Каждую пятницу в баре, где теперь я проводил часть своей жизни, устраивались тематические вечеринки. Обычно выбиралась какая-то определенная «тема», а к ней подбиралась музыка и наименование бесплатного первого коктейля. На этом «тематика» заканчивалась. Далее вечер превращался в обычную попойку.

На одной из таких вечеринок, обозванной «Mexican Party», судьба свела меня с интересной девушкой по имени Ева. Время было за полночь. Я как обычно развлекал очередную партию туристов рассказами о местных достопримечательностях и менталитете местного населения. После того, как народ изрядно налакался мексиканских напитков и натанцевался на стойке бара под песню «А я, я йа, йа!», кто-то крикнул: «На маяк!». И все кто стояли на ногах, оседлав своих двухколёсных коней, поехали, точнее сказать полетели, смотреть сооружение, построенное сто лет назад французскими колонизаторами. Я естественно присоединился.

Поездка на маяк была местной забавой, которая иногда не очень хорошо заканчивалась. Дело в том, что маяк находился на горе, и к нему вел извилистый серпантин. Там и трезвому человеку было сложно проехать, но нам после бутылки текилы «на брата» и пяти «маргарит» «на сестру» дорога казалась совершенно безопасной. Обгоняя друг друга, мы неслись наверх с бешеной скоростью, по опасной извилистой дороге.

Со мной поехала Ева, молодая девушка, прилетевшая на месяц отдохнуть во Вьетнам с подружкой. Уже неделю она была в поле моего зрения, но я не решался с ней заговорить потому, как вокруг нее постоянно вертелись молодые загорелые спортсмены. На этой вечеринке Ева была «навеселе» и, поддавшись общему порыву, запрыгнула на сиденье моего скутера.

Беды в тот раз, к счастью, не случилось и в конечную точку нашей гонки все добрались живыми и здоровыми. Бросив невдалеке свои мотобайки, ночные посетители горы разбежались в разные стороны. Ева схватила меня за руку и потащила на край смотровой площадки, с которой открывался прекрасный вид на остывающий от дневного зноя, ночной город. Достав из сумки текилу, предусмотрительно захваченную в баре, я сел на бетонный край свесив ноги. Спутница поддержала инициативу, разместившись рядом. Из вежливости предложил «даме» первой. Ева махнула прямо «из горла».

Стыдно признаться, но тогда мне нравились девушки, пьющие крепкие спиртные напитки. Сейчас я понимаю, что пить плохо, а пить молодой девушке тем более. Но в тот момент жизни, вместо жеманницы предпочитающей «Дайкири» в специальном бокале, я отдавал предпочтение девушке без запросов, способной на простое потребление сорокаградусного яда. Такое «видение» пития, скорее всего, было продиктовано киношными стереотипами. В заокеанских фильмах частенько показывали героев пьющих из бутылки. Видимо, по мнению создателей кинолент, это подчеркивало безысходность ситуации или крутость главного героя.

Вдруг вспомнилось, как мы с Аленой напились в центре Москвы, средь бела дня, когда летели в Тунис. Руководитель группы почему-то собирал всех у «Павелецкого». Пока ждали опаздывающих, промерзли до костей. Проникнув в теплое тело вокзала, я решил, что надо срочно «согреться» изнутри. Электричка в «Домодедово» отходила через пятнадцать минут, и куда-то идти, просто не было времени. Достав из чемодана водку, приготовленную в качестве подарка тунисским друзьям, я сделал несколько глотков прям из бутылки, несмотря на протесты любимой. Тогда еще можно было выпить посреди общественного места, без опасений, что тебя оштрафуют или арестуют. Алена долго возмущалась, но видя мои повеселевшие глаза, тоже решилась. Для порядка она посмотрела на меня осуждающе, как будто я толкал ее на преступление. Потребовала «тару» и хоть какую-нибудь закуску. Группа, с которой мы летели, двинулась на перрон, с интересом разглядывая Алену стоявшую посередине Павелецкого вокзала в длинной шубе с бутылкой водки в руке. Времени на поиск посуды и еды совсем не оставалась. Алена открыла водку, зачем-то ее понюхала, заправски выдохнула и сделала несколько глотков. Проглотила, не морщась, показывая характер. Алкоголь моментально «согрел». В приподнятом настроении, с теплом в животе, мы весело двинулись к электропоезду, волоча за собой чемоданы. Всю дорогу в Домодедово Алена прижималась ко мне и шептала на ухо какие-то нежности.

