Но вот наша русалочка очутилась на болотистой лесной поляне, где кувыркались большие жирные водяные ужи, показывая своё противное светло-жёлтое брюхо. Посреди поляны стоял дом, выстроенный из белых человеческих костей; тут же сидела и сама морская ведьма, кормившая изо рта жабу, как люди кормят сахаром маленьких канареек. Гадких жирных ужей она называла «цыплятками» и позволяла им ползать по своей большой ноздреватой, как губка, груди.

– Знаю, знаю, зачем ты пришла! – сказала русалочке морская ведьма. – Глупости затеваешь! Ну, да я исполню твоё желание, потому что это принесёт тебе горе, красавица! Ты хочешь взамен рыбьего хвоста получить две подпорки и ходить, как люди; хочешь, чтобы молодой принц тебя полюбил, а ты получила и его, и бессмертную душу!

И ведьма захохотала так громко и безобразно, что и жаба и ужи свалились с неё и растянулись на песке.

– Ну ладно, пришла ты вовремя! – продолжала ведьма. – А приди ты завтра поутру, было бы уже поздно, и я не могла бы помочь тебе раньше, чем в будущем году. Я приготовлю тебе питьё, а ты возьмёшь его, подплывёшь с ним к берегу ещё до восхода солнца, сядешь там и выпьешь всё до капли. Тогда твой хвост раздвоится и превратится в две очаровательные, как скажут люди, ножки, но тебе будет так больно, как будто тебя пронзят насквозь острым мечом. Зато каждый, кто тебя увидит, скажет, что такой прелестной девушки он в жизни не видывал! Ты сохранишь свою лёгкую, скользящую походку, – ни одна танцовщица не сравнится с тобой; но знай, что каждый твой шаг будет тебе причинять такую боль, как будто ты ступаешь по острым ножам, как будто кровь сочится из твоих ножек. Если ты согласна всё это вытерпеть, я тебе помогу.

– Да! – ответила русалочка дрожащим голосом и подумала о принце и о бессмертной душе.

– Знай также, – продолжала ведьма, – что, если ты примешь человеческий образ, тебе уже не быть русалкой никогда. Ты больше не сможешь спускаться к сёстрам и во дворец отца. И если принц не полюбит тебя так, что ради тебя забудет отца и мать, если он не прилепится к тебе душой и телом и не попросит священника соединить ваши руки, чтобы вам стать мужем и женой, – ты не обретёшь бессмертной души. Если же он возьмёт в жёны другую, то на первой же заре после их брака сердце твоё разорвётся на части и ты превратишься в морскую пену.

– Пусть! – проговорила русалочка и побледнела как смерть.

– Кроме того, ты должна заплатить мне за помощь! – сказала ведьма. – А я возьму недёшево. Здесь, на дне морском, ни у кого нет голоса красивее твоего, и им ты надеешься обворожить принца, – но ты должна отдать свой голос мне. За свой драгоценный напиток я возьму самое лучшее, что у тебя есть: я ведь должна приправить этот напиток своей собственной кровью, для того чтобы он стал острый, как лезвие меча!

– Если ты возьмёшь мой голос, что же у меня останется? – спросила русалочка.

– Твоё прелестное лицо, твоя скользящая походка и твои говорящие глаза, – этого вполне достаточно, чтобы покорить человеческое сердце. Ну полно, не бойся: ты высунешь язычок, а я его отрежу в уплату за волшебный напиток.

– Пусть будет так! – сказала русалочка.

И ведьма поставила на огонь котёл, чтобы сварить питьё.

– Чистота – лучшая красота! – сказала она и обтёрла котёл связкой живых ужей, потом расцарапала себе грудь, и чёрная кровь закапала в котёл, над которым вскоре заклубился пар, принимавший столь причудливые формы, что страшно было смотреть на него. Ведьма поминутно бросала в котёл всё новые и новые снадобья; и когда питьё закипело, послышались звуки, похожие на плач крокодила. Наконец зелье сварилось; на вид оно казалось прозрачной водой.

– На, бери! – буркнула ведьма, отдавая его русалочке, которая не могла больше ни петь, ни говорить.

– Если полипы захотят тебя схватить, когда ты поплывёшь назад моим лесом, – сказала ведьма, – брызни на них только одну каплю этого питья, и их руки и пальцы разлетятся на тысячу кусков.

