Отщепенец

Синий комбинезон с нашивками. Кто-то навалился на пульт, прямо в центре созвездия взбесившихся индикаторов. Левая рука вцепилась в рукоятку аварийного отключения реактора. Пальцы правой скребут по пластику. Пятерня живёт особой крабьей жизнью, и Бреслау осознаёт: движения пальцев не бесцельны. Квадрат сенсорной матрицы под ними меняет цвет с пунцового на лимонно-жёлтый. По краям проступает весенняя зелень. Вслепую, наощупь, техник чудом возвращает реактор, готовый пойти вразнос, в штатный режим.

– Повторяю: заградительный! Отставить прицельный!

Кормовой пост управления огнем. Обзорники озаряются голубыми вспышками залпов. Кажется, что снаружи, в открытом космосе, ярится гроза. В такт вспышкам содрогается тело оператора-наводчика. Можно подумать, что он палит из древнего баллистического оружия, и каждый раз стрелка сотрясает жестокая отдача. По бледному высокому лбу, по впалым щекам текут ручьи пота. Наводчик моргает – у него нет и секунды, чтобы утереть пот с лица. Наводчик держит оборону.

Всё ещё держит, выигрывая для пассажиров жизнь – секунду за секундой.

В сферах сканеров бьётся о мерцающую преграду орда клубящихся сгустков. Залпы волновых орудий отшвыривают их прочь, но порождения искаженного континуума налетают вновь и вновь. Трепещущая пленка защитного поля бледнеет, съёживается: надувной шарик теряет воздух. Фаги жрут практически любую энергию, защита лайнера для них – тоже пища. Да, жгучая, неподатливая, сопротивляющаяся, но исход предрешён. В колючем пульсирующем коконе прячется десерт, и фагам не терпится добраться до самого вкусного.

Только ли фагам?

Вихрящийся сгусток полей и энергий похож на другие порождения континуума. Не знай Тиран, о чём (о ком?!) идёт речь, он бы принял его за ещё одну флуктуацию, просто классом повыше. Ну здравствуй, хищная загадка, которую сканеры определили как антиса расы Брамайн с точностью в семьдесят три процента. Антиса, чей волновой слепок не значился ни в одном атласе.

В чём заключалось различие поведения антиса и стаи, Бреслау ещё предстояло понять. Но он чуял его, это проклятое различие, подспудно улавливал на уровне интуиции – вируса, который с годами поражает любого толкового сотрудника разведки.

Тиран считал себя толковым.

Край голосферы озарила ослепительно-белая вспышка. Изображение на миг исказилось, подёрнулось рябью помех. Когда оно вернулось в норму, на месте вспышки распахнулся аспидно-чёрный цветок РПТ-разрыва. Из цветка в трёхмерное пространство, матово отблескивая, вывалились две несимметричные связки сигар.

«Ведьмаки» успели вовремя.

III

На ступеньках он задержался: хотел надышаться горечью ранней осени. Хрустнув шейными позвонками, Тиран обратил лицо к небу. Чёрточки перистых облаков – трещины на куполе из бледного хрусталя – едва различимые, безопасные, они ширились, ветвящимися паутинками разбегались в стороны, взламывали твердь. Неосторожное касание, и хрупкая преграда обрушится с оглушительным звоном, рассыплется на тысячи острых осколков, оставляя человечество наедине с чёрной ледяной бездной, полной чудовищ.

Бреслау моргнул, и видение исчезло.

Всё закончилось, подвёл он итог. Закончилось, не начавшись. Горсть бюрократических формальностей, и дело «Вероники» ляжет в архив. Двое суток просмотров, совещаний и мозговых штурмов. Эксперты стоят на ушах. Белковые процессоры вычцентра хрипят загнанными лошадями. Интерфейсы раздуло от потока обрабатываемых данных. Дымятся кристаллобазы накопителей. Аналитики на стимуляторах и энергетиках. Блуждание в потёмках. Рой гипотез, одна другой безумнее… Диагноз: остаточное возбуждение. И переутомление – куда без него? Дело закрыто, но принятые стимуляторы будут действовать ещё шесть-семь часов. Выспаться в ближайшее время не удастся. Позвонить жене? Сходить в театр? Тильда без ума от живых ретро-постановок. Она будет рада, что они проведут вечер вместе.