Спутница передала бутылку. Я тоже выпил.

– Давайте знакомиться, раз уж мы пьем из одной бутылки. Меня зовут Ева.

– А я знаю. Я вам с подругой визы делал. Гера, – произнес я, и привстав, чуть мотнул головой.

– Гера это Герман? – продолжила разговор моя спутница, – ваши родители что, «Пиковую даму» любили?

– Ну, во-первых, там был немец Германн, с двумя «н» на конце, во-вторых, это была его фамилия, а не имя. Кстати, имя его писатель так и не указал. Ну а в-третьих, я рад, что сижу рядом с молодой красивой девушкой, которая читала Пушкина, ну или хотя бы слышала о нем!

Ева надула губки. Видимо, природная воспитанность не давала ей возможность ответить на мое хамство, и она произнесла чуть заплетающимся языком, стараясь чеканить слова:

– Не знаю, как в оригинале, но в опере Чайковского в либретто, он с одним «н», а вот то, что это фамилия я, честно говоря, не знала.

– Снимаю шляпу! Гера – практически моё второе имя и, по совместительству уменьшительное от Георгий. Родители хотели назвать меня Герман, но дедушки и бабушки взбунтовались.

– А мне имя Герман нравиться!

– Мне тоже, но уж как назвали, так назвали. Причем, как выяснилось Герман имя почти русское. В древней Руси «предки» Германов были Ерманы, или Ермаки. А вы что оперу любите?

– Ой, это длинная история! У меня все в семье деятели культуры. Пойдемте Ерман, смотреть на маяк!

Ева схватила меня за руку, как ребенок берет родителя, и потащила в сторону входа в башню. Вьетнамец, дремавший на входе, долго упирался, что-то лепетал, но капитулировал при виде сто тысячной купюры, пропуская нас в чрево маяка.

Продолжая держаться за руки, мы поднялись по извилистой лестнице на самый верх, в световую камеру. Отсюда открывалась завораживающая панорама спящего города. Пока моя спутница любовалась ночными красотами, я, воспользовавшись прекрасным освещением, принялся ее рассматривать. Ева была спортивно пропорционально сложена. Длинные серферские шорты зрительно укорачивали ее ноги, но если бы на ногах вместо шлепок были туфли на каблуке, а вместо шорт короткая юбка, она выглядела бы определенно красавицей. Светло русые волосы выгорели под экваториальным солнцем, и поэтому, Ева смотрелась почти блондиночкой. Под опаленными ресничками, которые забыли, что такое тушь, блестели веселые, постоянно бегающие глаза. Чуть вздернутый обгоревший нос придавал лицу легкомысленное, по-детски непосредственное выражение. Кипельно белая майка, одетая на голое тело, бессовестно обтягивала небольшую грудь, удивительно правильной формы.

– Ну что, пошли? – произнесла моя юная знакомая.

Я повиновался. Мы спустились и встретили у дверей нашу тусовку. Народ тоже хотел подняться на маяк, но охранник их пускать отказывался. Поступило предложение переместиться на другую сторону горы. Там была еще одна площадка, которая открывала прекрасный вид на ночную бухту со стороны городской набережной. Мне захотелось отделиться, увести Еву куда-нибудь подальше, чтобы остаться с ней наедине. Хотелось любви и близости с этой милой молодой девушкой. Но увы, и эту ночь мне суждено было провести в одиночестве.

Напитавшись ночными видами и остатками мексиканского самогона, всем разом захотелось чего-нибудь горяченького. Несмотря на то, что после двенадцати жизнь в Вунг Тау замирала, в центре города было несколько мест, где круглосуточно продавался знаменитый на весь мир суп «Фо».

