Чужой выбор

– Хорошо, я понял. Если ты считаешь, что твоя семья будет в большей безопасности в самом Гапе, в квартире или в доме, давай продадим шале, хочешь?

Люк, пораженный этим предложением, изумленно воззрился на Виржила.

– Мы ведь договорились, что, если один из нас захочет покинуть шале, с этим никаких проблем не будет, – напомнил тот.

– Да, но… Нет, ни за что! Слишком жаль было бы расстаться с ним. Да к тому же мы еще не выплатили весь кредит, и…

– Неубедительный довод, старина. Мы ведь внесли в шале много всяких улучшений и тем самым повысили его стоимость, ты прекрасно это знаешь.

– Знаю… как знаю и то, что мне не хочется его покидать. И Клеманс тоже не захочет, несмотря на все ее страхи. Здесь наши девчонки живут как принцессы, находятся на воздухе круглый год, зимой и летом. И мéста в шале достаточно, чтобы принимать родных, и мы так сжились друг с другом, все четверо, разве нет?

– Люк, проблема в другом. Мы сейчас говорим о безопасности. Ты хочешь уехать отсюда?

– Но, послушай, как ты можешь говорить об этом… так спокойно?

– Я вовсе не спокоен. Мы выбрали это шале и совместную жизнь несколько лет назад, взвесив все «за» и «против», но теперь ситуация может со дня на день измениться, и я не собираюсь упрекать тебя в этом. Ты мой самый близкий друг и останешься им, так что выбирай сам, что будет лучше для твоей семьи.

Казалось, эти слова должны были убедить Люка в готовности Виржила прийти на помощь, и все же на миг ему показалось, что их прочное взаимное доверие слегка поколебалось.

– Неужели ты готов бросить шале без всяких сожалений? – пробормотал он. – Ни за что не поверю!

– Думай в первую очередь о том, как защитить семью, и пусть тебя не волнуют мои сожаления.

– Виржил, да что с тобой творится?

Люк совсем растерялся: он не понимал, чем объясняется та холодная логика, с которой рассуждал Виржил.

– Может, я тебя… чем-то обидел? – робко спросил он.

– Обидел? С чего это ты взял? Оттого, что я не муж Клеманс и не отец девочек, они мне не менее дόроги, и я проклял бы себя, случись с ними что-нибудь плохое. Но не могу же я принять решение вместо тебя!

– Да я и не собираюсь принимать решение прямо сейчас. Пока что я просто обсуждаю с тобой все возможные варианты. Ох, не надо было мне говорить, что я сожалею о здешней жизни, ведь это неправда – просто минутная слабость.

– Ты же никогда не поддавался слабости, Люк.

– Ну, значит, я и сейчас не позволю запугивать себя этому типу, который возник из прошлого. И пошлю его туда, да так основательно, чтоб он больше не возвращался! – объявил Люк, внезапно почувствовав себя решительным и сильным.

– Ладно, значит, уборка закончена? – иронически осведомился Виржил.

– Да, теперь у меня полный порядок!

Они с улыбкой обменялись многозначительными взглядами, весело расхохотались, снова, как всегда, почувствовав себя единомышленниками.

– Свяжись с электриком, и пусть установит нам этот знаменитый тревожный звонок, – добавил Виржил, направившись к лестнице.

Мужчины застали Филиппину и Клеманс в холле; женщины весело болтали у ярко пылавшего камина, куда они подложили толстое полено.

– Опять пошел снег! – объявила им Клеманс.

За все время, что они прожили в шале, нынешняя зима оказалась самой холодной. Но благодаря прочным стенам и крыше, а также тройным стеклопакетам, внутри всегда сохранялось приятное тепло; тем не менее они почти каждый вечер разжигали камин, ради удовольствия посидеть у огня. Филиппина приносила с собой легкие, но теплые пледы и расстилала их на двух больших диванах, где любила читать или вести разговоры, а Клеманс часто зажигала свечи с ароматом корицы или сандала. Они редко спорили и всегда находили общий язык во всем, что касалось общего быта. Зато на втором этаже, в своем личном пространстве, каждая пара жила как хотела.