Но русалочке это не понадобилось: полипы с ужасом отворачивались, едва завидев напиток, сверкавший в её руках, как яркая звезда. Быстро проплыла она по лесу, миновала болотистую низину и бурлящие водовороты.

Но вот и отцовский дворец; огни в большом зале были потушены: вероятно, все уже спали. Русалочка не посмела войти во дворец – ведь она была немая и собиралась навеки покинуть отчий дом. Сердце её было готово разорваться от тоски и печали. Она проскользнула в сад и, сорвав по цветку с клумбы каждой своей сестры, послала родным тысячу воздушных поцелуев, потом стала подниматься наверх сквозь толщу тёмно-голубой воды.

Солнце ещё не вставало, когда она увидела перед собой дворец принца и присела на нижнюю ступеньку великолепной мраморной лестницы, озарённой волшебным голубым сиянием месяца. Русалочка выпила огненный, острый напиток, и ей показалось, что её нежное тело пронзил обоюдоострый меч; она потеряла сознание и упала замертво. Очнулась она, когда над морем уже сияло солнце, и сразу ощутила жгучую боль; зато перед ней стоял юный красавец принц и смотрел на неё своими чёрными, как уголь, глазами. Русалочка потупилась и увидела, что вместо рыбьего хвоста у неё теперь выросли две восхитительные белые ножки, маленькие, как у девочки. Но она была совсем нагая и поскорее закуталась в свои длинные густые волосы. Принц спросил, кто она такая и как сюда попала, но она только грустно и кротко смотрела на него своими тёмно-голубыми глазами – говорить она не могла. Тогда он взял её за руку и повёл во дворец. Ведьма сказала правду: с каждым шагом русалочке чудилось, будто она наступает на иглы или острые ножи; но она терпеливо переносила боль и шла рука об руку с принцем, лёгкая, светлая, как мыльный пузырёк; принц и все окружающие не могли надивиться на её прелестную скользящую походку.

Русалочку нарядили в дорогие муслиновые и шёлковые платья, и она стала первой красавицей при дворе, но по-прежнему оставалась немой – не могла ни петь, ни говорить. Однажды красивые рабыни, все в шелку и золоте, предстали перед принцем и его царственными родителями и запели песню. Одна рабыня пела особенно хорошо, и принц хлопал в ладоши и улыбался ей. Русалочке стало очень грустно, ведь когда-то и она могла петь, и пела гораздо лучше! «Ах, если бы он только знал, что я навсегда рассталась со своим голосом для того, чтобы вечно быть возле него, моего любимого!» – думала она.

Потом рабыни стали танцевать под звуки чарующей музыки. Тут и русалочка подняла свои хорошенькие белые ручки, встала на цыпочки и понеслась в лёгком воздушном танце, – так не танцевал ещё никто. Каждое движение подчёркивало её красоту, а русалочьи глаза говорили сердцу больше, чем пение рабынь.

Все пришли в восторг, особенно принц, назвавший русалочку своим маленьким найдёнышем. Она всё танцевала и танцевала, хотя всякий раз, когда ножки её касались пола, ей было так больно, как будто она наступала на острый нож. Принц сказал, что она всегда будет жить у него, и позволил ей спать на бархатной подушке перед дверями его комнаты.

Он приказал сшить ей мужское платье, чтобы она вместе с ним могла ездить верхом. Они проезжали по благоухающим лесам, где в свежей листве пели птички, а зелёные ветви гладили маленькую всадницу по плечам; они взбирались на высокие горы, и хотя из её нежных ножек сочилась кровь и все это видели, она только смеялась и вслед за принцем поднималась на горные вершины: там они любовались облаками, плывшими у их ног, словно стаи птиц, улетающих в дальние страны.

А дома, во дворце принца, ночью, когда все спали, русалочка спускалась по мраморной лестнице, выходила на берег моря и, погрузив пылавшие, как в огне, ноги в холодную морскую воду, думала о своих родных, оставшихся на дне морском.

Однажды ночью из воды выплыли рука об руку её сёстры и запели печальную песню. Она кивнула им, а они, узнав её, рассказали, как огорчила она их всех. С тех пор они навещали её каждую ночь, а однажды она увидела вдали даже свою старую бабушку, которая уже много, много лет не выплывала на поверхность, и самого морского царя с короной на голове. Они простирали к ней руки, но не смели подплывать к земле так близко, как её сёстры.