Ева прыгнула на чей-то скутер и унеслась в темноту. Я остался один на один с ночным городом. Сердце опять защемило. Накатила грусть и безнадега. Мысли полетели на родину, где была жена и Алена.

Весь следующий день, с раннего утра до позднего вечера я провел на берегу в надежде еще раз увидеть Еву, но увы, чуда не случилось. Она исчезла из моей жизни так же внезапно, как и появилась. Спустя сутки, один из участников ночного заезда на маяк рассказал мне, что Ева с подругой уехала в Муйне и больше в Вунг Тау не вернется.

Глава 21. «Красные фонари»

Я уже отмечал, что Вунг Тау, как любой портовый город, изобиловал борделями и барами с консумацией.

Туристы, желающие посмотреть «настоящую Азию», постоянно просили меня показать им эти заведения, и поэтому, я хорошо ориентировался в окружающем мире продажной любви.

Большинство «заведений» маскировалось под массажные салоны, которые были на каждом углу. Обычная нелегальная «массажница» представляла собой небольшое помещение, разбитое перегородками на максимальное количество кабинок, в которых еле умещалась кровать. Если встать на носочки, то можно было рассмотреть, что делается в соседней кабинке. Но были и салоны «премиум» класса. В них девушки были симпатичнее и дороже, а комнаты больше и опрятнее.

Те, кто бывали в Юго-восточной Азии, знают, что в таких местах массажистки эксплуатируют определенные точки, при стимуляции которых, даже у мужчин, имеющих определенные проблемы, плоть пробуждается. Я заметил, что во время массажа они уделяют особое внимание внутренней стороне бедра, но где именно надавливают так и не понял.

Обычно, все происходит примерно так. Вначале вас для порядка немного помассируют, затем потихоньку, вроде невзначай, начинают давить на нужные точки. У большинства возникает законное желание «продолжить» и «зайти чуть дальше». Но еще до того, как вы открыли рот, чтобы спросить «можно ли…», вам уже идут навстречу и предлагают удовлетворение, обычно в «устной» форме, но за отдельное вознаграждение. Именно эта плата и составляет основной доход таких заведений. Зная эту методу, даже в обморочно пьяном состоянии приходя в «массажные», я с порога сообщал: «Масса – тот, бэби ням ням – хом тот!». Если перевести эту мешанину английского и вьетнамского, то звучит это примерно так: «массаж – хорошо, минет – плохо». Кто научил вьетнамок называть оральный секс «бэби ням ням» для меня осталось загадкой.

Получать «любовь» в таких местах мне не позволяли принципы, но туристы, вкусившие продажный плод, говорили, что вьетнамские королевы полутьмы гораздо душевнее, чем наши блудницы. В чем выражалась их душевность, за все эти годы мне так и не удалось понять.

Внешне это были обычные девушки. От вьетнамок, ходивших по улицам, их отличал только вызывающий наряд и принципы. В большинстве своем, носили они, короткие трикотажные платья ярких цветов. Грудь практически у всех азиаток маленькая и поэтому отсутствие хорошего бюста компенсировалось поролоновой имитацией. Некоторые наклеивали ресницы и от этого были похожи на маленькие фарфоровые куклы. Туфли на платформе и большом каблуке они снимали при первой возможности, меняя их на удобные шлепки.

Во время очередного экскурсионного тура по таким местам произошел комичный случай.

Трое друзей предпенсионного возраста из Южно-Сахалинска попросили показать им «хорошее» заведение с «плохими» девочками. В благодарность дальневосточные друзья подарили мне огромную банку красной икры.

Я эскортировал гостей в старейший отель нашего города, при котором находился известный массажный салон, где «делали всё»! Тут были и «традиции» и чистота, потому как стены этого борделя помнили еще американских вояк.

Два друга быстро выбрали себе массажисток, а вот третий, седовласый ворчун, перебирал и сомневался.