Бреслау полез в карман за коммуникатором, но остановил руку на полпути. Я никуда не спешу, мысленно сказал он себе. И повторил вслух для верности:

– Не спешу.

Тильда на работе, до вечернего представления – уйма времени, а до дома – пятнадцать минут прогулочным шагом. Прогулочным, мать его, а не галопом. Налить себе хорошую порцию бренди со льдом и тоником, зайти в вирт, изучить афиши, сделать выбор – и тогда уже звонить Тильде.

Да, именно так.

В пятый и последний раз приложив ладонь к папиллярному сканеру, Тиран покинул охраняемый периметр Управления научной разведки Ларгитаса. «Враг не дремлет!» – сто раз на дню изрекал полковник ван Вейк, замначуправ по режиму. Отойдя шагов на тридцать, Бреслау оглянулся. Чтобы охватить взглядом сорокаэтажный гриб здания, ему вновь пришлось задрать голову к небу. Обманчиво-прозрачную «ножку» с остеклением из поляризованного плексанола венчала серебристая «шляпка», под завязку напичканная аппаратурой контр-слежения. Управление торчало у всех на виду, но даже из сотрудников мало кто знал, что скрывают лабиринты подземной «грибницы», сколь далеко и глубоко они простираются. Под землёй располагалась и «Аномалия» – Отдел нештатных ситуаций, возглавляемый Тираном. Какая сволочь обозвала отдел «Аномалией», Тиран не помнил. «Хорошо хоть, не «Флуктуацией»!» – ворчал его заместитель, полковник Госсенс.

Тиран не возражал бы и против «Флуктуации».

Дорожка уходила в холмы. Ландшафтеры и дизайнеры-флористы постарались на славу: в волнах зелёного моря были живописно разбросаны островки коттеджей и особняков. Маяки вязов и клёнов – вспышки золота и пурпура – указывали путникам безопасный фарватер, ведущий к родной гавани.

Жилой комплекс Управления больше смахивал на элитный загородный поселок: ларгитасская разведка заботилась о своих сотрудниках. Тиран с супругой перебрались сюда четверть века назад – и ни разу об этом не пожалели. Бреслау жалел о другом: двое суток работы отправлены псу под хвост единым росчерком начальственного пера. Начальство требовало результат. Давило, теребило, вставляло фитиль. На исходе вторых суток Тиран сдался, нарушив собственное правило: нельзя показывать полработы. Не только дуракам – вообще никому.

Начальству – в первую очередь.

Наверх ушёл доклад с предварительными выводами экспертной группы и частным мнением Тирана. Частное мнение адъюнкт-генерала Бреслау, как и следовало ожидать, было проигнорировано. В антический центр «Велет» расы Брамайн отправили официальный запрос. Начальство брало быка за рога. Базовой версией экспертов был сбой аппаратуры слежения вследствие флуктуативной атаки, из-за чего расовую принадлежность антиса-разбойника удалось определить с точностью в семьдесят три процента, а волновой слепок и вовсе не получилось идентифицировать. В подобной ситуации запрос к брамайнам был неизбежен, как восход солнца.

Ответ центра на Чайтре в переводе с языка дипломатии на язык общедоступный, с хамской перчинкой, звучал так:

«Ваш запрос – бред сивой кобылы. Отвечать на него – себя не уважать. Но так уж и быть, снизойдем. Разуйте уши: нам в точности известно, где находился каждый антис расы Брамайн в указанное Вами время. Ни один из них и близко не подлетал к вашему долбаному лайнеру.

P. S. Хвалёная ларгитасская техника – тьфу, и растереть. Атака фагов, а она показывает хрен знает что. Убедительно просим больше не беспокоить нас подобными глупостями. С дружеским приветом, искренне ваши.»

По сути, ответ был созвучен другой версии: сбой аппаратуры оказался серьёзнее, чем предполагалось, и сканеры в итоге определили случайного фага, как антиса. В самом деле, не допускать же наличие в космосе антиса-ренегата (террориста? психопата?!), атаковавшего пассажирский лайнер во главе стаи флуктуаций?

По предварительному сговору, гласила бы полицейская формулировка.