Люк открыл один из внутренних ставней и включил лампу над крыльцом. В ее свете замелькали крупные снежные хлопья.

– Завтра утром, перед отъездом, придется ждать снегоуборщика… если он вообще сможет сюда подняться! Филиппина, в котором часу у тебя поезд?

– Без четверти одиннадцать. Я поеду с кем-нибудь из вас, не хочу оставлять свою машину у вокзала на много дней.

Встав, она потянулась и взяла за руку Виржила.

– Пойду наверх, собирать чемодан. Ты идешь?

Тот ответил ей какой-то равнодушной улыбкой и двинулся следом.

– Тебе не кажется, что Виржил в последнее время какой-то… напряженный? – шепнула Клеманс, когда они остались одни. И, вытянувшись на диване, положила голову на колени Люку. – Он ходит хмурый и разговаривает неохотно, – добавила она. – Совсем на себя не похож. Может, у него проблемы – с Филиппиной или в больнице?

– Со мной он ничем таким не делился, – ответил Люк. – Но я с тобой согласен, – видно, его что-то угнетает. Только я не думаю, что это связано с работой. Могу сказать одно: Филиппина слишком долго тянет с детьми и тем самым загоняет его в угол. Он, конечно, любит ее, но все-таки наверняка задает себе вопрос: когда же? Я вот смотрю, как он относится к Эмили и Жюли… Сразу видно, что он обожает детишек и тоже хочет их. Но не через десять же лет…

– Не все женщины мечтают о материнстве. Филиппина держится за свою свободу, не желает себя связывать. Будь ее воля, она бы полгода путешествовала по всему свету, а остальное время просиживала в библиотеках.

– Прекрасная программа… только какое место в ней отводится Виржилу?

– Вот это его и оскорбляет.

– Он тебе что-нибудь говорит на этот счет?

– Да так, намеками. Но в последнее время все реже и реже.

– Может, их роман подходит к концу? Только что Виржил сказал мне, что был бы счастлив завести собаку, вот только Филиппина их боится. В общем, ни детей, ни собак, то есть никаких привязанностей и обязанностей…

– Но я уверена, что она его любит.

– Любовь – это, помимо прочего, умение разделять с любимым человеком и то и другое. Мне кажется, Виржил страдает оттого, что Филиппина ему в этом отказывает. Он человек умный и прекрасно понимает, что ему вряд ли удастся ее перевоспитать.

– И это очень жаль, – пробормотала Клеманс, ее уже постепенно одолевала дремота.

Она высоко ценила Виржила: со временем он стал для нее не только другом Люка, но и ее собственным. Вот уже несколько лет она лелеяла надежду, что он женится на Филиппине, радовалась за него. Однако теперь было ясно, что этот брак маловероятен. И тогда какой же станет их совместная жизнь? Былое равновесие грозило разрушиться, а к этой угрозе добавилось еще и появление Этьена в Гапе. Клеманс тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Скоро надо будет разгрести угли в камине, поставить перед ним экраны и идти наверх, но ей хотелось еще хоть несколько минут полежать на диване, прильнув к Люку, чтобы насладиться чувством покоя, которому, возможно, не суждено быть долгим.

3

Филиппина расхохоталась, услышав новую шутку своего руководителя, который обожал затейливую игру слов. Они сидели в ресторане «Букинисты», куда она пригласила его на обед и где они долго обсуждали работу Филиппины, решая, в каком направлении ей двигаться.

– Ваше упорство, как всегда, принесло свои плоды. Вы действительно глубоко проникли в тему и дали ей очень интересное освещение. Если последуете моим советам, то результат, я полагаю, будет… блестящим.

Филиппина в полном восхищении заплатила по счету, невзирая на протесты профессора, и проводила его до метро. У нее оставалось еще немного времени на шопинг перед встречей с Летицией, сестрой Виржила. Поездка в Париж пришлась очень кстати: недавно Летиция позвонила ей и сказала, что им необходимо увидеться и обсудить одну семейную проблему, – это звучало довольно загадочно, и Филиппине не терпелось узнать, в чем же дело. Что значит «семейная проблема»? Она не была знакома с родными Виржила, да и сам он категорически не желал с ними общаться.

