Мистические истории. День Всех Душ

Раскрыть ей истинный смысл моего восклицания я никак не мог. Бессонной ночью, многократно перебрав в уме все обстоятельства, я решил, что Мэдлин ничего от меня не узнает. Лучше уж я буду всю жизнь страдать, чем ей станет известно, что в доме является призрак ее дяди. Мистер Хинкман в отлучке, и Мэдлин, услышав о появлении его духа, уверится в смерти дяди. Что, если она не переживет этот внезапный удар? Нет уж, смолчу, и пусть мое сердце истекает кровью.

Следующий день выдался погожим, не холодным и не слишком жарким; веял легкий ветерок, природа улыбалась. Но ни прогуляться с Мэдлин, ни прокатиться верхом мне не удалось. Весь день она как будто была очень занята, и мы почти не виделись. За столом она держалась любезно, однако очень сдержанно. Очевидно, Мэдлин рассудила так: хотя я вел себя очень грубо, подоплека моих слов осталась для нее тайной. В самом деле, что могло быть уместней, чем изобразить, будто она не поняла смысл моего вчерашнего высказывания?

Я был подавлен, несчастен и все больше помалкивал; единственным проблеском света на затянутом тучами горизонте был тот факт, что Мэдлин, при всех ее стараниях казаться беззаботной, тоже явно было невесело. Залитая лунным светом веранда в тот вечер пустовала, но, бродя по дому, я застал Мэдлин одну в библиотеке. Она читала, но я подошел и сел рядом. Я чувствовал, что должен объяснить свое вчерашнее поведение – если не полностью, то хотя бы частично. Мэдлин спокойно выслушала мое несколько натужное извинение за слова, произнесенные накануне.

– Не имею ни малейшего понятия, чтó вы имели в виду, но разговаривали вы очень грубо, – сказала она.

Я, нисколько не кривя душой, отверг обвинение в грубости и с пылом, который не мог не произвести впечатление на собеседницу, заверил, что скорее бы умер, чем нанес ей какую-либо обиду. Затем наговорил на эту тему еще многое и стал умолять, чтобы она поверила: я мог бы полностью и удовлетворительно объяснить свое поведение, если бы не некая помеха.

Мэдлин немного помолчала, а потом произнесла (как мне подумалось, смягчившимся тоном):

– Эта помеха как-то связана с моим дядей?

– Да, – ответил я после краткого колебания, – отчасти она связана с ним.

Мэдлин молчала, глядя в книгу, но не читая. По выражению ее лица я понял, что она настроена благосклоннее, чем раньше. Своего дядю она знала не хуже, чем я, и, наверное, подумала, что если именно в нем заключалась помеха, мешавшая мне высказаться (а воспрепятствовать моему признанию он мог многими способами), то такое затруднительное положение извиняет и мою бредовую речь, и нелепые манеры. Убедившись, что пыл, вложенный в это, пусть и не конца откровенное, объяснение, оценен, я подумал, что надо бы не откладывая открыть Мэдлин свои чувства. Как бы она это ни восприняла, по сравнению с тем, что было совсем недавно, мое положение в любом случае не ухудшится. Что-то в ее лице позволяло надеяться, что, выслушав признание в любви, Мэдлин простит мне вчерашнюю дурацкую оговорку.

Я придвинул свой стул к ней поближе, и одновременно в дверях за спиной у нее возник мой давешний знакомец. Я бы сказал, что он вломился в комнату, хотя дверь осталась закрытой и ни один звук не нарушил тишину. Безумно взволнованный, призрак размахивал высоко воздетыми руками. Когда я его увидел, сердце у меня упало. Явление назойливого духа разрушило все мои надежды. В его присутствии я не мог произнести ни слова.

Должно быть, я побледнел. Уставившись на призрака, я уже почти не замечал сидевшую между нами Мэдлин.