С момента подачи скороспелого доклада прошло четыре часа одиннадцать минут. Исключительная оперативность, надо отдать начальству должное.

Он остановился. Двухэтажный особняк, где Бреслау жил с женой, освещённый ласковым послеполуденным солнцем, походил на сказочный домик, вырезанный из цельного куска сахара-рафинада. Старею, вздохнул Тиран. Делаюсь сентиментальным. Теряю хватку.

Упускаю очевидное.

«Тебе сообщили не всю информацию, болван. Данные с «Ведьмаков», пришедших на помощь лайнеру. Их не предоставили. А ты со своими аномальщиками даже не вспомнил о «Ведьмаках», сосредоточившись на записях с «Вероники». Что ещё от тебя скрыли?»

В кармане зажужжал уником. Тиран мрачно усмехнулся: похоже, «Аномалия» снова в деле.

«Поступили новые данные, – сообщение пришло по закрытому каналу. – Дело «Отщепенца» возобновлено. Немедленно прибудьте на рабочее место для получения инструкций. Возвращайте команду.»

Я молодец, оценил Бреслау. Я супергерой. Я не позвонил Тильде насчет театра.

IV

– Если есть у меня какие-то энергетические заслуги…

– Если есть у меня какие-то энергетические заслуги…

Повторив эту фразу вслед за учеником, Горакша-натх принял асану, именуемую Джану Ширшасана. Обнажённый, в одной набедренной повязке, спокойный на холодном ветру, гуру напоминал воду, льющуюся по своему желанию. Левую ногу он подобрал под себя, пяткой к паху, правую вытянул вперёд, устремив пальцы ноги к небу, а пальцы рук сомкнув на пятке – и лёг на вытянутую ногу, касаясь её грудью, животом и лбом.

Чёрные волосы упали вниз, на каменистую землю.

Ученик без промедления скопировал позу гуру. В его действиях чувствовалась сила и ловкость, отточенная годами упражнений, исполняемых с детства – скорее боевого характера, нежели общепринятых в мукти-йоге. Ученик гордился возможностями собственного тела и с охотой демонстрировал их, ожидая похвалы. Вьяса Горакша-натх, встретившийся сегодня с молодым человеком для свершения обряда, ничем не гордился, ничего не демонстрировал, ничего не ждал. Его асана была идеальна, не нуждаясь ни в усилиях, ни в чужих восторгах. Поэтому ученик, нарушая канон позы, исподлобья глядел на учителя, и в тёмных глазах ученика горела зависть, тоже тёмная.

– Оṁkār ādināthāya namaḥ…

– Оṁkār ādināthāya namaḥ…

Внизу текла река – желтая как желчь, вонючая как желчь. На волнах кудрявились бурые гребешки пены. По течению плыл дощатый плот. На плоту горел костер: огонь пожирал труп, даруя освобождение. Над рекой парил белогрудый коршун – падальщик, он высматривал дохлую рыбу или крабов. Кто-то мылся у берега, но кто именно, мужчина, женщина или ребёнок – с высоты было не разобрать. Отрешившись от внешнего, гуру сосредоточился на ученике. Только что оба они – и Горакша-натх и молодой человек – произнесли мантру освобождения энергии. В иной ситуации перед каждым располагались бы пластины трансформатора, и два брамайна уже сливали бы накопленный энергетический ресурс в заранее подготовленные аккумуляторы. Сейчас этого не произошло, и вовсе не из-за отсутствия трансформатора. Энергия слилась бы и без жалких устройств, созданных людьми – просто так, в пустоту, растворившись в природе тварного мира. Живой парадокс, искусство мукти-йоги, недоступное для большинства людей из расы Брамайн: объявить сброс энергии, запустить процесс, отлаженный веками эволюции – и остановить его, закупорив энергию в себе.

Так удерживают семя при соитии.

Гуру был совершенен. Из него не пролилось ни капли, верней, ни эрга сверх обычного расхода организма. Ученик, судя по ауре, терял энергию в рамках приемлемого. Горакша-натх ждал лучшего результата, но не слишком обольщался. Ему представили ученика как перспективного, но не в смысле постижения йоги – скорее, в смысле биографии, а значит, связей, полезных для ордена натхов. Глупо предъявлять чрезмерные требования: от молотка не ждут симфонии.