В Париже было совсем не так холодно, как в Гапе, и Филиппина воспользовалась этим, чтобы прогуляться по городу, останавливаясь перед витринами. В конечном счете она купила себе элегантные сапожки на высоких каблуках, которые уж конечно не сможет носить, живя в шале, но они ей очень понравились, и она решила оставить их здесь, в своей парижской студии. Потом, не удержавшись, приобрела куртку на гусином пуху – очень теплую, хотя и безумно дорогую, – убедив себя, что такая одежда насущно необходима при жизни в горах. Этой возможностью сорить деньгами, никому не отчитываясь, она была обязана своим деду и бабушке и в такие моменты всегда с благодарностью думала о них. Они избавили внучку от денежных забот, оставив ей половину своего состояния. Вторая половина была завещана ее родителям, но мать Филиппины тоже вскоре умерла, и она получила еще одно наследство. Ее отец женился два года спустя и уехал к своей второй жене в Квебек. Раз в месяц он присылал дочери длинное послание, а раз в год приезжал в Париж, чтобы обнять ее и убедиться, что с ней все в порядке. Правда, едва приехав, он уже торопился назад, но всегда приглашал Филиппину к себе в Канаду и каждый раз уверял ее, что «в случае чего всегда готов помочь». Словом, у них были мирные и теплые отношения, но Филиппина не стремилась видеться со своей мачехой. Ей достаточно было знать, что отец любит свою единственную дочь даже на расстоянии.

Летиция уже поджидала Филиппину, когда та, нагруженная покупками, открыла дверь паба на улице Отфёй, где была назначена встреча. Виделись они нечасто и в первую минуту ощутили легкую неловкость; потом Летиция спросила, как поживает ее брат.

– У Виржила все прекрасно, он весь в работе! Но ты же его знаешь – он это обожает.

– А какая у вас там погода? Похоже, вы все время живете в снегах…

– Да, снега полно и холодно, как на Северном полюсе. Слава богу, у нас очень комфортабельное шале, а благодаря Люку мы не боимся гололеда, иначе не смогли бы и выезжать из дома.

Говоря это, Филиппина рассматривала Летицию, – похоже, та была в хорошей форме. Строгий элегантный костюм, подобающий бизнес-леди, – этот имидж нарушали только распущенные, слишком длинные волосы. Темно-голубые глаза с золотыми искорками, совсем как у брата, – правда, она не обладала его харизмой и уверенностью в себе. Они с Филиппиной были почти ровесницами, но, несмотря на это, Летиция никогда не пыталась сблизиться с ней.

Филиппина очень рано начала вести самостоятельную жизнь, и поэтому ей казалось очень странным, что Летиция все еще находится под опекой родителей.

– Так о чем ты хотела со мной поговорить? – спросила она, решив положить конец банальностям, которыми они обменивались.

Но тут подошел официант, и они заказали два бокала пуйи.

– У меня к тебе весьма деликатная просьба, – объявила наконец Летиция. – Дело в том, что у папы скоро будет семидесятилетний юбилей… Мама хочет отметить это событие и организовать грандиозный прием, созвав всю родню и близких друзей. Она очень надеется, что Виржил тоже приедет, потому что без него…

И она замолчала, явно ожидая, что Филиппина как-то отреагирует. Однако та молчала, и Летиция продолжила:

– Виржил и папа, конечно, не ссорились, просто они слегка обижены друг на друга, и этот юбилей – идеальная возможность для примирения. Разумеется, ты тоже приглашена. Мы назначили праздник на последнюю субботу февраля, то есть почти через месяц. Отмечать будем у нас дома, мама уже начала готовиться, а ты знаешь: она скупиться не будет и устроит роскошное действо.

– Да, могу себе представить.

– Послушай, ты единственный человек, который может уговорить Виржила приехать. Я знаю, что папа очень переживает из-за того, что они почти не видятся, разорвали отношения. Но это слишком глупо: они просто не поняли друг друга, обыкновенное недоразумение. А между тем проходят годы, и папа не молодеет.