– А знаете ли вы, – вскричал он, – что Джон Хинкман уже поднимается на холм? Через четверть часа он будет здесь, и если вы собираетесь улаживать свои сердечные дела, то не теряйте времени. Но я явился не для того, чтобы это сообщить. У меня ошеломляющая новость! Наконец я получил новую должность! Не больше сорока минут назад одного русского аристократа убили нигилисты. Никому и в голову не приходило связывать с ним такие близкие перспективы. Друзья немедля замолвили за меня словечко, и должность досталась мне. К приезду ненавистного Хинкмана меня и след простынет. Как только прибуду к месту службы, сброшу с себя эту постылую личину. Всего хорошего. Только представьте себе, какое счастье – стать наконец правильным призраком! Тенью не абы кого, а настоящего покойника!

– О! – Сраженный горем, я простер к призраку руки. – Сейчас мне больше всего хочется, чтобы вы стали моей!

– Я ваша, – отозвалась Мэдлин, и в ее обращенном на меня взгляде заблестели слезы.

Призрак в наследство

Однажды в начале лета, когда погожий день клонился к вечеру, я стоял на веранде просторного загородного дома, служившего мне обиталищем. Я только что пообедал, а теперь мне было особенно покойно и приятно любоваться обширной лужайкой и раскинувшимися по ту ее сторону рощами и садами. Пройдя в другой конец веранды, я окинул взглядом привольное пастбище, откуда неспешно тянулось на дойку прекрасное коровье стадо, а также зеленые, но местами уже тронутые желтизной хлеба. Невольно (ибо в принципе я подобных чувств не одобряю) я испытал удовольствие при мысли о том, что все представшее моему взору принадлежит мне. В скором времени эти владения должны были фактически перейти в мои руки.

Двумя годами ранее я женился на племяннице Джона Хинкмана, хозяина этого превосходного имения. Он был очень стар, век его клонился к концу, и все без изъятия наследство было завещано моей жене. Этим, говоря коротко, и вызывались вышеописанные радужные предвкушения, и поскольку возникали они ненамеренно (иное, повторяю, противоречило бы моим принципам), я не усматривал повода себя за них осуждать. Я вступал в брак не ради денег, завещанных моей жене. Напротив, оба мы ожидали, что после нашей свадьбы дядя вовсе лишит ее наследства. Племянница Джона Хинкмана вела его хозяйство, служила дяде единственной опорой и поддержкой; если бы она покинула его ради меня, на прощение нечего было бы рассчитывать. Но она его не покинула. Как ни странно, дядя предложил нам обоим жить в его доме, и наши отношения, к взаимному удовольствию, переросли в тесную дружбу. В последнее время мистер Хинкман часто повторял, что лучшего зятя не мог бы и желать: я интересуюсь скотом и посевами, сельские труды мне близки и понятны, и потому после его смерти имение, о котором он многие годы так любовно заботился, не придет в упадок. Нынче он стар и болен, устал от всего, и на склоне лет его утешает факт, что я не оказался тем горожанином с головы до пят, каковым он меня считал. Мы с женой очень печалились оттого, что дни старика сочтены. Мы были бы рады, если бы он еще долго оставался с нами, но нас грела мысль, что, коли уж ему назначено умереть, наше будущее устроено так, как нравится и дяде, и нам. И пусть читатель, с его возвышенным образом мысли, вместо того чтобы упрекать меня за хладнокровие и бессердечие, просто поставит себя ненадолго на мое место.

Впрочем, именно тогда, на веранде, вам, наверное, захотелось бы покинуть мое место как можно скорей, потому что, озирая поля, я почувствовал на своем плече чье-то прикосновение. То есть прикосновением в полном смысле слова это не назовешь, однако я ощутил, что некто, как бы меня коснувшийся, непременно сделал бы это, будь у него такая возможность. Мгновенно обернувшись, я обнаружил рядом высокого субъекта в униформе русского офицера. Я отшатнулся, но промолчал. Я понял, кто это. Это был призрак – подлинное привидение.

Несколькими годами ранее здесь водился призрак. Я в этом уверен, поскольку сам его видел. Но перед моей свадьбой он исчез и с тех пор не появлялся; и признаюсь, вспоминая о том, что имение не обременено долгами и закладными, я дополнительно радовался тому, что и призрака, его посещавшего, тоже больше нет.