– Георгий, а там точно будет все нормально? А это не дорого? А сколько ей нужно после этого дать этих ваших вьетнамских фантиков? А я ничего там не подхвачу? А ты меня не бросишь?

Странная логика: «А я там ничего не подхвачу?». Конечно «подхватишь»! Рано или поздно это случится. Хочешь быть уверен на сто процентов, сиди дома, будь верен жене и не рыпайся.

Конечно, можно было рассказать, о том какая «зараза» присутствует в такого рода заведениях, но я решил не травмировать психику стареющего искателя приключений.

– Все будет нормально! – соврал я, – расслабляйся Петрович! Дашь ей двести тысяч и все!

– Георгий, только ты меня дождись, пожалуйста.

– Хорошо дождусь, – пообещал я, несмотря на поздний час.

Петровича завели в первую от входа кабинку и по моей просьбе предоставили ему самую красивую и искусную девушку, имеющуюся в наличии на тот момент.

Тонкие стены сделали меня свидетелем сакраментальной фразы, которая до сих пор вызывает улыбку.

Как и положено, клиента раздели и помыли. Затем, немного помассировали. Кровь прилила к нужным местам. Дальше последовало основное действие. В момент наивысшего наслаждения, которое наступило достаточно быстро, Петрович заорал: «Ой, ёй, как хорошо! Люблю, наверно женюсь!».

Вьетнамка администратор, спросила всё ли хорошо. Я перевел. Она засмеялась.

Через пять минут вышел Петрович, светящийся как новогодняя елка, и сообщил, что подобного возбуждения он не испытывал со времен перестройки.

Помимо «массажниц», и туристы, и местные экспаты, любили пройтись по барам продажной направленности. Самым крупным заведением «с девочками», был «Красный попугай». Там работало более тридцати молодых девушек, которые окружали тебя любовью и заботой с первой секунды твоего появления. Основной принцип их работы заключался, не в предоставлении интим услуг, а в выкачивании из тебя денег на алкоголь. Заказывая выпивку гостям, девушки уговаривали купить им чего-нибудь выпить. Обычно это были коктейли с замысловатыми названиями, которые в действительности оказывались сладкой подкрашенной газировкой. Однако, стоила эта «газировка», как двадцатилетний виски. Завсегдатаи таких баров знали эти уловки, и поэтому, наливали девочкам из своего стакана. «Куклы» морщились, но пили.

Многие «консуматорши» конечно наглели, но в основном обстановка была веселая и непринужденная. Мужчинам нравилось ощущать себя местечковыми властелинами душ, напиваясь в компании смазливых мордашек.

Девушки давали подержать себя за талию или ниже, но не более. Если ты хотел большего, то нужно было заплатить астрономическую неустойку заведению, якобы за упущенную выгоду, и отвести девушку в ближайшую гостиницу. Но на это соглашались далеко не все работницы.

Ближе к полночи, в таких заведениях, предлагалась «промо-акция» – если купишь две бутылки виски, то девочки для тебя станцуют. Туристы, опьянённые атмосферой, велись на подобные предложения, но увы их ждало разочарование. Вьетнамки залезали на небольшой подиум с шестом и исполняли целомудренный танец. Движения их были просты и не замысловаты. Максимум, что они позволяли себе – это чуть задрать юбку. В разных местах я наблюдал за танцами местных девушек и прошел к выводу, что танцевать вьетнамки совершенно не умеют.

Однажды я стал свидетелем дуэли «принципы против денег». В «Красный попугай» меня затащил хороший знакомый. Он заработал денег и после тридцати дней вахты в море жаждал развлечений. Изрядно выпив, товарищ пристал к одной из девочек с просьбой показать грудь. Работница алкогольного «развода», вежливо по-английски сообщила, что начальство не разрешает им обнажаться. Друг не унимался. Мне было понятно, почему его выбор пал именно на эту девушку. Я часто видел ее в «попугае» и про себя называл «Дикарка». Она не была похожа на обычную вьетнамку. В ней было что-то индонезийское или малайское. Большие глаза, острые скулы, волевой подбородок. Темная кожа. Взгляд был дерзкий и немного отталкивающий. Неповторимость придавал немного испорченный нос. Одна ноздря была чуть порвана. Видимо, у девушки была «веселая» юность. Одета она была просто, но возбуждающе. Короткая узкая юбка, обтягивала маленький мускулистый зад, а короткий топик, еле прикрывал небольшую остроконечную грудь. Бюстгальтер, в отличие от всех остальных, она не носила.