Филиппина вздохнула:

– Летиция, ты сама-то себя слышишь? Папа то, мама это – можно подумать, ты малый ребенок!

– Ну, это я здесь так выражаюсь, у нас же разговор приватный! А в банке я его называю, как все, «господин директор». Но ты пойми: эта годовщина символична, она означает конец его профессиональной деятельности, и ему трудно с этим свыкнуться. А примирение с сыном было бы для него самым большим счастьем, какое только можно себе представить.

– До сих пор вы что-то не очень заботились об этом «большом счастье». Если бы вы искренне хотели уладить их ссору, нужно было действовать открыто. А ты все эти годы встречаешься с братом тайком от родителей, как с изгоем, а твоя мать звонит ему лишь тогда, когда остается дома одна. Кстати, почему бы ей самой не пригласить Виржила?

– Потому что она боится услышать отказ. Он ведь может ответить, что завален работой и не может оставить больницу. Хотя каждый работник имеет право взять два свободных дня, верно ведь? В общем, если бы вы провели с нами этот уикенд, было бы грандиозно.

– Это от меня не зависит.

– Нет, зависит. Виржил тебя послушает, ты имеешь на него влияние.

– Да с какой стати мне это делать? Я человек посторонний.

– Не скромничай, Филиппина, ты же живешь с ним. Он, конечно, ведет странную жизнь, забившись в эту дыру на другом конце Франции, и все потому, что не переносил советов старших и…

– В дыру? – сухо перебила ее Филиппина. – Странную жизнь? Но Гап вовсе не дыра, местная больница прекрасно оборудована, и вдобавок твой брат, как тебе известно, любит жить в горах. А ты из чистого снобизма уверяешь, что оперировать колени и запястья гораздо интереснее в Париже, чем в провинции. Для вас все, что находится за пределами парижской кольцевой дороги, вообще не стоит внимания. Судя по тому, что рассказал мне Виржил, именно это и стало предметом его спора с вашим отцом. Так вот: если вы еще не отказались от этого предубеждения, я сильно сомневаюсь, что ваше семейное сборище пройдет мирно!

– Да не сердись ты так, погоди… Ты же не будешь отрицать, что настоящую карьеру можно сделать только в Париже?

– Твой брат вовсе не хочет делать большую карьеру, особенно такую, какую навязывал ему ваш дядя. Он хотел спокойно заниматься своей работой. Делать ее хорошо и в хороших условиях.

– Я знаю. Мой па… мой отец сейчас уже смирился с этим.

– Вот пусть и скажет это Виржилу.

– Он скажет – если вы ему предоставите такую возможность. То есть если вы приедете.

Раздраженная Филиппина залпом допила свое вино. У нее не было ни малейшего желания ввязываться в эту старую семейную распрю. Виржил нуждался не в примирении с отцом и дядей, а, скорее, в другом – в детях, которых она отказывалась ему подарить. Растрогает ли его попытка Летиции? Пойдет ли он на примирение с родными? Что касается ее самой, она вовсе не желала участвовать в этом празднестве, но, с другой стороны, это будет удобным случаем, чтобы провести вместе с Виржилом два-три дня в Париже. Юбилейный обед они как-нибудь переживут, зато потом смогут походить по ресторанам и магазинам, посетить выставки, театр – вдвоем, чего никогда еще не делали. Ну, а заодно она сможет удовлетворить свое любопытство и как следует приглядеться к семейству Декарпантри, которое до этих пор почти не знала.

– Ладно, – наконец сказала она. – Я с ним поговорю; может, мне и удастся его убедить, но я ничего не гарантирую.

– Ну, спасибо тебе! – воскликнула довольная Летиция. Интересно, что ее так обрадовало – перспектива вновь увидеться с братом или только мысль о том, что она выполнила желание родителей? Филиппина предоставила ей возможность заплатить по счету, и они распрощались, обнявшись на прощание.

Клеманс то и дело поглядывала в зеркало заднего вида: она была почти уверена, что ее кто-то преследует. Впервые она заметила это, свернув с дороги, ведущей на Монмор, и взяв курс на Воклюз, и все это время, несмотря на ее попытки набрать или сбросить скорость, машина, идущая сзади, упорно держалась позади, все более приближаясь.