Но вот он – тут как тут. В другом наряде и обличье, однако я его узнал. Это был тот же самый призрак.

– О! – воскликнул я. – Это опять вы?

– Выходит, вы меня помните? – отвечал гость.

– Да, запомнил таким, каким вы являлись мне прежде. Сейчас ваш облик полностью поменялся, но я подозреваю, что вы тот самый знакомый мне призрак.

– Вы правы. Рад видеть вас таким цветущим и, судя по всему, счастливым. Однако здоровье Джона Хинкмана, как я понимаю, оставляет желать много лучшего?

– Да, он немолод и очень болен… Надеюсь, – продолжал я, ощущая, как во мне нарастает тревога, – ваши планы и намерения не были связаны с его предполагаемой болезнью?

– Нет-нет. Я вполне удовлетворен своим нынешним положением. В дневное время я свободен от службы, и разница во времени между Россией и этой страной позволяет мне бывать здесь, когда у вас наступают сумерки, посещать памятные, дорогие мне места.

– Каковой факт, вероятно, сыграл не последнюю роль, когда вы соглашались надеть эту униформу, – заметил я.

Призрак улыбнулся.

– Должен признаться, я хлопочу о здешнем посте для одного моего друга и имею основания надеяться на успех.

– Боже правый! – вскричал я. – Выходит, после смерти старого джентльмена наше обиталище должно стать домом с привидениями? За что наше семейство обречено на столь ужасную муку? Не каждый раз, когда кто-то умирает, в доме заводится привидение.

– О нет! – заверил призрак. – Тысячи подобного рода постов остаются невостребованными. Однако здешнее привиденство очень завидное, желающих не счесть. Думаю, мой друг вам понравится – если, конечно, получит пост.

– Понравится? – простонал я.

Идея повергла меня в ужас.

Призрак явно начал осознавать, как потрясли меня его слова: на его лице выразилось сочувствие. Пока я его рассматривал, мне пришла в голову мысль. Если у меня в доме непременно должен поселиться дух, я бы предпочел именно этого. Может ли одна персона замещать два привиденства? Когда здесь день, в России – ночь, так почему бы моему призраку не служить и тут и там? Не такой уж редкий случай: одна персона занимает две должности. Идея показалась мне вполне реалистичной, и я изложил ее вслух.

– Спасибо, – ответил призрак, – но это неосуществимо. Во-первых, насчет дня и ночи дела обстоят не совсем так, как вы сказали, а во-вторых, здешняя должность требует круглосуточного нахождения на службе. Вы ведь помните, я вам являлся не только ночью, но и днем!

О да! Я это помнил. Очередная незадача: присутственные часы у призрака в данном случае не ограниченны.

– А почему, – спросил я, – к службе не привлекают собственный дух покойного? Я всегда думал, дело устраивают именно так.

Призрак покачал головой.

– Подумайте, что светит духу покойного, не обладающему ни опытом, ни влиянием, в соревновании с толпой настырных претендентов, до тонкостей усвоивших все искусства и располагающих необходимой в таких случаях протекцией? Разумеется, иной раз человеку удается устроиться духом самого себя, но так бывает с непопулярными вакансиями, при отсутствии других желающих.

– И этот пришлец, – в панике воскликнул я, – примет облик мистера Хинкмана? Если подобное привидение попадется на глаза моей жене, она этого не переживет.

– Назначенный сюда дух не будет походить на Джона Хинкмана. Чему я рад, поскольку это нравится вам, а вы единственный человек, с которым мне доводилось столь непринужденно и приятно беседовать. Прощайте!

В тот же миг русского офицера, стоявшего рядом, и след простыл.

А я, опустив веки, замер на месте. Во мне уже трудно было узнать человека, который только что с таким удовольствием любовался красивым пейзажем. На окружающий мир пала тень – и это не были сумерки. Мы думали, прекрасное имение достанется нам без всяких обременений, но нет. Как капля дегтя к бочке меда, к нему прилагается жуткое условие – терпеть в доме призрака.

