянув руку.

Кот не отреагировал. Я еще раз позвала его, но безрезультатно.

– Что ты там делаешь?

Вопрос Эльи застал меня врасплох, и я испуганно вскочила на ноги, зацепившись волосами за тернистые ветви ежевики. От неожиданной боли я чуть не повалилась наземь, но служанка вовремя подхватила меня под руку.

– Там была кошка, – рассеянно пробормотала я.

В изумрудных глазах Эльи вспыхнуло изумление. Служанка недоверчиво опустилась на колени и заглянула под куст. По всей видимости, ничего не обнаружив, она поднялась и тяжело вздохнула.

– У нас нет кошек, Алесса, – снисходительно ответила Элья.

– Может, у вас они называются иначе? Это такие звери… – я начала объяснять, но Элья оборвала меня на полуслове.

– Я знаю, как они выглядят. – Она мягко улыбнулась. – Но в домах Эллора уже многие годы не мурлычут кошки. А в лесах не воют волки.

Я изумленно открыла рот, но не успела задать свой вопрос, как Элья уже перевела тему. Она подняла с земли подушку, которую я обронила при ее появлении, и, отряхнув, вопросительно изогнула бровь.

– Выпала из окна, – объяснила я, невинно пожав плечами.

– Выпала? – усмехнулась женщина.

– Птица мешала мне спать, – сдалась я, недовольно ковырнув траву носком тапочка и тут же запачкав его сырой землей.

С губ Эльи сорвался короткий смешок.

– Идем пить чай.

– Почему у вас нет домашних животных? – спросила я, когда Элья разлила ароматный напиток по чашкам и присела рядом.

– Все из-за тамиру.

Элья опустила взгляд к своей нетронутой чашке и с грустью поведала:

– Было время, когда ткань Гехейна трещала по швам и таких случайных Странников, как ты, угодивших в брешь меж мирами, было несметное количество. Кто-то нашел обратную дорогу, кто-то не может сыскать ее и по сей день, а кто-то и не пытается, обретя в Дархэльме новый дом. Именно так среди нас и оказались лиирит и тамиру. Но, в отличие от златоглазых проныр, тамиру стали изгоями. Многие века назад кто-то из волков разгневал ксаафанийских ведьм, и они обрушили свое проклятие на весь народ. Тамиру оказались заперты в звериных шкурах, не в силах сбросить их и вновь пройти по земле на двух ногах. Долгие годы они скрывались в городах, спали в людских домах, свернувшись у огня в кошачьих обличьях, или волками рыли норы в лесах, ночами воя на луну. Но ведьмам это не понравилось: тамиру не усвоили их урок. И тогда они разожгли искру страха и ненависти в человеческих сердцах, которая быстро вспыхнула смертоносным пожаром – люди обернулись против тамиру, в страхе истребляя всех зверей, кто казался им смышленее курицы, пока не загнали остатки волчьего народа в самое сердце Чащи.

Я затаила дыхание.

Элья была удивительной рассказчицей – ее мягкий голос пленял, в каждом слове крылась тайна, а Гехейн, мир, в котором я оказалась, открывался для меня с новой стороны. Я не раз слышала о ведьмах, лиирит или ар’сэт, но впервые ко мне пришло осознание, что эти народы столь же реальны, как и эта человеческая женщина, сидящая рядом со мной. Наверное, рассказы об их могуществе должны были вызывать во мне страх, но я ощущала лишь детский восторг перед неизведанным.

– Почему они так поступили? Неужели тамиру так опасны? – не сдержала я любопытства.

Элья пожала плечами и сделала глоток чая.

– Не думаю, что ведьм волнует чья-то безопасность. Бездонные отнимают тела у отцов и матерей, проливающих слезы над могилами детей, а кракты уничтожают целые стада, лишая деревни пропитания. И ведьмам нет до этого никакого дела. И не будет, пока Теням и паукам хватает ума держаться подальше от Ксаафанийских болот.