Еще в тот миг, когда Клеманс вышла с двойняшками из школы, у нее возникло неприятное ощущение, что за ней следят, но она одернула себя. Потом, перед тем как выехать из Гапа, она остановила машину у булочной, где привыкла покупать хлеб, и тут увидела старый черный джип с тонированными стеклами, который уже приметила на улице, где находилась школа.

Неужели это та же машина, что преследовала ее? Снег прекратился, но уже стемнело, и теперь однообразный белый пейзаж переливался в лучах фар блестками инея; в нем было что-то призрачное, что-то чреватое опасностью при езде.

– Мам, ты нас трясешь! – недовольно воскликнула Эмили.

Жюли, как всегда, повторила фразу сестренки, но только плаксивым тоном. На какой-то миг Клеманс отвлеклась от дороги, глянув на дочек, таких похожих внешне и таких разных по характеру. Эмили – решительная, а часто резкая и, вдобавок, спортивная – была типичным экстравертом. Жюли – мягкая и мечтательная – отличалась ранимостью и замкнутым нравом. Обе девочки, темноволосые, как их отец, и сероглазые, как мать, были очаровательны.

Внезапно зеркало заднего вида словно вспыхнуло: машина, которая ехала сзади, приблизилась чуть ли не вплотную, ослепив Клеманс яркими фарами, и на сей раз она явственно почувствовала опасность. Сомневаться не приходилось: этот безумец, ехавший следом, наверняка был Этьеном, даром что она не могла различить лицо водителя. Клеманс было все труднее одолевать многочисленные виражи; она судорожно вцепилась в руль, стараясь не поддаваться панике. Наконец она решила притормозить, включила вторую скорость и свернула на правую обочину, чтобы пропустить своего преследователя, раз уж не удавалось оторваться от него, но он сделал то же самое и теперь ехал меньше чем в метре от ее заднего буфера.

– Мам, что ты делаешь? – всполошилась Эмили. – Посмотри, там кто-то едет прямо за нами!

– Я вижу, дорогая, вижу…

И Клеманс опустила зеркало заднего вида, которое ее слепило.

Теперь оно отражало встревоженные мордашки девочек.

– Поезжай быстрей, мам, ты же его задерживаешь!

Медлить было бесполезно, ее преследователь явно решил не отставать, что бы она ни делала. Клеманс прибавила скорость и выехала на середину узкого шоссе. Если водитель, пытавшийся ее запугать, был Этьеном, она все равно не сможет оторваться от него. Невзирая на прекрасные качества своей «тойоты», Клеманс не очень уверенно чувствовала себя за рулем. Люк на ее месте давно уже разобрался бы с ситуацией, но машина приближалась к перешейку Фестр, а она побаивалась этого сложного отрезка шоссе, расположенного между Серр-Лакруа и Шове, на высоте двух тысяч метров. Дорога выглядела опасно узкой даже в дневное время, а уж сейчас, этой ледяной ночью, и подавно. Клеманс решила, что разумнее все же остановиться. Сейчас они ехали по прямой части шоссе; воспользовавшись этим, она включила указатель поворота, выехала на заснеженную обочину, опустила стекло и, высунув руку, сделала другой машине знак проезжать. Но та остановилась за ней, все в такой же угрожающей близости.

– Мам, почему ты остановилась? – звонко спросила Эмили.

– Хотела, чтобы этот господин обогнал нас, дорогая.

Клеманс прождала несколько минут, но тщетно. Она подняла стекло и поняла, что у нее нет никакого желания выходить из машины. Нервными движениями она проверила, надежно ли заперты все четыре дверцы и багажник машины. От этого бесцельного сидения ей становилось только страшнее.

– Поехали, мама, ну поехали! – умоляюще попросила Жюли.

Впервые она заговорила раньше сестры. У этой девочки была сильно развита интуиция, и она легко угадывала чужие эмоции; сейчас ей наверняка передался страх матери. Клеманс подумала: может, позвонить Люку и посоветоваться, что ей делать? Но Люк наверняка еще у себя на работе и ничем не сможет ей помочь.