Мэдлин с Пеграмом ушла уже на второй этаж. Пеграмом зовется наш ребенок. Мне это имя крайне неприятно, однако со стороны Мэдлин оно фамильное, и она настояла на том, чтобы дать его нашему сыну. Мэдлин была полностью поглощена заботами о ребенке – чрезмерно поглощена, как мне частенько казалось, потому что в тех случаях, когда я особенно нуждался в ее обществе, нас непременно разлучал Пеграм. С нами проживала сестра жены, к тому же у Пеграма имелась нянька, и все же Мэдлин пеграмизировалась до такой степени, что долгие часы, которые я мечтал посвятить радостям супружества, мне приходилось проводить либо в одиночестве, либо в компании старого джентльмена или Белл.

Белл настоящая красавица, хотя, на мой вкус, не обладает такими чарами, как ее сестра. Правда, не все, вероятно, разделили бы мои предпочтения; по крайней мере, один человек точно не разделил бы. Я говорю о Уилле Креншо, моем старинном школьном приятеле, который уехал в Южную Америку служить инженером-строителем. Уилл был признанным поклонником Белл, хотя формально она не связывала себя никакими обязательствами. Но мы с Мэдлин были всей душой за этот брак, спали и видели, чтобы Белл согласилась, и, собственно, не сомневались: молодой инженер вернется и свадьба состоится. Уилл – отличный парень, мой лучший друг, и виды на будущее у него были самые превосходные. Мы планировали, что после свадьбы молодая чета поселится с нами. Белл с сестрой, конечно, будут в восторге, я же в лице Уилла получу самого желанного компаньона. В дальние страны он больше не уедет, и наш дом сделается самым приятным местом на земле!

И тут эта гнетущая новость: мы получаем в сожители призрака!

Прошло немногим больше недели, и Джона Хинкмана не стало. Все, диктуемое уважением и привязанностью, было проделано должным образом, и никто не печалился о смерти дяди моей жены так глубоко, как я. Если бы это зависело от меня, он пребывал бы на этой земле до конца моих дней.

Когда жизнь в доме вновь вошла в спокойное русло, я стал поглядывать по сторонам в ожидании призрака. Я не сомневался, что первым делом он покажется именно мне, и, наряду с печалью и досадой, испытывал и некоторое любопытство, поскольку не знал, какой он примет вид. То, что он не собирается выдавать себя за Джона Хинкмана, служило мне единственным утешением.

Но неделя шла за неделей, а призрак не являлся, и я стал уже думать, что ввиду выказанного мной отвращения к подобному соседству меня решено пощадить. Тем временем мои мысли заняла другая забота.

На дворе было лето, погода стояла прекрасная, и как-то после полудня я пригласил Белл на прогулку. Я предпочел бы Мэдлин, но она отговорилась занятостью, поскольку изготавливала то, что я принял за престольную пелену для Пеграма. Вещица оказалась покрывалом для детской коляски, но на вывод это никак не повлияло: Мэдлин пойти не сможет. За отсутствием Мэдлин Белл тоже вполне устроила бы меня в качестве спутницы. Девушка она приятная, и во время совместных прогулок я всегда вел с нею беседы о Креншо. С каждым днем мне все больше желалось устроить их брак. Но в тот раз Белл заколебалась и выглядела немного сконфуженной.

– Я не уверена, пойду ли сегодня гулять.

– Но ты уже надела шляпку, – настаивал я. – Мне подумалось, готовишься к прогулке.

– Нет. Лучше посижу где-нибудь с книгой.

– Тогда где же она?

У нее в руках не было ничего, кроме зонтика от солнца.

– Ты ужасно точно все подмечаешь, – ответила она с легкой усмешкой. – Я как раз собиралась за ней в библиотеку.

И Белл убежала.

Что-то в нашем разговоре мне не понравилось. Она явно спустилась вниз, чтобы прогуляться. Но без меня – это было очевидно. Гулял я долго и вернулся к накрытому ужину, однако Белл еще не показывалась.

– Она пошла куда-то с книгой, – объяснил я. – Пойду поищу ее.