Повисла пауза. Мне хотелось подробнее узнать, кто такие Бездонные и кракты, услышать больше о Ксаафанийских островах, откуда была родом сама Элья. Может, она даже встречала ведьм? Но, увидев хмурое лицо служанки и ее опущенные плечи, я не решилась донимать ее расспросами и попыталась придумать другую, более непринужденную тему.

Внезапно одна из двенадцати Слез Эрии на запястье Эльи озарилась теплым светом, сообщая о наступлении нового часа. Служанка легонько тряхнула рукой, заставляя погаснуть крохотный неограненный кристаллик.

– Господин Омьен скоро проснется, – сообщила она. – Пора привести тебя в порядок, сегодня важный день.

Поначалу день ничем не отличался от уже минувших: господин Омьен заперся в своем кабинете, Шейн пропадал в городе, Элья работала в саду, а Шеонна развлекала меня рассказами о своих злоключениях и карточными играми.

Но с приближением вечера домом овладела суета, а мною – страх и тоска.

По словам господина Омьена, Артур Моорэт был единственным человеком на юге Дархэльма, в чьих силах открыть Двери в чужой мир. Но я не знала, чего ожидать от Хранителя. Каким способом он вернет меня домой? Будет это больно или опасно? И самое главное: как скоро это произойдет – есть ли у меня еще время, или это случится уже сегодня?

– Не стоит так волноваться, милая, – добродушно улыбнулась Элья, заплетая мои густые волосы в тугую косу.

– Я не волнуюсь, – соврала я, но голос предательски дрогнул.

– Ты трясешься как лист на ветру.

Элья ласково коснулась моих плеч и развернула к себе лицом.

– Тебе не стоит волноваться – и уж тем более чего-то бояться. Господин Омьен не даст тебя в обиду и обязательно поможет вернуться домой.

Женщина заботливо пригладила мои волосы и коснулась губами лба. Это был настолько искренний жест, наполненный материнским теплом, что на глаза невольно навернулись слезы. Я поспешила опустить голову, слабо кивнув в ответ. К счастью, Элья не заметила моих влажных глаз, потому что в комнату, словно порыв осеннего ветра, ворвалась Шеонна.

– Нашла! – воскликнула она, размахивая над головой перчатками. – Надеюсь, они подойдут.

Я с благодарностью приняла их и натянула поверх повязок – так они не будут привлекать лишнее внимание. Белое кружево прекрасно дополнило наряд: платье из светло-серого бархата до колен с высоким воротом и пришитой к плечам легкой сиреневой накидкой.

Из моего гармоничного образа выбивалась лишь одна деталь – красный кристалл на шее, окутанный серебряной паутинкой оправы. Это все, что осталось у меня в память о родителях, и я никогда не расставалась с этой вещью.

Я посмотрела через зеркало на Шеонну, возникшую за спиной. Она перехватила мой взгляд в отражении и ободряюще улыбнулась. У нас было мало общего, но все же кое-что роднило: мы обе познали утрату в раннем детстве и наша память о близких заключалась в материальных вещах. Взгляд опустился к запястью Шеонны, где зеленый шелк рукава собрался в складки, а под ними выделялась кожаная нить, продетая через небольшую монету. Шеонна тоже никогда не расставалась с ней: иногда монета висела на ее шее, а иногда, как сейчас, пряталась на руке.

– Что это? – однажды спросила я подругу, воспользовавшись ее разговорчивым настроением.

– Монета, – ответила она с лукавой усмешкой. – Элья рассказывала, что нашла ее в складках моих пеленок, когда мама вернулась из Коэты. Монета – все, что у меня осталось на память о ней. И в некотором роде это даже символично. Шейн говорит, что я часто играю на нервах Саит и мне будет чем откупиться, если богиня смерти не выдержит и придет за мной.

Шеонна шутила, но в ее глазах затаилась глубокая печаль. Я не осмелилась продолжить этот разговор. Каждый в этом доме пережил личную трагедию, и, задавая кому-то очередной вопрос, я боялась случайно причинить боль.