Все же она бросила взгляд на тачпад и нажала на номер мужа. В машине раздался звонок, но он шел от автоответчика Люка, а это означало, что связаться с ним нельзя. Клеманс вытерла взмокшие ладони о свои вельветовые брюки, включила первую скорость и медленно съехала с обочины на дорогу. Черный джип тут же двинулся следом.

– Черт бы тебя побрал! – пробормотала она. – Прямо как в «Дуэли» ^[9]!

– А что такое дуэль? – поинтересовалась Эмили.

– Это такой фильм, детка… Мне не нравится, что за нами все время кто-то гонится.

– А ты езжай побыстрей, и тогда мы скоро будем дома!

Теперь Клеманс должна была любым способом избавиться от своего преследователя. До шале оставалось всего три километра, – может, ей все-таки удастся отделаться от этого джипа? Но что, если он будет висеть у нее на хвосте до самого конца? Неужели ей придется сидеть вместе с девочками в машине, взаперти? Клеманс довольно лихо одолела первый вираж и констатировала, что расстояние между двумя машинами увеличилось. Взбодрившись, она снова нажала на акселератор. Ей казалось, что она знает дорогу наизусть, может проехать по ней даже в темноте, но стресс и скорость, на которую она решилась, мешали ориентироваться на местности.

А в зеркале заднего вида снова засверкали фары машины, несущейся следом.

Клеманс, уверенная, что цель близка, выжала до предела педаль скорости, и слишком поздно увидела крутой вираж, о котором совершенно забыла; «тойота» пропахала сугроб и врезалась в склон. В ужасе Клеманс дала было задний ход, надеясь, что четыре шипованных колеса позволят внедорожнику выехать обратно, но позади него, загородив дорогу, уже стоял джип.

– Сидите смирно, девочки! – приказала она шепотом.

– Мам, смотри… этот дядя хочет нам помочь, – нерешительно произнесла Эмили.

Клеманс обернулась и с ужасом увидела, что из джипа действительно выбрался водитель. Несмотря на слепящий свет фар, она без труда узнала могучую фигуру Этьена.

– Сидите смирно! – повторила она, чуть громче.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь преодолеть свой страх. Этьен остановился рядом с ее окном и постучал в стекло.

– Клеманс!

– Ты его знаешь? Это кто? – с интересом спросила Эмили.

– Это кто? – эхом повторила Жюли.

– Клеманс, с тобой все в порядке, бедняжка моя?

Вместо ответа она кивнула, не глядя на него.

– Ку-ку, детки! – окликнул Этьен и прижался лицом к стеклу, стараясь разглядеть девочек, которые забились в дальний конец сиденья, подальше от него.

– Давайте, выходите-ка все! Я отвезу вас домой!

И он нажал на ручку дверцы, пытаясь ее открыть.

– Клеманс, у тебя все дверцы заблокированы. Нажми на кнопку, слышишь? Я могу отвезти вас в шале, а там ты уж вызовешь техпомощь, чтобы вызволить машину, потому что, я думаю, сама по себе она отсюда не выедет. Ты промахнулась на этом вираже…

Он орал во всю глотку, чтобы его услышали в машине, и девочки закрыли уши руками.

А Этьен безрезультатно дергал за ручку дверцы и наконец разъяренно грохнул кулаком по крыше «тойоты».

– Ну, хватит валять дурака, Клеманс, выходи живо!

Теперь тон сменился: Этьен уже приходил в ярость. Клеманс чувствовала, как по ее спине стекает пот и пуловер прилипает к коже. Ужас мешал ей рассуждать здраво.

– Мааам… – захныкала Эмили.

Жюли тоже заплакала и прижалась к сестре. Клеманс безрезультатно пробовала вернуть к жизни заглохший мотор, а Этьен снаружи разразился хохотом.

– Никуда ты не поедешь, дурья башка, тебе и с места не сдвинуться! Так что давай выбирайся из машины и девчонок захвати – я, так и быть, довезу вас домой.