Я пересек рощу по ту сторону лужайки – Белл нигде не было. Вскоре, однако, поблизости на поляне мелькнуло ее светлое платье. Сделав несколько шагов, я увидел и ее саму, и представьте себе мое удивление: свояченица под сенью дерева разговаривала с каким-то молодым человеком. Ее визави стоял ко мне спиной, но по фигуре и осанке я заключил, что лет ему совсем немного. Шляпа немного набекрень, в руке короткий хлыст, на ногах сапоги для верховой езды. Разговор настолько поглотил внимание собеседников, что они меня не заметили. Зрелище не только поразило меня, но и несколько шокировало. Несомненно, Белл явилась сюда именно ради этого молодого человека – совершенного для меня незнакомца. Не желая выдавать, что видел их, я отступил назад и из-за деревьев принялся звать Белл. Скоро она показалась. Как я и ожидал – в одиночестве.

– Ого! – воскликнула она, поглядев на часы. – Я не знала, что уже так поздно.

– Почитала всласть? – спросил я по дороге домой.

– Я не все время читала, – ответила Белл.

Больше я не задавал вопросов. Какое я имел право расследовать обстоятельства, которые меня не касаются? Однако же ночью я все рассказал Мэдлин. Новость очень ее встревожила, и она, как и я, расстроилась из-за того, что Белл явно пыталась нас провести. В случаях, когда чужие дела срочно требуют ее разумного совета и деятельного участия, моя жена умеет полностью себя депеграмизировать.

– Пойду-ка я завтра с ней, – сказала Мэдлин. – Не хочу, чтобы, если этот тип явится, Белл встретилась с ним одна.

На следующий день Белл снова вышла из дома с книгой, но не успела пройти и несколько шагов, как к ней присоединилась, в шляпке и с зонтиком, Мэдлин. Вместе они отправились в рощу. Возвратились они задолго до ужина, и за едой Мэдлин шепнула мне:

– Там никого не было.

– Она не сказала тебе о молодом человеке, с которым разговаривала вчера? – спросил я позднее, когда мы остались наедине.

– Ни слова. Меж тем я старалась дать повод. Что, если ты ошибся?

– Ничего подобного, – заверил я. – Я видел этого типа так же ясно, как вижу тебя.

– Тогда это просто свинство со стороны Белл. Если ей нужно общество молодых людей, пусть скажет, и мы будем приглашать их домой.

Не то чтобы я полностью согласился с ее последним замечанием. Мне вовсе не хотелось, чтобы Белл знакомилась с молодыми людьми. Ее будущий супруг – Уилл Креншо, и все тут. Но мы с женой сошлись на том, что не станем в разговорах с девушкой затрагивать эту тему. Было бы недостойно выведывать ее секреты; если ей есть что сказать, скажет сама.

Теперь Белл повадилась выходить с книгой каждый день. Мы не предлагали ее сопровождать и избегали всяких намеков на ее новообретенную привычку к чтению в одиночестве. Однажды мы принимали гостей, и Белл пришлось остаться дома. Ночью, когда мы уже были в постели, Мэдлин потрясла меня за плечо.

– Прислушайся, – шепнула она. – С кем это Белл разговаривает?

Ночь была теплой, поэтому наши двери и окна были открыты. Комната Белл находилась недалеко, и мы ясно различали ее негромкую речь. Она явно беседовала с кем-то, чей голос оставался неслышным.

– Пойду посмотрю, – произнесла Мэдлин, вставая.

– Нет-нет, – шепнул я. – Там кто-то стоит снаружи. Позволь, я сойду вниз и поговорю с ним.

Кое-как одевшись, я тихонько спустился по лестнице. Отпер заднюю дверь и направился к окну Белл. Едва завернув за угол, я увидел прежнего молодого франта в лихо заломленной шляпе и с хлыстом в руке. Он стоял под окном и, запрокинув голову, смотрел вверх.

– Эй! – крикнул я и кинулся к нему.