– Прими позу кобры, – велел гуру.

Ученик подчинился.

– Сурья Намаскар, – произнёс он, ложась на живот. – Приветствую Солнце.

– Приветствую Солнце, – кивнул Вьяса Горакша-натх.

Ученик сделал силовой прогиб в пояснице, оставив таз и ноги прижатыми к земле. Смотрел молодой человек строго перед собой. Безопасно, оценил гуру. Даже если у тебя смещение поясничных дисков – безопасно. С точки зрения расхода энергии – приемлемо. Формула сброса продолжала действовать, ученик противостоял ей, как мог, демонстрируя скорее усердие, чем мастерство.

– Большая кобра, – уточнил Горакша-натх. – Собака смотрит вверх.

Ученик уперся в землю ладонями – так, словно земля была пластинами трансформатора. С легкостью он оторвал от опоры живот, а следом таз, бедра и колени. Взгляд переместился выше, отслеживая воображаемый восход солнца.

– Нельзя перемещать весь вес тела на руки, – Горакша-натх встал, прошёлся вокруг ученика. – Нельзя провисать, расслабив поясницу. Нельзя проваливаться в плечи.

Ученик слушал. Он не допустил ни единой ошибки из упомянутых гуру. Он не знал, что обошёлся без ошибок. Он слушал и огорчался: с точки зрения ученика, его журили, отмечали недостатки. Огорчение девятикратно усиливалось сообразно природе брамайнов, и ещё раз девятикратно – сообразно характеру молодости, способной найти тысячу видов огорчения в любом замечании. Огорчение есть страдание. Как и любое страдание, оно видоизменялось, превращаясь в энергию. Горакша-натх внимательно следил за аурой молодого человека, отмечая скорость накопления, качество сдерживания и уровень неконтролируемого расхода.

Неплохо, отметил он. Совсем неплохо.

– Рудра Адинатх, Благой Владыка, знает восемьдесят четыре тысячи разнообразных асан, – произнёс он, глядя на реку. – Восемьдесят четыре асаны даны Адинатхом обычным людям. Я знаю триста десять.

– Рудра Адинатх, Благой Владыка, – повторил ученик, не меняя позы, – знает восемьдесят четыре тысячи разнообразных асан. Восемьдесят четыре асаны даны Адинатхом обычным людям. Я знаю пятьдесят три.

Зависть, вздохнул гуру. Он завидует мне.

Хорошо, что не Рудре.

Не говоря больше ни слова, он ударил ученика подъёмом стопы по затылку. Удар вышел не столько сильный, сколько резкий. Ударь Горакша-натх сильнее, и ученик заработал бы сотрясение мозга. В ауре молодого человека произошли изменения, и гуру анализировал их быстрее, чем кто-либо другой, в первую очередь, сам ученик. Удар есть страдание. Удар есть оскорбление, а значит, опять страдание.

А значит, энергия.

Скорость накопления. Качество сдерживания. Уровень неконтролируемого расхода. Всё ещё неплохо. Юноша скверно обучен, но у него отличные врождённые способности. В седой древности, когда традиции блюлись превыше всего, он бы до конца дней оставался джигьясу – «стремящимся к изучению» – продолжая жить обычной жизнью: заведя семью, избрав достойный труд ради пропитания. Выбери ученик аскезу, и гуру назвал бы его аугхаром, «не-стоящим-на-месте»: обрезал бы волосы, отсекая кармические реакции, и подарил бы свисток, а также чёрную нить, кручёную из шести шерстинок – символы тела, разума и энергии, прообраз семидесяти двух тысяч каналов тонкого тела. Этим всё и ограничилось бы, потому что Горакша-натх не видел в ученике потенции двигаться дальше.

Он пришёл за серьгами, сказал себе гуру. Он – раб честолюбия. Он хочет обрести статус даршани – «видящего». Хочет, чтобы я принял его как сына и отдал лучшее из того, что имею. Лучшим он считает серьги, глупец.

Он получит свои серьги.