– Мам, как ты думаешь, он злой? – шепнула Эмили.

– Я ему не доверяю, дорогая. И пока мы находимся в машине, нам ничего не угрожает.

На самом деле Клеманс была в этом не очень уверена. Она чувствовала себя беспомощной, неспособной что-либо придумать. Господи, ну хоть бы по этой дороге проехала какая-нибудь машина! В конце концов кто-то же здесь появится, и тогда она начнет сигналить и включит аварийные огни… Можно, конечно, вызвать по телефону жандармов, но что она им скажет? Что какой-то подозрительный тип хотел вызволить ее из затруднения? Этьен ведь не угрожал ей – наоборот, предлагал свою помощь! И, конечно, изобразит перед жандармами эдакого сердобольного водителя, а ее выставит на посмешище.

Но тут Клеманс вздрогнула: машина затряслась оттого, что Этьен яростно пинал колеса.

– Ты застряла в кювете, идиотка! Если я сейчас уеду, ты рискуешь проторчать тут всю ночь и сдохнуть от холода вместе со своими сопливками!

Он уже орал вовсю, рассчитывая взять ее на испуг и заставить выйти.

Клеманс трясущейся рукой схватила мобильник. Пускай она покажется смешной, тем хуже, но ей нужна помощь.

– Мам, смотри, – машина едет!

Автомобиль, выехавший из-за поворота, едва не задел джип и отлетел к противоположной обочине. Клеманс тут же нажала на клаксон, а Эмили возбужденно выкрикнула, прямо ей в ухо:

– Это Виржил, мама! Это машина Виржила!

И точно: Клеманс с невыразимым облегчением увидела, как из «ренджровера» выбирается Виржил, натягивая на ходу теплую куртку. Этьен обернулся, и мужчины посмотрели друг на друга.

– Какие-то проблемы? – осведомился Виржил. – Вы столкнулись?

Потрясенная Клеманс разблокировала свою дверцу и поспешно вышла из машины. А Этьен уже начал с широкой улыбкой разъяснять ситуацию:

– …и я просто хотел ей помочь, а она бог знает почему испугалась меня, и тогда…

– Ты преследовал меня с самого Гапа! – прервала его Клеманс. – И слепил фарами до тех пор, пока я не потеряла контроль над машиной!

– Да нет же, я просто хотел тебя обогнать, вот и все, потому что ты еле тащилась и к тому же по самой середине шоссе. А что касается потери контроля, так ведь ты же сама врезалась в сугроб, разве нет?

– Я вижу, вы знакомы? – прервал его Виржил, разобравшись в ситуации. – Вас, кажется, зовут Этьен, так ведь?

– Точно! А вы?..

– А я – друг семьи.

Этьен устремил вызывающий взгляд на Виржила, и облегчение Клеманс тотчас сменилось новым приступом страха. Что, если они подерутся… и чем это закончится?

– Мы загородили всю проезжую часть, – сказал Виржил, пристально глядя на Этьена. – Не стоит провоцировать новые ДТП. Вы можете ехать, я сам займусь машиной Клеманс и провожу их до нашего дома.

Этьен поколебался, потом бросил последний взгляд на Клеманс и пробурчал:

– Ну, как угодно… Только имейте в виду, в следующий раз, когда вы врежетесь в сугроб, я не остановлюсь и помогать не стану!

Злорадно расхохотавшись, он сел в свой джип и, рванув с места, чуть не проехал по ногам Виржила, – тот едва успел отступить. Клеманс кинулась в объятия Виржила; ее бил озноб, она с трудом сдерживала истерические рыдания.

– Давай-ка садись в машину, а то простудишься, – мягко сказал он.

Из заднего окна «тойоты» выглядывали двойняшки, посылавшие Виржилу воздушные поцелуи. Он усадил Клеманс на пассажирское место, сам сел за руль и осторожно попробовал дать задний ход. Сначала колеса вращались вхолостую, но после нескольких неудачных попыток машина все же тронулась с места. Наконец они выехали на шоссе, и Виржил ободряюще улыбнулся Клеманс.