Но сегодня ничто не омрачало взгляда Шеонны.

– Ну что, ты готова познакомиться с Артуром Моорэтом? – подмигнула мне подруга.

Я в нерешительности застыла перед калиткой. Мне казалось, если пересечь эту черту, я стану совершенно беззащитна. Но в то же время меня тянуло на городские улицы, хотелось увидеть Эллор, его жителей и чудеса, скрытые от меня каменной стеной. Шеонна подхватила меня под руку и помогла преодолеть страх. Вместе мы шагнули к ожидающему нас экипажу, поразившему меня с первого взгляда: карета не была запряжена.

Это определенно была карета – такая, какой ее описывают сказочники. Пузатая кабина изумрудного цвета, украшенная золотой резьбой. На дверце красовался герб Эллора и всей южной части Дархэльма – черный ворон с распростертыми крыльями, в груди которого сиял бирюзовый кристалл. На облучке сидел кучер в таком же изумрудном костюме, но вместо поводьев в руках он сжимал тонкие рычажки.

Карета имела нечто общее с машинами из моего мира и все же разительно отличалась от них.

– Эта технология взята из моего мира? – спросила я, не зная, к кому точно обратиться.

– Нет, позаимствована из Коэты. Ее жители не столь научно подкованы, как может показаться, но тем не менее они нашли способ получать чистую энергию, – ответил кучер. Я узнала шелестящий голос графа Эридира.

Мужчина приветливо улыбнулся, спускаясь к нам.

– Электричество? – не поняла я.

– Эфир, – заговорщицки прошептал граф, склонившись ближе.

– Тенлер!

Господин Омьен крепко пожал графу руку и с любопытством окинул карету взглядом. Последним из дома вышел Шейн.

– Снова играешь на нервах Коллегии? Место этой бесовской вещицы по ту сторону Разлома, – господин Омьен передразнил чей-то скрипучий голос и лукаво усмехнулся.

Граф Эридир хрипло рассмеялся в густую бороду:

– Сегодня Коллегия будет говорить не только о подвигах Артура. К слову об Артуре! – Мужчина порылся во внутреннем кармане пиджака и извлек маленький желтоватый свиток, перевязанный бордовой лентой. Вместо печати его скрепляла крошечная Слеза Эрии. – Это для тебя, Алесса.

Я не раздумывая приняла подарок, но он тут же выскользнул из моих пальцев и завис над раскрытой ладонью. Не успела я удивиться странному поведению зачарованной вещицы, как свиток развернулся, вспыхнул белым пламенем и в считаные секунды сгинул в сердце маленького кристалла, еще недавно служившего печатью. Впитав магию свитка, сияющая Слеза рухнула в мою ладонь – будто кто-то оборвал нить, удерживавшую осколок в воздухе. Руку от кончиков пальцев до плеча пронзила острая боль, и, вскрикнув, я испуганно отбросила кристалл в траву. Он тут же погас, сделавшись почти бесцветным.

– Забавно, никогда не видел, как это работает… – пробормотал граф Эридир, смотря в ту точку, где только что исчез сверток.

– Что это было? – дрогнувшим голосом спросила я, рассматривая свою правую ладонь. Под белым кружевом перчатки слабо мерцал витиеватый символ, испещренный рунами.

– Это разрешение на пребывание в Гехейне, – пояснил господин Омьен и добавил: – Теперь ни один маг не посмеет оспорить твое пребывание здесь, но, если кто-то начнет задавать вопросы, не отвечай на них.

От его слов пробрала дрожь. Мое пребывание в этом мире и в этом доме могло стоить всем нам очень дорого.

Пора было выдвигаться. Старшие мужчины заняли место на облучке кареты, а мы с Шеонной и Шейном расположились внутри.

– Надеюсь, эта штука не развалится по пути? – усмехнулся господин Омьен.