Первый в ордене натхов, Вьяса Горакша-натх в нарушение всех заветов позволил йогинам-мирянам просить у наставника серьги, означающие третий уровень посвящения. Никто из мирян не имел права на эти серьги, и никому из них с недавних пор не отказывали в просьбе – если, конечно, миряне были способны вынести обряд. В отличие от истинных йогинов, вместе с серьгами обретавших самостоятельность, «украшенные» миряне с этого момента беспрекословно подчинялись гуру, а это стократ окупало время, потраченное на обряд, и стоимость пары жалких серёг, даже если они по-прежнему делались, как и свисток, из натурального рога антилопы. Когда идешь к великой цели, нуждаешься в ступенях, и если ступени хотят носить серьги – пусть носят.

Ничто не повредит глупцу больше его самого. Когда понимаешь, что человек никогда не поднимется к вершинам, его стоит поощрить. Тебе всё равно, а ему приятно. Ругают и наказывают только самых талантливых. Гениев же мучают день и ночь, унижая всеми способами.

Вьяса Горакша-натх был гением. Много лет подряд из него вили веревки. Суровые наставники не знали пощады, требуя полностью управлять процессом превращения страданий в энергию. Ударь кто самого гуру – захоти Горакша-натх, и удар не принёс бы ему ни эрга дополнительной энергии, словно удара и не существовало, или напротив, принёс бы в полтора раза больше, чем обычному брамайну. Холод, голод, боль, обида – гуру владел механизмом своего энергетического ресурса так превосходно, что это выходило за пределы возможного, приводя окружающих в ужас или экстаз. Серьги в ушах Горакша-натха были заслужены целиком и полностью.

И всё-таки цель оставалась недостижимой.

– Оṁkār ādināthāya namaḥ…

– Оṁkār ādināthāya namaḥ…

Жестом гуру велел ученику принять Падмасану. Когда ученик подчинился, сев в позу лотоса, гуру ладонями закрыл ему глаза, как поступают с умершим человеком. Он не стал спрашивать, что делал ученик последние сорок дней? Спал по три часа в сутки? Читал мантру? Питался смесью муки, воды и масла гхи? Какая разница, если этот йогин – пустышка? При настоящем посвящении ученик все сорок дней провёл бы подле своего наставника, и в вопросах не было бы нужды. Не было в них нужды и сейчас.

– Сосредоточься на мантре, – велел Горакша-натх.

– Оṁkār ādināthāya namaḥ…

– Отрешись от всего.

– Оṁkār ādināthāya…

– Отстранись от всех объектов мира.

– Оṁkār…

Не будь гуру так равнодушен к ученику, он, пожалуй, вздохнул бы. Отрешенностью здесь и не пахло. Ученик нервничал, беспокоился, предвкушал. От него несло страстями, как от дешевой шлюхи – ароматическими притираниями. Раз так, пусть испытывает боль. Боль – универсальная валюта, она конвертируется во что угодно.

Горакша-натх достал узенький нож: таким чистят ногти.

Ученик вздрогнул, когда нож погрузился в его ушную раковину. Натхи носят серьги не в проколотых мочках, как обычные люди. Натхи прорезают ушной хрящ в центре, а эта процедура не из тех, какие легко стерпеть. Гуру резал, ученик страдал. Молодой человек закусил губу, из-под век текли слезы. Губы парня тряслись. Страдания превращались в энергию, энергия пополняла внутренний резерв – будь ученик истинным йогином, достойным серёг, он удержался бы от этого процесса, столь естественного для любого из расы Брамайн, доказав свою особенность и стремление к истинной цели.

– Оṁkār ādināthāya namaḥ…

Целью ордена натхов было бессмертие. Физическое бессмертие, здесь и сейчас, в теле, которое ты получил при рождении. Это означало стать антисом, даже если ты не родился антисом; обрести «большое тело», даже если карма отказала тебе в нем. Карма отказала? Отринь карму! Откажись от признаков, свойственных твоей расе энергетов; вернее, научись управлять этими признаками так, как не умеют твои сорасцы, замыкать и размыкать потоки в самых невообразимых сочетаниях – тратя и накапливая, соблюдая законы и нарушая законы по собственной прихоти. И тогда по воле Рудры Адинатха ты станешь антисом, оставив прах праху, вознесясь столбом чистого света в чёрные небеса.