Началась торговля. Друг предложил двадцать долларов за секундный топлес. Эта сумма никак не заинтересовала Дикарку. Пятьдесят долларов – ответ: «No»! Друг завелся, как игрок в казино. Пятьдесят долларов – это миллион донгов. На эти деньги можно было снять номер в отеле и девочку с улицы на ночь. Ставки пошли вверх. Восемьдесят долларов! Опять нет! Дикарка смотрит на меня, смотрит на моего друга и не может понять, чего это мы именно к ней прицепились. Вокруг собрались девушки, готовые показать все и за меньшие деньги. Но нам была интересна именно ее неприступность и независимость. Когда же она сломается? Друг огласил последнюю цифру – сто долларов! Это два миллиона в местной валюте. При хорошем раскладе и экономии обычной вьетнамке можно месяц не работать. Дикарка отошла и села на красный кожаный диван. Мы с другом хлебнули вискаря. Через минуту девушка вернулась за наш столик. «Ок!» – сказала она твердым голосом.

После совещания, подружки-консуматорши организовали у стенки небольшой кружок, так чтобы ни посетители, ни бармен-надсмотрщик не увидели, что там делается. Мы подошли к живой изгороди. Дикарка стала в центр и с гордым видом скинула топик, обнажив миниатюрную, ничем не приметную азиатскую грудь. Прошло две секунды, топик вернулся на место. Сто долларов нашли нового хозяина. Я посмотрел на друга, он сиял.

– Ну и что ты нового там увидел? – спросил я.

– Я ее сделал! – гордо ответил он.

– Да нет дорогой, это она сделала тебя, – резюмировал я.

Мы оба засмеялись!

Глава 22. «Миллионерская дочь»

За время жизни моего самоизгнания из России, мне приходилось встречать много представительниц прекрасного пола. Все они были неповторимые и, наверное, каждая из них, заслуживает отдельной главы. Но была одна, которая так взволновала меня, что я на какое-то время забыл про всех и вся, включая Алену.

Во Вьетнаме обменяв сто долларов можно стать миллионером, в России рублевый миллион чуть больше, но этой цифрой уже никого не удивишь. А вот долларовые миллионеры все еще вызывают восхищение и интерес фискальных органов, в первую очередь потому, что мало кто заработал такие деньги честным путем. Но это мое повествование не о миллионах или миллионерах, а о встрече или, правильнее сказать, о романе с дочерью русского долларового миллионера.

В один из дней я, как обычно, приехал утром в бар проконтролировать своих сотрудников. Бармен, инструктор по серфингу, садовник и электрик-разнорабочий вышли на работу вовремя, без всяких приключений. Такое случалось не часто, потому как «кворум» был далеко не каждый день. Еще пару дней назад, в шесть утра, позвонил сторож и на вьетнамском языке сообщил, что случилась беда. Через полчаса выяснилось, что наш бармен Леночка «напродолжалась» так, что такси привезло её обездвиженное тело под утро неизвестно откуда. Таксист подобрал её другой стороне острова, «вдрызг» пьяную. Поездка длилась больше часа, потому как пассажирка постоянно вырубалась и не могла внятно объяснить куда ехать. Путешествие закончилось, только когда Леночка случайно увидела за окном автомобиля знакомый пейзаж и промычала: «Здесь», указывая на бар на берегу. Рассчитаться пришлось мне так как, ни денег, ни трусов у девушки не было.