Он обернулся на звук моего голоса, и я сумел рассмотреть его лицо. Он был молод и красив. На губах его играла полуулыбка, словно он готовился отпустить какую-то острóту. Он недоговорил и не отозвался на мой оклик, а, быстро нырнув за росший рядом большой вечнозеленый куст, скрылся из виду. Я побежал туда, но незнакомца не обнаружил. Вокруг были густые заросли кустарника, и он вполне мог ретироваться незамеченным. Поискав еще минут десять и удостоверившись, что малый удрал, я вернулся в дом. Мэдлин с зажженной лампой в руках громко окликала меня сверху, проснувшиеся слуги начали спрашивать, в чем дело, распищался Пеграм, и только в комнате Белл стояла тишина. Мэдлин заглянула в приоткрытую дверь: сестра спокойно лежала в постели. Не говоря ни слова, жена вернулась к нам, и мы еще долго обсуждали с ней происшедшее.

Утром я решил дать Белл возможность объясниться и за завтраком обратился к ней с вопросом:

– Ты, наверно, слышала ночью шум?

– Да, – ответила она спокойно. – Ты поймал его?

– Нет, – раздраженно бросил я, – и очень об этом жалею.

– Что бы ты с ним сделал, если бы поймал? – Гораздо медленней и сосредоточенней, чем обычно, Белл полила свою овсянку сливками.

– Что бы сделал? Понятия не имею. Но ясно одно: я бы ему внушил, что не позволю чужакам шляться по ночам под нашими окнами.

Последнее замечание заставило Белл слегка покраснеть, но она промолчала, и разговор на эту тему заглох.

Сцена за завтраком глубоко огорчила нас с Мэдлин. Мы убедились окончательно: Белл известно, что мы осведомлены о ее знакомстве с молодым человеком, но она по-прежнему не собирается ни объясняться, ни оправдываться. Она поступила с нами безобразно, и мы волей-неволей дали ей это понять. Держалась она притом тише воды ниже травы, ничем не походя на то веселое и беззаботное создание, каким была еще недавно.

Я убеждал Мэдлин пойти к Белл и по-родственному с ней поговорить, но она отказалась.

– Нет, – покачала она головой, – я слишком хорошо ее знаю. Добром это не кончится. Если произойдет ссора, я не хочу быть зачинщицей.

По мне, возникшая неловкость была не многим лучше ссоры, и я решил положить ей конец. Я сделаю все возможное, чтобы ночные визиты юноши прекратились. Мнение мое о Белл уже никогда не будет прежним, но если наглого субъекта удастся удалить, а Уилл Креншо вернется и поведет себя так, как положено серьезному кавалеру, все еще может сложиться благоприятно.

И тут, как это ни странно, мне подумалось, что обещанный призрак придется теперь очень даже кстати. Перебирая в уме способы удаления тайного поклонника Белл, я понял, что задача эта совсем не проста. Пристрелить его я не могу, и как помешать встречаться двум молодым людям, над которыми у меня нет никакой власти? Что, если ожидаемый призрак облегчит мне эту задачу? Если он обнаружит такую же любезность и сговорчивость, как предшественник, его можно будет убедить поспособствовать ради благополучия семейства разрыву этой не сулящей ничего доброго связи. Если он согласится присутствовать на свиданиях молодых людей, дело будет улажено. По собственному опыту мне было известно, что подобный свидетель отнюдь не облегчает процесс ухаживания, а в данном случае, как я надеялся, сделает его и вовсе невозможным.

Каждую ночь, дождавшись, когда домочадцы отправятся на покой, я совершал обход прилегавшей к дому территории, осматривал веранды и балконы, трубы и фигурный конек крыши в надежде встретить то самое привидение, чье будущее пришествие еще недавно так отравляло мне жизнь. Не забывал я и о прежнем, ныне служившем в России призраке: для моих целей он сошел бы ничуть не хуже.

На третью или четвертую ночь своих бессонных блужданий я встретил на тропинке довольно близко к дому того самого молодого человека, из-за которого начался сыр-бор. Негодование мое не знало предела. Луна была притушена кудрявыми облаками, но я разглядел, что держится он все тем же гоголем, шляпу сдвинул слегка набекрень, упирается в землю широко расставленными ногами, а в сцепленных за спиной руках держит хлыст. Я проворно шагнул к нему.

– Эй-эй, сэр! – крикнул я.