Ещё никому из натхов это не удалось. Вьяса Горакша-натх собирался стать первым. И если для этого требовалось одарить серьгами тысячу недостойных – пусть будет так. Тысяча недостойных, слепо подчиняющихся гуру – это миллион тонн чепухи, в которой однажды мелькнет золотое зерно. Может быть, оно мелькнет прямо сейчас – Горакша-натх кое-что знал про ученика, который плакал под ножом, знал и надеялся, что после обряда ученик будет в состоянии ответить на кое-какие вопросы.

Парень крепкий, выдержит.

Не только внешним обликом гуру походил на кожаный ремень. Душа его тоже была ремнем, способным не рваться при нагрузках, поддержать штаны в долгом пути или выдрать по заднице строптивое дитя. Когда самому гуру резали уши для серёг, на его лице не дрогнула и жилка, а губы сложились в безмятежную улыбку.

– Тебе больно?

– Оṁkār ādināthāya…

– Хорошо. Теперь второе ухо.

Конечно, больно, согласился гуру, без особого интереса следя, как течет кровь. Очень больно. Отложив нож, он достал серьги – крупные роговые кольца. Рассёк одно кольцо, оттянул концы. Вдел серьгу в кровоточащий разрез, подождал и рассёк, а потом вдел другую. Когда-то, в древности, в разрезы сперва вставляли палочки из дерева ним, спустя неделю – глиняные копии серёг, и только потом – настоящие, из рога. Теперь же в этом не было необходимости: серьги заранее обрабатывались специальным регенерационным составом, стимулирующим верное заживление с фиксацией отверстия.

Не меняя позы, ученик наклонился вперёд и коснулся лбом земли.

– Я принял тебя как сына.

– Вы приняли меня как сына.

– Я отдал тебе лучшее, что имею.

– Вы отдали лучшее, что имеете.

– Теперь скажи мне…

Гуру присел напротив ученика на корточки:

– Чей запрос ты получил три дня назад из Управления научной разведки Ларгитаса?

К чести ученика, офицера, служащего в представительстве антического центра «Велет» на Чайтре, он колебался недолго:

– Запрос поступил от генерал-лейтенанта Юргена ван Цвольфа.

– По обычным каналам?

– Обычным для запросов такого рода.

– Чем интересовался ван Цвольф?

– При нападении стаи флуктуаций на ларгитасский лайнер «Вероника» был обнаружен неопознанный антис, предположительно наш. Спектр нехарактерный, но зафиксированы семьдесят три процента совпадений.

– Идентификация по атласу?

– По атласу Шмеера-Полански антиса идентифицировать не удалось.

– Что ответили из центра?

– «Местонахождение каждого антиса расы Брамайн в указанное Вами время точно известно. Ни одного из них не было в указанном Вами секторе пространства.»

– Антис защищал лайнер? Атаковал лайнер?

– Неизвестно, гуру.

– Твоё мнение?

– Если бы антис защищал лайнер, вряд ли ларгитасцы выслали бы нам запрос. Ситуация штатная, в пояснениях не нуждается. Но нападение… Мне трудно представить антиса, тем более нашего антиса, который атаковал бы «Веронику» во главе стаи флуктуаций.

– Трудно?

– Невозможно.

– Семьдесят три процента совпадений, – задумчиво повторил Горакша-натх. Чёрные глаза его сверкнули и погасли. – Спектр нехарактерный. Ты будешь сообщать мне обо всём, связанном с делом этого удивительного антиса.

– Да, гуру, – кивнул ученик.

Серьги в его ушах слабо качнулись.

Канфата, подумал гуру. Человек с расщепленными ушами. Когда-то так звали йогинов из ордена натхов, желая выразить презрение. Теперь обидное слово вернулось – гуру так звал недостойных носителей серёг, слуг Госпожи Гордыни, которые обменяли ложный статус на безусловное подчинение.

– Переключи страдание в режим накопления.

Напоминание было излишним. Ученик от боли давно забыл об уникальных возможностях йогина, да и не владел ими в полной мере. Его организм с момента первого надреза функционировал в обычном режиме, перекачивая мучения в энергоресурс.

– Хорошо. Молодец.