За день до этого, не вышел на работу инструктор по серфингу. Причина была более чем уважительная, так как «до утра они кого-то провожали в Муйне». Несмотря на моё возмущение, русский персонал продолжал напиваться, а «хозяева» на все это закрывали глаза, потому как каждая пьянка приносила прибыль, а в нашей организации ни туризм, ни обучение кайтсерфингу не давало столько денег, сколько давал бар.

Обрадовавшись, что сегодня все на месте, я решил искупаться, но у кромки воды столкнулся с двумя русскими девушками. Одна из них была жена Леши, вторую барышню видел впервые. Рядом с ними бегали два белобрысых мальчугана, которые были похожи друг на друга, как две капли воды. Причем один из них был сын Леши, а второго «брата близнеца» я никогда не видел. В голове невольно мелькнул сценарий индийского фильма, в котором братьев разлучили в роддоме и вот они встретились во Вьетнаме.

– Привет Свет! Здравствуйте прекрасная незнакомка, – бодренько поприветствовал я девушек.

– А я что, не прекрасная? – игриво спросила жена Леши.

– Светик, конечно, ты «прекрасна как морской рассвет» – начал я, но меня перебили.

– Познакомься, это Наташа. Она практически местная, так что «помогать ей посмотреть окрестности» и «свозить на маяк», предлагать не стоит, – предупредила жена моего начальника.

– Очень приятно, Георгий, – молвил я чуть растерянно.

В этот момент я поймал на себе брезгливый взгляд незнакомки. Удивительно, но я еще ничего не сделал ей плохого, а она уже смотрела на меня с отвращением. Ну да я некрасивый, не высокий, «на мне узоров нет, и цветы не растут», но неужели я до такой степени противный и отталкивающий?

Ощущение было такое, что девушка взяла в руки банку с медом, которая оказалась по краям липкая. Все её естество мгновенно возмутилось этой липкостью и тем, что опять ей придется мыть руки. Наверно это не слишком точное описание увиденного мной выражения лица. Для правдоподобности стоит прибавить еще какой-нибудь раздражающий фактор, например большую зеленую муху, которая кружит над медом.

Почувствовав себя липким и назойливым «мухо-мёдом», я попрощался и поплыл на глубину, чтоб смыть неприятные ощущения от утренней встречи.

Шел третий месяц моего пребывания во Вьетнаме. За это время я пытался пристать к какой-либо особи женского пола, но все мои потуги заканчивались ничем. В первую очередь потому, что с вьетнамками я принципиально связываться не хотел, а русских девушек в Вунг Тау было не так немного. Из-за такого дефицита, на каждую заезжую туристку был конкурс, как в институт международных отношений – на одно «девушко-место» десять желающих. А желающие, в большинстве своем, были либо молодые и красивые, либо богатые, нечета мне. Поэтому, конкурировать было сложно.

Основная добыча доставалась инструкторам по серфингу, молодым парням с кубиками на животе в приспущенных шортах, одетых на голое тело. Они, одни из первых, видели приезжающих, но избалованные женским полом, бросались далеко не на каждую девицу, отдавая предпочтение только юным персонам модельной внешности. Следующими соискателями на женские тела были местные работники нефтяной отрасли. В русско-вьетнамском предприятии, находящемся в нашем городе, работало около тысячи россиян и некоторые представители сильного, но неверного пола, бросив дома жен и детей, искали приключений в нашем баре. В городе они прекрасно ориентировались, а денег у них было в разы больше чем у остальных конкурентов.

Замыкали тройку претендентов на одноразовую любовь туристы, которые приехали без своих половин. Обычно их было не много. В большинстве своем это были мужчины «за пятьдесят», группами по два-три человека. Потребляя ежедневно все спиртосодержащее подряд, под вечер они бросались на любую женскую особь, невзирая на внешность и возраст.

Представьте такую картину, приходит в русский бар девушка или женщина, а конкуренции ноль. Вокруг пьяные, на всё готовые мужички.