– Ну как, сможешь вести сама? Поезжай за мной следом до самого шале. Это займет всего пару минут…

И он обернулся к девочкам, которые с радостным смехом возились на заднем сиденье.

– А ну-ка, спойте что-нибудь веселенькое, чтобы ободрить маму!

Двойняшки, не сговариваясь, в один голос затянули песенку, недавно выученную в школе. Успокоенный этим дружным веселым дуэтом, Виржил уступил Клеманс водительское место, а сам направился к своему внедорожнику.

Этьен произвел на него гнетущее впечатление, – наглый, упертый тип; он, конечно, преследовал Клеманс, но с какой целью? Ведь не собирался же он ее похитить! Может, просто хотел напугать? Или готовил какую-то запоздалую месть? Сегодня вечером Клеманс могла попасть в серьезную аварию вместе с девочками в машине, запаниковав на этой обледенелой дороге. Если бы он, Виржил, в силу исключительных обстоятельств, не возвращался домой раньше обычного, кто знает, что с ними стряслось бы?! Да, видимо, придется все же попросить жандармов проследить за Этьеном. Но будет ли это достаточно обоснованно? Обе его встречи с Клеманс имели объяснение: первая – зайти повидаться, вторая – предложить помощь на дороге, – в общем-то, ничего угрожающего. Он вполне мог заявить, что бывшая супруга жалуется на него без всякой веской причины.

Вернувшись в шале, Виржил сварил для всех какао, посидел с Клеманс, пока она окончательно не успокоилась, и только потом поднялся на второй этаж, в маленький кабинет Филиппины. Ему очень не хватало ее. И тем не менее именно ее отсутствие позволяло Виржилу беспристрастно анализировать их отношения. Ему никак не удавалось серьезно обсудить их с ней, она избегала этого разговора, откладывая его «на потом». Всегда «на потом». Но до каких же пор? Шли годы, а в их совместной жизни не наблюдалось никаких перемен. Филиппина как раз и ценила это беззаботное существование, тогда как он находил его абсолютно бесцельным. Жить беспечно, как птицы небесные, – нет, его это больше не устраивало.

Зато в этом шале Виржил обрел идеальное место для жизни. И хотя он вполне серьезно предложил Люку продать дом, если понадобится, для него это стало бы настоящим горем. Они с Люком вложили столько труда – и при этом чисто мальчишеского веселья – в отделочные работы, которые занимали все их выходные в течение целого года, они навеки сроднились с этим местом. И с тех пор жили здесь, в самом сердце горного края, в идеальном согласии, наслаждаясь прелестями каждого времени года и сознавая, как им повезло. Жизнь в другом месте была бы жалкой и унылой, так же как и разлука с другой парой. Но теперь, когда над Клеманс нависла такая опасность, прежняя ситуация стала уже неприемлемой. Да… если Этьен вознамерился отравить им существование, он почти достиг своей цели!

Но тут легкий стук в дверь прервал мрачные размышления Виржила.

– Не помешаю? – спросил вошедший Люк.

– Нет! Заходи…

Как правило, никто из них никогда не вторгался на соседнюю территорию, и у Люка должны были быть серьезные причины, чтобы явиться к Виржилу, да еще в «святая святых» – кабинет Филиппины.

– Как же нам повезло, что ты сегодня ехал домой раньше обычного!

– Да, нашему пациенту внезапно стало хуже, и операцию отложили в последний момент. А так как в расписании больше ничего не было, я и уехал. Ты прав, действительно повезло…

Люк кивнул и нервно заходил по комнате. Его мрачный вид ясно говорил о том, как он озабочен.

– Даже не представляю, чем бы это кончилось, если бы ты не успел, – сказал он наконец.

– Не знаю. Наверно, ничем хорошим.

Они снова замолчали, потом Виржил предложил:

– Хочешь, давай завтра утром перед работой съездим вместе в жандармерию. Нужно четко разъяснить им ситуацию. Только, к сожалению…

– Да, я понимаю. Этьен хитер, он никогда не признает свою вину и на все найдет ответ.

– И тем не менее хорошо, если бы они его вызвали. Может, тогда он поймет, что нельзя безнаказанно делать гадости.