Цитаты из книги «Дневники», страница 6

Безутешен.Сегодня после обеда в полусне:в конце концов страдание должно разорвать мою голову.И именно в висках.Представив себе эту картину,я увидел огнестрельную рану,края которой острыми выступами загнуты кверху,как в грубо вскрытой жестяной банке.

Горько, горько - вот главное слово. Как же я спаяю из обломков воздушную историю?

Кухарка говорит, что я сразу — она имеет в виду прямиком, без обходных путей — попаду в рай. Так оно и будет.

Она замужем или вдова, имеет детей, у нее живой язык, не дающий мне заснуть, она уверена, что я высокий, здоровый господин в прекрасном возрасте-двадцати восьми лет, охотно вспоминаю свою юность и вообще знаю, что с собой делать. А я лежу здесь на диване, одним пинком вышвырнутый из мира, подстерегаю сон, который не хочет прийти, а если придет, то лишь коснется меня, мои суставы болят от усталости, мое худое тело изматывает дрожь волнений, смысл которых оно не смеет ясно осознать, в висках стучит. А тут у моей двери стоят три женщины, одна хвалит меня, каким я был, две - какой я есть. Кухарка говорит, что я сразу - она имеет в виду прямиком, без обходных путей - попаду в рай. Так оно и будет.

Упреки лежат во мне разбросано, как чужие инструменты, взять и поднять которые у меня не хватает мужества.

 Если б можно было поселиться в Берлине, стать самостоятельным, изо дня в день жить, пусть голодая, но давая выход всей своей силе, вместо того чтобы здесь экономить ее или — еще лучше — обращать в ничто!

Причина испытываемых мною при разговоре слюдьми трудностей – трудностей, совершенно неведомых другим, – заключается в том, что мое мышление, вернее, содержимое моего сознания очень туманно, сам я, пока дело касается лишь меня, безмятежно и иной раз даже самодовольно успокаиваюсь на этом, но ведь человеческая беседа требует остроты, поддержки и продолжительной связности – то есть того, чего нет во мне. Никто не захочет витать со мною в туманных облаках, а даже если кто-нибудь и захочет, то я не смогу прогнать туман из своей головы – между двумя людьми он растает и превратится в ничто.

Я не думаю, будто есть люди, чье внутреннее состояние подобно моему, тем не менее я могу представить себе таких людей, но чтобы вокруг их головы все время летал, как вокруг моей, незримый ворон, этого я себе даже и представить не могу.

Я бессилен и опустошен, как всегда, и, собственно говоря, должен бы размышлять только о том, почему у кого-то все же возникает хоть малейшее желание дотронуться до меня мизинцем.

Пуст, как ракушка на берегу, которую может раздавить нога любого прохожего.