Разнообразием прологов девушек не баловали. Обычно вся завязка держалась на двух фразах: «Девушка можно я Вас угощу?». А через пять коктейлей или кружек пива: «Давайте съездим на маяк, полюбоваться ночным городом!». Находясь на берегу океана, под пальмами и красивым звездным небом, этого было достаточно. В большинстве своем, девушки на все соглашались.

Одним словом, если какой-либо представительнице прекрасного пола нужно поднять свою самооценку, то ей следует приехать в Вунг Тау. Вечером прийти в русский бар и заказать чашечку кофе. В течение вечера «пять подходов к телу» будет гарантированно. А уж с кем «продолжить», решать вам.

Подруга жены Леши, видимо знала всю эту «кухню» и поэтому, особенно брезгливо относилась к любым проявлениям познакомиться для романа на одну ночь.

На следующий день, вечером я опять встретился с Наташей и Светой, но теперь уже в баре. Во избежание очередной психологической микротравмы, разговаривать с ними не хотелось, но общение все же состоялось. Девушки подсели ко мне, потому как почти все места у стойки были заняты, и жена Леши с нотками зловредности в голосе произнесла:

– Ну что Гера, нашел сегодня кого-нибудь для поездки на маяк?

– Нет не нашел Светочка, разве что с тобой прокатиться? – съязвил я.

– Я не против. Сейчас выпью пару бокальчиков пивка и вперед.

С момента, как меня назначили директором компании, которую до этого возглавляла жена Леши, Света, то выплескивала желчь в мою сторону, то делала пространные намеки. Возможно, это была провокация, чтобы скомпрометировать меня в глазах супруга, а может, ей нужна была очередная жертва своей распущенности. Но я делал вид, что ничего не понимаю.

Наташа, в момент нашего «обмена любезностями», потягивала кокосовый коктейль, рассматривая окружающих.

Подошли знакомые итальянцы и жена Леши выскочила им на встречу, оставив меня наедине с подругой.

– А вы знаете, что коктейль, который вы сейчас пьете, придумал я? Точнее сказать смастерил «Пина коладу» из местных продуктов.

Девушка посмотрела на меня с некоторым интересом, но ничего не ответила.

– Там кокосовая сгущенка взбита с сахаром, а еще есть рисовая водка и лед.

– Я люблю лед, – вдруг как-то невпопад произнесла скупая на фразы собеседница.

– Наташ, вы не думайте, пожалуйста, обо мне плохо. Ваша подруга все утрирует, – произнес я, пытаясь реабилитироваться за то, что еще не совершал.

– А где находится Большая Медведица? В той стороне? – сказала моя визави, поменяв вектор разговора и показав рукой в сторону юга.

Стоит отметить, что меня приятно ошарашил тембр ее голоса. По моему твердому убеждению, голос это один из тех факторов, который либо располагает одного человека к другому, либо вызывает мгновенную антипатию. Несмотря на достаточно серьезный внешний вид, «звучала» Наташа как ребенок. Ее голос был похож на что-то среднее между тембром Мамонтенка, ищущего маму и Вовки из «тридевятого королевства», чуть простывшего и говорящего «в нос». С таким тембром она могла бы озвучить любого мультяшного персонажа.

– Медведица находится в другой стороне! – возразил я.

– Нет! Давай выйдем на берег, и я тебе покажу, – предложила Наташа, сразу перейдя на «ты».

– Окай!

В этот вечер был отлив, и вода, освободив большую часть песчаного пляжа, отползла от берега на приличное расстояние. Огромная, красно-желтая луна выглянула из-за горизонта, осветив обнажившееся дно океана. Возникло ощущение, что наш путь лежит из оазиса в пустыню.

Пройдя метров сто, мы остановились и принялись разглядывать звездное небо.

Надо сказать, что на экваторе совсем другое расположение созвездий. Там все перевернуто с ног на голову, в прямом, а не переносном смысле. Те кто были в этих местах, наверное, обращали внимание на своеобразное положение месяца. «Большая медведица» не была исключением.

– Я видела ее там, просто сейчас не видно, – не унималась любительница льда и созвездий. – Спорим?