Он как будто совсем не удивился.

– Как поживаете? – спросил он, кивнув.

– Как вы смеете, сэр, вторгаться сюда? – вскричал я. – Я застаю вас здесь уже вторично и хочу, чтобы вы поняли: вам следует немедля убраться восвояси. Если я еще раз поймаю вас на своей земле, к вам будут приняты меры, как к нарушителю границ чужих владений.

– Вот уж не желал вас беспокоить, – отозвался незнакомец. – А теперь позвольте сказать, что я избегал вас по мере сил, но, поскольку вы, очевидно, твердо вознамерились свести со мной знакомство, мне остается только пойти вам навстречу и вступить в контакт.

– Дерзости оставьте при себе! Отвечайте: что вас сюда привело?

– Что ж, – произнес он с легким смешком, – если вам желательно знать, почему бы и нет. Я приходил повидаться с мисс Белл.

– Чертов наглец! – Я замахнулся своей увесистой тростью. – Прочь с моих глаз, не то я разобью вам голову.

– Ну так и разбейте!

Бить его по голове мне не хотелось, и я, крутанув трость, нацелил удар в правую ногу.

Трость прошла насквозь через обе ноги! Это был призрак!

Растерявшись, я отпрянул, наступил на край клумбы и с размаху сел на нее. Язык присох у меня к гортани. Не то чтобы мне раньше не случалось видеть призрака, но данный случай поразил меня до глубины души.

– Полагаю, теперь вы знаете, кто я. – Призрак приблизился и встал передо мной. – Мой предшественник говорил, что ваша супруга не благоволит к призракам и от вас обоих лучше держаться подальше. Но насчет мисс Белл он меня не предупреждал. И клянусь, сэр, если бы даже и предупредил, меня бы это не остановило, ведь только ради этой очаровательной юной леди я здесь и нахожусь. Я – дух Бака Эдвардса; семь десятков лет назад его знал всяк и каждый в нижней части этого округа. Я всегда был неравнодушен к дамам, сэр, и ни разу не упустил шанса за кем-нибудь приволокнуться. Правда, я не знал меры в этом пристрастии, чем вызвал гнев некоего ревнивца по фамилии Рагглз, который однажды, ранним сентябрьским утром, застрелил меня на дуэли. С тех пор я по временам являюсь в дома, где живут красивые девицы, – на моем счету уже больше десятка.

– Вы хотите сказать, – спросил я, снова обретя дар речи, – будто дух может вернуться в этот мир, чтобы ухаживать за девушкой?

– Ну что за вопрос?! – воскликнул фантом. – По-вашему, возвращаться в этот мир за развлечениями дано только старым скрягам и брошенным девицам? Как бы не так, сэр! Любой из нас, кто хоть чего-нибудь стоит, непременно вернется, если представится возможность. Ей-богу, сэр, я ведь ухаживал еще за бабушкой мисс Белл! Мы были превеселая юная пара, вы уж мне поверьте! Никто ничего не заподозрил, и это нас еще больше забавляло.

– Что же, вы намерены здесь обосноваться и строить куры моей свояченице? – встревожился я.

– Ну разумеется. Я ведь уже сказал, я здесь как раз за этим!

– Неужели вы не понимаете, что можете наделать бед? Не приведут ли ваши действия к разрыву помолвки между нею и одним достойнейшим джентльменом, которому мы все желаем…

– Разрыв помолвки? – Призрак Бака Эдвардса расплылся в довольной ухмылке. – На моей совести столько разбитых помолвок! Перед уходом со сцены я как раз проделал что-то подобное. Она отказала в своей руке джентльмену, который меня застрелил.

Было ясно, что дух не испытывает ни малейшего раскаяния.

– Если это вам все равно, – взвился я, – подумайте хотя бы о том, что по вашей вине у юной леди могут испортиться отношения с ее самыми преданными друзьями и ничего доброго такое развитие событий не сулит.

– Послушайте, приятель, – отпарировал призрак, – если вы с женой действительно так преданы мисс Белл, вы не станете делать глупости и поднимать шум.