Слово «хорошо» ничего не значило. Оно всего лишь успокаивало таких, как этот большой и сильный ребёнок. Слово «молодец» тоже ничего не значило. Будь ученик настоящим йогином, он оскорбился бы. Нет, будь ученик настоящим йогином, он пришёл бы за серьгами в положенный срок.

Горакша-натх достал из сумки дезинфицирующий спрей и комплект ватных тампонов. Теперь уже можно тампонировать молодому человеку уши, чтобы кровь не затекла внутрь. Теперь ученику уже не надо слышать вопросы гуру. Всё будет в порядке, подумал гуру. Мы, брамайны, девятикратно страдаем от всего на свете, в сравнении с иными расами Ойкумены – но, превращая страдание в энергию, исцеляемся мы тоже в девять раз быстрее.

– Твой кундалини проснулся, – сказал гуру, зная, что лжёт, и не испытывая угрызений совести. Если однажды цель будет достигнута, вся ложь мира обратится в молоко и мёд. – Огненный змей восстал, космическая энергия вьёт кольца в тебе.

– Во мне, – эхом повторил ученик.

Внизу текла река, горькая как желчь.

V

– Позвольте, угадаю, сэр, – сказал Бреслау.

Получив приглашение садиться, он опустился в кресло. В этом кресле все подчиненные чувствовали себя агнцами перед закланием, даже если не знали за собой никаких провинностей. Все подчинённые, но только не Бреслау.

Начальство угрюмо кивнуло. И поправило зажим для галстука: чернёное серебро с миниатюрным, на диво ярким изумрудом. Заколка и без того сидела идеально. Скупой жест генерал-лейтенанта ван Цвольфа сказал Тирану о многом. Генерал пребывал в раздражении. Генерала вынудили принять решение, которое ему не нравилось. Выбора генералу не оставили.

– Пришло независимое подтверждение, – начал Тиран, стараясь говорить без злорадства. – Отщепенца засекли снова. Параметры совпадают. На сбой аппаратуры не спишешь: техника не сбоит дважды одинаково, тем более, на разных кораблях. Я угадал?

– Угадали.

– Итак, аномалия подтверждена. И какая аномалия! Антис – или нечто очень похожее на антиса – атакует корабли вместо того, чтобы их защищать. Задача моего отдела?

– Бреслау, не морочьте мне голову. Вы что, первый год у нас работаете?

– Никак нет, сэр. Я старая опытная крыса. Поэтому я хочу услышать максимально точную формулировку поставленной задачи. Во избежание недоразумений.

– Желаете подстраховаться? Если справитесь – страховка не понадобится. Если не справитесь – не поможет. Ладно, я отдам письменный приказ.

– Спасибо, сэр. Новая информация уже передана в мой отдел?

– Да.

Тиран невинно прищурился:

– Включая данные с «Ведьмаков», спасших «Веронику»?

Некоторое время ван Цвольф, прищурившись, изучал наглеца – словно в прицел глядел. Стол со встроенными матрицами управления и контроля, разделявший генерал-лейтенанта и адъюнкт-генерала, сделался будто втрое шире, символизируя непреодолимую дистанцию, что пролегала между начальником Управления и начальником отдела.

Да ладно, отмахнулся, Бреслау. «Аномалия» – белая ворона среди отделов Управления. Все занимаются очень нужными, а главное – понятными делами. Предотвращение утечки информации и новейших технологий с Ларгитаса. Отслеживание перспективных научных разработок других рас. Вербовка осведомителей. Переманивание ученых и специалистов, представляющих интерес. Разработка новых спецсредств разведки… Но когда жареный петух клюет в задницу, на сцену выходит его, Бреслау, отдел – и разгребает дерьмо, перед которым пасуют остальные. У каждого есть дырка в заднице, а значит, без ассенизаторов не обойтись.

Словно подслушав его внутренний монолог, ван Цвольф откинулся на спинку кресла. Суровый начальственный лик чуточку разгладился. Тиран услышал явственный щелчок – шеф вернул взгляд на предохранитель, раздумав стрелять.

– Поздновато спохватились, Бреслау. Делать мне больше нечего, как утаивать от вас информацию. По запросу её бы вам предоставили. Данные с «Ведьмаков» обрабатывала другая группа.

– Какая, сэр?