Из школьного курса астрономии я твердо помнил, что «Большая медведица» созвездие северного полушария, а Наташа указывала на юг. Возможно, она перепутала яркий пояс Ориона с двумя яркими звездами «медведицы», а может вообще забыла, как выглядит это созвездие.

Моих знаний хватало, чтоб без опасений заключить пари. Где здесь находился север, я знал точно.

– На что будем спорить? – начал я уверенно.

– Не знаю. Предлагай.

– Предлагаю. На желание. Желание любое, без всякой конкретики.

– Договорились!

В этот вечер на небе была легкая дымка, и не все созвездия просматривались хорошо. Вдобавок, пылающий огнями город делал свою «засветку» общей картины, поэтому пришлось прибегнуть к современным технологиям. Достав из кармана смартфон, я включил программу, которая с помощью камеры обозначала на экране точную карту созвездий, включая перевернутую вверх ногами «Большую медведицу». Наташу такое доказательство не устроило.

– Когда я сама увижу на небе «медведицу», тогда вопрос будет закрытым, – отрезала она.

– Но тогда нам придется, еще раз встретится?

– А почему нет? Тебе еще желание выполнять.

Мы вернулись в бар, где Наташу уже ждала подруга с горячими итальянскими парнями. Я отошел в сторону, чтобы не мешать, и направился на веранду, с надеждой посидеть в одиночестве, но меня поймал за руку новый друг и товарищ Сережа Басецкий. Басецкий был один из тех представителей местной русской тусовки, с кем всегда хотелось общаться. Это был образованный питерский парень, из профессорской семьи. В России его, возможно, ждала карьера, но он, закончив «макаровку», уехал из дома в поисках приключений. Работал в Бирме, Сингапуре, Малайзии, а теперь остановился во Вьетнаме.

У каждого из людей, комфортно чувствующих себя в Азии, есть свой «пунктик», то есть какая-то причина, по которой хотелось здесь жить. Серферам нравился ветер и волна, алкоголикам дешевый алкоголь, жителям дальнего востока палящее солнце, ну и конечно дешевый алкоголь. У Басецкого «пунктик» заключался в привязанности к азиаткам. В любой стране этого региона, где он работал, он заводил роман, который всегда чуть не заканчивался женитьбой. В его списке были все, от бирманок до китаянок, включая даже одну девушку из Монголии, которую он случайно встретил в Сингапуре. Но его кипучая и ненасытная натура не могла ни на ком остановиться. Одним словом, он был в перманентном поиске идеальной спутницы жизни азиатской наружности.

– Привет Гера! Я смотрю, ты времени не теряешь! – начал Басецкий.

– Ты о чем? – ответил я, искренне не понимая предмет разговора.

– С Майской зажигаешь?

– Какой Майской?

– Наташей Майской!

– А, Наташей? Подружкой Светки? Не знал, что она Майская. Мы просто звездами ходили любоваться.

В русском баре считалось, что если парочка отошла от стойки в темноту, в сторону воды, то там происходят обязательно какие-то непристойности. В большинстве случаев так оно и было, но не в этот раз и не с нами.

– Звездами? Гера, не смеши меня. Ты кстати знаешь кто у нее папа?

– Нет.

– Ты серьезно не знаешь кто у нее папа?

– Нет.

– Про «Сашу Мурманского» слышал? В «девяностые» был известный «авторитет», он еще с «солнцевскими» воевал, когда те в Мурманске что-то отжимали.

– Кажется, что-то слышал. А что?

– Это ее папа! Говорят, когда в «нулевые» началась «чистка», компетентные органы намекнули ему, что Россию нужно покинуть, иначе «кирдык». Он вначале свалил в Тай, но пожив там немного, переехал сюда. Хорошо устроился, женился на вьетнамке. Через пару лет в среднем Вьетнаме построил завод по переработке местного перца, а на севере занялся отправкой консервированных огурчиков во «Владик». Долларовый миллионер! Причем все легально, правда, официально бизнесом владеет вьетнамская жена. А Наташа его любимая доча. Так что, в правильном направлении работаешь.