Я не нашел что на это ответить, но заверил с большой горячностью, что собираюсь открыть мисс Белл глаза на ее ухажера и тем положить конец всей интриге.

– Как же, как же, откройте ей глаза на то, что она прогуливалась и вела беседы с кавалером своей бабушки! Думаю, если она пороется в бумагах старой леди, то найдет там и кое-какие из моих писем. Да она с перепугу лишится рассудка! Сойдет с ума как пить дать. Уж я-то знаю женщин, сэр.

– Я тоже, – простонал я.

– Не надо волноваться, – посоветовал призрак. – Просто оставьте девицу в покое, и все пойдет тихо-мирно. Доброй ночи.

Я направился в спальню, но не заснул. История кошмарная. За свояченицей волочится призрак! На чью долю выпадало такое испытание? А ведь я должен перенести его в одиночестве. Нет никого, с кем я мог бы поделиться этим секретом.

После этого мне не единожды попадался на глаза зловредный призрак франта былых времен. Он шаловливо мне кивал, но я не удостаивал его ни словом. Как-то днем я вошел в дом, чтобы поискать жену, и, естественно, забрел в комнату, где стояла кроватка Пеграма. Ребенок спал, рядом никого не было. Я признавал, что он красивый мальчик и, судя по всему, славный, но, несмотря на это, мне невольно хотелось видеть его слегка подросшим или же достигшим такого состояния, чтобы матери не нужно было, выражаясь фигурально, все время держать его под крылом. Если бы в ее жизни Пеграм занимал чуть меньшее место, а я чуть большее, надежды, которые я связывал с нашим браком, были бы реализованы более полно.

Занятый этими мыслями, я поднял глаза и узрел по ту сторону кроватки мерзкий дух Бака Эдвардса.

– Хорошенький мальчик, – сказал он.

При виде того, как призрак бесстыдно внедрился в святая святых моего дома, я вознегодовал до крайности.

– Как же ты мне осточертел! – вскричал я.

И тут в комнату вошла Мэдлин. Бледная и суровая, она шагнула прямо к кроватке и взяла ребенка. Потом повернулась ко мне.

– Я стояла в дверях и видела, как ты смотрел на мое дитя. И слышала, что ты ему сказал. Я это подозревала и раньше.

И вышла с Пеграмом на руках.

При появлении Мэдлин призрак исчез. Обиженный и злой, поскольку прежде не слышал от жены подобных речей, я сбежал по лестнице и вылетел за порог дома. Бродил я долго, в голове вертелись черные мысли. Вернувшись домой, я обнаружил записку от жены. В ней было сказано:

«Ушла с Пеграмом к тете Ханне, забрала Белл. Не могу жить с человеком, которому „осточертел“ мой ребенок».

Убитый горем, я подумал, что есть в этом мраке хотя бы одна утешительная искра. Мэдлин забрала Белл. Первым моим побуждением было кинуться за ней и все объяснить, но я быстро сообразил, что придется рассказать ей про призрака и тогда она наверняка откажется жить с Пеграмом в доме, где нечисто. Выходит, чтобы вернуть жену, я должен отказаться от этого прекрасного дома! Два дня я ломал себе голову и мрачно бродил по окрестностям.

Во время одной из таких печальных прогулок я наткнулся на призрака.

– Что вы здесь делаете? – удивился я. – Мисс Белл уехала.

– Знаю, – кивнул призрак со своим обычным наглым и самодовольным видом. – Но я ее дождусь. Ваша жена, когда будет возвращаться, непременно возьмет с собой юную мисс.

Тут меня осенило. Нет худа без добра. Белл не вернется. Что бы там ни было, у наглого призрачного волокиты не останется предлога являться в мой дом.

– Пока вы здесь, она не вернется! – выкрикнул я.

– Не верю, – ответил призрак хладнокровно.

Более я эту тему не затрагивал. У меня сложился план, и злиться на столь эфемерное существо не было никакого резона. Однако я мог бы добыть у него кое-какие сведения.

– Скажите-ка, если по той или иной причине вы покинете мой дом и откажетесь от данного, так сказать, поста, займет ли ваше место кто-нибудь другой?