– Первый филиал. У вас бы всё равно не хватило ресурсов: ни человеческих, ни машинных. Результаты пересланы вашим аналитикам. Что-то ещё?

Да, согласился Тиран. Это щелчок по носу, и щелчок чувствительный.

– Прошу вернуть работу моего отдела и привлеченных экспертов в штатный режим. Мы займемся Отщепенцем с полной отдачей, но людям необходим отдых. Переутомление сказывается на результатах. Если возникнет необходимость в сверхурочной работе, я сам отдам соответствующее распоряжение.

– По-вашему, необходимости нет?

Тиран промолчал. Он давно научился распознавать риторические вопросы начальства. Нет, на эту удочку его не поймать.

– Хорошо. Это всё?

– Последнее, сэр. Брамайны прозрачно намекнули, чтобы мы их больше не беспокоили. Думаю, стоит прислушаться к их пожеланиям и не сообщать о повторной фиксации Отщепенца.

Ван Цвольф дернул уголком губ:

– Рад, что хоть в чём-то наши мысли совпадают.

* * *

Пространство сотрясали рвотные позывы. Силовые линии завязывались морским узлом. Звёзды трепал приступ жестокой лихорадки: ореолы болезненно дрожали, расплывались, спектры менялись ежесекундно. Гравитация сошла с ума – если верить приборам, она давно превратила бы оба рейдера в смятые жестянки из-под пива, когда б не компенсаторы, работающие на пределе мощности.

Верить приборам было нельзя.

Позади за кормой спас-боты, извергнутые «Ведьмаками», стыковались с потрепанной «Вероникой». Прямо по курсу, петляя заячьей скидкой, путая следы, неслась прочь россыпь мерцающих клякс – стая фагов. На самом деле удирали фаги по прямой, не тратя времени на манёвры и финты. Вокруг стаи и за ней вставал на дыбы сам континуум, шёл опасными завихрениями, норовил вывернуться наизнанку, не позволяя «Ведьмакам» сократить дистанцию. Дальномеры врали, сканеры сбоили, не было веры корабельным компьютерам. Наводчики волновых деструкторов промахивались раз за разом, не в силах взять точный прицел. Пока что им удалось распылить на кванты лишь двух отставших фагов.

Двух из двадцати семи.

Стая вильнула, уходя из-под обстрела – на сей раз по-настоящему – и по обзорникам издевательским фейерверком расплылось созвездие разноцветных вспышек. Полыхнуло во всех диапазонах оптического и волнового спектров. На несколько секунд аппаратура полностью ослепла. Когда же всё вернулось в норму, космос был девственно чист и безмятежен.

Стая исчезла.

* * *

Доклад второй группы многое объяснял. В свистопляске, которую устроили фаги, уходя от погони, аппаратура «Ведьмаков» антиса не распознала. Флэш-завеса, прикрывшая бегство стаи, однозначно указывала: «Веронику» атаковали флуктуации континуума. Фаги этого типа назывались «криптидами», по имени мифических гигантских спрутов. Реальные спруты выпускают «чернила», спасаясь от врага; космические криптиды прикрывали свой отход слепящей вспышкой излучений. Иные сравнивали флэш-завесу с вонью скунса, напрочь отбивающей преследователю и обоняние, и всякую охоту связываться с вонючкой.

Антисы не пользуются флэш-завесами.

К докладу прилагалась пообъектная расшифровка данных с «Ведьмаков». Двадцать пять уцелевших фагов выпустили «чернила» практически одновременно. Объект «Отщепенец» проделал то же самое, разве что его вспышка оказалась мощнее. Под прикрытием завесы стая ускользнула через «мигающую червоточину», позже обнаруженную рейдерами.

Имей Бреслау на руках эти данные, он пришёл бы к тому же выводу, что и ван Цвольф: на «Веронике» случился сбой аппаратуры. Никакого антиса не было и в помине.

Запись с волновых сканеров корвета «Разящий», принадлежащего ларгитасским ВКС, выглядела менее драматично. По большому счёту, там и смотреть было не на что. Тем не менее, Тиран честно отсмотрел материал от начала до конца, прежде чем перейти к расшифровкам данных. Спасибо воякам, всё предоставили в готовом виде, избавив аналитиков Управления от лишней работы.